Недавно от одной своей знакомой услышала: — Ты помнишь, в нашем детстве нам все время показывали каких-то многоуважаемых, знаменитых, героических людей, и журналисты непременно задавали им вопрос: «А если бы вам пришлось начать свою жизнь сначала?…» И они столь же непременно и твердо отвечали: «Я бы прожил ее так же»? Наверное, я не вправе говорить, что не верю этим людям, по крайней мере, подобным их заявлениям: может быть, эти люди — герои войны и труда, как тогда говорили — просто были не такими, как я, лучше меня изначально…
Но мне (продолжала моя знакомая) очень, очень хочется начать сначала. Вернуться в 16-18 лет — и прожить свою жизнь совсем не так, как я ее прожила. Избежать массы ошибок, вовремя справиться с массой заблуждений, слабостей и недостатков, использовать все свои неиспользованные возможности… Мне прямо-таки навязчиво кажется, что это реально: я с трудом себя одергиваю и напоминаю себе, что у нас нет права на черновик. Но тут же приходит вопрос: почему же так… немилосердно? Ведь ни один нормальный учитель не требует от ученика, чтобы он писал все сразу набело, напротив, поощряет использование черновиков. Почему же Бог не дает нам возможности… всё переписать?
Рассуждения моей знакомой перекликаются, конечно, с моими. Более того: мне тоже навязчиво мерещится некая «беловая жизнь», которая якобы где-то для меня есть. И я объясняю себе — и ей заодно, насколько могу — что жизнь не бывает черновой, ненастоящей, предварительной. Если она дана, если уж она пошла — значит, все в ней всерьез, всё решается здесь и сейчас; каждый наш шаг становится необратимой и неотменимой реальностью. Мы каждую минуту делаем выбор на самом деле — сознательный или бессознательный, но выбор внутреннего и, как следствие, внешнего движения: к Богу или от Него. И, может быть, потому-то и не нужен нам черновик, что никто у нас не отнимает этой свободы — в том числе и свободы раскаяния. А раскаяние — это ведь не просто сожаление о чем-то, чего уже не исправишь. Раскаяние — это каждый раз подъем на следующую ступеньку, пусть только одну, пусть не такую уж высокую. Раскаяние творит плод, вспомните — «…сотворите же достойный плод покаяния» (Мф.3,8 — проповедь Иоанна Предтечи). Оно превращает наши ошибки, слабости и падения — следствие греховности — в наше преимущество, в необходимый опыт, даже в стартовый капитал: нам есть от чего идти дальше. И времени у нас на самом деле вовсе не так уж мало…
Бирюкова Марина