- Санкт-Петербургская Духовная Академия - https://old.spbda.ru -

Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай. Самая хорошая ошибка

Сегодня технологии повсюду, жизнь каждый день предлагает нам немыслимые доселе вещи, притом часто взаимоисключающие. Например, развиваются технологии, совершенствующие контрацепцию – незачатие. Там, где природа создала бы жизнь, технология вмешивается со своей претензией: «Нет, это контролирую я! Жизнь будет, если захочу я!» Существует и обратное явление: где имеется проблема с рождаемостью, технология снова вмешивается: «Я создам плодовитость. И не только ее, но и саму жизнь! Я могу не только улучшить здоровье эмбриона посредством хирургического вмешательства или иным способом, но и изменить генетические характеристики плода!» У технологии имеются такие претензии, потому что само общество хочет этого, общественное мнение хочет этого, наука хочет этого – все считают, что всё это очень хорошо. А почему? Научное знание может обернуться тиранией – посмотрите, какие дилеммы ставит перед родителями возможность прервать беременность в любой момент. Современные средства диагностики отслеживают развитие плода на разных этапах беременности. Люди идут к врачу, а он им говорит: – Мы провели тест, и у вашего ребенка, вероятно, будет синдром Дауна. – Синдром Дауна?! – Да. – Вы уверены? – Скорее всего, это так. Сохраните плод еще на месяц, мы проведем и другие наблюдения и скажем точнее, с какой вероятностью. Спустя известное время врач говорит: – Сейчас у нас есть некоторые надежды. – Но, доктор, вы же раньше говорили, чтобы я сделала аборт! А какой была вероятность? – 30% за то, что синдрома нет, а сейчас 50%. Вот так и начинается тирания знания. «Зачем мне надо было это знать, и что нам теперь делать?» – недоумевают многие родители. А если ребенок родится с синдромом Дауна, то кто может сказать, что ему плохо будет житься на этом свете? А что ему? Он же исключительная личность. У нас в Аттике, в митрополии, было трое таких детишек, они помогали при храме. Это были невероятные дети! Однако если у ребенка болезнь Хантингтона, то это будет означать, что он буквально будет деградировать. И наука услужливо предлагает тебе решение: – Да сделайте вы аборт, и всё тут. Так не живут! Неужели тебе, отче, так хочется увидеть, чтобы человек так жил и страдал?
Давайте быть честными: вы бы убили ребенка, если бы он родился больным?
Нет, конечно же, я не хочу видеть никого живущим таким образом. Но я не хотел бы также, чтобы хоть один человек был уничтожен, прежде чем ему дадут возможность жить. И, кроме того, давайте быть честными: то, что вы делаете с ребенком на 6-м месяце беременности, вы бы сделали на 6-й день после его рождения? Нет, не сделали бы. Почему же мы делаем вид, будто не понимаем этого? К нам, бывает, приходят супруги, у которых между собой разногласия: один хочет сохранить ребенка, а другой – сделать аборт. Бывает, один другому угрожает: – Если сохранишь его, мы разведемся! И тогда они идут к духовнику в надежде разрешить проблему. Это действительно трудно. Однажды пришел молодой человек со своим тестем – их направил духовник. Этот молодой человек хотел стать священником. Но тогда он сказал мне так: – Владыко, вы будете отговаривать меня, но я просто хочу, чтобы вы знали: моя жена беременна, ее осмотрели и сказали, что ребенок будет инвалидом. Мы просто с ума сошли после этого. Но решили, владыко: мы сделаем аборт! Я знаю, что это грех. Знаю, что лишусь священства навсегда. Я всё знаю, но я не могу, отче, я не могу! – Понимаю. Я больше ничего не сказал. – И вы мне не скажете ничего? – А что мне сказать? – Скажите что-нибудь! Я сказал ему: – Ну вот посмотри! Зачем ты пришел? Сказать мне, что не выдерживаешь этого? Или чтобы я сказал: «Не делайте аборта»? Я не верю ни в то, ни в другое. Или ты, конечно же, хочешь, чтобы я сказал тебе что-нибудь и ты так сильно не обременял бы свою совесть? – Да, это так. Но я знаю также, что вы ученый. – Это сейчас не имеет никакого значения: я ничего не могу сделать для тебя как ученый. Его тесть только сидел и плакал. Жена ждала их. Она не пришла, чтобы я ее не разубедил. А у меня сердце разрывалось, это же нелегко… Как мне наступить на свое сердце и дать им совет: «Поступите вот так вот»! Ведь тогда люди не выдержали бы. Но я не мог и сказать им: «Сделайте аборт!» Поэтому я сказал им: – А знаете, какие ошибки самые хорошие? Те, которые совершают ученые! Мне больше нечего сказать вам. Вы просто помолитесь и скажите: «Что даст нам Бог!» – Знаю, отче, то же самое сказал мне и духовник. – Сделай же так, как Бог тебя просветит.

Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай

Они ушли. И вот прошло известное время. Они так больше и не пришли. Я был уверен, что они сделали аборт. Но они тогда вернулись домой, и жена сказала: – Я не могу сделать этого! Пускай родится, какой бы он ни был! Я не могу, я сама себя возненавижу! Пусть лучше будет такой ребенок, который будет нас смирять, он по меньшей мере будет вызывать в нас благие помыслы. И вот ребенок родился совершенно здоровым. Что произошло, мы так и не знаем. Просто я хочу сказать, что у науки имеется определенное значение, но очень хорошо, чтобы его опровергали. Особенно когда опровергается такая система, где врач всезнающ и с легкостью превращает вероятность в уверенность, а Бог остается вне поля зрения. Вы знаете, что среди наших обязанностей как духовников есть и эта – так воспитывать супругов, чтобы развивать в них веру, провоцировать веру. Я не могу сказать, что ребенок не родится больным, может случиться и это, к несчастью, но самое главное в данном случае не то, чтобы люди получили здоровое дитя, а чтобы Бог родился в их сердцах здравым образом. К нам приходят также супруги, у которых целые годы подряд нет детей, а они очень сильно хотят их. Разве это не естественное человеческое желание? Вы семейные люди, вы знаете это: когда есть дети, дом становится полон, меняется жизнь, преображаются отношения, утихает помысл. Мы, как духовники, могли бы дать благословение, когда речь заходит об искусственном оплодотворении, но когда человек приходит к нам, нельзя, чтобы мы принимали решение вместо него. Однако мы должны поговорить с ним: помимо того, чтобы дать ему одобрение на искусственное оплодотворение (и на духовное оплодотворение тоже), – поговорить с ним о том, что в обществе, в котором мы хотим всё вогнать в симметрию научной прочности, у Бога есть Свои способы действования.
Вымоленные дети – это знамения. 22 года ожидания и вдруг – хоп! А врачи говорили, что супруги бесплодны
Вымоленные дети – это знамения. На исповеди обратите внимание на детей, родившихся по обету и носящих имена таких святых: Нектарий, Арсений, Ефрем, Лука. Я видел невероятные вещи у таких детей, они – плод горячих молитв. Не все могут быть такими, но я говорю вам о детях, которых видел. У таких детей имеется молитвенный покров. Знаю о 53 детях, родившихся вопреки уверению врачей, что родители их бесплодны. Им сказали это после обследований и длительной – от 4 до 22 лет – совместной бездетной жизни. Когда мы рассказываем об этом или читаем в житиях святых, то всё выглядит так просто. 22 года ожидания и вдруг – хоп! А сейчас мы их причащаем, они ходят в церковь. Вот и сейчас у нас две женщины беременны, одна после 13 лет ожидания, и другая тоже после долгих лет бесплодия. И они не слишком церковны, но имеют веру. Бывает, что приходит церковный человек и негодует: – Отче, ну почему Бог не дает мне ребенка? Я христианин, разве я не угождаю Ему? Так почему же? Неужели ты всерьез думаешь, что если ты слушаешь церковное радио, то ты уже христианин? Бог судит не так. Или приходит женщина с обнаженными плечами и говорит: – Отче, я очень грешна, и поэтому Бог не дает мне ребеночка. Вы можете прочитать надо мной молитву? Это реальный пример – вскоре у нее родились близнецы, в Патре. Прекрасный мир Бога превосходит наш ум. Мы должны раскрыть людям смысл их существования, применяя в Церкви икономию. Не одна акривия представляет собой путь, существует еще и икономия. Но ее применение должно быть смиренным, красивым. Возникнут и другие проблемы, с которыми люди всё чаще будут обращаться к вам, духовникам. С развитием изучения стволовых клеток многие люди будут спрашивать вас, можно ли им сохранить амниотическую жидкость1 (то есть стволовые клетки). При рождении младенца врачи могут сохранить кровь из пуповины, чтобы использовать стволовые клетки, имеющиеся в ней, в будущем, если появится вдруг какое-нибудь серьезное заболевание. Проблемы нравственного характера здесь нет, по-моему, в том смысле, чтобы эти клетки были законченным в своей идентичности человеком. Однако проблема заключается в том, что здесь встает вопрос об огромном бизнесе, что порочно, когда речь идет о таинстве жизни. Объясню вам два момента. В Греции рождается около 100 000 человек в год. Если при каждых родах сделать это сохранение амниотической жидкости, по 2500 евро на человека, то это составит 250 миллионов евро в год. Это «неплохой бизнес». В Европе всего 24 частных банка для хранения пуповинной крови, в которой имеются стволовые клетки, за которые ты платишь, и 13 из них находятся в Греции и на Кипре. Во Франции нет ни одного. Там только государственные банки. В государственных что происходит? Там ты отдаешь эту кровь в банк, и она может попасть к кому угодно, тогда как в частных она хранится только для тебя. Несмотря на это, вероятность того, что стволовые клетки будут тобой использованы, учитывая современный уровень развития науки, исключительно мала. Поэтому даже национальная комиссия по биоэтике – не церковная, а та, что не связана с Церковью, – высказала возражения против массового введения этой практики. Поэтому когда к нам придет человек с таким вопросом, ты категорически не станешь рубить с плеча: «Это запрещено!» Просто объясните ему, что вероятность влить дополнительные деньги в чьи-то карманы очень велика, а, с другой стороны, вероятность использовать когда-нибудь эти клетки почти нулевая. А нравственной коллизии здесь нет: здесь встает вопрос не об эмбрионе, а о клетке. Огромной проблемой сегодня является желание установить полный контроль над рождаемостью – от зачатия, его вызывания или прерывания, до рождения ребенка и вмешательства в его будущее. Нам надо всегда иметь в виду настроенность людей. Вот пример из статистики университета Колорадо, собранной несколько лет тому назад. В одной анкете у людей спросили: «Если есть вероятность до самого рождения установить склонность ребенка к полноте в будущем, то вы прервали бы беременность?» И 11% ответили положительно. Это проявление мышления, когда желают рождения точно такого человека, какого нам хочется.
Человек подошел к своей кончине, и тут начинается: питание через зонд, катетеры… Такая жизнь – это жизнь?
Вспомним также о вопросах, связанных с окончанием жизни. Вот в какой-то семье человек тяжело болен, и его болезнь быстро прогрессирует. Мы, как родные, должны спросить себя: а какова наша ответственность за него? В какой-то момент ты начинаешь чувствовать, что ему просто не дают умереть. Вставляют катетеры, электроды, дают лекарства – человек собрался умирать, а происходит то, что происходит сегодня с нашей страной: она рушится, а мы силимся ее спасти. Человек подошел к своей кончине, и тут начинается питание через зонд, его кладут в отделение интенсивной терапии, а врачи говорят: – Как скажете! И в семье возникает огромная проблема: сохранять ли ему жизнь или нет? Эта жизнь – она жизнь или нет? Это та жизнь, которой желает Бог или которую навязывает технология? Огромный вопрос. Эта дилемма возникает постоянно, поэтому так часто и организуются круглые столы и дискуссии специалистов по данному вопросу. Сейчас опять будет такой круглый стол в афинской больнице Евангелизмос, в котором я буду принимать участие. Вы видите, как ученые, да и все люди, пытаются выкарабкаться из безысходности, которую создало широкое, безрассудное и чрезвычайно навязчивое употребление технологий в пограничных областях жизни и смерти? Эти проблемы порождают конфликты и кризисы в семьях. Люди не знают, что им делать. Они будут приходить и спрашивать, а мы, как духовники, должны быть очень внимательными в своих советах. И, наконец, еще одна очень важная вещь. Мы те, кому предстоит давать ответы на все эти вопросы. Мы можем сказать людям: «Как Бог просветит вас!» Но когда четко видим, что что-то есть, то давайте скажем им это: «Поступи вот так вот, лучше не брать на себя тяжесть». Но если что-либо выше наших сил, пусть люди сами решают, а затем и мы по совету своих духовников или нашего епископа посмотрим, как нам отнестись к их выбору. Наше пастырское попечение не призвано решать проблемы, как мы зачастую полагаем, но спасать и освящать людей, открывать им путь в Богу.

Митрополит Месогейский и Лавреотикийский Николай Перевела с болгарского Станка Косова

Православие.RU