Лет тому -надцать видел я в телевизионном окне интервью с ныне уже покойным академиком Панченко А.М. Он сидел в каком-то дворике, то ли московском, то ли питерском, и рассуждал вслух о многих вещах. В том числе – об огромности нашей страны. Не в бердяевском смысле: о влиянии необъятных просторов на широту русской души, – а по-бытовому: вы только представьте, какая она огромная – Россия! Человеку, никогда не бывшему за Уралом, не летевшему над Восточной Сибирью или не ехавшему сквозь нее сутками в поезде, трудно произнести с должным пониманием слово «Россия». И я сам из этих. Путешествовал привычно в рамках европейского птичьего двора, и никогда не случалось оказаться в таких местах, которые по площади соперничают с целым континентом, а по плотности населения – с полупустыней. И вот наконец сподобился.
Я был в Архангельске. Был наездом, as usually, даже наскоком. А если по способу передвижения, то налетом. Но все-таки был. Раньше ведь я что про те края знал? Только то, что в мультфильмах видел: «Смех и горе у Бела моря», «Морожены песни», «Поморская быль». А теперь хоть и мало, но сам у Двины постоял, на серое небо посмотрел, подумал… это один из тех городов, имя которого церковно по определению. Мы с детства слышали по радио, что «в Петропавловске- Камчатском полночь», а ведь не всякий понимал, что апостольские имена звучат по радио ежедневно. А еще есть в России город Златоуст, названный в честь самого великого и известного проповедника. Есть Благовещенск, названный в честь того Дня, когда Архангел сказал Деве: «Радуйся, Благодатная». Архангельск в этом же ряду. Имя городу дал монастырь в честь Небесного Архистратига. История воплощена в гербе, на котором Михаил с мечом в руке смиряет не умеющего смиряться Денницу.
«У нас крепостного права не было, – говорит мне по дороге из аэропорта встречавший священник. – И монголов у нас не было». Уже этих двух фактов довольно для понимания того, что народ здесь особый. Европейскую шутку здесь могут не понять, а если и поймут, то заливисто хохотать не будут. Не принято. Здесь были люди суровые и торговые. Белое море лентяев не кормит. Смельчаков кормит, и то не досыта. Вот когда торговля пошла, тогда, надо думать, хорошо было. Но нет такого «хорошо», которое испортить нельзя. Основав новую столицу на Балтике, Петр I смирил архангельцев тем, что запретил им торговать. Все потоки торговые перенаправил в новую столицу согласно сказанному: «Все флаги в гости будут к нам». Архангельск затих и присмирел. При Екатерине опять начал расправлять крылья, но уже не в прежнюю ширь. А в советские годы отсутствие крепостного права и монгольского ига компенсировалось с лихвой жестокостью советской власти.
За несколько поколений пропаганды воспитали людей так, что теперь нужны серьезные усилия для возвращения к молитве и церковной жизни суровых и простых северян«Мы горько шутим, – говорит всё тот же священник (удивительный во многих отношениях, кстати), – что большевики по алфавиту Церковь гнали. Нас, на букву “А”, взяли плотно в оборот. А вот в Ярославле почти ни одного храма не разрушили. Видно, по пути от “А” до “Я” силы кончились». Так или нет, а атеизм на Севере лютовал. Снесли всё, что успели и смогли. И за несколько поколений пропаганды воспитали людей так, что теперь нужны серьезные усилия для возвращения к молитве и церковной жизни суровых и простых северян. Парадокс, но спасению Церкви в этих краях послужили украинцы. В советские годы расселяясь по огромным просторам, многие выходцы из Закарпатья, с самих Карпат, с Волыни и проч. нашли здесь место служения. А Север таков, что, увидев его впервые, насторожишься. Подумаешь: скорей бы домой. А пожив чуток, уезжать не захочешь. Так многие говорят. Кстати, вся Россия такая. Это не нравится, то не нравится, здесь сурово, там неприветливо. А между тем сердце уже прикипело и влюбилось. И придет время уезжать – не захочешь. Так, думаю, было и у многих отцов, и у многих офицеров, и у многих моряков. Но родные места тоже не забудешь. Поэтому внимание многих к Украине приковано, и все спрашивают: «Как там? Что там? Почему такое случиться могло?» Архангельский собор – украшение города, взорванное большевиками, – восстанавливается. Здание епархиального училища, в котором провел несколько лет учебы Иоанн Кронштадтский, передано Церкви. Ради связи с праведным батюшкой и чтения, на которые я был приглашен, называются Иоанновскими. Неподалеку (по местным меркам), в Северодвинске, закладывают новые подводные крейсеры, от одного взгляда на которые, по словам очевидцев, душа трепещет от гордости за воскресающую Родину. А еще есть здесь то самое Верколье, где жил праведный отрок Артемий. И есть «Кемьска волость», которая так нужна была шведам и которую, по сюжету фильма об Иване Васильевиче, самозванец Бунша отдать им не смог. Вообще здесь всего много есть, поскольку территория области превышает территорию Франции. Но я там был недолго и видел мало. Видел заснеженные кресты на кладбище из окон храма, где служили с владыкой раннюю. Видел учащуюся молодежь в институте, где проходили чтения, и подивился обилию иностранцев. Видел лица простых людей, не показавшихся мне вовсе суровыми, когда беседовал с ними вечером и отвечал на вопросы, одинаковые во всех частях нашей страны. К уверенности в том, что страна наша огромна, добавилось у меня еще одно ощущение этой огромности. К чувству того, что Церковь наша живет и развивается, добавилось еще одно доказательство. Не без мысли о необходимости еще очень многих трудов, впрочем. И куда бы еще ни пришлось лететь или ехать, всюду, надеюсь, будут встречаться мне реальные святые люди, не подозревающие о своей святости. Такие, каких я мельком увидал в Архангельске. Засыпая в самолете (вылет ни свет ни заря), думалось мне, что народ наш внутренне богат и есть у него будущее. А еще перед закрытыми глазами стоял герб Архангельска, и мысль, обращенная к Михаилу, шептала: «Не оставляй нас, Архангеле».