Начало миссионерской деятельности
Вскоре некоторые жители Сеула и его окрестностей стали приходить к отцу Хрисанфу с просьбой познакомить их с православным вероучением. Самой большой трудностью для членов миссии было незнание корейского языка, но неожиданно для себя они получили помощь со стороны православных корейцев, ранее проживавших в Уссурийском крае, а впоследствии переехавших в Сеул. Когда стало известно о прибытии в Корею членов Русской духовной миссии, они пришли к архимандриту Хрисанфу и предложили ему свои услуги в качестве переводчиков.
Их было здесь немного, всего 25 человек, но живя в нехристианской среде, без священников и православного храма, эти корейцы забыли даже то, как нужно полагать на себя крестное знамение. Православных корейцев пришлось собирать на квартире архимандрита Хрисанфа, вести с ними религиозно-нравственные беседы. Он наделил их крестиками, иконами, молитвенниками и евангелиями. Эти наставления не остались бесплодными: крещеные корейцы стали регулярно посещать храм, а в Великом Посту большинство из них причастилось Св. Таин.[i]
Одного из наиболее способных корейцев, владевшего русским языком, привлекли к огласительным беседам с некрещеными. Многие корейцы, приезжая в Сеул по своим делам, часто – просто из любопытства, заходили в здание православной миссии. Познакомившись здесь с христианским вероучением, некоторые из них оставались в Сеуле на несколько недель, принимали крещение и затем отправлялись к себе домой в провинцию. Отдельно от мужчин огласительные беседы велись и для женщин. Таким образом православная миссия приобрела учеников, большая часть которых проживала по северо-западному побережью Кореи: Хе-чжу, Сон-хоа, Мунь-хоа, Ань-Ак и др.[ii]
В октябре 1900 г. при Русской духовной миссии была открыта школа для корейских мальчиков. Правда, в ней училось первоначально всего 12 человек, и в следующем году их число не увеличилось. «В самые последние годы была учреждена в Сеуле и православная миссия во главе которой стоит архимандрит Хрисанф. Он прибыл в Корею в 1900 г., и в конце этого же года была открыта в Сеуле православная миссионерская школа и начата постройка церкви. православных корейцев, однако, пока еще немного»[iii], – писал П.Ю. Шмидт о начальном этапе истории русской миссии.
Но тем не менее число корейцев, принимавших Православие, постоянно росло. Скромные масштабы школьного просвещения в определенной степени восполнялись благодаря симпатиям корейцев к обрядам Православной Церкви. «Будучи воспитаны на конфуцианских книгах, предписывающих своим последователям исполнение всевозможных церемоний, – писал псаломщик миссии Иона Левченко, — большинство корейцев являются поборниками внешнего обрядового служения, в котором выражается та или иная религиозная идея. Все наши православные обряды отличаются той именно драгоценной особенностью, что весьма наглядно выражают христианские истины, которые через эти обряды и легче воспринимаются, глубже вкореняются в сознании. Вот почему и корейцы с таким вниманием наблюдают за всеми действиями священника во время богослужения, с детской любовью и почтительностью относят к священным изображениям и предметам, с особенной тщательностью полагают на себя крестное знамение и вообще питают благорасположение ко всей обрядовой стороне нашего православного богослужения»[iv].
Перевод богослужебных книг
Сотрудники русской миссии придавали большое значение переводу вероучительных и богослужебных книг, но при этом возникли трудности, связанные с особенностью переложения церковнославянских текстов на корейский язык, поскольку добровольные переводчики не владели церковной терминологией. С большим трудом удалось перевести начальные молитвы, Символ веры и десять заповедей Моисеевых. Но вскоре переводческая деятельность миссии была значительно облегчена и сделалась более эффективной.
Этому способствовало то обстоятельство, что до конца XIX в. в Корее письменно-литературным языком был ханмун – кореизированный стиль китайского вэньяна. Корейское фонетическое буквенно-слоговое (лигатурное) письмо было изобретено еще в 1444 г., но много веков официальным письмом в стране оставалось китайское, и лишь в 1894 г. было введено смешанное (иероглифо-буквенное) китайско-корейское письмо.[v]
Поэтому, зная о знакомстве корейцев с китайской письменностью, архимандрит Хрисанф обратился к русскому начальнику Пекинской Православной миссии с просьбой прислать китайские переводы вероучительных книг. Книги были пересланы из Пекина в Сеул, и с тех пор корейцы могли читать в китайских книгах то, что им до тех пор излагалось только устно через переводчика.
В 1900 г. для православных корейцев были переведены с китайского языка «Православное исповедание» св. Димитрия Ростовского, Часослов и «Чин крещения язычников». Корейцы, принимавшие Православие, нуждались также в ознакомлении с Библией. Помощь в этом деле пришла благодаря трудам находившейся в Корее протестантской миссии методистов. В 1900 г. ее сотрудниками был закончен перевод на корейский язык книг Священного Писания Нового Завета, а в 1902 г. – книг Ветхого Завета.[vi]
Первые шаги, предпринятые сотрудниками Русской духовной миссии, постепенно стали приносить плоды. Но слишком кратким было время пребывания ее сотрудников в Корее, и влияние католической и протестантских миссий в стране ощущалось в гораздо большей степени. В связи с этим возникла потребность в подготовке собственных переводческих кадров. Эту задачу взяла на себя Казанская «инородческая учительская семинария», куда были направлены на учебу 7 корейцев. «Учатся корейцы в семинарии очень усердно, особенно же старательно изучают они русский язык»[vii], — отмечалось в «Православном благовестнике» в 1902 году.
В те годы в Казани имелась Переводческая Комиссия, учрежденная на средства православного Миссионерского Общества. Эта Комиссия занималась переводом и изданием книг для тех народностей, среди которых действовали миссии Русской Православной Церкви. Приезд в Казань корейцев существенно продвинул переводческую деятельность Комиссии. Для начала была напечатана и издана «Азбука для корейцев», с приложением отдельных терминов и выражений, а также обширного материала для чтения в форме рассказов (всего 91).
Затем Комиссия приступила к печатанию на корейском языке избранных песнопений и чтений из литургии. (Литургия и Евангелие были переведены еще в начале 1880-х гг., но за неимением в Казани «носителей» корейского языка, эти рукописные подстрочники лежали без употребления. С появлением в Казани «природных» корейцев появилась возможность проверить правильность и удобопонятность перевода, исправить текст, а затем напечатать).[viii]
В дальнейшем переводческая деятельность православных миссионеров была продолжена. При этом язык перевода несколько отличался от языка, принятого в других корейских миссиях. Так, англиканская миссия приняла терминологию, основанную на римско-католической практике, бытовавшей в то время в епархии Северного Китая. Ее удобство заключалось в том, чтобы по крайней мере внешне не обнаруживать разъединенности христианского мира. Миссионеры других протестантских Церквей, наоборот, хотели подчеркнуть свою обособленность от Рима и придумали новую терминологию, пользуясь разговорным корейским языком в противовес возвышенному языку англиканской литургии.
Православные книги по языку стоят отдельно: их церковная терминология большей частью совпадает с англиканской, кроме одного слова – «священник», который в католическом и англиканском переводе значит «предстоящий в жертвоприношении», а в православном же переводе значит «духовный отец». Также и со словом «диакон», — которое при сходстве смысла иначе звучит и имеет в письме другой знак. Для таинства Евхаристии англикане употребляют слово «Misa», а православные и по-корейски говорят «литургия», хотя в 1950-е годы вошло в употребление и у православных слово «Misa». «Таинство» православные миссионеры перевели как «omyo», «тайна», в противоположность католическому и англиканскому «songsa», «святое действие», хотя последнее слово стоит в заглавии корейского православного молитвенника.[ix]
Лингвистические особенности, которые имеются в тексте православной литургии, это, во-первых, употребление чисто корейского слова «Hunanim», «Небесный Дух» для Бога, вместо производного от китайского языка «Ch’onju», «Господь Неба», употребляемого католиками и англиканами, и затем транслитерации с русского всех собственных имен, как «Jisus Hristos», вместо западного «Jesu Kristo».[x]
Русско-английские связи в Сеуле
Архимандрит Хрисанф прибыл в Корею в то время, когда там уже укоренились катехизаторы ряда инославных Церквей. Вот что сообщал он, например, о деятельности англиканских миссионеров: «В сравнительно недавнее время – в 1890 году – в Сеуле открыла свои действия англиканская миссия Епископальной высокой Церкви. Во главе миссии стоит известный (на Востоке) по своей подвижнической жизни епископ Корф. Главный миссионерский стан этой миссии находится верстах в 60 от Сеула на острове Кан-хоа; в Сеуле же имеется две англиканские церкви, из коих одна при английском посольстве, а другая – специально миссионерская – находится в корейской части города. Эта последняя церковь украшена между прочим, иконами русской живописи, подаренными епископу Корфу преосвященным Николаем Японским. В распоряжении епископа имеется 20 человек миссионеров, которые трудятся в разных местах Кореи. В Сеуле и порте Чемульпо устроены два госпиталя (мужской и женский) и амбулатория; уход за больными, а также и миссионерствование среди женщин-кореек находится в ведении сестер общины святого Петра в Лондоне. При главном миссионерском стане существует собственная типография, в которой печатаются миссионерские издания на корейском языке. Англиканская миссия, кроме ежегодной правительственной субсидии в размере 2.000 фунтов стерлингов (20.000 рублей), получает солидное вспомоществование от офицеров английской восточно-океанской эскадры. Количественный успех англиканской миссии весьма незначителен: за одиннадцатилетний период существования миссии в Корее ими окрещено всего 80 человек корейцев обоего пола. По правилам миссии срок оглашения определен трехгодичный, без всякого сокращения и послабления…»[xi]
С англиканскими миссионерами архимандрит Хрисанф установил дружеские отношения. В сентябре 1900 г. в местном англиканском храме было совершено рукоположение катехизатора Джорджа Брайля. Как отмечал в своем миссионерском журнале епископ Корф, русский архимандрит присутствовал при этом и «выказал свою братскую любовь к нам тем, что присоединился к моему духовенству при возложении рук на посвящаемого – знак (как я решился ему об этом сказать в притворе) грядущего еще более тесного единения»[xii].
В Корее Англиканская Церковь именовалась Songgonghoe – «Святое Общество для всех»; Православной Церкви было усвоено название Chonggyohoe – «общество правильной доктины».[xiii] Английский автор А. Гамильтон, побывавший в Корее в начале ХХ в., так оценивал положение русской миссии: «Живет в Сеуле русских очень мало; это собственно персонал посольства, посольская стража, православные священники и несколько торговцев»[xiv].
Перед христианскими миссионерами из разных стран и Церквей, жившими в Корее, стояла общая задача – противодействие нехристианским религиям, имевшим большое влияние в стране и, в первую очередь, буддизму. По словам А. Гамильтона, «в настоящее время буддийские догматы пользуются везде в Корее большим уважением, буддийские храмы и монастыри созидаются в различных частях империи, и японские и корейские буддийские жрецы сообща ведут борьбу с западными миссионерами. Корейский император, со своей стороны, охотно поощряет распространение этой религии и жертвует крупные суммы на восстановление разрушенных храмов, лежащих вне Сеула…Буддизм занял первенствующее положение в стране, и хотя чисто-этическое учение Конфуция там и поныне признается, тем не менее Корею следует причислить к государствам, исповедующим религию буддийскую».[xv]
Однако, как свидетельствовал тот же английский автор, в Корее «ныне терпимость к западному вероучению сделалась всеобщей»[xvi], и это значительно облегчало работу христианских миссионеров. Что же касается членов русской миссии, то в тяжелые для них времена они неоднократно пользовались помощью англичан.
Русско-японская война 1904-1905 годов
В конце Х1Х в. Россия усилила свое влияние не только в Корее, но и в Манчжурии. В 1896 году китайское правительство подписало договор, предоставлявший России право строить железную дорогу в Северном Китае (КВЖД). В 1898 г. у Китая были взяты в аренду две южные гавани Манчжурии: Порт Артур и Да-лян-ван (Дальний), причем Порт Артур был превращен в крепость. Одновременно началась военная оккупация Манчжурии и подготовка к оккупации Кореи. Все эти действия вызывали недовольство Японии, которая тоже имела виды на эти земли. Японское правительство пыталось завязать переговоры, предлагая раздел сфер влияния: предоставить России права на Манчжурию, а Японии – на Корею. Однако царское правительство отказывало Японии в праве держать в Корее войска и требовало нейтрализации Северной Кореи. Наиболее проницательные политики понимали, что рано или поздно произойдет столкновение Японии с Россией. А тем временем деятельность русской миссии в Корее продолжалась.
Благодаря трудам о. Хрисанфа молодая православная община в Сеуле зажила полнокровной жизнью. За время его миссионерской деятельности были крещены 14 корейцев; это только один пример плодотворной деятельности энергичного начальника миссии.[xvii] Готовилась к печати книга первоначальных наставлений в вере; в окрестностях Мунсана, города в 35 км к северу от Сеула действовали корейские катехизаторы. (Мунсан был разрушен во время корейской войны 1950-1953 гг., в нем не осталось ни одного прежнего здания).[xviii]
В отчете о деятельности Русской духовной миссии в Корее за 1902 г. сообщалось, что в школе для корейских православных мальчиков обучалось 10 человек, из которых 6 находились на полном содержании миссии. «Дети воспитываются в строго православном духе, – отмечалось в отчете, – они изучают Символ веры, заповеди, краткие рассказы из Священной истории Ветхого и Нового Заветов. С корейским же учителем они проходят „Тысячесловие“ (Чхёнь-чжа-мунь). Посещая неопустительно церковные службы, ученики поют на корейском языке „Верую“, „Отче наш“ и „Господи, помилуй“, а на славянском языке принимают участие в прочих песнопениях литургии и всенощной»[xix].
В 1905 году в Москве вышла в свет книга «Корейцы-христиане». Ее автор — архимандрит Павел (Ивановский) (будущий начальник РДМ в Корее) писал: «протестантские миссии главный тормоз своей деятельности усматривают в почитании корейцами предков – в культе предков. Это понятно, потому что почитание родителей и предков у корейцев является краеугольным камнем общественной и религиозной жизни. Протестанты же не признают молитв за умерших. Другое дело – Православная Церковь; ее высокохудожественный, умилительный погребальный чин, служение сорокоустов, панихид, особые дни поминовения усопших – общие и частные – все это должно прийтись по сердцу корейцам. И вот, если отбросить недостойное и незаконное в корейском культе предков – поклонение духам, то все остальное послужит не помехой, а, наоборот, помощью в делах православной миссии»[xx].
В своей книге архимандрит Павел пишет: «Дай Боже, чтобы над Кореей скорее воссияло солнце Православия, воссияло уже светом невечереющим…»[xxi].
Все шло хорошо до того момента, когда разразилась катастрофа. Япония прервала долго тянувшиеся переговоры с Россией, и в ночь с 26 на 27 января 1904 г. начала военные действия. Без объявления войны японцы напали на три русских корабля и потопили их в гавани Инчон (в то время она была известна под именем Чемульпо, назание, принадлежащее всему району гавани). Японцы принудили корейского императора подписать договор, предоставлявший японским войскам свободный проход через страну. Война была короткая – немногим более года – и на Корейском полуострове военных действий не велось. Но война перечеркнула все планы России в Корее, а русская крепость Порт Артур была потеряна.
Корея подверглась японской оккупации, и все русские граждане были вынуждены покинуть ее пределы. 12 февраля 1904 г. русская дипломатическая миссия на французском крейсере «Паскаль» покинула Корею. С большой скорбью расстался с паствой и о. Хрисанф. В феврале 1904 г. вместе со своими сотрудниками он выехал из Кореи. Имущество миссии было описано и вверено на сохранение французскому посольству.
Перед отъездом архимандрит Хрисанф обратился за помощью и к англиканским миссионерам. Он оставил экземпляр своего корейского катихизиса в англиканской миссии, и о. Вильфред Герней с помощью «доброго плотника по имени Николай» посещал и поучал 20 или 30 семейств в Сеуле и Мунсане.
Сотрудники православной миссии были высланы из Сеула японской военной администрацией и нашли временный приют в Шанхае в отделении Пекинской Православной миссии. По возвращению в Россию о. Хрисанф был рукоположен во епископа Елизаветградского, но его архипастырское служение длилось недолго – в 1906 г. он скончался от туберкулеза, прожив всего 37 лет.
Миссионерская деятельность о. Павла (Ивановского) (1906-1912 гг.)
В ноябре 1906 года Корея была вынуждена подписать договор признания над собой японского протектората. Император Коджон безуспешно пытался призвать на свою сторону иностранных государственных деятелей во время Гаагской мирной конференции в 1907 году. В ответ на это проявление неповиновения японцы вынудили Коджона отречься от престола в пользу его сына Сунджона.
Новый период в истории русской миссии в Сеуле наступил после нормализации отношений между Россией и Японией. Достойным преемником о. Хрисанфа стал архимандрит Павел (Ивановский). С четырьмя помощниками, прибывшими вместе с ним из России в Сеул, он энергично трудился на миссионерском поприще.
За 6 лет своего пребывания в Корее отец Павел широко развернул проповедническую деятельность и создал 5 миссионерских станов, 7 школ на 220 мест для корейских детей, а также ряд молитвенных домов. Все они находились вокруг столицы в направлении к Мунсану на расстоянии не более 40 км от Сеула. Число христиан в каждом из этих мест составляло от 50 до 100 человек (к сожалению, все эти церкви были упразднены в 1920-х гг.). Отцу Павлу удалось построить церковноприходскую школу даже во Владивостоке, где, как известно, с давних времен жили выходцы из Кореи.
Архимандрит Павел имел при себе русского диакона. Первого корейца, которого он представил к рукоположению, звали Канг Джон. Это был молодой человек 34 лет. Архиепископ Токийский Сергий (Тихомиров) рукоположил его в сан диакона в 1911 году и в сан иерея в 1912 году. (Несколько лет спустя о. Канг Джон устранился от исполнения своих обязанностей. Умер он в Харбине в 1939 г.)[xxii]
Значительное внимание о. Павел уделял переводу богослужебных книг на корейский язык. Часть переводов была отпечатана в нескольких изданиях. Эти переводы давали возможность совершать все богослужения и требы для корейцев на их родном языке.[xxiii] Отцу Павлу удалось продолжить дело своего предшественника архимандрита Хрисанфа. Вместе с корейским переводчиком Каном они проделали большую работу, переведя молитвослов, часослов, паримийник, служебник, требник, избранные службы из Октоиха, Триоди и праздничной Минеи, а также краткую историю Ветхого и Нового Заветов, катехизис, последование ко Святому Причащению и чин панихиды. Многие переведенные книги были вскоре отпечатаны в типографии; часть переводов так и осталась в рукописях. В свою очередь, рясофорный послушник Федор Перевалов с помощью М. Г. Кима положил на ноты многие песнопения на корейском языке, сохранив при этом основы русских церковных мелодий.[xxiv]
В 1910 г Корея потеряла независимость и стала японской колонией. 22 августа 1910 г. японский генерал Тераути Масатаке вынудил корейского премьер-министра Ли Ван Яна подписать документ об аннексии, по которому Корея отказывалась от своей автономии. Это было официальным концом королевства династии Чосон.
Установление колониального режима не означало для немногочисленных сеульских россиян ничего хорошего. Японцы воспринимали русских как своих недавних противников, так что отношение властей к русским сеульцам было не слишком доброжелательным. Большинство русских предпринимателей, которые вели с Кореей дела до 1910 г., предпочли покинуть Корею. Поэтому в 1910-1917 гг. русская община в Сеуле была очень невелика. Состояла она в основном из консульских чиновников, православных миссионеров, да десятка-другого торговцев и предпринимателей.[xxv]
В 1912 г. архимандрит Павел был отозван в Россию и возведен в сан епископа Никольско-Уссурийского, викария Владивостокской епархии. Но и на родине он не оставил попечения о корейской миссии, продолжая управлять ею из Владивостока и оставаясь фактическим начальником вплоть до самой кончины в 1919 г. Период руководства архимандрита Павла корейской миссией стал самым ярким во всей ее истории до начала Второй мировой войны. Главной сферой деятельности миссии этого времени была неустанная проповедь Православия местному населению, и результаты этой проповеди были плодотворными.[xxvi]
Со времени своего основания Русская духовная миссия в Корее находилась в подчинении митрополита Петербургского, а в 1908 г. перешла в ведение епископа Владивостокского. Это подчинение сохранялось и в период существования Дальневосточной республики (1920–1922 гг.).
Русская миссия в 1912-1930 годах
Когда в 1912 году архимандрит Павел принял епископский сан, на его место в Корею был назначен архимандрит Иринарх (Шемановский). К этому времени Корея была официально аннексирована Японией (1910 г.) В 1914 году о. Иринарх уступил место игумену Владимиру (Скрижалину). В 1917 г. в течение трех с половиной месяцев миссия была на попечении иеромонаха Палладия (Селецкого), но в том же 1917 году в Сеул прибыл архимандрит Феодосий (Перевалов). Число корейцев, обращенных в Православие, непрерывно увеличивалось и дошло до 500 человек. В 1913 г. Ким Люк, второй кореец, был рукоположен во диаконы. Он был российским подданным из Сибири и был воспитан в православной вере. (Скончался он в 1930 году).[xxvii]
(В «нижнем» храме преп. Максима Грека (Сеул) хранится подлинник грамоты, извещающей о том, что «Павел, архиепископ Владивостокский и Камчатский, рукоположил в сан диакона Луку Кима в 11-й день августа 1913 года».)
Октябрьская революция 1917 года многое изменила в положении русских, живших в Корее. В Сеуле в первые послереволюционные годы оказалось немало россиян. Японские колониальные власти в целом относились к их присутствию терпимо. Ведь «белые русские», во-первых, воспринимались как потенциальные союзники в борьбе с «красной Москвой», а, во-вторых, просто вызывали человеческое сочувствие. В течение нескольких недель после занятия Владивостока Красной Армией, в Вонсан, наиболее близкий к Владивостоку корейский порт, прибыло 15 тысяч русских беженцев. Примерно половина из них тут же отправилась дальше в Китай, но около семи тысяч остались в Корее на несколько месяцев или даже лет. Японские и корейские благотворительные организации собрали пожертвования, которых хватило на то, чтобы как-то прокормить беженцев и помочь им с билетами на дальнейший путь.[xxviii]
Утрата связей с Россией значительно осложнила деятельность миссии. Так, при иеромонахе Палладии пришлось закрыть все школы из-за отсутствия средств на их содержание, а при иеромонахе Феодосии в связи с революционной обстановкой прекратилась высылка денег из России. Миссия оказалась в бедственном положении. Тогдашний англиканский епископ в Корее Марк Троллоп принял большое участие в судьбе русской миссии. В 1918 г., в праздник Воздвижения, он написал епископу Монтгомери (члену Общества распространения Евангелия), что ввиду уменьшения числа его собственного духовенства на 7 человек (служивших в то время в Европе), он употребил излишек оставшихся у него сумм Общества на жалование русскому священнику о. Феодосию, платя ему по 250 иен в месяц (около 30 фунтов), и этим давая возможность продолжать миссионерскую работу.
Письмо это вызвало неоднозначную реакцию у архиепископа Кентерберийского Рандела Дэвисона, заявившего, что «вопрос о Троллопе и о Русской Церкви ставит ряд важных проблем». «Но, — закончил он, — вероятно мы поступим правильно, если разрешим и впредь давать деньги с условием смотреть на это как на временную помощь в тяжелую минуту для поддержки братьев-христиан». (Видимо он опасался того, что Троллоп будет постоянно субсидировать русскую православную миссию).[xxix]
Помощь англикан продолжалась до конца 1919 года. К этому времени русская миссия снова могла существовать самостоятельно. Для того, чтобы выйти из бедственной ситуации, русским миссионерам пришлось сдавать в аренду помещения и земельные участки. С этого времени аренда земли стала для Миссии единственным источником дохода на долгие годы. К счастью для работников Миссии, в их собственности имелось небольшое рисовое поле, что позволило им получать пропитание и часто спасало от голода. По этим и другим причинам деятельность миссии, столь активная при архимандрите Павле, пришла в упадок. Из миссионерских станов к 1930 г. уцелело только два – в городах Кёхе и Каругай. Их опекал священник Ким.[xxx]
Аннексировав Корею, японцы по-прежнему проводили там антикорейскую политику. Первый этап японской колонизации был отмечен жестокими репрессиями в отношении сил сопротивления оккупантам. Эти репрессии еще больше обострили чувство национального унижения, так как были запрещены собрания и любые публикации на корейском языке. В Манчжурии, куда в начале 1920-х гг. эмигрировало более 2-х миллионов корейцев, сформировалось вооруженное сопротивление. В 1919 г. в Шанхае под председательством Ли Сын Мана было сформировано временное правительство. 1 марта 1919 г. в Сеуле была выпущена прокламация с призывом к сопротивлению во имя обретения независимости, подписанная 33 деятелями корейской науки и искусства. Они призывали к началу всенародного сопротивления оккупантам.
Но японцы в ответ на это начали проводить либеральную политику «бунка седжи», желая хотя бы внешне сделать свою колониальную политику либеральной. Право издавать газеты и журналы на корейском языке было возвращено в 1920 году.[xxxi]
В своей политике декореизации японцы никогда не вмешивались в вопросы языка христианских общин, и само преследование христиан в Корее не было так сильно, как в Японии. Тем не менее они насаждали в Корее синтоизм, о чем свидетельствовал, например, русский путешественник и ученый П. Ю. Шмидт, побывавший в Сеуле в 1926 году. Он остановился в советском консульстве, размещавшемся в том же здании прежней русской миссии, в которой много лет назад он прожил несколько недель.[xxxii] Как отмечал Шмидт, японцы построили в Сеуле «новый синтоистский храм в честь богини Аматерасу и в память императора Мейджи… Но население плохо пока это воспринимает. Оно погрязло в суевериях, опутано сотнями буддийских бонз! – объясняли мне мои спутники».[xxxiii]
К середине 1920-х гг. русское население Кореи сократилось, но все равно составляло две-три тысячи человек. В большинстве своем корейские русские бедствовали, многим приходилось заниматься контрабандой, мелкой торговлей, работать прислугой, а в тогдашнем квартале «красных фонарей» Нандаймон появились и российские красотки.
Однако постепенно дела как-то устраивались, и большинство эмигрантов покинуло Корею. Однако уехали не все, и в Сеуле образовалась новая русская община, которая в конце 1920-х гг. насчитывала около 100-200 человек. Наиболее заметную роль в русском Сеуле в те времена играли молодой Сергей Чиркин и его жена Наташа, дочь ташкентского генерал-губернатора. Сам Чиркин, дипломат-арабист, в свое время недолго служил в российском консульстве в Сеуле. После революции молодая пара бежала в Индию. Оттуда они перебрались в Сеул, где Сергей устроился на хорошую должность в банк. Дочь генерал-губернатора оказалась неплохой парикмахершей, и вскоре салон госпожи Чиркиной стал одним из самых модных в Сеуле. Сергей впоследствии стал преподавать иностранные языки в Сеульском императорском университете. Заметную роль играли в русской общине и священники — архимандрит Феодосий (умер в 1932 г.) и отец Сергий, а также последний царский консул Максимилиан Хеффтлер.
Некоторые из русских оказались неплохими коммерсантами. В середине 1920-х гг. появилась в Сеуле и русская кондитерская, открытая семьей Сызранских, и конфетный магазин «Флора», который принадлежал Гончаровым. Немало было в тогдашнем Сеуле и русских портных. Наконец, весь Сеул знал Ивана Тихонова, которому принадлежала небольшая мастерская по производству косметики.[xxxiv]
В течение десятилетий православные корейцы отрицали тот факт, что они когда-либо формально подчинялись Японской епархии. Но документы свидетельствуют, что таково было распоряжение Патриарха Тихона в 1923 году. По-видимому архиепископ Токийский Сергий (Тихомиров) совершал все рукоположения для Кореи с 1911 года; он же был частым гостем в доме англиканского епископа Троллопа.[xxxv]
Отец Феодосий (Перевалов) оставался со своей паствой до начала 1930-х г. Деятельность миссии приостановилась. Это был период, когда рост других общин также задержался. Все увеличивающееся политическое напряжение было благоприятно обращению в христианство в некоторых областях Кореи, но Православная Церковь потеряла все приписанные к миссии храмы и состав ее духовенства переменился.[xxxvi]
В феврале 1925 г. Япония установила дипломатические отношения с Советским Союзом, и в Сеул прибыл первый «красный консул» Борис Шарманов. Вслед за ним стали появляться и «красные русские» — сотрудники консульских учреждений и внешнеторговых организаций. С этого времени, вплоть до 1945 г., «гражданская война» среди сеульских русских не прекращалась ни на один день. Немногочисленная «белая» и совсем крохотная «красная» общины друг с другом принципиально не общались. Ситуацию усугубило то обстоятельство, что в 1925 г. здание бывшего русского консульства было передано СССР, а соседствующая с ним Православная миссия оставалась главным центром «белых русских». Таким образом, «враждебные штабы» оказались в самом непосредственном соседстве друг с другом.[xxxvii]
(Продолжение следует…)
[i] Павел, иеромонах. Миссия в Корее // ПБ, 1904, № 15, С. 327.
[ii] Там же, С. 328.
[iii] П. Ю. Шмидт. Страна утреннего спокойствия. Спб. 1903, с. 93–94. Автор побывал в Корее в 1900 г. и на страницах своей книги изложил краткую историю христианства в Корее (с. 92–93).
[iv] Прибавления церковным ведомостям, 1901, № 13–14, с. 504.
[v] С. И. Брук. Указ. соч., с. 470. Окончательный переход к национальному письму произошел лишь в 1949 г. в Северной Корее. В Южной Корее смешанное письмо употребляется до настоящего времени.
[vi] Подробнее о переводах Библии см.: А. Виноградов, иеромонах. История Библии на Востоке. Китай, Корея. Япония, Бирма, Аннам, Сиам. Т. 1–2. СПб., 1889–1895.
[vii] Корейцы в Учительской семинарии // ПБ, 1902, № 18, С. 85.
[viii] Там же, С. 84.
[ix] Ратт Ричард, указ. соч., С. 8-9.
[x] Там же, С. 9.
[xi] Хрисанф, архим. Православная Корейская (в Сеуле) духовная миссия // ПБ, 1902, № 13, С. 201-202.
[xii] Ратт Ричард, указ. соч., С. 7.
[xiii] Там же. С. 13.
[xiv] Гамильтон А. Корея. Спб. 1904, С. 157.
[xv] Там же, С. 196.
[xvi] Там же, С. 216.
[xvii] Анисимов Л. Православная миссия в Корее. Журнал Московской Патриархии. 1991, № 5, с. 57.
[xviii] Ратт Ричард, указ. соч., С. 7.
[xix] Цит. по: Павел, архимандрит. Корейцы-христиане. М., 1905, с. 183–184.
[xx] Там же, с. 186.
[xxi] Там же, с. 187.
[xxii] Ратт Ричард, указ. соч., С. 8.
[xxiii] Буевский А. С. Православная Церковь за границей. Журнал Московской Патриархии, 1950, № 10, с. 31.
[xxiv] Анисимов Л.. указ. соч., С. 58.
[xxv] Республика Корея. Изд-во «Ле Пти Фюте». Париж-Люксембург-Москва., 2000, С. 47.
[xxvi] Анисимов Л., указ. соч., С. 58.
[xxvii] Ратт Ричард, указ. соч., С. 9.
[xxviii] Республика Корея. Париж-Люксембург-Москва. 2000, С. 47.
[xxix] Ратт Ричард, указ. соч., С. 9.
[xxx] Анисимов Л., указ. соч., С. 58.
[xxxi] Республика Корея.., С. 44.
[xxxii] Шмидт П. Ю. На островах Тихого океана // Природа и люди, 1928, кн. 5, С. 27.
[xxxiii] Там же, С. 30.
[xxxiv] Республика Корея.., С. 47-48.
[xxxv] Ратт Ричард, указ. соч., С. 10.
[xxxvi] Там же, С.10.
[xxxvii] Республика Корея.., С. 48.