Известный миссионер и церковно-общественный деятель протоиерей Иоанн Восторгов, посетивший Японию в начале XX в., писал: «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такою известностью. В столице Японии не нужно было спрашивать, где русская православная миссия, довольно было сказать одно слово “Николай”, и буквально каждый рикша сразу знал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался “Николай”, и даже само православие называлось именем “Николай”».
Будущий архиепископ Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) родился 1 августа 1836 г. в селе Береза Вельского района Смоленской губернии в семье сельского диакона. Ваня Касаткин был «обречен» на классическую для выходца из духовного сословия стезю: духовное училище, духовная семинария, женитьба, рукоположение и служение в какой-нибудь захудалой деревеньке все той же Смоленской епархии. Благо, если спустя полтора-два века историей этой деревеньки заинтересуется какой-нибудь местный краевед, который и извлечет на свет Божий хотя бы список имен священнослужителей местной приходской церквушки. Правда, скорее всего, мало кто обратит внимание на эти архивно-археологические «раскопки».
Однако Ивану Касаткину повезло. В годы обучения в среднем духовном учебном заведении, т.е. в семинарии, он проявит недюжинные способности, и, несмотря на не совсем хорошие оценки по древним языкам – греческому и латинскому – окончит духовную школу в числе первых. Это позволит ему в 1857 г. поступить на казенное содержание в Санкт-Петербургскую духовную академию. Это было несомненной удачей… И шансом… В высшей духовной школе, впрочем, Иван особо не утруждал себя обучением. Именно в 1857 г. в академии, когда ее возглавил епископ Феофан (Говоров), будущий Вышенский затворник, был введен специальный курс по миссионерству. Курс был факультативным, т.е. по желанию, поэтому Иван не стал себя обременять дополнительными знаниями и отказался от посещения занятий.
Иван Касаткин казался простым и заурядным юношей, любил отдохнуть, посетить тот или иной танцевальный вечер, театр или частную пирушку. Как он сам позже вспоминал: «Будучи от природы жизнерадостен, я не особенно задумывался над тем, как устроить свою судьбу. На последнем курсе духовной академии я спокойно относился к будущему, сколько мог, веселился и как-то отплясывал на свадьбе своих родственников, не думая о том, что через несколько времени буду монахом». В общем, столичная жизнь не могла не оставить след в юной, переживающей период становления, душе. С таким веселым нравом, обаянием, будущему выпускнику столичной академии наверняка удалось бы устроиться может быть даже в один из городских соборов.
Однако однажды, возвращаясь с очередной вечеринки, Иван Касаткин наткнулся на объявление Министерства иностранных дел, в котором сообщалось, что в российское консульство в Японии в г. Хакодате требуется священник, желательно в монашеском звании. Иван прочел объявление и… прошел мимо. Началось всенощное бдение в академическом храме, освященном в честь двенадцати апостолов. Буднично-торжественно пел хор. Никто не замечал ничего особенного, все было как всегда, по писанному уставу, по Типикону: ектении, стихиры, малый вход, полиелей. Но в душе Ивана творилось что-то неладное, его душа трепетала как трепетала душа у Савла под Дамаском. Тот шел гнать и преследовать христиан, Иван никого не гнал, но как гонитель Савл стал апостолом Павлом, так и Иван из храма вышел уже другим человеком.
Иван Касаткин сразу же пошел к ректору академии, уже епископу Нектарию (Надеждину), и заявил, что он согласен отправиться в далекую и чужую страну. Решение было неожиданным, но серьезным и бескомпромиссным. Именно эту решимость и почувствовал ректор академии, согласившийся ходатайствовать о нем перед высшим начальством.
Митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский Григорий (Постников), горячо симпатизировавший молодому иночеству, лично представил дело в Святейший Синод. В итоге, неожиданный, но искренний порыв студента Касаткина был оценен церковной властью по достоинству. Кроме того, ему, как подающему большие надежды студенту, была присвоена ученая степень кандидата богословия без соответствующего квалификационного сочинения. И это при том, что из четырех положенных лет Иван проучился в академии только три года! Такого в истории духовных школ еще не было.
23 июня 1860 г. был совершен монашеский постриг Ивана Касаткина с именем Николай, а уже 30 июня он был рукоположен в сан иеромонаха. Любопытно отметить, что даже ректор академии, постригавший молодого миссионера, сам в успех его миссии не верил. Так, в своем слове после монашеского пострига, обращаясь к отцу Николаю, он, имея в виду поездку в Японию, прямо сказал: «Конечно, может быть, недолго пробыть там суждено тебе; может быть, не в подвигах апостольства, а в тишине мирного богослужения и молитв пройдет там жизнь твоя, и с помощью Божией ты возвратишься на родину цел и здрав, с приобретением разнообразных сведений и запасом опытности в жизни». Кто бы мог тогда подумать, что всей произойдет с точностью до наоборот!
Осенью 1860 г. отец Николай добрался до Дальнего Востока. Но т.к. последний корабль в Японию уже ушел, то ему пришлось зимовать в Николаевске-на-Амуре. Здесь состоялась его встреча с просветителем Америки святителем Иннокентием (Вениаминовым). Наставления и поддержка маститого и многоопытного архипастыря оказались как нельзя кстати.
Молодой священник-идеалист ехал на место своего служения как на праздник. Но как только его нога ступила на берег страны восходящего солнца, он понял, что все будет совсем по-другому. Япония только совсем недавно открыла свои границы для европейцев, на которых смотрели с нескрываемой ненавистью, враждой и презрением. Были и такие радикалы, которые и вовсе смотрели на европейцев, как на чернокнижников, а на христианство, как на «волшебное искусство, обманывающее народ». Христианская вера, по словам таких националистов-патриотов, не будет терпима в Японии, пока солнце восходит с востока и закатывается на западе. Самого отца Николая в скором времени после его приезда некоторые японцы действительно приняли за чернокнижника и усердно упрашивали его показать им какой-нибудь фокус.
Вот и получается, что более безнадежного и обреченного на полный провал и забвение дела, чем православная миссия в Японии в тот период времени сложно было и придумать. Однако будущий апостол уже вступил в свой удел, и отступать назад он был не намерен.
Первым делом отец Николай стал изучать японский язык, культуру, традиции и обряды. Особые проблемы вполне ожидаемо возникли с языком. Пришлось в течение семи лет посредством особого усердия и беспримерной усидчивости изучать язык, о котором католические миссионеры несколькими веками раньше говорили, что японский язык изобретен дьяволом, с целью оградить Японию от христианских проповедников.
В скором времени отец Николай познакомился с синтоистским жрецом в Хакодате Савабе, дворянином по происхождения, фехтовальщиком по профессии. Именно Савабе стал первым критиком и самым ярым противником молодого миссионера. Не раз отец Николай сталкивался с его взором, полным ненависти и презрения. Никто и предположить не мог, что синтоистский жрец станет первым и одним из самых ревностных учеников отца Николая и последователей Иисуса Христа. Но это действительно произошло.
Вот с каких слов началась первая миссионерская беседа иеромонаха Николая. Однажды Савабе подошел к священнослужителю и обрушился на него с критикой и ругательствами:
— Вы, варвары, приезжаете высматривать нашу страну. Такие как ты, особенно вредны и опасны. Твоя вера злая!
— А вы знаете мою веру, что так отзываетесь о ней? – просил отец Николай.
— Не совсем.
— А не зная вещи, разумно ли поносить их?
Последние слова были приняты как вызов. Савабе потребовал, чтобы отец Николай рассказал о христианской вере. Так началась первая огласительная беседа. Потом последовала вторая. Критика сменилась изумлением и интересом, а интерес – искренней верой и водным крещением.
После появилось еще несколько учеников, которых привел Савабе, врачи Сакаи, Ацунори и Урано. Далее пришло еще несколько последователей. Отец Николай располагал к себе своей любовью, вниманием, терпением. И уже к середине 1870-х гг. количество обращенных японцев стало вполне достаточным для того, чтобы можно было озаботиться рукоположением православных священнослужителей из среды самих японцев. На соборе 1875 г. отец Николай вместе с собравшимися православными японцами избрали три кандидата для рукоположения. Ими оказались катехизаторы Иоанн Оно, Павел Сабаве и Павел Сито. Однако неожиданно кандидаты стали отказываться от возложения на себя столь ответственного служения, ссылаясь на свое недостоинство. После долгих уговоров согласился только один из них. А дальше произошло то, чего никто из присутствующих никак не ожидал. Святитель Николай проявил не только свою любовь к новообращенным, но и строгость. Обращаясь ко всем присутствующим, он подчеркнул, что избранные к священству кандидаты поставили свое мнение выше мнения Церкви, а это было не правильно и весьма опасно. «Если теперь оставить без внимания это неповиновение, то это сделается в Церкви примером для будущего. В таком случае все распоряжения Церкви будут презираемы». Оба катехизатора, согласно решению отца Николая, были не только не рукоположены, но и отстранены от своих прежних обязанностей.
Действительно, как свидетельствовали хорошо знавшие святителя Николая люди, вместе с мягкостью он был железным человеком, не знавшим никаких препятствий, практичным администратором, умевшим находить выход из всякого затруднительного положения. Вместе с любезностью в нем была способность быть ледяным, непреклонным и резким с людьми, которых он находил нужным воспитывать строгими мерами. Вместе с обаятельностью, в нем имелась и осторожная сдержанность, и нужно было много времени и усилий, чтобы заслужить его доверие и откровенность. Наряду с какой-то детской наивностью веселого собеседника в нем заключалась широта идеалов крупного государственного ума, бесконечная любовь к Родине.
В последующие годы Японская миссия стала развиваться еще более активно. Открывались школы, все больше японцев рукополагалось в священный сан, начали выходить церковные периодические издания на японском языке. В 1880 г., будучи уже архимандритом, Николай в Санкт-Петербурге был рукоположен в сан епископа, что значительно облегчило дело миссии, т.к. теперь не надо было отправлять ставленников в Иркутск для рукоположения.
В 1884 г. началось строительство величественного собора в честь Воскресения Христова. Место, которое было выбрано в Токио, было одним из самых красивых и находилось вблизи императорского дворца на высоком холме Суругадай, с которого был виден весь город. Японцы уступили это место только потому, что оно пользовалось у них дурной славой и считалось гибельным и непригодным для жизни. Вот таким парадоксальным образом суеверие позволило построить православный храм в самом центре столицы.
К концу XIX столетия Православная церковь в Японии, благодаря ежедневным и неустанным трудам святителя Николая, была еще молодой, но уже достаточно крепкой организацией.
Гром грянул среди ясного неба. С началом русско-японской войны все члены миссии из русских за исключением главы миссии покинули Японию. Конечно, владыка Николай был горячим патриотом своей Родины, но сначала он был христианином и не мог оставить молодую Японскую Церковь без своего архипастырского попечения. Не для того он 40 лет тяжело и беспрерывно трудился, чтобы теперь если не все, то очень многое потерять. Японское общество, власти, сами православные японцы — все замерли в ожидании, какую позицию займет святитель Николай. Смело предполагаем, что для многих она был неожиданной, но единственно правильной. В «Окружном письме», которое было разослано по всем приходам Японской православной церкви, епископ благословлял японских христиан исполнять свой долг верноподданных: «Кому придется идти в сражения, не щадя своей жизни, сражайтесь — не из ненависти к врагу, но из любви к вашим соотчимам… Любовь к Отечеству есть святое чувство… Но кроме земного Отечества у нас есть еще Отечество небесное… Будем вместе исполнять наш долг относительно нашего Небесного Отечества, какой кому надлежит… И вместе с тем будем горячо молиться, чтобы Господь поскорее восстановил нарушенный мир…».
Сам святитель прекратил всяческую переписку с Россией и всецело посвятил себя переводческой работе. Общественные богослужения он совершать не мог, потому что не желал молиться вместе со своей паствой о победе японского оружия, поэтому молился только келейно. Такая позиция епископа Николая вызвала уважение не только в Японии, но и в России. За такое отношение к делу миссии и ревностное пастырское служение его поблагодарил император Николай II, а в 1906 г. епископ Николай был возведен в сан архиепископа.
Итог русско-японской войны известен. Российская империя проиграла, но Японская православная церковь от этого только выиграла. Не сложно представить, что случалось бы с православной миссией в Японии, если бы в той войне был другой победитель. Православие в стране восходящего солнца было бы наверняка уничтожено. Всякий бы кто рискнул принять тайно или явно православие, считался бы предателем и шпионом, заслуживающим не только общественного презрения, но и осуждения, заточения или даже сметной казни.
Военные неудачи России на полях сражений привели к тому, что в Японии оказалось более 70 тысяч пленных. Такой неожиданный прирост паствы для святителя Николая оказался неожиданным, и ему пришлось приложить максимум усилий, чтобы помочь своим соотечественникам и единоверцам.
Для оказания помощи многочисленным пленным святитель даже оставил дело перевода, а ведь до этого в течение сорока лет каждый день с 6 до 10 вечера он занимался исключительно переводческой деятельностью. И всегда при этом говорил: «Хотя бы небо разверзлось, я не имею право отменить занятий по переводу». Делал он это потому, что считал себя наиболее авторитетным переводчиком: «Я не из гордости говорю, но по глубокому сознанию, что я действительно теперь могу лучше всякого другого заниматься переводом богослужебных книг. Я знаю русский и славянский языки и знаю греческий язык, а потому могу сличать славянский текст с греческими оригиналами; знаю японский и китайский языки и потому могу излагать переводы. Наконец, я имею уже опытность в деле переводов».
Святитель знал и понимал, что кому много дано, с того много и спросится. И владыка трудился. Эх! Кто бы мог подумать, что Иван Касаткин, у которого самые плохие оценки в семинарии были именно по языкам, станет блестящим знатоком японского и китайского языков, что переводы он будет делать, сличая славянские и греческие тексты!
В начале 1912 г. святитель серьезно заболел. Тяжело страдая от телесного недуга он спросил врачей есть ли надежда на выздоровление и сколько ему осталось жить. Те откровенно ответили, что шансов нет и осталось несколько недель. Великий миссионер даже при приближении смерти остался верен себе. Он покинул больницу, и находясь дома, когда ему становилось лучше, продолжал трудиться, спеша окончить наиболее важные дела.
16 февраля того же 1912 г. большой храмовый колокол известил жителей Токио о кончине святителя Николая. На похоронах присутствовали все члены русского посольства, послы европейских государств, министры, представители города, американский епископ и пасторы. Среди прочих венков выделялся венок от императора Японии. Такой чести иностранцы удостаивались исключительно редко.
Итог деятельности величайшего православного миссионера потрясает. К 1 января 1912 г. в Японии было 266 общин, 1 архиепископ, 1 епископ, 35 иереев, диаконов, 116 катехизаторов, 14 учителей пения, действовала семинария, два женских училища в Токио и в Киото. Общее число православных составляло 33017 человек. Выходили церковные журналы «Кеоквай Хосци» («Церковный вестник»), «Сэйке Симпо» («Православный вестник»), «Сэйкё ёва» («Православная беседа») и др. А ведь еще в середине XIX в. в Японии не было ни одного православного японца.
Все это было осуществлено благодаря инициативе и безудержной деятельности всего лишь одного человека! И какого? Недоучившегося студента Санкт-Петербургской духовной академии: студента, который в семинарии явно не ладил с древними классическими языками и позже в совершенстве овладевшим японским языком; студентом, который в годы обучения в академии проигнорировал миссионерские курсы и ставшим величайшим православным миссионером; студентом, который в годы обучения не пропускал ни одной вечеринки и пирушки и ставшим образцовым монахом и строгим подвижником. Действительно, апостолами не рождаются!