Христос Яннарас – современный греческий философ и православный богослов, профессор философии в Институте политических наук и международных исследований (Афины). Яркий представитель современной православной религиозно-философской мысли.
Границы Церкви
Можем ли мы говорить о «границах Церкви»? Можем ли мы дать точное определение тому, чем является и где находится Церковь? В Евангелии от Луки, 20-м стихе 17-ой главы, мы можем прочесть следующую фразу: «…не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там…». Я думаю, это значит, что мы не можем объективировать истину Церкви, представить ее как некий предмет, сформулировать определение, которое давало бы нам ощущение, что мы полностью обладаем истиной Церкви, знаем эту истину. В Евангелии мы находим попытку дать Церкви определение с помощью двух притч. Царство Божие, то есть Церковь, уподобляется горчичному зерну, крошечному зернышку, которое, будучи посажено в землю, становится деревом, кустом. Во второй притче Церковь уподобляется закваске, положенной в тесто, под муку. И это ничтожное количество закваски квасит все тесто. Итак, что мы должны считать Церковью – маленькое зерно или выросшее дерево? Малую закваску или уже сквашенное тесто? Из всего этого видно, что, прежде чем мы сможем дать определение Церкви, нам потребуется пройти долгий путь непрестанного поиска. И в конце концов мы узнаем нечто такое, что мы познаём тем полнее, чем больше им овладеваем.
Уже в очень раннюю эпоху в Церкви был принят определенный способ познания действительности – определенный метод, определенный путь. Этот метод и путь святые отцы Церкви назвали апофатизмом. Что же означает слово «апофатизм»? Первое значение этого слова состоит в том, что мы даем определение некоему понятию путем отсечения всего, чем это понятие не является. Отсекая то, чем оно не является, мы можем догадаться о том, чем оно является. Этот метод можно сравнить с искусством ваяния, со способом создания скульптур.
Первый способ состоит в том, что мы берем в качестве материала глину и добавляем к ней еще глины, чтобы создать некий образ. Мы добавляем глину, чтобы сформировать то, что хотим показать. Соответствующий способ в методологии познания называется катафатизмом, то есть «путем утверждения». Мы говорим: «Да, это является тем-то, тем-то и тем-то». Второй способ состоит в том, что мы берем в качестве материала кусок мрамора и начинаем отсекать от него кусочки, чтобы проявился образ, который мы хотим показать. Этот второй способ мы называем апофатизмом, «путем отрицания». Это первое значение слова «апофатизм». Постепенно, особенно вследствие использования этого пути отцами Церкви, значение этого слова расширилось. Поэтому сегодня мы называем апофатизмом отказ от исчерпания знания формулировками. Попрошу вас запомнить это определение: апофатизм – это отказ от исчерпания знания формулировками.
Между знанием и формулировкой знания существует некое расстояние, занимаемое опытом. Например, в повседневной речи мы говорим: «Знаешь ли ты господина такого-то?» «Нет», отвечает наш собеседник, «но я о нем слышал». Итак, если мы только слышали о некоем человеке, мы не знаем его. У нас нет опытного познания его действительности. Позвольте мне привести еще один пример. Все мы знаем, что такое материнская любовь. Мы знаем это по опыту. Мы испытали любовь наших матерей и знаем, что такое материнская любовь. Но если кто-нибудь войдет сейчас в эту аудиторию и начнет говорить нам, что материнская любовь – это когда мать бьет своего ребенка по восемь раз на дню, мы все возмутимся и скажем: «Нет, наш опыт противоречит тому, что ты говоришь. Материнская любовь – это нечто иное». Если же тот человек будет настаивать на своем мнении, то мы, стремясь защитить свой опыт и не допустить его искажения и разрушения, составим некое определение и скажем: «Материнская любовь – это нежность, забота, строгость». Это определение, которое мы даем материнской любви, формулирует наш опыт, но не подменяет его. Так, например, ребенок, еще во младенчестве лишившийся матери, не познал на опыте материнскую любовь. Такой ребенок может ознакомиться с нашим определением материнской любви, может даже выучить это определение наизусть, но он не знает материнской любви. Точно так же человек, не принадлежащий к Церкви, может знать, что Бог Церкви троичен, что Бог Слово вочеловечился. Этой информацией может владеть даже атеист. Но такой человек не имеет опыта познания Бога, который мы приобретаем в Церкви.
Думаю, из всего вышесказанного становится ясно, что мы можем дать Церкви некое определение, но этого определения недостаточно для того, чтобы познать истину Церкви. Думаю, мы сможем лучше понять это, если прибегнем к апофатизму и попробуем показать, чем не является Церковь.
Прежде всего мне хотелось бы сказать, что Церковь не является религией. Что мы называем «религией»? Под этим словом мы подразумеваем естественную, инстинктивную, врожденную потребность человека иметь в жизни что-либо, что превосходило бы его. Человек многого боится. Он чувствует себя слабым, одиноким и хочет во что-то поверить, где-то искать помощи. Это биологическая, инстинктивная потребность. Возможно, вы слышали утверждение, что в самолете, входящем в зону турбулентности, нет ни одного атеиста, потому что все в этот момент инстинктивно взывают к чему-либо. Но этот вид религии – чисто эгоцентричный, индивидуалистский. Человек хочет защитить, обезопасить самого себя. Все религии, известные нам по истории религий, носят этот эгоцентричный характер. Церковь – это нечто прямо противоположное.
Церковь начинается с опытного познания того, что Бог, первопричина всего сущего, есть любовь. Следовательно, причина бытия, истинное бытие – это любовь. Священное Писание дает только одно определение Богу: «Бог есть любовь». Писание не говорит, что у Бога есть любовь, что любовь – это одно из свойств Бога. Оно говорит, что Бог есть любовь, что Он существует как любовь. Эту действительность Церковь с первых дней своего существования выразила в трех словах: Отец, Сын, Дух. Как вы, наверное, заметили, эти три слова не относятся к некой отдельной личности. Это не то же самое, что человеческие имена «Иван, Владимир, Татьяна». Слова «Отец, Сын, Дух» обозначают некое бытие-служение по отношению к другому лицу, к другому бытию. Отец является Отцом по отношению к Сыну, Сын – Сыном по отношению к Отцу, Дух – Духом по отношению к Отцу. Следовательно, эти слова обозначают не некую индивидуальность, а некие отношения. Возможно, во время учебы здесь вам встречалась знаменитая фраза св. Максима. Святой говорит нам, что Отец, «вневременно подвигнутый любовью», то есть вне времени и только в силу любви, «сделал возможным различение ипостасей», рождает Сына и производит Дух. Это ясно показывает, что Бог существует, потому что свободно желает существовать, и Его свобода осуществляется в любви, в рождении Сына и исхождении Духа.
Человек также наделен от Бога способностью, если захочет, свободно существовать как любовь, существовать потому, что любит, и в той степени, в какой любит. В этом способе существования и состоит Церковь. Состоит не теоретически – практически, то есть в качестве Евхаристии. Церковь осуществляется и проявляется в Евхаристии. Что такое Евхаристия? Это вечеря, во время которой мы вновь и вновь принимаем необходимую нам пищу, то есть саму возможность жизни, под видом основных разновидностей пищи – хлеба и вина. Но мы принимаем эту пищу не для того, чтобы продлить свое собственное, личное существование, как это происходит с пищей повседневной. Мы принимаем хлеб и вино, чтобы стать причастниками пищи, жизни и бытия.
Говоря о Евхаристии, я могу перейти ко второму пункту того, чем не является Церковь. Как мы уже сказали, Церковь – не религия. Во-вторых, Церковь – не мораль. Обычно мораль, или нравственность – это некий закон, заповеди, которые должен соблюдать человек. Когда человек соблюдает заповеди, он стремится обезопасить самого себя, верит, что теперь он спасен. Вспомните притчу о мытаре и фарисее. Фарисей – типичный пример человека религиозного и нравственного. Он постится два раза в неделю, отдает десятую часть своих доходов беднякам. Он действительно делает это. Но все это он делает для того, чтобы обезопасить самого себя, чтобы чувствовать, что у него самого все в порядке, чувствовать уверенность. Поэтому Христос и отвергает его. Фарисею нет места в Церкви. Христос принимает и выставляет в качестве образца для Церкви мытаря, то есть человека грешного, который не может рассчитывать на свои добродетели, на свои добрые дела. Поэтому единственное, что ему остается, его единственная надежда – вверить себя любви Божией. Он бросается в объятия Бога и говорит: «Боже, милостив буди мне, грешному». Мытарь превращает свое бытие в отношение, полностью отдает себя. В этом смысле Церковь – не мораль. В Церкви существует другое слово для определения борьбы, которую мы ведем, чтобы отказаться от своего «я». Это слово – аскетика. Слово «аскетика», то есть «упражнение», ясно указывает на старания, борьбу за то, чтобы освободиться от своего «я» и любить совершенно бескорыстно.
Перейду к третьему пункту. Церковь – не идеология. Что такое идеология? Это некие теоретические принципы, некое учение, цель которого – ответить на вопросы и удовлетворить нужды человека. Это принципы и утверждения, которые человек постигает умом. Человека убеждают в том, что это принципы и утверждения верны. Принципы идеологии становятся личными убеждениями человека. Вспомните, к примеру, знаменитые идеологии двадцатого века. Если ты принадлежишь к идеологии марксизма, или экзистенциализма, или фрейдизма, и так далее, то взгляды Маркса, экзистенциалистов или Фрейда становятся твоими личными убеждениями. Ты не обсуждаешь эти взгляды – ты молча принимаешь их. Никто из принадлежащих к какой-либо идеологии не осмеливается поставить под сомнение принципы основателя этой идеологии или ее основополагающих текстов. Опыт в идеологии не стоит на первом месте. Тексты идеологии не являются свидетельством о некоем опыте, в то время как тексты Церкви – Священное Писание и творения отцов Церкви – это свидетельства о конкретном историческом опыте. Вспомните, что говорит евангелист Иоанн: «…что мы слышали, что видели своими очами, что осязали руки наши … возвещаем вам» (I Ин 1:1-2). То, что не является свидетельством об опыте, не может считаться церковным Евангелием. Поэтому в Церкви есть оглашение, наставление в вере, но нет пропаганды.
Я хочу, чтобы вы почувствовали разницу между словами «Евангелие» и «пропаганда», «проповедь» и «пропаганда», «наставление» и «пропаганда». Каждая идеология стремится доказать свою выгодность, свою общественную полезность, стремится доказать, что она общественно полезна, выгодна людям. У Церкви же нет причин доказывать подобное. Церковь не хочет, чтобы ее принимали из-за ее полезности, выгодности для каждого отдельного человека. Церковь свидетельствует о том, что смерть попирается смертью. «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ». Что это за фраза, «смертию смерть поправ» – украшение слога, то есть идеологическое утверждение, или же свидетельство о действительности, в каковом качестве оно нас и интересует?
Думаю, эти различия можно использовать как основу для того, чтобы начать понемногу определять границы бытия Церкви. Не будем забывать о том, что Церковь назвала решения Вселенских Соборов «оросами», то есть «границами» своей истины. К сожалению, сегодня мы называем истину Церкви «догмами», но слово «догмы» не имеет ничего общего с истиной и преданием Церкви. Есть догмы идеологии. Есть догмы морали. Есть догмы религии. В Церкви же есть оросы, границы ее истины. Мы говорим об оросах Первого, Второго, Третьего и так далее вплоть до Седьмого Вселенского Собора. Принятие ороса означает, что Церковь устанавливает некую границу своего опыта истины. Здесь я попрошу вас вспомнить уже приводившийся пример материнской любви. Недостаточно знать, обладать информацией, понимать свидетельство об опыте Церкви. Необходимо участвовать в опыте Церкви. Позвольте мне напоследок привести еще два примера. Нельзя научиться плавать, читая книги о правилах плавания. Человек может прочесть и выучить наизусть правила плавания и при этом не уметь плавать. Он может знать наизусть правила езды на велосипеде, но при этом не уметь ездить на велосипеде. Есть вещи, которые можно постичь только опытным путем. Вспомните, о чем мы говорили вначале: тело Церкви, то есть ее бытие – это Евхаристия, Евхаристия же стремится осуществить образ бытия Бога, Бога-Троицы, превратить бытие в любовь, превратить бытие в приношение себя другому.
// Лекция, прочитанная профессором Х. Яннарасом в Санкт-Петербургской православной духовной академии в мае 2010 года.