Лекция почетного профессора Йокогамского государственного университета Мицуо Наганава, прочитанная перед студентами Санкт-Петербургских духовных школ 17 февраля 2012 года.
Последние три года в Японской Православной Церкви отмечены разнообразными юбилейными торжествами в память святого отца Николая. Так, в 2010 году в Японии отмечали 40-ю годовщину его канонизации, в 2011 году праздновали 150-летную годовщину его прибытия в Японию, а 2012 год приходится на столетнюю годовщину кончины святого. Я необыкновенно рад тому обстоятельству, что мне предоставлена возможность сделать перед вами доклад о жизни и деятельности отца Николая в Японии в такой юбилейный год. Более того, сегодняшний день, 16 февраля, является днем кончины святого, умершего ровно 100 лет тому назад. Сегодня, в этот достопамятный день, я хотел бы рассказать вам о жизни и миссионерской деятельности Николая Японского в контексте истории современной Японии и России.
* * *
Прежде всего, в начале своего выступления, я хотел бы коротко остановиться на некоторых важных датах жизни Николая Японского. Будущий отец Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) родился в Смоленской губернии в семье дьякона деревенской церкви в 1836 году. В 1861 году в 25-летнем возрасте он прибыл иеромонахом в Японию, в расположенный на юге острова Хоккайдо город Хакодатэ, где ему предстояло состоять настоятелем церкви при русском консульстве. Скончался отец Николай в 1912 году в возрасте 76 лет в Токио, будучи архиепископом Японским. Таким образом, святой прожил в Японии более полувека из своей 76-летней жизни. 1912 год стал по японскому летосчислению последним годом эпохи Мэйдзи, так как примерно через полгода после смерти отца Николая, 30 июля 1912 года, скончался правящий тогда император. Как я уже отметил, отец Николай прибыл в Японию в 1861 году, а через 7 лет, в 1868 году, вместе с вступлением на престол нового японского императора в Япония началась эпоха Мэйдзи (что буквально означает «Просвещенное правление»). Таким образом, время жизни и подвижничества отца Николая в Японии почти полностью совпадает с временными рамками эпохи Мэйдзи в истории Японии.
Прежде чем перейти к подробному рассказу о жизни нового русского святого, я хотел бы обратить ваше внимание на то, что в один год с отцом Николаем родился Николай Александрович Добролюбов, известный публицист, ставший вместе с Н.Г. Чернышевским во главе леворадикальных сил во время «Великой реформы». Оба Николая родились в бедной семье дьякона деревенской церкви и учились в духовной семинарии; после окончания духовной семинарии один из них оставил религиозную стезю и ушёл в мир человеческих исканий, учился в Петербургском университете, стал революционером и умер в 1861 году; другой же остался в духовной нише православия, учился в Петербургской духовной академии и покинул свою Родину в 1861 году для того, чтобы служить миссионером в Японии. Тот факт, что в 1861 году – именно в тот год, когда был опубликован Высочайший манифест об освобождении крестьян и началась новая эпоха в истории России, в год, отмеченный небывалым народным подъемом, так называемой революционной ситуацией, в русской истории – в этот год один разночинец из духовного сословия умер физической смертью, а другой решил покинуть свою страну, посвящая свою жизнь делу миссионерского служения в чужой стране, заставляет нас о многом задуматься. Сказать определенно, что означает это расхождение путей жизни двух семинаристов-разночинцев 60-х годов, непросто, однако можно предположить, что последний из них оставил родину и направился в незнакомую ему страну, ощущая в глубине души дыхание нового времени и желая посвятить свою жизнь преобразованию своей страны.
С какой надеждой молодой иеромонах поехал в Японию и какая жизнь ожидала его в Японии? Николай приехал в Японию, когда правящая самурайская династия Токугава доживала свои последние дни; через 7 лет, в 1868 году, эта династия прекратила свое существование, что положило конец многовековой политике «закрытой страны». С другой стороны, закон о «запрете христианства» продолжал действовать еще некоторое время и был окончательно отменен под давлением западных держав лишь в 1873 году (на 6-ом году эпохи Мэйдзи). Когда молодой отец Николай очутился в Японии, представители других христианских вероисповеданий – католики и протестанты – стали один за другим прибывать в «Страну Восходящего Солнца» с целью проповеди своих учений. Здесь я хотел бы остановиться на одном историческом эпизоде, касающемся деятельности католических миссионеров в Японии.
Католические проповедники прибыли в Японию в 1862 году, спустя двести лет после того, как их предшественников изгнали из Японии в середине XVII века, в начале эпохи Токугава. В следующем 1863 году, когда они открыли свой храм в городе Нагасаки – являвшемся тогда единственным окном, соединявшим Японию с остальным миром, – к ним стали подходить местные крестьяне с вопросом «где Богоматерь, где Иисус Христос?». Они оказались так называемые «какурэ кириситан» («кириситан» – это старое японское название христиан, а «какурэ» значит «тайно или тайком»), то есть «тайком верующие христиане». Эти люди оказались потомками тех, кто пострадал от гонений вместе с католическими миссионерами в середине XVII века. Несмотря на то, что их принуждали отречься от христианской веры, они все же сохранили ее в глубине своей души, создавали свои тайные общины верующих, передавали свою веру из поколения в поколение, и их потомки дожили до середины XIX века. Эта встреча католических миссионеров и японских старых христиан спустя двести лет явилась трогательной страницей в истории христианства в Японии. К несчастью, тогда ещё действовал закон «запрета христианства», поэтому более 3500 верующих были арестованы, подвергнуты пыткам и высланы в различные отдаленные местности Японии. Говорят, что из арестованных тогда христиан более 1500 человек погибло от пыток и тяжелых условий жизни в чужом краю; таким образом, число уцелевших к моменту отмены закона «запрета христианства», то есть к 1873 году, христиан, которые смогли благополучно вернуться на родину, составило менее 2000 человек. Вот каково было время, когда приехал отец Николай в Японию.
Он горел жгучим желанием работать в качестве миссионера и распространять православное учение в Японии, однако, по указанной выше причине, это желание нельзя было осуществить, поэтому он решил наперво заняться изучением японского языка, ожидая того дня, когда Япония откроет себя миру. Среди его преподавателей японского языка был один молодой человек, которого звали Джо Ниидзима. В 1863 году, когда Ниидзима было 20 лет, он оставил свою малую родину и направился в Хакодатэ для того, чтоб выехать в Америку. В 1864 году, вопреки существовавшему тогда запрету выезда за границу по закону «закрытой страны», он сумел выбраться из Японии и осуществил свое желание учиться в Америке. Там он стал протестантом и через 10 лет, в 1874 году, вернувшись в Японию, открыл в Киото протестантскую духовную семинарию, Досися, которая продолжает своё существование в качестве престижного университета до сегодняшнего дня. Первые же плоды тайной миссионерской деятельности отца Николая – связанные с именем японца по имени Савабэ Такума – появились в апреле 1868 года, за 6 месяцев до начала новой эпохи Мэйдзи.
Жизнь одного из первых православных японцев, Савабэ Такума, была полна многими интересными эпизодами. Он родился в 1835 году (на год старше Николая) в бедной семье самурая самого низшего ранга в провинции Тоса, расположенной на острове Сикоку. В возрасте 20 лет, в 1855 году, он отправился в Эдо (старое название Токио) для повышения своего фехтовального мастерства (кэндо). Через два года, в начале 1857 году, будучи в нетрезвом состоянии, он совершил серьезный проступок и потому вынужден был бежать из Эдо. После долгих скитаний по северо-восточным провинциям Японии в конце 1857 года он наконец прибыл в Хакодатэ, где открыл свою школу фехтовального мастерства. Среди его учеников был жрец крупного синтоистского храма в Хакодатэ (ещё действующего в настоящее время). Савабэ пришелся этому жрецу по нраву, и последний решил выдать за Сакабэ свою дочь. Так бывший беглец стал вдруг наследником жреца. Это было в 1860 году, за год до прибытия отца Николая в Хакодатэ.
Узнав о том, что неизвестный «русский бонза», живущий в консульстве, усердно занимается японском языком, Савабэ проникся глубокими подозрениями в отношении истинных целей деятельности отца Николая и в 1865 году решился раз и навсегда разобраться с ненавистным ему иностранцем. Когда он пришел к отцу Николаю, у него в руках был большой меч, что свидетельствовало о том, что он готов был убить священника в зависимости от исхода беседы. Савабэ был убежден в том, что «русский бонза» является проводником агрессивных планов России по отношению к Японии.
Но ответ «русского бонзы» стал для Савабэ неожиданным. «Бонза» оказался настоящим священником, а не шпионом, как полагал Савабэ. Отец Николай спокойно спросил Савабэ: «Ты знаешь, что такое христианство?» – Тот, конечно, ничего не знал. Затем отец Николай спросил: «А ты не хочешь узнать, что такое христианство? Если у тебя сохранится желание убить меня даже после того, как ты узнаешь, что такое христианство, так уж и быть, убей меня». Такое хладнокровное и спокойное поведение молодого священника совершенно охладило пыл Савабэ, и он вынужден был согласиться выслушать рассказ отца Николая о православном учении. Но раз послушав рассказ отца Николая, он сразу же увлекся и скоро начал советовать своим друзьям и знакомым послушать слова «русского бонзы». Думаю, что вам нетрудно представить себе, какую семейную сумятицу породило такое «сумасбродное» поведение молодого жреца, принятого в семью на правах зятя, предававшего тем самым родовую веру и совершенно неожиданно для всех проникшегося симпатиями к христианству. Ему угрожали изгнанием из жреческого рода, однако он твердо шел по избранному им жизненному пути и через пять лет, в апреле 1868 года – за несколько месяцев до начала новой эпохи Мэйдзи – вместе с двумя товарищами крестился и получил имя Павел (еще один был наречен Иоанном, а другой – Иаковом), после чего начал – конечно, в тайне – проповедовать православие, советуя близким слушать слова отца Николая.
Думаю, что у вас возник вопрос, что же произошло в душе жреца Савабэ. По правде говоря, очень трудно рационально объяснить его душевные перемены. Поэтому здесь я ограничусь только тем, что скажу: по-видимому, его охватило то всеобщее господствовавшее тогда в Японии ощущение о падении всего старого и о начале чего-то нового. Это всеобщее настроение одновременно порождало ощущение приближения коренного поворота в развитии страны и подстегивало жажду нового общественного устройства. Именно такое настроение стимулировало интерес японцев к иностранному духовному учению. Христианство же являлось для японцев того времени олицетворением новой эпохи.
Как раз в это время в Хакодатэ разворачивалась последняя битва гражданской войны между императорской (то есть, революционной) армией, представленной такими кланами юго-западной части Японии, как Сацума и Тёсю, и Токугавской (то есть, мятежной по отношению к центральному правительству) армией, представленной такими кланами северо-восточной части Японии, как Сэндай и Намбу (именно эти районы пострадали от мощнейшего в истории Японии землетрясения, произошедшего 11 марта прошлого года). В Хакодатэ собирались самураи, принадлежавшие к лагерю мятежников, готовые вступить в последнее отчаянное сражение с императорской армией. Именно среди этих восставших самураев было немало тех, кто прислушался совета Савабэ и стал приходить к отцу Николаю.
Незадолго до основной битвы, называемой «Хакодатэским сражением», в начале 1869 года, дальновидно предвидя исход противостояния и скорое наступление новой эпохи в жизни Японии, Николай решился вернуться в Россию, чтобы подготовить создание миссионерского общества. Через 2 года, в 1871 году, он вновь приехал в Японию, имея на руках разрешение от Священнейшего Синода на создание православной миссии в Японии, на этот раз уже в чине архимандрита и в качестве начальника указанной миссии.
К удивлению Николая, во время его отсутствия в Хакодатэ, несмотря на семейные разногласия, Савабэ продолжал распространять православие среди близких ему людей, среди которых было немало самураев из Сэндая и Намбу, собирая вокруг себя людей, интересующихся православием. Именно эти люди и стали той опорой, что позволила отцу Николаю взяться за миссионерскую работу и перебраться в 1872 году в новую столицу, Токио. Хакодатэ же остался в руках архимандрита Анатолия (Тихая), окончившего Киевскую духовную академию и посланного Святейшим Синодом в Японию в качестве помощника отца Николая. Так кончился первый, подготовительный этап в истории православной церкви в Японии (1861–1872).
* * *
Что касается положения других христианских исповеданий в Японии, то все они в эти годы прошли некий подготовительный период, закончившийся вместе с отменой запрета на христианство в 1873 году, после чего их деятельность вступила в новый этап, продолжавшийся до 1880 года. Несомненно, отмена запрета на христианство способствовала его стремительному распространению в Японии.
Вначале я хотел бы коротко остановиться на том, какие люди сблизились с христианством в Японии и какие мотивы при этом ими двигали. Прежде всего нужно отметить, что первыми свой интерес к христианству проявили молодые представители военно-служилого сословия (то есть, самураи), так как для понимания нового учения нужны были определенные умственные способности и образование. Во-вторых, я хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что эти молодые люди почти все происходили родом из побеждённых во время гражданской войны кланов или же из кланов, которые сохранили свои симпатии к прежней Токугавской династии и не участвовали активно в процессах восстановления императорской власти в Японии (так называемая «Реставрация Мэйдзи»). Таким образом, мотивы принятия христианской веры японскими самураями тесно переплетались с их происхождением; в то время как молодые представители победивших сил могли легко найти доходные места работы в сфере политики или предпринимательства, молодые самураи побеждённой партии не могли так же хорошо устроить свою жизнь. Для последних в качестве места приложения своих сил остались только такие второстепенные должности, как учитель, полицейский или чиновник; с другой стороны, религиозно-духовная сфера также предоставляла для них возможность реализации своих способностей. Именно вышеуказанное обстоятельство и определяло их мотивы принятия христианства. То есть, они принимали христианство не как веру, ведущую к духовному преобразованию человека, но как одно из средств преобразования страны. Иными словами, их мотивы обращения к христианству определялись не духовными, а патриотическими соображениями. В качестве примера этого можно привести письмо, которое отправил Савабэ самураям из Сэндая и Намбу вскоре после окончания японской гражданской войны: «Для преобразования государства нужно прежде всего совершить духовное объединение народа. Если бы народ принял истинную веру, мы могли бы достигнуть такого объединения, и на основе этого объединения все можно было бы совершить. Если у вас есть сердечное желание что-то сделать для страны, приезжайте в Хакодатэ».
Вернёмся же к деятельности отца Николая после его переезда в Токио. Вокруг него тотчас же собралось много молодых людей, однако, к большому его сожалению, почти все они интересовались не христианством как таковым, а языком. Вообще, это можно сказать относительно всех христианских вероучений в Японии: те, кто хотел учить английский язык, собирались вокруг протестантских миссионеров из Америки или Англии, желающие изучать французский – вокруг католиков, имевшие же интерес к русскому шли к православному миссионеру, отцу Николаю.
Среди иностранных языков самым популярным среди японцев был, конечно, английский. Некоторые из тех, кто занимался английским под руководством миссионеров-протестантов, позже стали высшими чиновниками нового японского правительства. Конечно, далеко не все стали христианами по вере, однако они не отказывались помогать миссионерской деятельности протестантов в Японии. Например, Гвидо Вербек (1830–1898), протестантский миссионер из Американско-Голландской реформатской церкви, был даже приглашен к работе в японском правительстве, в котором высшие места заняли его бывшие ученики, и оказал огромное влияние на внешнюю политику нового правительства в качестве советника управления «великого министра». По его предложению, в страны Европы и Америки, в том числе в Россию, для ознакомления с Западной цивилизацией была отправлена большая делегация во главе с Ивакурой, ближайшим сподвижником императора Мэйдзи. В этом смысле можно сказать, что одна из причин миссионерских успехов протестантов в эпоху Мэйдзи крылась как раз в данных общественно-политических преимуществах, которые они получили в Японии в это время.
К сожалению, православный миссионер никогда не пользовался таким выгодным общественно-политическим положением, однако вокруг отца Николая все же собралось довольно много молодых людей, число которых превысило сто пятьдесят человек. Однако же, когда в 1873 году (на 6 году Мэйдзи) в Токио открылось учебное заведение, в котором стали преподаваться различные иностранные языки, включая русский, почти все ученики ушли от него, и осталось только 14 человек семинаристов. Так начиналась история русской православной духовной семинарии в Японии.
Почти одновременно с этим в северо-восточных районах Японии началось новое движение в православной миссионерской деятельности. Первый шаг к этому был сделан в 1872 году, когда на основе действовавшего еще тогда закона «запрета христианства» в Хакодатэ начались притеснения христиан, особенно православных (примечательно, что все они, кроме Савабэ, Сакаи и Урано, еще не крестились к тому времени, поэтому, строго говоря, еще не являлись христианами). Арестованные были высланы из Хакодатэ в свои родные края, то есть северо-восточные губернии Японии. Однако после возвращения в свои родные места, несмотря на запрет проповедовать христианское учение, они продолжали распространять всевозможные сведения о нем в среде своих земляков. Мало-помалу вокруг них собрались молодые люди, сначала из самурайского сословия, потом из высшего и среднего слоев крестьянства, и так через год-два образовалось несколько братских обществ из желающих креститься.
Как известно, правом крещения в Православной Церкви обладает лишь священник, а в тогдашней Японии были всего два русских священника – отец Николай в Токио и отец Анатолий в Хакодатэ. В этих условиях благодаря активной деятельности вышеуказанных братских обществ вскоре появился первый священник-японец: в 1875 году им стал первый в Японии православный христианин Павел Савабэ, рукоположенный в священники епископом Камчатским Павлом. Благодаря активной деятельности нового священника братские общества северо-восточных районов вскоре переросли в православные церковные общины. Такую благоприятную тенденцию можно было наблюдать во всех уголках Японии, священников везде не хватало, поэтому для того, чтобы удовлетворить просьбы желающих креститься, в 1877 году еще пять православных японцев были возведены в священный сан. И тем не менее паства постоянно увеличивалась, а священников все не хватало. Здесь возникла серьезная проблема: для того, чтобы рукоположить нового священника, нужно было вызывать епископа из России или посылать самого «кандидата» в Россию. Для этого требовались большие суммы, изыскивать которые было не по плечу молодой миссии. Выход из этой проблемной ситуации нашелся в том, чтобы миссия имела своего собственного епископа. Именно такая нужда и привела к «рождению» епископа Николая в 1880 году. Как вам известно, епископ имеет право рукополагать в священный сан, вследствие чего Японская Православная Миссия получила возможность готовить собственных священников без приглашения архиерея из России. Можно сказать, что на этом завершился второй и начался третий этап в деятельности Русской Православной Миссии в Японии.
Результаты миссионерской деятельности отца Николая во второй период оказались достаточно плодотворными. Например, по истечении указанных восьми лет миссия насчитывала уже около 6 тысяч православных верующих, принадлежавших к 93-м общинам, располагала 70 храмами и 262 пунктами для проповеди. Если отдельно говорить о положении дел на северо-востоке Японии, то оно было достаточно обнадеживающим: число верующих равнялось 3 тысячам, что составляло около 50% от всех православных верующих Японии, а число православных общин составляло 41–48% от их общего количества. Тем не менее, в финансовом отношении православные приходы были очень слабы и поэтому не могли содержать на собственные средства священников или проповедников. К сожалению для отца Николая, такая финансовая слабость не была преодолена не только при его жизни, но и даже после его смерти.
* * *
Третий период, начавший в 1880 году после второй поездки отца Николая в Россию, во время которой он был возведен в епископы, заканчивается в 1891 году с постройкой Токийского Воскресенского собора. В истории японского христианства 1880-е годы часто называются «славными 80-ми годами». Такое название происходит от того, что в эти годы христианство развернуло самую широкую деятельность в условиях необычайно благоприятного отношения японцев к христианству. 1880-е годы были временем, когда под лозунгом «цивилизирования страны» души японцев широко открылись к западной культуре. Можно сказать, что Япония находилась тогда на самом пике «интернационализации», принявшей главным образом вид «европеизации». Ярким выражением этого общенационального настроя явилось открытие дворца «Рокумэйкан», в котором по вечерам собирался цвет политических и экономических кругов Японии для увеселения балами и другими западными новшествами. В такой атмосфере христианство также пользовалось большой популярностью среди японцев как выражение духовной культуры Запада. Христианство, включая православие, настолько быстро распространялось в то время в Японии, что некоторые надеялись, а некоторые даже боялись, что христианство вскоре станет государственной религией Японии.
Сразу скажем, что вместе с принятием конституции 1889 года время «интернационализма» ушло и наступила длительная эпоха национализма, закончившаяся поражением Японии во Второй мировой войне. В этом смысле, «славные 80-е годы» оказались последним периодом интернационализма в современной истории Японии перед Второй мировой войной. Но подробнее об этом я хотел бы поговорить ниже, а сейчас нам нужно вернуться к рассказу о том, в каком положении находилось православие в Японии в период с 1880 по 1889 годы.
Прежде всего нужно сказать, что при помощи присланных из России миссионеров православной миссии удалось наладить образовательный процесс в Духовной семинарии в Токио. Через несколько лет из ее стен вышли первые выпускники, ставшие будущими подвижниками Японской Православной Церкви, некоторые из которых были отправлены на учебу в духовные академии России – в Киев, Петербург, Москву, Казань. Общее число таких «счастливцев» превысило десяток только в 1880-х годах. После своего возвращения в Японию многие из них, став богословами, стали преподавать в той же Духовной семинарии. В результате этого образовательная деятельность семинарии стала еще более плодотворной.
Нужно сказать, что в Духовной семинарии готовили не только будущих проповедников, но и специалистов по русскому языку. Некоторые из выпускников семинарии проявили себя в качестве переводчиков, выполняя, вопреки желанию отца Николая, не роль проповедников православного учения в Японии, а роль распространителей русской литературы. Одним из выдающихся деятелей в этой области стал Василий Нобори Сёму, занимавшийся переводом и исследованием не только произведений таких великих писателей, как Толстой и Достоевский, но и произведений таких писателей «серебряного века», как Зайцев, Андреев, Куприн и некоторых других, оказав большое влияние на молодое поколение японских писателей в конце XIX – начале XX века. Говоря о переводах русской литературы, кроме Нобори следует обязательно назвать еще одно женское имя. Это Елена Сэнума Каё. После окончания женской духовной семинарии и недолгого преподавания в ней она также занялась переводческой деятельностью. Она особенно известна тем, что осуществила перевод произведений Чехова не с западноевропейских языков, а по оригинальным текстам с русского.
Кроме переводчиков Русская Православная Миссия открыла для новой Японии талант молодой иконописицы, которую звали Ирина Ямасита Рин. Ее творчество до сих пор сохраняет свою самобытность в мире японского искусства. Она получила хорошую подготовку в качестве иконописицы в Новодевичьем монастыре в Петербурге, где училась в течение трех лет, а после своего возвращения в Японию написанные ее рукой иконы украсили различные православные храмы Японии, число которых значительно умножилось в то время. Некоторые из ее творений все еще можно увидеть в некоторых православных храмах Японии. К написанным ею шедеврам относят иконы двунадесятых праздников, украшающие по сей день иконостас храма Воскресения Христова в Хакодатэ.
В указанный период времени активизировалась и издательская деятельность православной миссии. В 1880 году, в том же году, когда отец Николай стал епископом, в качестве официального органа миссии начал издаваться – два раза в месяц – православный журнал «Сэйкё Симпо» («Православные Новости»), прекративший свое существование в 1912 году одновременно со смертью отца Николая; в свою очередь, он уступил свое место новому ежемесячному журналу «Сэйкё Дзихо» («Вестник Православия»). Этот новый орган продолжает существовать несмотря на все великие потрясения XX века, такие как русская революция 1917 года, великое Токийское землетрясение 1923 года, Вторая мировая война, и его новейший выпуск вышел в свет в январе 2012 года под номером 1456. Это одно из старейших христианских периодических изданий в Японии. Что касается других периодических изданий, выпускавшихся миссией, кроме «Сейкё Симпо» были также журналы «Синкай» («Духовный мир»), печатный орган Духовной семинарии, и «Уранисики» («Скромность»), печатный орган женской духовной семинарии.
Интересно отметить, что большинство статей, появлявшихся на страницах журнала «Синкай», были в действительности переводами статей из русского журнала «Вопросы философии и психологии». Как вам, наверное, известно, этот журнал олицетворял собой воскрешение религиозного сознания в России в конце XIX – начале XX века, время, часто называемое «Русским Ренессансом». Сущность «Русского Ренессанса» проявилась в критике современного ему западного «интеллектуализма» и утверждении превосходства русской православной мысли. Авторы статей «Духовного Мира», почти все являвшиеся выпускниками русских духовных академий, отталкиваясь от утверждений русских религиозных писателей, отрицали такие модные в тогдашней Японии «новомодные» западные веяния, как английский эмпиризм, французский рационализм и немецкий идеализм. Впрочем, тираж этого журнала составлял не более 200-300 экземпляров. В этом смысле его влияние было весьма ограничено, однако по своему характеру журнал был воистину уникальным.
Основная цель женской духовной семинарии состояла в воспитании будущих жен церковных служащих («матушек»), хранительниц домашнего очага. В этом смысле ее печатный орган «Уранисики» («Скромность») проповедовал православную мораль для женщин как будущих «матушек» или просто матерей, сутью которой было не что иное, как «скромность». Большое значение в такой проповеди имели переводы произведений русской классической литературы. В данном журнале часто печатались стихотворения, отрывки из романов, повестей и рассказов таких известных русских писателей, как Пушкин, Тургенев, Тютчев.
Православная миссия сыграла также большую роль в распространение западного музыкального искусства в ранний период новой Японии. Собственно говоря, в японском традиционном пении не существовало понятия о хоре или аккорде. А в христианстве, в особенности в православии, церковные песнопения имеют огромное значение, и в этом смысле создание церковного хора являлось насущной необходимостью. Привить музыкальный слух японским певчим было достаточно трудным делом для православных миссионеров, однако благодаря неустанному и сердечному старанию таких регентов, как Виссарион Сартов, Яков Тихай (брат отца Анатолия) и Дмитрий Львовский, к концу 1880-х – началу 1890-х годов православная миссия располагала таким замечательным хором, которому завидовало даже государственное музыкальное училище. К началу 1910-х годов почти в каждой провинциальной церкви тоже был свой собственный неплохой хор. Руководили работой хоров выпускники мужской или женской духовных семинарий. Это ясно показывает, на какой высоком уровне находилось музыкальное образование в обеих православных семинариях.
Славным символом успехов миссионерской деятельности святого Николая Японского было сооружение Токийского Воскресенского собора, прозванном японцами «Николай-До», что буквально значит «собор Николая». Строительство собора началось в 1885 году и закончилось в мае 1891 года. На его сооружение ушла огромная по тем временам сумма в 24 тысячи иен. Если перевести эту сумму на сегодняшние деньги, то возможно получится несколько миллиардов иен. Принимая во внимание тот факт, что вся эта сумма составилась из пожертвований, сделанных русскими православными людьми, можно сказать, что Воскресенский собор стал даром русского народа японскому. В этом смысле собор стал не только символом успехов миссионерской деятельности святого Николая, но и символом дружбы двух народов. Впрочем, всего через 15 лет оба народа должны были встретиться на поле битвы, а сам собор был разрушен великим токийским землетрясением 1923 года.
* * *
Жестокая ирония истории состояла в том, что с завершением строительства Воскресенского собора в 1889 году начался новый – четвертый – этап в истории Православной Церкви в Японии, который можно называть «периодом испытаний». Данный период начался с произошедшего в мае 1891 года известного происшествия в городе Оцу, на побережье крупнейшего в Японии озера Бива, когда цесаревич Николай Александрович, будущий император Николай Второй, был ранен японским полицейским во время своего посещения Японии. В этом покушении на Николая Второго рельефно выразились негативные чувства японцев к России.
Прежде чем говорить об истоках негативного отношения японцев к России, нужно обратить ваше внимание на одно обстоятельство, от которого одинаково пострадали все христианские вероучения. Как вам известно, Реставрация Мэйдзи открыла путь к капиталистическому развитию Японии и уже в конце 80-х – начале 90-х годов XIX века капитализм в Японии громогласно заявил о своем существовании, начав постепенно расширять сферу своего влияния в Восточной Азии. Японо-китайская война 1894–1895 годов (27–28 годы Мэйдзи) ясно показала, что японский капитализм вступил в стадию империализма.
С развитием японского капитализма все более усиливался национализм, прямо входивший в противоречие с «интернационализмом» христианства. Конституция Мэйдзи («Конституция Великой Японской Империи») была ярким выражением такого направления развития страны. Она ставила своей целью духовное объединение японского народа вокруг авторитета японского императора-тэнно, который в первых строчках конституции был определен в качестве «живого божества». Итак, конституция 1889 года (22-й год Мэйдзи), обеспечивавшая такие гражданские свободы, как свобода вероисповедания и свобода совести, в то же время явилась препятствием для распространения в Японии христианских вероучений, включая, разумеется, православие. Число верующих христиан, которое до того времени непрерывно увеличивалось, с тех пор прекратило свой рост, и с этого момента никогда не превышало одного процента от всего населения Японии.
Таким образом, все христианские учения одинаково страдали от влияния националистического настроя японского народа, однако православие испытывало отрицательное воздействие и со стороны других негативных факторов, коренившихся главным образом в неблагоприятных представлениях японцев о России. Во-первых, нужно отметить существование представлений о «российской угрозе». Это примитивное чувство жило в сознании японцев начиная с эпохи Эдо (Токугава), когда Япония вынуждена была долгое время находиться в состоянии закрытости от внешнего мира. В воображении простых обывателей Россия выглядела крайне подозрительной и непонятной страной, расположенной в темном и холодном северном крае. Кроме того, после Реставрации среди японцев появилось и чувство пренебрежения по отношению к России. Это чувство было привезено в Японию делегацией Ивакура, совершившей крупную ознакомительную поездку по странам Запада с ноября 1871 года по сентябрь 1872 года. Члены японского «посольства» были поражены крайне бедным положением простого русского народа на фоне роскошной жизни аристократов. На основе своих наблюдений они сделали вывод о том, что Россия – полуобразованная, полуварварская страна, и исключили Россию из числа стран, на которые молодой Японии следовало бы ориентироваться при осуществлении модернизации страны. Ко всему вышеизложенному нужно добавить чувство ненависти по отношению к России. Коренной источник ненависти состоял в том, что Россия и Япония почти одновременно вступили на путь капитализма, и им суждено было стать соперниками в Восточной Азии. Если японо-китайская война была первым конфликтом, то русско-японская война 1904–1905 годов оказалась решающим столкновением интересов двух стран. Итак, можно сказать, что покушение в Оцу символически выразило различные негативные чувства японцев по отношению к России, в течении долгих лет вызревавших в толще японского народа.
Беда состояла в том, что православные верующие подозревались в шпионаже в пользу России и потому часто подвергались гонениям как со стороны простых японцев, так и полиции. По мере того как приближалась война, таких случаев становилось все больше и больше, пока, наконец, в январе 1904 года один молодой православный японец не был арестован за близкие отношения с русскими военными при дипломатической миссии. Ходили даже слухи, что его арест стал сигналом для открытия военных действий, так как через несколько дней после его ареста на самом деле началась война.
Все это происходило на глазах отца Николая, которому оставалось лишь молиться Богу о том, чтобы эти горькие испытания укрепили веру его учеников. Сразу после начала войны российский посланник, опасавшийся за безопасность отца Николая, посоветовал ему уехать из Японии, однако последний все же решил остаться в Японии. Он не мог оставить свою молодую японскую паству без пастыря; сами японцы также просили его остаться, поэтому они вместе решили переждать разыгравшуюся бурю. Вопреки первоначальным ожиданиям, в ходе войны Япония все время удерживала военное преимущество, одержала несколько крупных побед, в результате чего в Японии оказалось около семидесяти двух тысяч российских военнопленных. Пленные были размещены в многочисленных лагерях, созданных по всей Японии, начиная с Мацуямы, и число которых достигло двадцати семи.
Правительство Японии посчитало нужным обращаться с российскими военнопленными в духе цивилизованной страны и разрешило отцу Николаю отправить в лагеря православных священников для совершения необходимых служб и для духовной поддержки военнопленных. Православная Церковь во главе с отцом Николаем сделала все возможное для того, чтобы улучшить условия жизни военнопленных; священники читали утренние и вечерние молитвы, проводили праздничные службы для православных воинов, а миряне посылали русским военнопленным различные предметы первой необходимости.
После окончания войны император Николай Второй высоко оценил благородную деятельность японских православных верующих по отношению к русским воинам и пожаловал золотые кресты японским священникам, трудившимся в лагерях военнопленных. Простые солдаты из числа бывших военнопленных в благодарность за духовную поддержку со стороны японских православных верующих пожертвовали свои сбережения на строительство нового православного храма в Осаке. Наконец, Священнейший Синод возвел отца Николая в чин архиепископа. На этом закончился четвертый период в истории Православной Церкви в Японии в эпоху Мэйдзи.
* * *
К несчастью для отца Николая, пятый – последний – период его деятельности также оказался не очень благоприятным. И здесь нужно прежде всего обратить внимание на финансовую сторону деятельности Русской Православной Церкви в Японии. Как известно, по правилам Православной Церкви, приход архиепископа требует финансовой самостоятельности, однако действительное положение вещей, к котором находилась церковь в Японии, было далеко от такой самостоятельности.
В качестве главной причины этого следует назвать то обстоятельство, уже отмеченное мною выше, что православие с самого начала укоренилось преимущественно на северо-востоке Японии, самом бедном сельскохозяйственном районе, отстававшем от других частей страны в процессе модернизации. Следовательно, православные верующие этого района как правило были бедны. К большому сожалению для отца Николая, эта особенность относилась не только к одному северо-восточному району, но и ко всей Японии, что привело, в конечном счете, к бедности всей Православной Церкви в Японии. В октябре 1891 года, объезжая остров Кюсю (на юго-западе Японии), Николай писал в своем дневнике: «Господи, ты мой Боже, думалось, когда христиане будет не самый последний, самый бедный и грязный по всем городам, где наши Церкви? Скоро ль станем ходить к христианам на главных улицах и в хорошие дома?» (2-480).
О бедности Православной Церкви свидетельствует разница в суммах денежных пожертвований на одного человека в год между представителями различных христианских вероисповеданий в Японии. Согласно данным 1907 года, пожертвования православных составляли в среднем всего лишь 27 сэн (копейки), в то время как прихожане протестантских приходов жертвовали куда большие суммы: Congregational Church – 7 рублей 69 копеек, Japanese Christian Church – 5 рублей 28 копеек, Japanese Methodist Church – 2 рубля 50 копеек, Anglican Church – 6 рублей 29 копеек, в среднем же по протестантским приходам – 5 рублей 44 копейки.
Почему православию не удалось вовлечь в свой круг представителей богатого сословия, например, из числа буржуазии? Этот вопрос является слишком сложным, чтобы раскрыть его вкратце, поэтому я здесь ограничусь только тем, что скажу: на мой взгляд, консервативный и антиреформаторский характер православия не совпадал с идеями модернизации и капитализма, поэтому представители так называемого «среднего класса», являвшиеся движущей силой развития капитализма, и остались вне поля его влияния.
Кроме финансового вопроса был еще один вопрос, который мучил отца Николая в последние годы его жизни. Это был вопрос преемника. К этому времени в Японии успело побывать несколько епископов, отправляемых из России в качестве потенциальных преемников отца Николая. Среди них был такой замечательный миссионер, как Сергий Старогородский, которому был суждено руководить Русской Православной Церковью в бурное время революции сначала в качестве местоблюстителя, а затем в качестве Патриарха. К большому огорчению для отца Николая, никто долго в Японии не задерживался. Наконец, в 1908 году в Японию прибыл Сергий Тихомиров, который присутствовал при смерти отца Николая и принял на себя продолжение дела православной проповеди в Японии.
В июле 1911 года японские православные отмечали 50-летний юбилей пребывания их почитаемого учителя – отца Николая – в Японии. Для Николая же этот юбилей оказался дорогой цветов к своей смерти. Через полгода после юбилея, в феврале 1912 года, отец Николай умер в возрасте 76 лет, а еще через 5 месяцев, в июле того же года, умер император Мэйдзи, вместе с чем закончилась и одноименная эпоха в истории Японии.
После кончины архиепископа Николая остались: один собор, 6 храмов, 175 мест собраний, 276 общин, 1 епископ, 34 священника, 8 диаконов, 115 исповедников и 34 110 верующих. Здесь я хотел бы обратить ваше внимание на то, что все священники, диаконы и исповедники были из японцев. Это обстоятельство наглядно свидетельствует о желании отца Николая видеть в Японии Японскую Православную Церковь, созданную самими японцами. Что касается личного имущества, отец Николай оставил после себя только несколько простых предметов одежды. Этот факт также ясно показывает, как искренно и незабвенно он посвятил свою жизнь на распространение православного христианского учения в Японии.