Доклад на конференции «Россия и Финляндия: через века истории» в Яккале (Финляндия) 30 июня 2011 года.
В 1941-1944 гг. Западную Карелию, северные и северо-восточные районы Ленинградской области временно захватили финские войска, и религиозная жизнь там имела свои особенности. Православная Церковь на территории Финляндии, после отделения этой страны от России, 11 февраля 1921 г. получила автономию от Московской Патриархии. Но 6 июня 1923 г. она была принята с правами широкой автономии в Константинопольский Патриархат. В межвоенный период Финляндская Православная Церковь значительно окрепла и выросла численно – с 55 тыс. верующих в 1920 г. до 81 тыс., в том числе 65 тыс. финнов, в 1940 г. Она состояла из двух епархий – Карельской (16 приходов) и Выборгской (13 приходов), окормляемых 50 священниками, и имела 4 монастыря – Валаамский (200 монахов), Коневский (20), Печенгский (17) и женский в Линтуле (34 насельницы). Резиденция главы Церкви – архиепископа Германа (Аава) находилась в Сортавале (Сердоболе), там же в 1918 г. была открыта Духовная семинария. После советско-финской войны 1939-1940 гг. юго-восточные районы Финляндии отошли к СССР и 55 тыс. православных финнов из 18 приходов были вынуждены эвакуироваться вглубь страны, 3 монастыря из 4 оказались утрачены, их насельники также эвакуировались. Духовная семинария и Выборгский епископ переехали в Хельсинки, а архиепископ Герман в г. Куопио.[1]
Помимо Финляндской Православной Церкви в межвоенный период в Финляндии существовали две русские общины (Покровская и Никольская), находившиеся в управлении Западно-Европейского митрополита Евлогия (Георгиевского), в 1931 г. перешедшего из юрисдикции Московского Патриархата в юрисдикции Константинопольского Патриарха. Первая из них – Покровская в г. Выборге была основана в 1926 г. купчихой А.Д. Пугиной после перехода Финляндской Церкви на финский язык в богослужениях и григорианский церковный календарь, что вызвало неприятие многих русских эмигрантов. Возглавлял Покровскую общину в течение почти 22 лет, — с момента основания 23 декабря 1926 г. до своей смерти 19 июля 1948 г. известный в Финляндии пастырь — протоиерей Григорий Евфимьевич Светловский (1872-1948). С 28 ноября 1938 г. он был благочинным церквей Западно-Европейского экзархата митрополита Евлогия в Финляндии.[2] Во время советско-финской войны о. Григорий эвакуировал имущество общины, иконы и церковную утварь сначала в глубь Финляндии, в г. Кангасниеми, а затем — в Хельсинки, где первые годы Покровский приход не имел собственного церковного здания, а снимал для проживания клира и проведения богослужений дом в районе Мейлахти. Вторая – Никольская община изначально находилась в Хельсинки.
Отошедшие к СССР земли, включенные в состав созданной 31 марта 1940 г. Карело-Финской ССР, оказались почти безлюдными и вследствие этого существовавшие на них храмы перестали действовать. Образованные органы советской власти оформили закрытие всех этих «бесхозных» церквей с передачей их зданий для использования различным государственным и общественным организациям. Так, например, временное управление г. Вийпури (Выборга) 12 сентября 1940 г. постановило, что поскольку имеющиеся в городе храмы (русские церкви на Кирпичной ул. и у железнодорожного вокзала, кирка, католические церкви на площади и кладбище) пустуют, и ни одного заявления от желающих использовать их для богослужений не поступило, необходимо просить СНК Карело-Финской ССР о закрытии церквей «с передачей их под культурно-хозяйственные нужды и потребности города». И вскоре республиканский Совнарком принял соответствующее решение. В самой же «советской Карелии» уже к началу 1940 г. не было ни одного служившего священника, а последние православные храмы оказались официально закрыты весной-летом 1941 г.: в Повенце – 14 апреля 1941 г., а в Петрозаводске Екатерининская церковь – 3 июня 1941 г. и обновленческая Крестовоздвиженская – 15 июля 1941 г.[3]
Мирная передышка в советско-финляндских отношениях была недолгой. О планах архиепископа Германа накануне начала второй войны с СССР говорится в докладе немецкого священника Л. Зентрке из Турку в МИД от 13 сентября 1941 г. В нем священник передавал содержание двух своих бесед с Владыкой 13–14 июня 1941 г. Архиепископ Герман был уверен в скором начале войны и заявил, что в случае передачи Финляндии территории Карелии (где проживали кроме русских родственные финнам православные карелы) она, вероятно, будет подчинена Православной Церкви Финляндии: «Этим нашей Церкви была бы поручена новая важная задача. Она должна помочь действительно включить это население в финский народ и вместе с тем возвысить его духовно и религиозно».[4]
Как Православная, так и Евангелическо-Лютеранская Церкви Финляндии благословили начало летом 1941 г. новой войны с СССР. 26 июня шесть финских лютеранских епископов обратились к пастве в связи с началом войны с совместным призывом, в котором говорилось: «Снова народ Финляндии исполнен благодарности при мысли, что он опять призван выступить на защиту святой христианской веры и западной христианской культуры».[5]
В первые месяцы войны финские войска заняли часть Карелии (с населением свыше 80 тыс. человек) и Ленинградской области. Архиепископ Герман вернулся в Сортавалу и приступил к осуществлению своих миссионерских и националистических планов. В сентябре 1941 г. миссионерская работа в Карелии уже велась 6 представителями православного военного духовенства и, кроме того, 30 священниками, монахами, диаконами и 6 обученными мирянами, также планировалось направить на занятые территории 250 православных учителей. Финская церковная газета «Ферзамлингсбладет» 18 сентября сообщила, что «Общество распространения Библии в России» выпустило 5000 православных молитвенников для раздачи советским военнопленным. Спрос на них оказался значительно выше ожидавшегося. К этому времени дважды в месяц стал выходить церковный листок на русском языке «Друг военнопленных» тиражом 7000 экземпляров, которые распространялись в лагерях.[6]
В некоторых из них были православные священнослужители из числа самих пленных. Так, например, с июня 1942 по август 1944 г. в лагере советских военнопленных в г. Лаппенранта проводил богослужения священник Иоанн Иаковлевич Сафронов. Он попал в плен к финнам, работал на строительстве оборонительных сооружений и получил от администрации лагеря официальное разрешение исполнять обязанности священника. После окончания войны о. Иоанн служил настоятелем Троицкой церкви с. Подгощи Шимского района Новгородской области и был арестован 29 марта 1949 г. по обвинению в проведении антисоветской агитации в период пребывания в Финляндии. 26 ноября 1949 г. Военный Трибунал войск МВД Ленинградского округа приговорил священника к 25 годам лагерей, но 24 октября 1955 г. он был освобожден по амнистии, а в 1992 г. реабилитирован.[7]
В целом в Финляндии существовала большая разница по сравнению с Германией, где миссионерская деятельность среди советских военнопленных в основном запрещалась. Впрочем, у финнов имелся некоторый опыт еще со времен войны 1939-1940 гг. Уже тогда советские военнопленные читали в лагерях Евангелие, и значительное их число участвовало в регулярно проводившихся богослужениях. Перед тем как финские войска по мирному договору оставили передаваемый под советскую военную базу полуостров Ханко, они положили в каждый дом Новый Завет на русском языке.[8]
Евангелическо-Лютеранская Церковь Финляндии тоже старалась вести активную работу в Карелии. Один из руководителей этой Церкви епископ Тампере М.А. Летонен в ноябре 1941 г. посетил занятые финскими войсками территории и увидел там большое поле для деятельности по преодолению последствий атеистического воспитания. Согласно газетной статье о поездке епископа, его особенно поразила реакция двух молодых женщин на вопрос: «Знают ли они, кто был Иисус Христос?» Женщины ответили: «Мы это не знаем, во всяком случае, он жил не в этой деревне».[9]
В газетной статье участвовавший в «деле евангелизации» доктор П. Вирккунен в январе 1942 г. назвал подобную деятельность важнейшим полем работы для Церкви в настоящее время: «Сегодня в разгар войны перед нами стоит огромная задача снова сделать здесь финских людей душевно свободными…Мы хотим теперь с Божией помощью спасти эту молодежь для Евангелия». Уделяла внимание Евангелическо-Лютеранская Церковь и лагерям советских военнопленных. Иногда это приводило к конфликтам с заключенными, однажды даже был убит секретарь Финляндского архиепископа пастор Кунила в Турку при душепопечительном посещении тюрьмы. В «Известиях Германской Евангелической Церкви» № 30 от 1 марта 1942 г. сообщалось: «Убийца не проявляет никаких следов раскаяния, напротив он цинично заявил, что ему как убежденному коммунисту совершенно безразлично, что он сам убил своего благодетеля».[10]
Часть финских православных общин на утраченных в 1940 г. территориях была воссоздана. Так, приехавший в январе 1942 г. в Карелию православный священник Пааво Саарикоски, посетил возрожденную церковь с. Массила. В другом селе Виелярви он по приглашению жителей крестил их детей, во многих карельских деревнях на прежней советской территории раздавал крестьянам иконки, назидательные поучения и нашел, что «несмотря на безбожие большевиков, народ остался верующим». В сообщении Католической информационной службы «Кипа» от 29 июня 1942 г. говорилось, что население Выборга составляет 100 тыс. человек, и различные религиозные общины города провели собрания с целью открытия церквей, до недавнего же времени лютеране Выборга были вынуждены использовать для богослужения зал в жилом доме.[11]
В дальнейшем в городе открылась Петропавловская кирка. Подобная ситуация была и у православных. В 1942 г. в Выборг вернулся протоиерей Леонид Хоманен, до марта 1940 г. служивший настоятелем финского православного прихода, и возобновил богослужения в Ильинской церкви. Деревянный храм Успения Божией Матери на кладбище был отремонтирован в 1942-1943 гг., и в нем также начались службы. Кафедральный же собор Преображения Господня был занят под склад советского трофейного оружия и, таким образом, не действовал (с 1940 по 1948 гг.).
В г. Кексгольме (ныне Приозерске) открылись два православных храма – собор Рождества Пресвятой Богородицы и кладбищенская церковь Всех святых. В Сортавале архиепископ Герман летом 1943 г. освятил восстановленную городскую Никольскую церковь, в этот день на торжественное архиерейское богослужение прибыли богомольцы из различных районов Карелии. Кроме того, в Сортавале возобновились богослужения в Никольской церкви на Валаамском подворье и домовом храме Духовной семинарии. Открывались храмы и на оккупированных «старых» советских территориях. Так, в Петрозаводске вновь стали действовать две недавно закрытые церкви – Екатерининская и Крестовоздиженская, в последней служил иеромонах Павел (Олмари, до 1927 г. – Гусев) – будущий преемник архиепископа Германа в качестве предстоятеля Финляндской Православной Церкви. В г. Олонце также открылись два храма – Успенская кладбищенская церковь и Никольский собор, в них служил местный уроженец иеромонах Савва (Саханов). В числе других населенных пунктов Карелии богослужения возобновились в Ладве, Шелтозере, Соломенном, Кондопоге, а в Ленинградской области – в Важинах и Гимреке. Правда, порой финские войска устраивали в православных храмах гарнизонные лютеранские кирки. Таким образом, они поступили с Олонецкой Смоленской церковью «на острову», православным храмом с. Хевроньино на р. Свирь и др.[12] В Александро-Свирском монастыре в период оккупации находился финский военный госпиталь, но достоверных сведений о проведении лютеранских или православных богослужений в монастырских храмах нет.
Ни один из трех закрытых в 1940 г. монастырей Финляндской Православной Церкви полностью возрожден не был, хотя в отношении Валаамского и Коневского такие попытки предпринимались. Монахи ушли с Валаама 19 марта 1940 г. и на нем были устроены школа юнг и военная база. 19 сентября 1941 г. советский гарнизон оставил архипелаг, и 21 сентября финские войска заняли его без боя, что спасло монастырские храмы от разрушения. Через месяц несколько бывших насельников монастыря во главе с настоятелем игуменом Харитоном совершили поездку на острова. 20 октября они осмотрели почти неповрежденное подворье в г. Сортавала и 21 октября прибыли на Валаам. На следующий день монахи отслужили молебен преподобным Сергию и Герману Валаамским и Божией Матери в соборе, использовавшемся ранее под клуб советской военной базы. 28 октября 1941 г. насельники покинули острова, вернувшись к остальной братии, проживавшей в местечке Папинниеми. Находившийся относительно недалеко от линии фронта Валаам занимали финские войска, и поэтому обитель не была возрождена во время войны. Правда, летом 1942 и 1943 гг. 7 монахов все же приезжали на остров и периодически служили в монастырских храмах. В своей статье 1941 г. о посещении острова игумен Харитон привел следующие строки:
«О, Валаам, многострадальный,
О страстотерпец, Валаам,
Опять удел судьбы печальный
Пришел к святым твоим местам.
Опять ты ранами покрытый
Стоишь безмолвный и пустой,
Полуразрушенный, избитый,
Но тот же дивный и святой.
Уж ты для нас необитаем,
И мы, насельники твои
Осиротелые блуждаем,
Как без отца и без семьи…
О, Валаам, пример терпенья,
Ты не угаснешь до конца,
Невольной верою согреты
Опустошенные сердца:
За безграничное смиренье
Тебя, как Господа Христа,
Ждет также радость Воскресенья
За всю безропотность креста».[13]
Насельники Коневского Богородице-Рождественского монастыря на острове Коневец покинули свою обитель также в марте 1940 г. Осенью 1941 г. часть иноков снова прибыла на остров, пытаясь возродить монашескую жизнь. К тому времени все храмы, кроме Никольской церкви, сильно пострадали (их иконостасы были выломаны), и богослужения возобновились только в ней (с августа 1942 г.). В 1944 г. у алтаря Богородице-Рождественского собора был погребен согласно завещанию умерший 12 февраля в Финляндии (в г. Куопио) настоятель обители игумен Маврикий (Сережин). 19 августа 1944 г. последние насельники навсегда покинули о. Коневец, причем при эвакуации погиб наместник иеромонах Адриан. В дальнейшем, после нескольких лет скитаний, 32 коневских инока обосновались в усадьбе Хиекка коммуны Кейтеле, где монастырь просуществовал до середины 1950-х гг. 31 августа 1956 г. девять последних насельников во главе с иеромонахом Дорофеем (Беляковым) переехали в Ново-Валаамский монастырь в Папинниеми, взяв с собой чудотворную Коневскую икону Божией Матери.[14]
В целом к концу 1943 – началу 1944 гг. в Карелии открылось около 40 православных храмов (после изгнания финнов на 1 ноября 1944 г. в списке действующих числилось 18 церквей). Однако богослужения, как и восстановленное преподавание Закона Божия, проводились на финском языке. На Карельском перешейке и в Подпорожском, Вознесенском, Лодейнопольском районах Ленинградской области возобновили свое функционирование примерно 20 православных храмов. Служили в них, как и в карельских, в основном финские священники, в том числе военные, и иеромонахи Валаамского монастыря. На богослужениях они поминали архиепископа Германа и президента Финляндии Рюти.[15]
В январе 1942 г. в оккупированной части Карелии действовали уже 150 учителей христианских народных школ и молодых священников. Все это делалось с санкции и при поддержке военной администрации. Так, в газетной статье священник Пааво Саарикоски писал: «Православная Церковь Финляндии готова оказать помощь этим братьям по вере всеми имеющимися в ее распоряжении средствами. Финская военная администрация поддерживает эти устремления».[16]
Аналогичный вывод можно сделать и на основе донесения командования советского Карельского фронта: «При Военном управлении Восточной Карелии имеется отдел просвещения, который через окружные и районные управления осуществляет контроль и руководство школьными и религиозными заведениями. В распоряжении отдела просвещения имеется группа попов, которая должна обслуживать население. В некоторых наиболее крупных населенных пунктах открыты церкви. Попам, служащим в финских частях, предоставлена также возможность обслуживать гражданское население, но это производится только по просьбе попов, состоящих в штате при Военном управлении».[17]
Правда, согласно другому сообщению, финские оккупационные власти (вероятно под воздействием немцев) указали, что «среди населения не должно проводиться никакой религиозной агитации. Тот, кто хочет… вступить в религиозную общину, должен сделать выбор совершенно свободно по своим убеждениям, без уговоров и принуждения». По данным на 30 июня 1942 г. в оккупированной части Карелии насчитывалось 4069 человек, состоявших в православных общинах, и 665 – в лютеранских. К этому времени в финских частях здесь служили 11 лютеранских военных священников и 14 их помощников, а также 6 православных и 7 их помощников. Все они имели воинские звания и вне храма носили мундир. Указанные 6 православных священников в основном были выпускниками Сортавальской Духовной семинарии: Серафим Филин, Михаил Куха, Олаф Петсало, Александр Казанко (Казанский), Пентти Хярконен и Вильхо Патронен. Для местных карельских жителей они служили эпизодически и могли удовлетворять только первоочередные духовные потребности населения. Восстановления приходской жизни в полном объеме не произошло. «Восточная Карелия» не была окончательно включена в состав Финляндской Православной Церкви, руководство которой считало это неуместным до конца войны и заключения мирного договора. Поэтому архиепископ Герман не выезжал за границы 1940 г.[18]
Следует отметить, что в отличие от карел, большая часть русского населения была заключена в лагеря. При этом многие деревни Карелии и Посвирья имели смешанное население, и решение жителей какой из них интернировать, а какой оставлять на месте, нередко принималось совершенно произвольно. Установленный в лагерях режим был очень жестоким, уже в первый год многие интернированные умерли от голода, болезней и непосильного принудительного труда. На второй год войны вмешался Международный Красный Крест, и условия содержания хотя бы немного изменились к лучшему. Большая часть лагерей находилась вблизи Петрозаводска. Там проживал единственный уцелевший в ходе репрессий 1930-х гг. заштатный священник Петр Макаров, и с конца 1941 г. он стал исполнять пастырские обязанности в четырех устроенных в лагерных бараках церквях (во 2, 3, 5 и 6 лагерях). Только в июле – сентябре 1943 г. о. Петр совершил в них 53 службы, на которых присутствовало 11500 молящихся и 1692 причастника, 27 молебнов с 6895 молящимися, 103 крещения, 32 отпевания, 26 панихид, 55 заказных молебнов, 55 заказных панихид, 26 миропомазаний и 32 приобщения больных.[19] Все это утешало людей и давало им силы и надежду выжить в нечеловеческих условиях.
В составленной Ленинградским обкомом ВКП(б) в 1944 г. информационной записке «О злодеяниях немецко-фашистских захватчиков в бывших оккупированных северных районах Ленинградской области и в районах Карельского перешейка» говорилось: «В северных районах Ленинградской области озверелые лахтари объявили все мирное население пленными. Целые семьи угонялись в рабство в Финляндию… Другую часть населения финны содержали в лагерях… До войны в Вознесенском, Подпорожском и Лодейнопольском районах проживало 86676 чел., после освобождения районов от финских оккупантов на 20 июля учтено 1457 человек мирных граждан, бежавших из лагерей. В лагерях финские захватчики устанавливали режим голода и палки… Вследствие непосильного труда и голодного пайка… в лагерях была большая смертность. Только в одном Ильинском лагере от голода умерло 300 человек». Кроме того, финская армия в ходе боевых действий уничтожила несколько православных храмов, например, две церкви в г. Лодейное Поле.[20]
О религиозной ситуации на не оккупированной территории Карело-Финской ССР весной 1943 г. свидетельствуют, в частности, документы советских руководящих органов в связи с праздником Пасхи. Из Москвы по линии НКВД в адрес республиканского руководства поступили специальные указания, которые затем направлялись для исполнения в районы. В них предписывалось не препятствовать духовенству в отправлении церковной службы в ночь с 24 на 25 апреля 1943 г. и отмечалось: «В нашей республике действующих церквей нет, возможно, верующие будут совершать религиозные обряды на квартирах или местах погребения. Совершение этих обрядов не запрещать. Разрешить в городах, объявленных на военном положении, в эту ночь беспрепятственное хождение граждан по городу, о чем договориться с начальниками гарнизонов воинских частей, ознакомив их с настоящим указанием. 25 апреля 1943 г. телеграфируйте о результатах выполнения настоящих указаний в НКВД КФССР».[21]
В секретном телеграфном сообщении Наркомата внутренних дел Карелии в НКВД СССР от 27 апреля 1943 г. о выполнении указанных директив говорилось: «Всем начальникам районных отделений НКВД своевременно были даны указания. С содержанием директивы ознакомлены руководители партийных органов и начальники гарнизонов воинских частей… Отправлений церковной службы не было, так как в республике действующих церквей нет. Случаев провокационных и хулиганских проявлений не выявлено».[22]
Вскоре в связи с изменением государственно-церковных отношений в СССР последовал секретный приказ командования Карельским фронтом от 10 сентября 1943 г.: «Учитывая большую культурно-историческую значимость памятников культуры народов СССР и необходимость дальнейшего их сохранения, в соответствии с указаниями начальника тыла Красной Армии, приказываю:
1. Начальникам тыла армий, начальникам гарнизонов во фронтовом районе, согласно прилагаемому при этом списку, немедленно через органы местной власти установить фактическое наличие в полосе армии фронта перечисленных в списке церквей, зданий и других сооружений как имеющих культурно-историческое значение и взять на учет и под охрану.
2. Выявленные, согласно списку, церкви и другие здания немедленно освободить, если они заняты, привести в порядок (очистить от мусора), забить двери и все здания замаскировать наравне с военными объектами.
3. В дальнейшем запретить занимать перечисленные в списке церкви и прочие здания под склады, гаражи, конюшни, а также для размещения военнослужащих. При выборе места для огневых точек избегать использования для этих целей указанные церкви и другие здания, а также избегать рытья траншей у стен зданий или под самими зданиями и расположения вблизи их артиллерийских батарей.
4. При наличии уже разрушенных исторических сооружений таковые также взять под охрану и не допускать расхищения кирпича, камня, железа и других строительных материалов, оставшихся после разрушения… ».
К приказу прилагался список 56 культовых зданий – памятников архитектуры, истории и культуры, которые были взяты на учет и под охрану войсками Карельского фронта, в том числе Преображенский собор и Покровская церковь на острове Кижи, Успенский собор в Кеми, Успенская церковь в Кондопоге, Петропавловская церковь в с. Вирма Беломорского района и другие.[23]
5 декабря 1943 г. управляющий делами Карело-Финской ССР И. Филимонов составил список действующих в советской Карелии храмов, включив в него лишь две часовни свт. Николая Чудотворца в Кемском районе: в д. Гридино без священника и в д. Летнерека, где служил священник Афанасий Мартынов. Но, вероятно, вскоре после окончания войны обе часовни были сняты с регистрации, так как в не подвергавшейся оккупации части Карелии в послевоенные годы ни одного храма или молитвенного дома не действовало.[24]
В июне-июле 1944 г. Карелия и северная часть Ленинградской области были освобождены. Почти все финские священники, избежав репрессий, ушли с отступавшими войсками, и большинство приходов осталось без духовенства. Впрочем, некоторые финские священнослужители все-таки подверглись аресту. Показательна в этом плане судьба иеромонаха Иоанна (в миру Петра Матси, 1906-1960). Он состоял в братии Валаамского монастыря, учился в Сердобольской (Сортавальской) Духовной семинарии, в 1935 г. принял монашеский постриг в Сербии, но в начале советско-финской войны 1939-1940 гг. был призван в Финляндию в действующую армию в качестве полкового священника с приписанием к братии Коневского монастыря, затем с 20 декабря 1941 по 16 июня 1944 гг. служил районным священником на полуострове Заонежья. С июня 1944 г. о. Иоанн некоторое время был священником при лагере советских военнопленных в Финляндии, но в 1945 г. оказался арестован МГБ и осужден. До июля 1955 г. он отбывал срок в воркутинских и мордовских лагерях и только 7 августа 1955 г. был освобожден и выслан в Финляндию после вмешательства финского правительства (в дальнейшем о. Иоанн служил в русских храмах Франции, где и скончался).[25]
Вопрос о дальнейшей судьбе открытых в годы финской оккупации православных церквей решился далеко не сразу. Войска Карельского фронта 28 июня 1944 г. освободили г. Петрозаводск, и его верующие жители сразу же обратились с ходатайством в местные органы власти о регистрации функционировавшей с начала войны общины Крестовоздвиженской церкви. 31 августа 1944 г. Совнарком Карело-Финской ССР направил председателю Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпову заключение по вопросу открытия Крестовоздвиженского храма. В нем отмечалось, что правительство республики считает возможным удовлетворить ходатайство верующих. В конце сентября 1944 г. Совет по делам Русской православной церкви вернул все документы по данному вопросу Совнаркому Карело-Финской ССР, разъяснив, что, согласно инструкции Совета от 5 февраля 1944 г., в отношении функционировавшей церкви не требовалось принимать решения о ее открытии, и предложил зарегистрировать общину, что и было сделано 31 октября 1944 г. Лишь 5 июля 1945 г. был зарегистрирован приход Екатерининской церкви в Петрозаводске, еще позднее общины Успенской церкви в Олонце и Никольской в Сортавале, храма в пос. Соломенное и четырех сельских церквей.[26]
Впрочем, богослужения в столице республики продолжались непрерывно. Священник П. Макаров до 27 июня 1944 г., окормлявший лагеря интернированного русского населения, не ушел с финнами, и с разрешения председателя Петрозаводского горсовета со дня освобождения города стал служить в Крестовоздвиженской церкви, хотя его назначение временно исполняющим обязанности настоятеля произошло только 9 июля 1945 г. Затем, о. Петр 3 января 1946 г. был уволен за штат, 14 мая того же года арестован и 10 августа 1946 г. приговорен к 15 годам исправительно-трудовых лагерей. На его место митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков), с 5 сентября 1944 г. временно управлявший Олонецкой епархией, назначил нового священника. Желая спасти храмы Карелии от закрытия, Владыка старался по возможности быстро замещать вакантные места настоятелей. Так, 9 июля 1945 г. он назначил настоятелей двух церквей в Петрозаводске и храма в с. Ладва, 3 января 1946 г. – в церковь с. Шелтозеро и др. Однако большинство храмов были официально закрыты, как не функционирующие за неимением священников (только в Олонецком районе – 6). Таким образом, к середине 1947 г. в Карельской республике осталось лишь 9 действующих православных церквей, а 85% функционировавших в период войны храмов вновь оказались закрытыми.[27]
Финляндская Православная Церковь после окончания войны вновь переживала тяжелый период, связанный с размещением на новом месте эвакуированных прихожан и монахов (теперь и Трифоно-Печенгского монастыря). Во второй половине 1940-х гг. шли переговоры о ее возвращении в юрисдикцию Московского Патриархата, но в конце концов они закончились неудачей, и Финляндская Православная Церковь ослась под окормлением Константинопольского Патриарха.
[1] Bundesarchiv Berlin (BA), R 901/62300. Bl. 36-42.
[2] Нивьер А. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920-1995: Биографический справочник. М.-Париж, 2007. С. 414-415.
[3] Бовкало А.А., Галкин А.К. Религиозная жизнь в Карелии в первое десятилетие после «Большого террора» // Финно-угры и соседи: проблемы этнокультурного взимодействия в Балтийском и Баринцевом регионах. СПб., 2002. С. 265-266, 373, 375.
[4] BA, R 901/62300. Bl. 36-44.
[5] Там же. NS 15/552. Bl. 14.
[6] Там же. R 901/62291. Bl. 228-231, 234.
[7] Справка Управления ФСБ РФ по Новгородской области от 30 июня 1994 г.
[8] BA, R 5101/22415. Bl. 39.
[9] Там же.
[10] Там же. R 901/69292. Bl. 149; R 901/69302. Bl. 81; NS 15/552. Bl. 2.
[11] Там же. NS 15/552. Bl. 27, 30.
[12] Бовкало А.А., Галкин А.К. Указ. соч. С. 267-268; По обе стороны Карельского фронта. 1941-1944 гг. Документы и материалы. Петрозаводск, 1995. С. 209, 229.
[13] Православная Русь. 1941. № 17-18. С. 7, № 21-22, С. 6-7.
[14] Берташ А. Коневский Богородице-Рождественский мужской монастырь на о. Коневец // ЖМП. 2003. № 5. С. 43.
[15] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 7, л. 95, 115.
[16] BA, R 901/69292. Bl. 149.
[17] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 125, д. 92, л. 81.
[18] По обе стороны Карельского фронта. С. 228-229, 262; Бовкало А.А., Галкин А.К. Указ. соч. С. 267-268.
[19] Бовкало А.А., Галкин А.К. Указ. соч. С. 267, 275; Вестник Мемориала. 1993. № 2(6). С. 33-34.
[20] ЦГА СПб, ф. 7179, оп. 53, д. 89, л. 178-180.
[21] Неизвестная Карелия. Документы спецорганов о жизни республики. 1941-1956 гг. Петрозаводск, 1999. С. 295.
[22] Там же. С. 84.
[23] Детчуев Б.Ф., Макуров В.Г. Государственно-церковные отношения в Карелии (1917 – 1990-е гг.) Петрозаводск, 1999. С. 107-108.
[24] Бовкало А.А., Галкин А.К. Указ. соч. С. 269.
[25] Нивьер А. Указ. соч. С. 230-231.
[26] Детчуев Б.Ф., Макуров В.Г. Указ. соч. С. 109-110.
[27] Там же; Бовкало А.А., Галкин А.К. Указ. соч. С. 269.