Священное Писание, как известно, открывает своё повествование двумя рассказами о происхождении человека. Причём, более древним, относящимся к эпохе Соломона, считается второй, так называемый текст ягвистской традиции, имеющий повествовательный характер. Правда, ярко выраженный моногамный характер текста не очень вписывается в картину безграничного многоженства самого царя Соломона. Также, впрочем, как и гимн верности в книге «Песнь песней», приписываемый традицией тому же царю. Объяснить это можно борьбой за идеалы, сохраняемые древней устной традицией еврейского народа. Евреи вспомнят о них и тогда, когда окажутся в Вавилонском плену, в условиях главенства враждебной им языческой культуры. Что касается идеализации царя Соломона, то это, вероятно, связано с воспоминаниями о золотом времени в истории Израильского народа, в условиях после пленной разрухи. Но в любом случае все эти тексты имеют ярко выраженный апологетический смысл и направлены против языческого политеизма и языческой полигамии. И именно это делает их, с нашей точки зрения, чрезвычайно современными. Европейская цивилизация развивалась и продолжает развиваться на путях секулярного гуманизма, укоренённого в эллинистическом прошлом до-христианской Европы. Как говорили древние эллины, человек — мера всех вещей. Но именно против этого утверждения направлен основной пафос утверждений двух библейских рассказов о творении. Даже «Песнь песней», понимаемая (как считают многие) до первого века нашей эры вне аллегорического контекста, т.е. буквально, была включена в список библейских книг потому, что она описывает любовь как нечто человеческое, а не нечто нечистое, причастное к языческим богам и богиням плодородия ( Ваалам и Астартам ). Чтобы раскрыть смысл пола, нужно было сначала высвободить его из нечистой и мутной сакральной атмосферы языческих обрядов. В «Песне песней» утверждается, что половое чувство — чувство человеческое, земное, часть творения, дар Бога, к которому необходимо относиться чрезвычайно бережно, но которое нельзя обожествлять, т.е. считать основной ценностью жизни.
Первый Библейский текст о творении человека (не первый по времени, а расположенный первым боговдохновенным редактором) как полагают, был написан в условиях вавилонского плена. Там на Новый год в связи с разливом Тигра и Евфрата совершались различного рода религиозные процессии, посвящённые богу Мардуку, и торжественно читался текст о происхождении мира «Энума элиш» («Там в вышине»). Вполне возможно, что в связи с этим праздником и совершался священный брак царя-жреца и верховной жрицы. Естественно, что евреи, пребывающие в этой психологически тяжёлой для них культурно-религиозной обстановке, пытались высказаться с точки зрения своей веры. Тем более, что у них уже были не только устные предания времён патриархов, но и Моисеев закон и записанные ягвистские тексты X века. Поэтому ответом на языческие вавилонские традиции, связанные с разливом Тигра и Евфрата, было появление новых новогодних традиций еврейского народа, которые как бы вписывались в ритм местной жизни, но совершенно переосмысливали их языческое содержание. Таким образом, первый библейский текст написан на языке вавилонской культуры, но излагает он монотеистические верования еврейского народа и имеет скрытое апологетическое значение. Не боги победили, не Мардук достоин прославления, но Элогим создал небо, землю и человека единым глаголом, поэтому Ему слава во веки!
Однако, как ни странно, тексты, рассказывающие о творении человека (Быт. 1, 26-27), направлены не только против вавилонских языческих представлений о происхождении человека, но и против египетских верований. Так как (по мнению многих толкователей) библейский текст: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его…» направлен против культа звероподобных богов, распространённого в Египте. Такое толкование возможно, если вспомнить не только политическую, но и культурную близость Иудеи к Египту перед разгромом Иерусалима Навуходоносором. Вероятно, отталкивание от вавилонских языческих верований приводило многих к традициям, проникавшим когда-то в Иудею из Египта. Вот против этого и протестует боговдохновенный автор, намекая, кроме того, на известный в иудейской среде текст: «И нарёк человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым; но для человека не нашлось помощника, подобного ему» (Быт. 2, 20 ).
По мнению В. Лосского, «если текст этот направлен, как предполагают некоторые, против египетского культа звероподобных богов, тогда выражение «по образу» имеет главным образом негативное значение: у животных нет ничего Божественного, так как один только человек создан «по образу» Бога. Некоторые также отмечают, что выражение «как и по подобию нашему» ещё больше сужает положительное содержание «по образу Нашему», и это, быть может, для того, чтобы избежать иранского мифа о «небесном человеке»: человек — только по образу: у него лишь некоторое отдалённое сходство с Господом благодаря месту, которое он занимает среди земных тварей».[1] Однако контекст Быт. 5, 1-3 не даёт право так узко понимать это выражение. Как Бог сотворил человека по подобию Своему, так и Адам рождает сына по подобию и образу своему. Это сравнение даёт возможность для положительного понимания рассматриваемого текста. Вполне допустимо, что вдохновенный автор книги Бытие поместил это выражение в текст, чтобы ещё раз напомнить своим соплеменникам о том, что человек ничего общего не имеет с другими тварями. Кроме того, если это выражение направлено против культа звероподобных богов, естественно вытекает вывод, что Божий облик не имеет ничего общего со звероподобным видом и, может быть, можно сказать больше: Он похож на человека. Тогда образ воплотившегося Сына Божия, как видимое невидимого Отца, выходит за рамки временности. «Мысль, что человек носит образ Божий, — считает отец Сергий Булгаков, — содержит в себе, как своё основание, и обратную мысль, именно, что человечность свойственна образу Божию».[2] Высказывание это, без сомнения, основывается на известных словах святого Иоанна Дамаскина: «Бог создал человека по образу своему и подобию. И Адам видел Бога и слышал звук его ног, когда Он ходил вечером и скрылся в раю. И Иаков видел и боролся с Богом. Ясно же, что Бог явился ему в виде человека. И Моисей видел, как бы задняя человека, и Исаия видел Его, как человека, сидящим на престоле. И Даниил видел подобие человека и как бы сына человеческого, дошедшего к Ветхому денми».[3] Нельзя однако забывать о категорическом запрещении Израилю делать какие бы то ни было изображении Бога. Можно , правда, вслед за отцом С. Булгаковым сослаться на то, что человеческий образ затемнён грехом, но можно и видеть в этом некоторый педагогический мотив, подготавливающий приход в мир Богочеловека, в котором единственно в полноте открывается Отец. Кроме того, необходимо помнить и языческие суеверия того времени, по которым боги как бы жили в своих статуях и изображениях и, при случае, могли покидать их. Избежать искушения поклоняться изображению вместо Бога было чрезвычайно важно. Контекст первой главы книги Бытия говорит нам прежде всего о человеке как о вершине материального мира. Творение человека — это последний творческий акт Бога в мироздании. Разные этапы библейской космогонии показывают нам, как рождаются всё более совершенные сущности, и в конце вдохновенный автор описывает творение человека, подчёркивая именно то, что как образ Божий он венчает всё творение. Именно поэтому «меняется также формула, с которой Бог выражает своё одобрение по поводу Им совершённых дел. Мир явившийся раньше человека был только « хорошим» (Быт. 1,25), а сразу после него становится «очень хорошим» (Быт. 1,31)».[4] Также из Божественного совета, который предваряет творческий акт, можно почувствовать некоторую подчёркнутость, особое значение, которое автор придаёт Образу Божьему, воссиявшему в созданном Богом человеке (Быт. 1, 26). Кроме того, имеет смысл в этом контексте подчеркнуть, что по словам автора второго текста о создании разумного существа (Быт. 2), Бог производит человека специальным действием: дуновение Творца указывает на особую связь между жизнью Божественной и человеком (Быт. 2, 7). Говоря о превосходстве человека над остальными тварями, можно также указать на то одиночество, которое испытывал человек до создания женщины (Быт. 2, 18-20). Достоинство человека проявляется также из особого наказания за убийство, которое выводится из того факта, что человек является образом Божием (Быт. 9, 6). Образ Божий указывает на существо, способное вести диалог с Богом, т.е. входить в личное отношение с Ним, отношение, которое включает в себя слышание призыва и соответствующий ответ на свободное обязательство. Это предполагает, в свою очередь, несомненное учреждение человеческой особенности, связанной с образом его происхождения от Бога. Как Сиф рождается по образу и подобию от Адама, так и Адам создаётся по подобию Бога (Быт. 5, 1-3).
Наконец, образ Божий обозначает особенную роль человечества по сравнению с материальным миром. Человек поставляется во вселенной как соработник и наместник Бога. Его можно выделить из природы, но нельзя оторвать от Бога. Передача верховенства над другими тварями человеку выражается по средством мифической стилистики, когда говорится, что Бог приводит всех животных к Адаму, чтобы тот дал им имена. (Быт. 2, 19). [5] Есть ещё одно место в 8-ом псалме, где автор хоть и не говорит прямо об образе, но из контекста видно, что эти слова прямо иллюстрируют то, как древний еврей, написавший этот псалом, понимает образ Божий в человеке: «… что есть человек, что Ты помнишь его? Не много Ты умалил его пред ангелами; славою и честию увенчал его. Поставил его владыкою над делами рук Твоих; всё положил под ноги его» (Пс. 8, 5-7). Суммируя всё выше сказанное, мы должны иметь в виду, что выражение «…сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их» подчёркивает равное достоинство мужчины и женщины перед Богом.
Если первый библейский рассказ показывает человека венцом творения, которым завершается великое дело Божие, то второй ставит человека как бы в центр повествования. Всё сотворено для человека. И в этом смысле женщина сотворена тоже для человека — Адама. «Ибо прежде создан Адам, а потом Ева, — пишет апостол Павел, — и не Адам прельщен; но жена, прельстившись впала в преступление». (1 Тим. 2,13). Такой вывод может показаться унижающим достоинство женщины, поэтому, чтобы не впасть в противоречие с первым нашим выводом о равном достоинстве мужчины и женщины, необходимо более внимательно присмотреться к библейскому образу о происхождении Евы.
Сотворённый из персти земной (глины) и животворящего Божественного дыхания, человек помещён в Раю. По согласному учению многих святых отцов, Рай — это место пребывания человека вместе с Богом. Что чрезвычайно важно иметь в виду. Среди живых существ сотворённого Богом мира для человека не находится «помощника подобного ему», а быть одному на земле не хорошо. Отсюда решение Творца создать Адаму помощника соответственного ему. Контекст всего Священного Писания заставляет нас вспомнить, что Адам есть не только человек, но и Всечеловек, в котором содержится всё человечество. Женщина становится матерью всех живущих на земле, но она сама от Адама. Можно было бы сказать, что она -только средство для рождений от Адама. Эту идею при желании легко можно было бы подтвердить ссылками на апостола Павла. Да и блаженный Августин считал, что женщина является хорошим помощником для мужчины только в рождении детей. В других же случаях лучшим помощником может быть друг — мужчина. Несостоятельность этой точки зрения заключается в том, что человеку ищут помощника среди животных вряд ли для того, чтобы найти способ распространения рода человеческого по земле. Кроме того, утверждение Священного Писания о равном достоинстве мужчины и женщины, сотворённых по образу Божию, не может быть предано забвению. Поэтому, хотя женщина создаётся действительно для того, чтобы быть участницей осуществления Божественных обетований по распространению рода человеческого по всей земле, но это не исчерпывающее предназначение для неё. Она вместе со своим мужем должна ещё наполнять землю, обладать ею и владычествовать над всеми рыбами, птицами и животными. Это библейское описание предназначения человека на земле очень разительно отличается от главенствующего шумеро-вавилонского взгляда, по которому человек сотворён из крови убитого бога для того, чтобы кормить богов и служить им. Бог же Израиля предлагает человеку стать участником Его Божественной жизни, и поэтому для него сохранение единства человеческого рода представляется основополагающим принципом. Экстатичный сон Адама, во время которого к жизни призывается женщина, подчёркивает единство мужчины и женщины не только по плоти (о чём будет сказано несколько ниже, а точнее, в самом конце этого рассказа, что свидетельствует об акцентах, которые расставляет автор) но, в первую очередь, об их духовной близости. Когда блаженный Августин будет рассуждать о происхождении душ рождающихся детей, он найдёт для этого очень красивый образ. Он выскажется в том смысле, что душа ребёнка рождается от душ родителей как пламя рождается от пламени. Вероятно, это было навеяно Платоном, который выражает важность продолжения рода посредством такого же как и у блаженного Августина образа — факела жизни, передаваемого из рук в руки от одного поколения другому. Но суть заключается в том, что рождение происходит без умаления рождающего и рождённого. Ева не столько рождающая часть Адама, сколько удвоенная его суть, разгоревшаяся жизнь. Употреблённое здесь еврейское слово «села», близкое по значению к вавилонскому «силу», шумерскому «ти» — имеет довольно широкое значение: ребро, суть, жизнь. Известный американский шумеролог С.Н. Крамер считает, что текст этот нужно понимать в контексте шумерского рассказа, на основании которого для исцеления больного ребра бога Энки была создана богиня-исцелительница ребра, предположительно Нин-ти. Но это шумерское слово обозначает не только ребро, но и «давать жизнь». Библейский автор мог использовать этот миф как для подтверждения слов Адама: «И нарёк Адам имя жене своей: Ева, потому что она стала матерью всех живущих» (Быт. 3, 20) — так и для того, чтобы подчеркнуть рождение самой Евы от Адама. Т.е. жизнь от жизни, а значит от Бога, Который этой жизнью одарил Адама через дыхание (nefech). Кстати, душа и кровь в Библии — понятия родственные. Здесь тоже прослеживается приближение к шумерскому мифу о творении человека из крови убитого бога. Близость мужа и жены так велика, что превышает близость родителей и детей. И здесь мы встречаемся уже с ярко выраженной, не прикрытой полемикой с языческими воззрениями на брак, в которых кровные отношения всегда являлись основополагающими. Для Христа брак нерасторжим, потому что Бог сотворил мужчину и женщину как одну плоть. (Мф. 19, 4-7). И в силу этого непосредственного происхождения от Бога связь мужа и жены более ненарушима, чем родственные отношения между родителями и детьми. Но эта прямая ссылка Христа на текст Священного Писания, позволяет вспомнить и другой контекст из пророка Исайи: «Забудет ли женщина грудное дитя своё, чтобы не пожалеть сына чрева своего?» (Ис. 49, 15). Или всем известную заповедь о почитании родителей. Конечно, в Ветхом Завете нерасторжимый брак — это только некоторый идеал. Пусть и мало приемлемый для жизни, но настолько привлекательный для людей, что им можно воспользоваться для описания любви Бога к своему народу. «Возвеселись, неплодная, нерождающая …. ибо ты распространишься направо и налево, и потомство твое завладеет народами …. Ибо твой Творец есть супруг твой; Господь Саваоф — имя Его; и Искупитель твой — Святый Израилев: Богом всей земли назовётся Он» ( Ис. 54, 1-6 ). Надо сказать, пусть в меньшей степени, но всё же этот идеал существовал и в Древнем Египте. Достаточно вспомнить окончание рассказа «Сын фараона»: «А, возвратившись в Фивы, он долго жил со своей женой, счастливо и мирно, покуда не легли оба в граде вечности, соединённые землёй».[6] Женщина в Египте занимала особое место и имела довольно большие права. Некоторые исследователи считают, что там сохранялись пережитки матриархата. Родословная велась по женской линии, при разводе жена получала своё приданое обратно и могла уйти от мужа так же свободно, как и он от неё. Да и в семье она занимала достаточно почётное место именуясь «владычицей дома».[7] Даже в Шумеро-Аккадской культуре, где женщину только за просьбу о разводном письме бросали с камнем на шее в воду, мотив единобрачия прослеживается именно в этой жестокости. Священное же Писание Ветхого Завета, рассказывая историю брака Иакова на двух сёстрах Лии и Рахили, ясно показывает, по каким причинам происходит затемнение идеала единобрачия. Это — влияние пограничных языческих культур, борьба за как можно большее умножение семьи и житейская суета.
Необходимо также ещё несколько слов сказать о взаимоотношениях мужчины и женщины как они описываются в Библии до грехопадения. Т.е. какими они должны быть по замыслу Творца. Мы уже упоминали о том, что человек даёт имена всем животным. Это не случайный эпизод. Египтяне верили, и не только они одни, что знание имени даёт власть над его носителем. Полезно вспомнить, как Исида выведывает имя ужаленного змеёй умирающего бога Ра. Так вот в раю Адам не даёт своей жене конкретного имени. Для него важно только то, что она взята от мужа и составляет с ним единое целое. Зато после грехопадения текст имеет совершенно определённый смысл: «И нарёк Адам имя жене своей: Ева (жизнь), ибо она стала матерью всех живущих» (Быт. 3, 20). Таким образом автор хочет сказать, что неравноправное, подчинённое положение женщины есть результат греха, в результате которого нарушилась гармония во взаимоотношениях. Однако, об абсолютном равноправии всё же говорить не приходится. Есть древнее иудейское предание о Лилит, которая была сотворена вместе с Адамом из глины, т.е. абсолютно равноправной. И именно на почве споров о равноправии она покидает своего мужа и становится врагом новорождённых детей. Поэтому Ева сотворена не из глины как другая статуэтка, а из Адама, из его жизни. Само существование этого предания показывает нам, что эта проблема имела место уже в древности и решалась посредством утверждения о том, что структура, основанная на равенстве, не может быть прочной. Должна быть некоторая иерархия. На чём, впрочем, и настаивает библейский текст. Но эта иерархия одной ступени и одного призвания. При внимательном чтении текста создаётся впечатление, что преимущество Адама заключается в праве первому объясниться в любви: «… вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей; она будет называться женою, ибо взята от мужа (своего)» (Быт. 2, 23). Не случайно святой Иоанн Златоуст, борясь с различными гностическими лжеучениями восклицал: «Здесь бесчестится установление, являющееся Божественным даром и служащее даже самым источником человеческого рода».[8] И поскольку это дар Бога Отца, он несёт в себе предельное совершенство и равное достоинство.
Однако всё меняется в грехопадении. Смысл его совсем не в сексуальной сфере , как думают многие. Знать добро и зло — значит знать всё. Когда бытописатель пишет, что Бог сотворил небо и землю, он этим хочет ещё сказать, что Он сотворил всё. Это вроде нашего устойчивого выражения: «знать всё от а до я». Бог не хочет, чтобы человек знал всё, и поступок совершается вопреки воле Божией. Автор утверждает, что Бог только один. Никто не может стать вторым или третьим богом. Здесь опять мы сталкиваемся с протестом против языческих представлений. Отпавший от Бога человек видит свою наготу, несостоятельность. Он должен её чем-то прикрыть. Без сомнения, грех разрушает гармонию взаимоотношений Адама и Евы, и это касается также сферы их единства в биологическом плане. Механизм инстинктов больше не подчиняется разумной воле. Теряется как духовное, так и телесное единодушие. Но это только следствия грехопадения. Искушение направлено против веры. Человек подозревает Бога в том, что Он его недостаточно любит, что-то скрывает от него чрезвычайно важное. Здесь чувствуется намёк на шумерские представления о несчастной человеческой судьбе. Например, «Разговор мудрого мужа со страдальцем» и уже упоминавшийся мотив о том, что люди созданы для того, чтобы служить богам. Мы обычно доверяем тем, кого любим. Таким образом, суть грехопадения заключается в предательстве, измене Богу. Но, оторвавшись от Бога, люди теряют гармонию взаимоотношений друг с другом. Адам предаёт свою жену. Причём в выражении «жена, которую ты мне дал» вина возлагается на самого Творца, который, по мнению Адама, дал ему плохую жену. С другой стороны, жена признаёт себя виновной. Она не выдержала испытание… Следствием этой трагедии является слом идиллических отношений в браке, тяготы беременности, зависимость от мужа, который сам ставится в положение необходимости постоянного преодоления сопротивления природы того самого мира, частью которого он является. Но зато именно женщина получает обетование о спасении. Её семя сотрёт главу змея. «Ибо Господь сотворит на земле нечто новое, — восклицает пророк Иеремия, — жена спасёт мужа». (Иер. 31, 22). Конечно, прямой смысл этого места говорит о возвращении Израиля к Богу, но выбранная форма и контекст символов заставляют нас вместе с блаженным Иеронимом увидеть в этом образе пророчество о Пресвятой Деве Марии. Именно через Неё Израиль окончательно возвратится к Богу. Кроме того, спасительное рождение Девой Марией Богомладенца Христа является образом смирения и для других женщин, о которых пишет апостол Павел: «… впрочем спасётся через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием» ( 1Тим. 2, 15 ).
Таким образом, библейская история взаимоотношений между мужчиной и женщиной начинается с утверждения о повреждённости изначальной гармонии. Эта повреждённость приводит к растлению жизни и всеобщей катастрофе, в результате которой выживает только одна семья. Воссоздание человечества начинается с тех же самых обетований, замысел Творца не может быть отменён, семья остаётся основной структурой развивающегося человеческого сообщества. И хотя « помышление сердца человеческого — зло от юности его», человеку даётся два основных закона, сливающихся в одно Божественное повеление: не уничтожать друг друга, а умножаться на земле.
Уход человека от Бога, сотворившего мир, забвение Его обетований, не могли не отразиться на отношениях между мужчиной и женщиной. Пантеистические представления Ханаана выработали структуру, в рамках которой обожествлялась не только природа, но и силы природы. Поэтому сексуальный инстинкт рассматривается как проявление божественной силы через природу человека. Человек должен был жить в гармонии с силами природы, которая, как казалось древним людям, жестоко мстила за пренебрежение к себе. В связи с этим в Ханаане имел место сексуальный ритуал для того, чтобы расположить к себе божество, отвечающее за плодородие природы. Схематически мировоззрение Ханаана можно выразить следующим образом: божество — вселенная — человек. В этой схеме человек является рабом обожествлённых природных стихий.
В Иранской мифологии появляется учение о добром и злом начале, которые вечно враждуют. «Есть два первичных духа-близнеца (Ормузда и Ахриман)[9], что славятся своей противоположностью. И в мыслях, и в словах, и в действиях они разнятся как добрый и злой».[10] Эти представления рождают мифы о том, что мужчина и женщина появляются на свет в результате происков злой силы. Ахриман убивает небесного первочеловека Каюмарса и из его ребра (какое может быть ребро у небесного человека)[11] упали на землю две капли, из которых выросли два куста, а на них две почки. Они и превратились потом в мужчину и женщину. Они долго жили рядом, пока Ахриман не соблазнил их сладкими фруктами и они не соединились в браке. Таким образом деление на мужчину и женщину и сам брак оказываются делом злого начала. Вероятно , отсюда происходят и представления о сексуальном характере грехопадения.
Из представлений о вечной борьбе этих двух начал развиваются дуалистические учения греческой философии и гностицизм. В этих философских системах материальная часть человеческой личности была оторвана от духовной субстанции, в результате чего родились два направления, которые имели совершенно противоположные значения для жизни. Во-первых, в Древней Греции получил широкое распространение культ человеческого тела. С другой стороны, было заявлено, что тело — это тюрьма души, и от него необходимо освободиться. Для этого опять же существовало два направления. Одни предлагали методы крайнего аскетизма, другие говорили, что процессы, происходящие в теле, никак не влияют на душу и наоборот. Поэтому допустимыми становились крайности всевозможных удовольствий и разврата. Ясно, что проблема дуализма заключалась в том, что он не содержит иерархии. Здесь не признаётся главенствующее положение разумной души. Не стоит объяснять, какое значение эти мировоззрения имели для взаимоотношений между мужчиной и женщиной.
Итак, во вне библейской традиции ясно вырисовываются два основных представления: во-первых, человек должен жить в гармонии с природой (духовный мир человека также материален, только он более тонкий) и, во-вторых, человек должен освободиться от одной из частей, составляющих его природу. Влияние этих воззрений на христианское понимание взаимоотношений между мужчиной и женщиной имело место всегда. Только в раннем христианстве, где община была в некотором смысле в самоизоляции, с ними было проще бороться. Когда же в IV веке Церковь вынуждена была исполнять роль государственной структуры в, по сути дела, языческом обществе, весь этот набор противоречивых воззрений стал мало управляем. Но особое значение эти идеи оказывали на жизнь общества тогда, когда в Европе стали распространяться гуманистические настроения эпохи Возрождения. Ранние мыслители-гуманисты сильно грешили пантеистическими воззрениями. С точки зрения Франсуа Рабле природный инстинкт — единственный закон, который направляет человека к добру. «Люди свободные, благородные, образованные, живущие в приличном обществе, — писал он, — уже от природы обладают инстинктом и побуждением, которые толкают их на добродетельные поступки и отвлекают от порока».[12] Мишель Монтень, Пьер Шаррон открыто отстаивали этику Эпикура. Для них (да и для многих других мыслителей этой эпохи вплоть до Жан-Жака Руссо) человек — мера всех вещей, он построен гармонично, и все его потребности должны удовлетворятся. Ограничением в этом должен быть не какой-то нравственный закон, а воля и разум самого человека. Постепенно пантеистические языческие представления под воздействием всё большего проникновения человека в тайны природы превращаются сначала в натурализм, а потом и научный материализм. Из греческого слова пантеизм — всё бог — бог исчезает, остаётся только всё — всё, что знает человек. Таким образом, схема грехопадения, описанная древним библейским автором, остаётся той же. Всё то, что он не знает, не может проверить посредством опыта, объявляется не существующим. Дарвинизм, марксизм и фрейдизм сводят человека на уровень сложного биологического механизма, существующего для удовлетворения собственных природных инстинктов. Происходит постепенное возвращение к ветхозаветным представлениям на регламентацию сексуальной жизни. Как известно, прелюбодеяние в Ветхом Завете — это вопрос справедливости. Данный вывод был сделан потому, что большое влияние на этот процесс оказали именно еврейские мыслители: Маркс, Фрейд, Маркузе и т.д. Но справедливость — это не только ветхозаветное библейское изобретение. На этом понятии развивалась уже эллинистическая мысль, а юридический гений Римской империи определил во многом направление развития всей западной культуры. Сегодняшние воззрения на отношения между мужчиной и женщиной основываются именно и исключительно на справедливости. В сексе — источник счастья, и поэтому регулирующим фактором сексуальной деятельности должна быть только справедливость.
Однако уже Ветхий Завет, пусть прикровенно, но содержит в себе идеи, которые дают возможность преодолеть жёсткие границы справедливости не в смысле её нарушения, но преображения в вечности. Справедливость не может измеряться вечностью, ибо она имеет границы. Бог избирает Израиль совсем не потому, что народ еврейский этого заслуживает. Это избрание происходит на основе абсолютно безвозмездной любви Бога. Именно такой любовью, распространяющейся на всё человечество, Творец стремится как бы вернуть к себе доверие человека, утраченное в искушении от диавола, этого клеветника на Бога и его творение, и, тем самым, человека спасти. Но верить и доверять Яхве, и любить ближнего — это параллельные понятия многих псалмов, что означает на библейском языке близость смысла. Ветхозаветная формула «верить Богу» подчёркивает тот аспект доверительности и безусловной покорности благодати Божией, который в своей радикальности и есть действительная любовь. Таким образом, Бог ждёт от человека не подобающего по справедливости, но такой же беззаветной любви. Т. е. основанной не на завете, не на клятве, не на договоре, а на той Божественной безосновности, к которой в некоторой степени имеет отношение тот, кто был сотворён по образу Божию.
Как известно, взаимоотношения любви между мужчиной и женщиной уже в Ветхом Завете были избраны для объяснения отношений между Богом и избранным народом, а затем у апостола Павла в Новом Завете между Христом и Его Церковью. Но совершенно очевидна и обратная аналогия: взаимоотношения любви Христа и Его Церкви являются образом (идеалом) для взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Это союз вечный, жертвенный, боготелесный. Бог уничижает Себя ради спасения человека, и человек уничижает себя для Бога. Уничижение есть освобождение жизненного пространства, ограничение своих прав ради того, чтобы этими правами могли воспользоваться другие. Это как раз то, что необходимо для создания христианской семьи. Именно во взаимном уничижении, самоотдаче другому и заключается механизм нарастания жизни. Так задумано Богом, и только на этом пути возможно преодоление иерархических различий и воссоздание первоначальной гармонии взаимоотношений не только между мужчиной и женщиной, но и между людьми вообще. А также между людьми и Богом.
Христос пришёл на землю, чтобы проповедовать, исцелять и, в конечном итоге, спасти. И проповедовал Он Царство Божие как последнее прибежище людей, где нет ни болезней, ни скорбей, ни смерти, где нет ни раба, ни свободного, где, наконец, нет ни мужеского пола, ни женского. Оно, это Царство Божие, и есть разрешение всех противоречий этой жизни, которая должна быть пресуществлена, т.е. существо которой должно изменить свою суть, преобразиться, как изменена суть воды в вино на браке в Кане Галилейской, как изменена суть вина в кровь (в новую жизнь, потому что кровь — символ жизни) на Тайной вечери. Но для пресуществления необходим материал. И этим материалом является сотворённая Богом жизнь. Она больна по причине склонности человека ко греху, её необходимо исцелить, но всё же Царствие Божие есть не новое творение Божие в субстанциональном смысле. Не только плачущие возрадуются, но и радующиеся любовью, истиной и добром. Об этом у Ф.М. Достоевского в «Братьях Карамазовых» в главе «Кана Галилейская» прекрасно написано. У гроба своего любимого старца Зосимы во время чтения отцом Паисием Евангелия от Иоанна Алёша впадает как бы в сон: «… Это Кана Галилейская, — говорит он про себя, слушая сквозь сон евангельское чтение этого места, — первое чудо… Ах, это чудо, ах это милое чудо! Не горе, а радость людскую посетил Христос, в первый раз сотворяя чудо, радости людской помог…» «Кто любит людей, тот и радость их любит…» Это повторял покойник поминутно, это одна из главнейших мыслей его была». Но радость должна быть светлой, исцелённой. Поэтому институт брака с христианской точки зрения является училищем любви.
Всякое общество является сложной структурой, но в основе его находится семья, которая, постепенно преображаясь, вливается в мир Царствия Божия, теряя границы своей исключительности и отделённости от целого. В нашей стране, где 70% браков распадаются, а дети зачастую считаются нежеланными, семья всё более теряет свой привлекательный образ. Причины сегодняшнего катастрофического положения очень разнообразны. Если 100-150 лет назад многодетная семья с экономической точки зрения была благом, так как это давало возможность вести крупное хозяйство, то сегодня дети — это обуза для родителей. С другой стороны, многие женщины становятся всё более независимыми в экономическом плане от мужчин. И, кроме того, сексуальные потребности, особенно мужчин, гораздо удобнее удовлетворяются вне брака. Таким образом, если исходить только из перечисленных факторов, семья в современном обществе становится лишней структурой. Вот только возникает вопрос, чем её можно заменить, и к чему это приведёт. Во всяком случае, с христианской точки зрения, тенденции развития современного общества нарушают гармонию жизни в её существе. Рождение и воспитание детей для восполнения освободившихся рабочих мест государственными структурами — это вполне возможная, и не такая уж далёкая перспектива. Работать, чтобы жить и жить, чтобы работать, удовлетворяя свои разнообразные потребности искусственным путём — это тоже перспектива. Алкоголизм, наркотики, пропаганда свободного удовлетворения сексуальных инстинктов, зависимость от средств массовой информации, компьютерных программ — с каждым годом эти болезни всё шире захватывают общество, со стороны которого не заметно каких-либо попыток найти этому достаточно эффективные средства противодействия. Ибо на всём этом зарабатываются огромные деньги, движение потоков которых является кровеносной системой современного миропорядка. Сказать всему этому нет — значит поставить себя вне рамок этого миропорядка. Но именно это и должна сделать сегодня Церковь Христова. Мы много говорим сегодня о не должной зависимости Церкви от государства, и это правильно. Но, кажется, гораздо большая опасность подстерегает нас со стороны финансовых структур, в сферу жизненных интересов которых всё больше попадает внешняя видимая часть Церкви. Сохранить независимость от навязываемого современной цивилизацией через средства массовой информации жизненного стереотипа очень трудно. И опасность здесь заключается не только в слепом следовании за ритмом и качеством современной жизни, но и в боязливом отталкивании от проблем современного человека, в нежелании говорить с ним на понятном ему языке. Сохранение семейного уклада жизни — это чрезвычайно важная задача нашего времени. Сегодня перед нами стоит задача изменить развивающиеся тенденции негативного отношения к жизни в семье. Ключ к решению этой проблемы совсем не только в преодолении финансово-экономического кризиса. Прежде необходимо изменить сознание. И для решения этой задачи Церковь должна найти необходимые формы воздействия, нужные и понятные слова, и средства донесения их до сознания современного человека.
XX Международный Конгресс «Семья»
[1] Лосский В.Н. «Богословие образа». — «Богословские труды», сб. 14. М., 1975, с. 106.
[2] Булгаков С., прот. «Икона и иконопочитание». Париж, 1931, с. 83.
[3] Иоанн Дамаскин. Полное собрание творений. Т.1. СПб., 1913, с. 403-404.
[4] M.Flick-Z.Alszeghy. Fondamenti di una antropologia teologica. Firenza, 1973. P. 63.
[5] Там же. Стр. 63-64.
[6] Всемирная галерея. «Терция». Санкт-Петербург. 1994, стр. 38.
[7] Очерк истории этики. «Мысль». Москва. 1969, стр. 17.
[8] Эме Пюш. «Св. Иоанн Златоуст и нравы его времени.» С.Петербург. Издание книгопродавца И.Л.Тузова. 1897, стр. 97.
[9] Прим. автора.
[10] Всемирная Галерея. «Терция». Санкт-Петербург. 1994, стр. 135.
[11] Прим. автора.
[12] Рабле Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль. Москва, 1956 г., стр. 117, 173.