Нет ни одной религии без богослужения. Это объясняется ее предназначением: установить определенные взаимоотношения между человеком и Богом. Многовековой опыт, запечатленный в Библии, свидетельствует о том, что инициатором этих взаимоотношений является не человек, а открывающийся ему Бог; отсюда черпает себя ответное действие со стороны человека – его поклонение Богу в форме общественного богослужения.
«Нет больше любви,
как если кто положит душу свою за друзей своих»
(Ин 15:13)
Каким же образом открывает Себя Бог человеку? Чтобы человек мог стать причастным Божественному присутствию, Бог обращается к нам, применяясь к нашей природе, посредством знаков, которые в русском переводе Библии именуются знамениями. С их помощью Бог «знаменует» Свои всемогущество и любовь, направленные на спасение человека. В этом смысле Библейские чудеса одновременно есть и знамения Бога, но не единственные. Величайшим знамением является Богочеловек Иисус Христос, так как Он дал нам высшее доказательство любви Своего Отца.
Сердцем богослужения является жертвоприношение. Будучи сквозной для всей Библии, эта тема представлена в ее двух частях по-разному. Если Ветхий Завет просто не представляет себе религиозной жизни без жертвоприношений, то Новый Завет разъясняет сущность этого духовного прозрения, раскрывая его в особом и окончательном смысле. В каком?
За ответом мы обратимся к одному из посланий ап. Павла, к Евреям, богословие которого указывает нам правильный путь к пониманию уникальности того, что совершил Иисус Христос.
Сам по себе факт повсеместного распространения жертвоприношения и его многообразия в Ветхом Завете свидетельствует об одном: все человеческие попытки примириться с Богом через ритуальные культовые действия оказались беспомощным человеческим делом: все, что приносилось Богу – и животные и предметы – и так принадлежат Ему. Понимание этого запечатлено в 49-м псалме: «Моя вселенная и все, что наполняет ее. Ем ли Я мясо волов и пью ли кровь козлов? Принеси в жертву Богу хвалу и воздай Всевышнему обеты твои» (стихи 12-14). Автор послания к Евреям развивает эту мысль дальше: Бог желает не крови животных, приносимых Ему в жертву, Ему нужна «кровь сердца» человека. Любая животная жертва носит заместительный характер, вот почему она никогда не заменит свободного «да» человеческой любви. Весь дохристианский культ был построен на этой странной идее компенсации, замены и замещения вещами и животными. Отсюда вывод: все это тщетно, так как носило характер «внешних предписаний, установленных только до времени исправления» (Евр 9:10).
Что же взамен этой «напраслине»? Смерть Христа, эта вершина всей Его жизни, представляющая собой новую и окончательную форму культа, служение Богу в его самой возвышенной форме. Послание рассматривает Иисуса в качестве нового и окончательного «Первосвященника», а Его смерть – как собственную и непревзойденную «жертву», принесенную раз и навсегда. В этом – ее уникальность: все последующие жертвоприношения за грех становятся ненужными (Евр 10:18). Иными словами, Христос предстает одновременно и священником и жертвенным даром, приносящим Самого Себя в жертву и делающий Сам Себя даром. Жертва, вознесенная на Крест, устранила все замещения и утвердила существенно новую реальность – Иисус отдает Самого Себя. Все формы прежнего жертвоприношения исчерпали себя и прошли, их место отныне занимает самопожертвование Личности, собственного «Я» Иисуса Христа.
Еще конкретнее: примирение между человеком и Богом совершилось «кровью» Иисуса (Евр 9:12). Что это значит? Какая реальность стоит за этим высказыванием? На языке Библии «пролить свою кровь» значит умереть насильственной смертью. Отсюда «кровь» образует здесь формулу кровавой смерти Христа, которую Он не пытается избежать и принимает как последнее выражение Своей готовности отречься от всего собственного – Самого Себя, Своей жизни – ради служения Своей миссии.
Так «кровь Иисуса» становится безальтернативной конкретизацией Его не знающей границ любви к нам, и Его абсолютно полного доверия Своему Отцу (акт величайшего Богопочитания) перед лицом столь позорного конца.
«Нет больше любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13). Казнь Иисуса на кресте есть воплощение этих слов Христа. В силу этого она обретает для нас значение непостижимой любви Божией, так как с чисто внутренней стороны эта смерть запечатлена готовностью Христа к самопожертвованному и безусловному заступничеству «за братьев» в качестве посланника Отца Небесного. Иисус на кресте воспринимается как невзрачно-драгоценный сосуд, в котором собирается вся любовь Божия, и из которого – разбитого в смерти – изливается на нас и за нас.
Так свершилось то, что возвестил Своим ученикам Иисус на Тайной Вечери. Его слова, изреченные над хлебом и вином, знаменательно соответствуют ритуальному, регламентированному ходу иудейской пасхальной трапезы. Слова, произносимые при этом отцом семейства, в особенности над хлебной лепешкой и третьей чашей с вином, вызывали с особой силой воспоминание о прошлом (исход из египетского рабства) и надежду на будущее. Воспользовавшись этой религиозно значимой формой, Иисус Христос наполнил ее новым содержанием. Вот почему Его слова были непосредственно понятными для Его учеников. Сообщив хлебу и вину новый смысл, Он их не объясняет, а преобразует. Не истолковывает, а решает и постанавливает. «Сие есть Тело Мое», «сия есть Кровь Моя». Отныне будет так. Тот факт, что хлеб и вино разделены на столе, говорит о насильственном разделении тела и крови; Христос ясно возвещает Свою близкую смерть. Как разрывается эта хлебная лепешка, так преломится Мое тело; как изливается это красное вино, так прольется Моя кровь. Для чего? Все свидетельства Нового Завета согласно понимают смерть Иисуса как искупающую и учреждающую «Новый Завет в Моей крови». Тело преломляется «за вас», кровь изливается «за многих» «во оставление грехов».
Новизна того, что совершил Христос на Тайной Вечери, в том, что Он заключил всю полноту Своей Жертвы во вкушение пищи. За этим стоит следующая древняя религиозная практика. В Израиле, как и у всех древних народов, был обычай приобщаться плодам жертвоприношения, вкушая от жертвы. Это значило соединиться как с приношением, так и с принимающим его Богом. Об этом упоминает и апостол Павел (см. 1Кор 10:18-21). Знание и понимание этого делает ясным смысл Причастия: вкушая жертвенное Тело Христово и испивая Его Кровь, причастники («верные») причащаются Его жертвоприношению, присваивая себе Его Жертву Любви и принимая ее благодать. А чтобы верующие в Него могли делать это везде и всегда, Христос и избрал самую обычную пищу, сотворив из нее Свою жертвенную Плоть и Кровь, повелев при этом Своим ученикам повторять после Него эти установительные слова, которые Его властью будут совершать это изменение (пресуществление).
Что же возвещает нам Евхаристия, совершаемая каждый раз во время божественной Литургии? То же самое, что и во времена первоапостольской общины – «смерть Господню, доколе Он придет» (1Кор 11:26). Это значит, что сердцем Евхаристии есть присутствие Христа в состоянии Жертвы. Следуя повелению Иисуса делать это «в воспоминание о Нем» (Лк 22:19; 1Кор 11:25), Церковь тем самым своей верой вспоминает Его искупительный подвиг. По своей сути, это исполненное восхищения и благодарности воспоминание о самом великом деянии Бога – жертвоприношение Своего Сына для спасения людей. Это – вечно длящееся чудо любви («доколе Он придет»), в котором мы участвуем, объединяясь через причастие с Телом Христовым, и в Нем – со всеми верными (см. 1Кор 10:14-22). Евхаристия есть Таинство Жертвы Христовой, а значит, Таинство любви и объединения в Теле Христовом.
Как исповедание верою страдания и смерти Иисуса Христа, Евхаристия вводит нас в самый центр христианского бытия. Если мы как Церковь становимся Телом Христовым, то мы позволяем через Него, с Ним и в Нем сделать себя жертвенным даром. В этом и заключается главный смысл христианского культа жертвы жизнью, который он обретает в связи с Иисусом Христом, это и есть реализация Нового Завета, любящей связи Бога и человека.