Русско-корейские отношения в конце ХIХ-го века

В 1884 году Россия установила с Кореей дипломатические отношения, и вскоре началось систематическое изучение Кореи русскими научными экспедициями, направлявшимися главным образом в северные, совершенно ранее не исследованные районы. Наиболее значительными были экспедиции И.И. Стрельбицкого (1895-1896), В. Л. Комарова (1897), А.Г. Лубенцова (1898) и А.И. Звегинцева (1898). В экспедиции Звегинцева принимал участие писатель Н.Г. Гарин-Михайловский.

В своих записках отечественные путешественники делились своими наблюдениями о религиозной стороне жизни корейцев. Так, князь К.Н. Дадешкалиани (состоял при канцелярии Приамурского генерал-губернатора), совершивший поездку по Корее в 1885 году, писал: «Корейцы – последователи учения Конфуция, но религия эта, некогда идейная, до того ими искажена, что их смело можно назвать идолопоклонниками; как храмы, так и проезжие дороги заставлены множеством изображений злых, добрых, мудрых, коварных и тому подобных богов…Меня уверяли, что католическим миссионерам легко удается обращать корейцев в христианство; я действительно видел этих крещеных корейцев, но они столько же христиане, сколько были последователи Конфуция»[i].

Российское влияние в Корее усиливалось, и в 1885 г. между обеими странами был заключен договор, 4-я статья которого гласила о том, что в корейских портах, открытых для иностранцев, русским подданным «предоставляется право свободного отправления богослужений»[ii].

В конце 1880-х гг. Корея находилась в сильной зависимости от Китая и Японии, и корейские власти видели в России противовес устремлениям этих стран утверждаться здесь и в будущем. И когда в сентябре 1888 г. Сеул посетил великий князь Александр Михайлович, тогдашний правитель Кореи благодарил его «за нравственную поддержку», оказываемую правительству Кореи правительством России. Корея «из всех стран более всего уповает на Россию и на поддержку с ее стороны»[iii], — такие заверения были даны великому князю.

Основанное в 1860 году, религиозное учение тон-хак стало ксенофобным и националистическим. Его лидер – Чху Чже У был казнен в 1864 году, после чего оно стало политическим. В 1893 г. приверженцы тон-хак («восточное учение») подняли восстание против христиан в южной части Кореи. Его новый лидер Чон Пон Чжин в 1894 году поддержал восстание, переросшее в кровавые крестьянские бунты. Правительство не в силах было подавить беспорядки и вынуждено было обратиться за помощью к Китаю. И это, — несмотря на подписанный 10 лет назад договор, по которому Китай и Япония согласились не держать своих войск на территории Кореи. По просьбе короля китайцы пришли и подавили восстание. Этим немедленно воспользовались японцы и послали свои войска, якобы «защищать корейцев». Японская армия в два раза превосходила по численности китайскую; ее вторжение объяснялось необходимостью защиты японских подданных, находившихся в Корее.

Это явилось причиной японо-китайской войны (1894-1895), из которой Япония вышла победительницей. Она оставила свои войска в Корее и заявила всем иностранным государствам о своих имперских амбициях относительно Кореи. К августу 1895 г. Япония окончательно изгнала всех китайцев из Кореи. В результате Корея обрела формальную независимость; по Симоносекскому договору 1895 г. Китай и Япония признали Корею в качестве самостоятельного государства. Но по-прежнему не прекращалась политическая борьба прокитайской и прояпонской группировок внутри страны.

В 1895 году японцы убили враждебную к ним королеву Мин, чтобы избежать формирования прорусского правительства. Они заставили короля сформировать прояпонское правительство, которое приступило к столь решительным реформам, что вызвало сильнейшее сопротивление по всей стране.

В 1895-1896 гг. поездку по Корее совершили полковник генерального штаба Карнеев и поручик Михайлов. Русские путешественники побывали на юге страны и в своих записках они отметили возросшую активность западных миссионеров — как католиков, так и протестантов. «Деятельность католических миссионеров обширна и весьма почтенна, — писал Карнеев. – В Корее находится 26 французских миссионеров. Во главе их стоит архиепископ Mutel, пользующийся в Сеуле всеобщим уважением. При нем находятся 4 миссионера, остальные находятся внутри страны»[iv]. Здесь речь идет о главе католических миссионеров в Корее епископе Мютеле, резиденция которого находилась в Сеуле. «Обращают на себя внимание дом католического архиепископа, строящийся католический собор и католический приют»[v], — писал Карнеев, переходя затем к рассказу о деятельности рядовых пастырей Римско-Католической Церкви.

Одним из них был французский священник о. Бодуне (X. Baudounet), живший в городке Чончжу. «Р. (падре) В. уже давно в Корее, доволен своей деятельностью, хвалит корейцев как народ добрый, послушный и трудящийся, — писал Карнеев. – Корейцы относятся к нему с видимым почтением. По мере успеха проповеди он передвигается из города в город. Получает очень маленькое содержание. Какая разница между этим подвижником и американскими миссионерами Сеула и Фусана, получающими по 200 долларов в месяц и на каждого ребенка по 100 долларов в год, одевающихся во фраки и живущими в каменных домах!»[vi]

По сведениям, имевшимся у Карнеева об американских миссионерах, в то время в Корее находились пресвитериане, методисты и баптисты Северных Штатов и пресвитериане Южных Штатов.[vii] В то время пресвитериане вели свою работу в Сеуле, Пусане, Вонсане и Пхеньяне. «Все миссионеры эти часто делают поездки и во внутрь страны, — писал Карнеев. – Доказательством успеха их проповеди служит недавно выстроенная в Сеуле церковь, исключительно на средства христиан-корейцев Пресвитерианской Церкви. Церковь (храм) эта стоила свыше двух тысяч рублей, что составляет для корейцев весьма значительную сумму»[viii].

Методисты занимались миссионерской деятельностью в Сеуле, Инчхоне (Чемульпо), Вонсане и Пхеньяне. Они имели типографию, в которой печатали книги на корейском, китайском и английском языках.[ix] «В европейском квартале (Сеула – а. А.) заслуживает упоминания типография ежемесячного журнала «The Korean repository», издаваемого методистами»[x], — сообщал Карнеев. Здесь речь шла об издании, основанном американскими миссионерами – Аппенцеллером и Хальбертом. Журнал выходил в свет с 1892 до 1898 г. (с перерывом в 1893-1894 гг.)

Кроме того в Сеуле в те годы подвизались два представителя Библейского Общества – английского и американского.[xi] Что касается посланцев из России, то, как отмечал Карнеев, «православных миссионеров в Корее ни одного, даже нет священника при русской миссии»[xii]. (В 1890 году сеульские власти выделили участок земли для захоронения иностранцев. Первым из них здесь нашел упокоение д-р Джон Герон (Heron) из пресвитерианской миссии. После этого, на протяжении ряда десятилетий, здесь росло число могил; ныне их сохранилось более 350-ти. Здесь похоронены иностранцы, прибывшие в Корею из Англии, Германии, Франции, Бельгии, Италии, США. Канады, Австралии, Японии, с Филиппин, а также из России. В 1985 году историческое кладбище было объявлено «мемориальным парком» и взято под охрану государства. В 1986 году Объединенная Сеульская Церковь воздвигла на территории кладбища часовню).

Карнееву довелось познакомиться в Корее и с нехристианскими культами. Во время своей поездки  русский путешественник и его спутники прибыли в город Кончжу, где они побывали в крепости, возвышавшейся на скале. Там они посетили буддийскую святыню; это была «небольшая кумирня с шестью буддийскими бонзами (чуни)». «По нашей просьбе, — пишет Карнеев, — чуни совершил служение, для чего надел на спину кусок красной шелковой материи с вышивкой и тремя лентами: желтой, зеленой и малиновой; взял в руки колокольчик на ременной петле (без сердечника), кусочек рога, поставил перед изображением Будды медную чашку со стружками красного дерева и затем начал петь молитву, изредка позванивая в колокольчик. Молитва продолжалась недолго. Чуни встал раз на колени, сделал земной поклон и окончил молитву»[xiii].

В те годы буддизм не был в Корее первенствующей религией. Тогдашний правитель страны – король Коджон («И-хянг») (1863-1907) был приверженцем конфуцианства, «соблюдающим обряды религии перед дощечками своих предков». По свидетельству Карнеева, «король отличается полной веротерпимостью и очень расположен к миссионерам и их деятельности»[xiv].

Однако были и другие местные влияния. Как отмечает современная исследовательница Ю. В. Ионова, «в конце ХIХ в. корейская королева Мин сделала попытку возродить шаманизм как  национальную религию, а шаманам вернуть их почетное положение, для чего она даровала им право находиться во дворце и присвоила им высокие титулы. Она пыталась организовать общенациональный шаманский культ под контролем центра, чтобы ослабить, а затем и ликвидировать влияние государственных конфуцианских деятелей. После дворцового переворота в 1895 году, когда королева Мин была убита, шаманы были изгнаны из дворца, и шаманство вновь оказалось на положении полулегального культа»[xv].

В ходе переворота слабый и колеблющийся  Коджон остался заложником в руках японцев. Но 11 февраля 1896 г. король, ненавидевший и боявшийся японцев, бежал из своего дворца в переодетом виде и скрылся в здании русской дипломатической миссии, где и находился в течение 375 дней, — до тех пор, пока в стране не улеглись политические волнения. Полковник Карнеев находился в Корее как раз в это время. Как отмечал он в своих записях под 24 апреля 1896 г., «на Фусанском рейде находились суда нашей эскадры: «Отважный», «Забияка», минные крейсеры «Всадник» и «Гайдамак» и миноноски «Усури» и «Сунгари». На другой день суда нашей эскадры ушли из Фусанской бухты, за исключением крейсера 2-го ранга «Забияка», который оставлен был стационаром в Фусане»[xvi].

Опираясь на помощь России, Коджон смог избавиться от иностранного влияния в Корее и сформировал прорусское правительство. Он отменил все договоры, навязанные ему японцами, и объявил Корею независимой державой. В мае 1896 г. один из родственников короля – Мин-ион-ван прибыл в Россию, где присутствовал при коронации взошедшего на престол императора Николая II-го.[xvii] 9/21 ноября 1896 г. в Сеуле состоялось торжество по случаю закладки Арки Независимости. Она должна была свидетельствовать об освобождении Кореи от китайского господства. На церемонии закладки арки, план которой был составлен с помощью жившего в то время в Сеуле русского архитектора Сабатина, присутствовало от 4 до 5 тысяч человек.[xviii]

12 октября 1897 г. король, чтобы подчеркнуть свою независимость от Китая, принял титул императора.[xix] Он отпраздновал свою коронацию на территории русской миссии и провозгласил новое наименование своей империи – «Тае Хан», а свою династию назвал «Квангму» – «прославленный воин». Он приказал реставрировать и укрепить меньший дворец, который соединил проходами с американским и британским посольствами. Когда работы были закончены, он переселился в этот дворец и жил там, хотя и в безопасности, но все же в большом страхе перед японцами. В течение последующих семи лет  в Корее преобладало русское влияние.[xx]

В середине 1890-х г. численность русской колонии в Сеуле достигла приблизительно 100 человек. Все сильнее ощущалась потребность в удовлетворении культурных запросов россиян, живших в Сеуле. Поэтому в корейской столице была учреждена русская общественная библиотека. Она была основана членами местной русской колонии; ее работу вело правление под председательством начальника российской миссии в Корее. «Кроме доставления подходящего чтения членам колонии библиотека бесплатно снабжает книгами и журналами нижних чинов и русско-подданных корейцев, — сообщалось в церковной прессе в 1897 году. – Ежемесячные взносы (по 1 доллару с членов колонии) дали по 1 июня 370 долларов, из которых 300 долларов израсходованы на журналы»[xxi].

В 1897 году в Сеуле насчитывалось более 120 русских и 30 православных корейцев. Большинство из этих корейцев окончило курс в православной миссионерской школе Южно-Уссурийского края. Но в корейской столице не было православного священника, и поэтому по праздникам в российской миссии богослужение совершалось в «помещении десанта» (охраны), куда собирались все православные и где один из матросов читал молитвы. Но этим все и ограничивалось, поскольку таинства и требы мог совершать только священник. Вот что отмечалось по этому поводу в церковной печати: «Отсутствие священника крайне заметно для всех православных, а так как русская колония все увеличивается, то тем более желательно бы было по возможности в скорейшем времени иметь в Сеуле священника. Правда, нет помещения, но за этим дело не станет, а со временем может быть усердием православных удастся построить и храм. Католики и протестанты в этом нас давно опередили: у первых в Сеуле два собора, а у вторых – один»[xxii].

Вопрос о приезде православного священника в Сеул неоднократно поднимался в церковных кругах. «Приходится жалеть, что в Сеуле, где в настоящее время так много русских, нет ни православной церкви, ни православного священника, — отмечалось в журнале «Православный благовестник» в 1897 году. – Отсутствие православной церкви в Сеуле, как приходилось слышать от бывавших там русских, вызывает даже удивление в корейцах, которые никак не могут себе объяснить, отчего у всех европейцев, живущих в Сеуле, есть и церкви, и священники, и миссионеры, и только у одних русских нет. Несомненно, что православный русский священник, который бы поселился в Сеуле, оказал бы великую услугу как пребывающим (там) русским, так и русскому делу, послужив сближению и оказывая противодействие всему антирусскому и враждебному, в чем недостатка, по словам знающих положение дел в Сеуле, не имется»[xxiii].

Учреждение Русской Православной миссии в Сеуле

По мере развития русско-корейских отношений  возникла необходимость создания церковного представительства при Русской дипломатической миссии в Сеуле. В 1897 г. Синод Русской Православной Церкви принял решение об учреждении Русской духовной миссии в Корее, в задачу которой входило бы попечение о русских православных христианах, пребывающих на Корейском полуострове, а также проповедь Православия среди местного нехристианского населения.

Русско-корейские связи в те годы развивались успешно; корейцы видели в России гаранта государственной независимости. Об этом сообщал в своих записях Н. Г. Гарин-Михайловский, который во время пребывания в Корее посетил город И-Чжоу. В своем дневнике 18 октября 1898 г. русский публицист отмечал: «Корейцы по-прежнему любезны до бесконечности. Начальник города, кунжу, прислал к нам цуашу (предводителя дворянства) с вопросом, не надо ли нам чего… Любезность кунжу этим не ограничилась. Он первый сделал нам визит и на наше замечание, что он предупредил нас, сказал: „Имя русского в Корее священно. Слишком много для нас сделала Россия и слишком великодушна она, чтоб мы не ценили этого. Русский – самый дорогой наш гость. Мы между двумя открытыми пастями: с одной стороны Япония, с другой – Китай. Если нас ни та, ни другая пасти не проглатывают, то, конечно, благодаря только России“[xxiv].

Быть может, такого рода сообщения и побудили обер-прокурора Св. Синода Русской Православной Церкви К.П. Победоносцева написать в своем отчете за 1900 г.: «Успех Православной миссии в Корее ныне можно считать вполне обеспеченным»[xxv].

20 июня 1897 г. последовало Высочайшее соизволение на учреждение православной миссии в Сеуле и на сооружение здесь первого православного храма. Поскольку число православных христиан в Сеуле было относительно невелико, было решено на первых порах ограничиться пристройкой к зданию русской дипломатической миссии помещения для домовой церкви.[xxvi] «Одно из наиболее красивых мест возвышенного холма, откуда открывается вид на столицу, занимает дом русской миссии. При последней предположено соорудить первый православный храм в Корее»[xxvii], -сообщалось в одном из разделов трехтомного «Описания Кореи» (Спб. 1900, тт. 1-3).

В состав миссии были назначены архимандрит Амвросий (Гудко), иеродиакон Николай (Алексеев) и псаломщик А. Красин.[xxviii] В начале 1898 г. члены миссии отбыли из России к месту своего назначения. На постройку в Сеуле церкви и дома для причта было ассигновано из казны 25 тысяч рублей. Но правительство. выделив эту сумму, признавало, что она весьма незначительна даже для начала, особенно в сравнении с положением инославных миссий, действовавших в Корее. Поэтому архимандрит Амвросий, накануне отъезда из России, через церковную печать обратился к русским христианам с просьбой о пожертвованиях на дело православной проповеди в Корее.

Признавая заслуги католических миссионеров, которые к тому времени обратили в  христианство свыше 30 тысяч корейцев, о. Амвросий свидетельствовал о том, что «вся остальная масса народа, числом свыше 13 миллионов душ, продолжает пребывать в вере Будды, Конфуция и в грубых формах идолопоклонства». «Пусть никого не смущает то обстоятельство, что мы просим пожертвований, еще не прибыв в Корею и не начав дела, — продолжал о. Амвросий, — ибо ожидающие нас там нужды нам и здесь известны, а затем ведь и для начала дела нужны средства и большие средства»[xxix].

И снова начальнику миссии приходилось обращаться к опыту инославных проповедников, подвизавшихся в Корее. «Католические миссионеры располагают многими сотнями тысяч; нам необходимы по крайней мере десятки, чтобы можно было в десятки лет потверже поставить то дело, из-за которого они хлопочут вот уже более сотни годов»[xxx], — отмечал о. Амвросий.

У начальника Русской Духовной миссии были большие планы. По прибытии в Сеул архимандрит Амвросий намеревался приступить к возведению церкви. «Первый православный храм в Корее мы намерены строить во имя Святителя и Чудотворца Николая, да будет он сильным хранителям в морях, вокруг Кореи, плавающих и в волнах язычества погибающих, — писал о. Амвросий. – Этого храма давно уже с нетерпением ждет проживающая там наша русская колония (всего около 100 человек), которая до сих пор мучилась там без церкви и священника. Благолепие этого храма должно бы сколько-нибудь соответствовать величию того Угодника Божия, во имя которого он имеет быть построен, и имя которого хорошо известно, вероятно, даже корейским язычникам»[xxxi].

Заканчивая свое обращение к благочестивым читателям, о. Амвросий приводил адреса, по которым можно было высылать пожертвования на нужды православной миссии: в Санкт-Петербурге – в Хозяйственное управление при Святейшем Синоде, в канцелярию Санкт-Петербургского митрополита, священнику Александру Васильеву (Фонтанка, 154); в Москве: в Синодальную контору, в редакцию «Московских ведомостей», настоятелю Покровского монастыря архимандриту Амфилохию, в канцелярию Миссионерского Общества (Сретенка, дом Спасской церкви); в Киеве – отцу наместнику Свято-Успенской Лавры.[xxxii]

Но на первых порах в деятельности миссии встретились большие трудности. Дело в том, что в эти годы русское влияние в Корее стало уменьшаться, уступая место японскому. И в то время, как члены миссии приближались к месту своего служения, в Корее произошел ряд политических событий, неблагоприятных для России. В силу этих обстоятельств русские подданные, жившие в Корее, стали уезжать из этой страны. Финансовый советник, дирекция и служащие русско-корейского банка также покинули Сеул. По предложению российского поверенного в делах в Корее, члены Русской Духовной миссии должны были на время поселиться в Уссурийском крае, в ожидании более благоприятных обстоятельств.

Архимандрит Амвросий поселился на некоторое время в г. Новокиевске, но вскоре был отозван в европейскую часть России, где получил новое назначение. Псаломщик Красин временно поступил на государственную службу и только иеродиакон Николай продолжал терпеливо ждать перемены к лучшему. Наконец в начале 1899 г. корейское правительство разрешило иеродиакону Николаю обосноваться в Сеуле. Прибыв в столицу Кореи, о. Николай устроился при русской дипломатической миссии и, в ожидании приезда из России своих будущих соработников, стал присматриваться к корейцам и наставлять их истинам православной веры.

Указом Святейшего Синода от 7 сентября 1899 г. начальником Русской Духовной миссии был назначен архимандрит Хрисанф (Щетковский), выпускник Казанской Духовной Академии, в течение пяти лет трудившийся миссионером среди донских калмыков. Вот что сообщалось в церковной печати по поводу его нового назначения: «14 сентября (1899 г.) в день Воздвижения Честного и Животворящего Креста, за литургией в соборе Александро-Невской Лавры, Высокопреосвященнейшим Антонием, митрополитом Санкт-Петербургским, посвящен в сан архимандрита вновь назначенный начальник Корейской миссии о. иеромонах Хрисанф. Отец архимандрит Хрисанф, в миру Христофор Петрович Щетковский, уроженец Донской епархии, 31 года от роду. Первоначальное и среднее образование получил в Донском духовном училище и семинарии, по окончании курса которой в 1890 году, был определен священником походной церкви станицы Великокняжеской (для калмыцких степей). Овдовев, он поступил в число студентов Казанской Духовной Академии в 1895 году, по окончании которой в настоящем году и получил назначение начальника Корейской миссии. В непродолжительном времени, через Одессу, о. архимандрит выезжает к месту своего служения»[xxxiii].

Отец Хрисанф подыскал себе помощника на должность псаломщика – это был миссионер Иона Левченко, как и его начальник, трудившийся среди донских калмыков. В декабре 1899 г. оба миссионера выехали из России в Корею. К этому времени в Сеуле находился не только иеродиакон Николай, но и вернувшийся в состав миссии А. Красин. В ожидании приезда начальника миссии они занялись подготовкой к катехизаторской службе: изучали корейский язык, знакомились с корейцами. В одной из комнат дома российского посланника был установлен иконостас; по воскресным и праздничным дням они устраивали молитвенные собрания, на которых под управлением А. Красина пел хор из крещеных корейцев и казаков местной охраны.

Обустройство русской миссии

12 февраля 1900 г. архимандрит Хрисанф и псаломщик Иона прибыли в Сеул. Собственного помещения новая миссия еще не имела, и русский посланник в Сеуле А. И Павлов предоставил в ее распоряжение здание бывшего русско-корейского банка. О цели прибытия миссии было напечатано во многих корейских газетах.

Русская колония радостно встретила приехавших миссионеров. На следующий день, в присутствии всех русских, во главе с посланником Александром Ивановичем Павловым, и некоторых крещеных корейцев, был совершен благодарственный молебен. Сообщение об этом было опубликовано в русской церковной печати. В корреспонденции из Сеула сообщалось: «Прибывший архимандрит новой церкви при миссии после молебствия сказал членам миссии и всем русским в Сеуле приветствие: «…Мы, православные русские, привыкли, где соберемся, там первым делом позаботиться о храме Божием. Благодаря стараниям нашего поверенного в делах, церковь устроена…» Потом архимандрит вынес крест и провозгласил: «Этот крест нам особенно дорог потому, что подарен отцом Иоанном Кронштадтским, который обещал молиться за нас»»[xxxiv].

17 февраля состоялось освящение домовой церкви и совершена Божественная литургия. Так в 1900 году было положено основание Русской Духовной миссии в Корее. С этого времени архимандрит Хрисанф стал периодически совершать литургию в домовой церкви русского консульства в Чонг Донге.

Чонг Донг, — «Долина Добродетели», — эта часть города, названная так в честь могилы второй королевы  династии Иу. В конце Х1Х-го века это было сравнительно слабо населенное место, находящееся между Большими Западными Воротами и главной дорогой, идущей от Летнего Дворца (где была убита королева Мин) к Большим Южным Воротам, главным воротам города. Все иностранные дипломатические миссии, кроме германской, были расположены в этом районе. На углу, ближайшем к Южным Воротам, стоял заново отделанный дворец «Добродетельного Многолетия», где жил король. Рядом с ним находилась ограда англиканской миссии с маленькой церковью в корейском стиле и небольшим госпиталем Св. Петра. По соседству было консульство Великобритании. К западу, позади дворца и консульства, находилось американское посольство. К югу от него была расположена американская Методистская миссия. Отсюда дорога вела прямо к Западным Воротам между домом французского посольства и холмом, покрытым лесом, на вершине которого стоял дом с колоннами. принадлежавший русскому консульству. Все здания были окружены большими садами.[xxxv]

Вот как описывал архимандрит Хрисанф домовую церковь: «Храм, благодаря стараниям посланника А.И. Павлова, устроен весьма удобно и уютно. Он занимает довольно просторную комнату в доме посольства, которая, в восточной своей стороне оканчиваясь полукругом, отделяется от большей своей части аркой, в которой и установлен иконостас. Пол полукруглой части комнаты несколько приподнят, устроена солея, амвон, клиросы и вполне поместительный алтарь, а с главной веранды дома устроен совершенно отдельный ход. Церковь может вместить в себе до 80 человек молящихся и с этой стороны вполне удовлетворяет потребностям местного православного населения, коего в Сеуле проживает около 50 человек (русских 25 человек и корейцев около 20-ти»[xxxvi].

Правда при этом начальник миссии с сожалением свидетельствовал о том, что «утварь церковная имеется в самом ограниченном количестве. причем ризы и облачения для святого престола и жертвенника от долгого неупотребления при здешнем сыром климате попрели и местами порвались»[xxxvii].

Несмотря на то, что корейцы могли посещать домовую церковь, проводить при этом храме катехизацию новообращенных было неудобно. Как отмечал о. Хрисанф, «дом посланника находится в глубине миссийского двора, куда доступ корейцам весьма затруднителен и тем более, что у ворот миссии всегда стоит страшный для корейцев вооруженный казак»[xxxviii]. Поэтому вскоре после учреждения миссии началось строительство дома для катехизации будущих корейцев-прихожан.

Еще в 1898 г. для миссии был приобретен земельный участок в районе Динг-Донг (Чонг Донг), расположенный недалеко от центра столицы. В 1901 г. приступили к строительный работам, а в 1902 г. территория миссии была полностью благоустроена. Были выстроены дом для миссионеров, колокольня, дом для переводчиков, здание школы с комнатами для преподавателей и подсобные помещения.

Существенную помощь миссионеры получили из России: «Государь император по всеподданнейшему докладу управляющего министерством финансов, высочайше повелеть соизволил отпустить из сумм Государственного казначейства 2.500 рублей на первоначальное хозяйственное обзаведение и меблировку комнат корейской духовной миссии»[xxxix], – сообщалось в «Православном благовестнике». Участок был огражден кирпичной стеной в корейском национальном стиле.

6 марта 1902 г. здание православной духовной миссии было освящено. Об этом также сообщалось в церковной печати. Торжественная церемония проходила «в присутствии русского посланника г-на Павлова и членов миссии и посольства, командира мореходной лодки «Гиляк», русских колонистов. После молебствия присутствовавшие были приглашены начальником миссии архимандритом Хрисанфом к столу… Постройке здания духовной миссии много содействовал посланник Павлов»[xl]. Миссионерский дом был построен с террасами на обоих этажах – характерной особенностью всех иностранных посольств той эпохи в Корее. На террасах стояли пальмы в горшках; все было устроено с целью произвести благоприятное впечатление на посетителей.

В качестве храма теперь было решено временно использовать здание школы. В Москве специально по заказу миссии были отлиты колокола. Для строительства храма архимандриту Хрисанфу был отведен угол русского участка, прилегавший к Западным Воротам возле вершины холма. Он построил маленькую кирпичную церковь на участке, возвышавшемся над Посольской улицей. Она была освящена 17 апреля 1903 года в честь святителя и чудотворца Николая. Корейской миссии большую поддержку оказал протоиерей Иоанн Кронштадтский, поддерживавший с о. Хрисанфом тесные связи. В знак своего благословения новому очагу Православия о. Иоанн прислал свое праздничное золотого цвета облачение, которое до сих пор хранится в Миссии как драгоценная реликвия. (В «нижнем» храме преп. Максима Грека, где совершается богослужение для русских прихожан).

(Продолжение следует…)

[i] Краткий очерк современного состояния Кореи князя Дадешкалиани, состоящего при канцелярии Приамурского генерал-губернатора. (1885 г.) // По Корее. Путешествия 1885-1896 гг. М. 1958, С. 54-55.

[ii] Поджио М. А. Очерки Кореи. Спб. 1892, С. 375. Полный текст договора см. там же, С. 370-383.

[iii] Пак Б. Д. Россия и Корея. М. 1979, С. 103.

[iv] Поездка генерального штаба полковника Карнеева и поручика Михайлова по Южной Корее в 1895-1896 гг. // По Корее. Путешествия 1885-1896 г. М. 1958, С. 201.

[v] Там же, С. 175.

[vi] Там же, С. 199.

[vii] Там же, С. 199-200.

[viii] Там же, С. 201.

[ix] Там же, С. 200.

[x] Там же, С. 175.

[xi] Там же, С. 200.

[xii] Там же, С. 201.

[xiii] Там же. С. 197.

[xiv] Там же, С. 188.

[xv] Ионова Ю. В. Шаманство в Корее (Х1Х – начало ХХ в.) // Символика культов и ритуалов народов зарубежной Азии. М. 1980, С. 5.

[xvi] Поездка генерального штаба полковника Карнеева…, С. 219.

[xvii] Россов П. Национальное самосознание корейцев. Спб. 1906, С. 3.

[xviii] Описание Кореи. т. 1. Спб. 1900, С. 56.

[xix] Сувиров Н. И. Корея. Спб. 1904, С. 50.

[xx] Ратт (Rutt) Ричард. Православная Церковь в Корее // Вестник РСХД, 1958, П, № 49, Париж – Нью-Йорк, С.5. Автор статьи – англиканский священник, в свою бытность в Европе, состоял активным членом Англо-православного Содружества Св. Албания и Св. Сергия. В подлиннике эта статья была напечатана в летнем выпуске журнала «Sobornost» за 1957 год (series 3: № 21).

[xxi] Православный благовестник (далее – ПБ), 1897, № 14, С. 282.

[xxii] ПБ, 1897, № 7, С. 334.

[xxiii] ПБ, 1897, № 12,С. 192.

[xxiv] Н. Гарин. Указ. соч., с. 304–305. Любопытно описание похорон по местным религиозным традициям: там же, с. 306–308.

[xxv] «Всеподданнейший отчет обер-прокурора Священного Синода» за 1900 г., с. 26.

[xxvi] Описание Кореи. т. 2. Спб. 1900, С. 61.

[xxvii] Указ. соч., т. 1. Спб. 1900, С. 227.

[xxviii]  Прохоренко Ф. Русская духовная миссия в Корее // Вера и разум, 1907, № 1, С. 30.

[xxix] Амвросий (Гудко), архим. Призыв к помощи Православной Корейской миссии // ПБ, 1898, № 3, С. 108.

[xxx] Там же, С. 108.

[xxxi] Там же, С. 108.

[xxxii] Там же, С. 109.

[xxxiii] ПБ, 1899, № 18, сентябрь, С.89-90.

[xxxiv] ПБ, 1900, № 5, С. 232.

[xxxv] Ратт Ричард, указ. соч., С. 6.

[xxxvi]  Хрисанф, архим. Православная Корейская (в Сеуле) духовная миссия //  ПБ, 1902, № 12, С.141.

[xxxvii] Там же, С. 141.

[xxxviii] Там же. С. 142.

[xxxix] ПБ, 1902, № 21, С. 219.

[xl] ПБ, 1902, № 5, С. 227.