«Возлюби ближнего твоего, как самого себя»

(Мф. 22:39)

Вот, возлюбленные братья, данная нам Спасителем заповедь, вот основной и строгий завет, данный нам Господом, вот закон, установленный Царем Небесным и одинаково обязательный для всех деяний наших: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». И мы вечно и неуклонно должны соблюдать этот закон Спасителя, Господа Бога нашего. Ибо, если всмотреться в вникнуть в окружающее вас, то что же мы видим? Видим, что все эти звезды, сияющие на необъятном пространстве небес, это светоносное солнце и вращающиеся вокруг него планеты, этот шар земной, с своей водой и сушей, все неисчислимое множество неизмеримо-разнообразных, в нем и на нем находящихся, существ, животных, растений, ископаемых, и все части этой органической и неорганической природы, доступной нашим внешним чувствам, хотя и связаны законом физической необходимости, но, вместе с тем, будучи подчинены и творческому закону и, так сказать, выполняя свое предназначение, образуют эту прекрасную вселенную, этот мир и царящий в нем постоянный порядок и гармонию. А человек, созданный по образу и подобию Божьему, разве не должен был получить от Законодателя вселенной присущий ему закон — закон, соответствующий превосходству его природы, выражающемуся в разумности и сознательной свободе его духовного существа, для того, чтобы он, человек, этот венец творения, развиваясь и совершенствуясь согласно своему закону и выполняя его, действительно делал прекрасным этот стройный союз видимых существ, называемый космосом, и был бы в состоянии отвечать несомненно премудрым творческим целям Премудрого Творца? Неужели только человек, одаренный душою — этим благороднейшим элементом его природы, которым он превосходит все остальные существа, — неужели только человек, это воплощенное свидетельство Божеской мудрости Творца, неужели только он и его сознательная природа могли остаться вне всякого закона, неорганизованными, неупорядоченными для того, чтобы человек, вечно блуждая в непроницаемом мраке невежества и спотыкаясь на каждом шагу своего жизненного пути, совершенно нечувствительный к доброму и прекрасному, влача свое бездельное существование на погибель себе самому и своим ближним, унижал таким образом и ронял лучший дар Господа Бога — благороднейший элемент своей природы? Нет, подобное допущение было бы не только противно здравому смыслу, но совершенно не мирилось бы с представлением о великой мудрости Творца. И действительно, подчинивши физическую природу человека законам материи, Творец установил особый закон и для нашего нематериального, духовного существа — закон возвышенный, великий и святой — закон любви: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». В силу этого закона люди должны жить вместе, в семьях и в обществе, несут в отношении друг к другу различный взаимные обязанности и, занимая то или иное место в среде разнообразных общественных положений, ту или иную ступень на лестнице общественной иерархии, господствуя над другими или повинуясь другим, получают возможность, благодаря этому же закону, ограничивать свои неразумные стремления, смирять животные влечения свои и, подчиняя свои страсти разуму, делать то, что повелевает им делать долг. В силу этого закона, они воздерживаются от обирания друг друга и грабежа, от нападения на себе подобных и нанесения им несправедливых обид, без чего человечество более походило бы на скопище диких зверей, чем на общество разумных человеческих существ. Благодаря этому же закону, который представляется требованием человеческой природы, мы в состоянии постичь всеблагость Всевышнего Творца всего сущего и премудрого провидения Его, проявляющегося в судьбах человечества. Итак, вот закон, данный Творцом человеку: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя». Всесвятой Отец Небесный! Ты, одаривший только человека разумной и свободной душой, поставивший нас, Твой образ и подобие, во главе всех земных творений и только нас предопределивший для вечного блаженства, которое доступно каждому, исполняющему Твою Всесвятую волю! Ты, по бесконечной благости Своей, начертавший в сердцах наших и возвестивший нам, чрез пророков и чрез Единородного Сына Твоего, Твою всевышнюю волю, возвестивший нам закон любви, дабы мы, сообразуя с ним нашу волю и деяния, сопричастились небесного царствия Твоего! Ты, Господи, просвети мой ум Всесвятым Духом Твоим, сделай мою мысль ясною, вдохни пыл в мое сердце и придай силу моему слабому голосу, дабы мог я должным образом истолковать возлюбленным своим слушателям этот спасительный закон любви, данный и подтвержденный Тобою человеку, и дабы мог я объяснить, как следует применять закон этот для того, чтобы и на земле действительно исполнялась пресвятая воля Твоя. Закон, о котором мы говорим, данный нам Господом Богом и запечатленный Им в сердце человека, постоянно существует в среде человечества, переходит из века в век, передается из поколения в поколение. Но века закона природы миновали, исполнилось течение времен, и Сын и Слово Божие пришел в мир провозгласить вновь этот, бывший у человека в пренебрежении закон, или вернее: установить закон евангельский, в силу которого мы должны любить друг друга не только потому, что мы люди, но и потому, что мы христиане, ученики вочеловечившегося ради нашего спасенья Сына в Слова Божия. Ибо, как люди, мы обязаны любить ближнего в силу Ветхого Завета, а как христиане, мы должны любить по Завету Новому — любовью совершенной, любовью великой и горячей. Потому-то и этот закон любви назван огненным, и на такую именно любовь намекает Сын и Слово Божие, когда говорить: «Огонь пришел Я низвесть на землю: и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!» (Лук. 12:49). Именно такая любовь составляет исполнение закона, как о том свидетельствует апостол Павел: «Любовь есть исполнение закона» (Римл. 13:10). Но если бросить взгляд на заповеди древнего закона, то оказывается, что три из них требуют от нас любви к Богу, а остальные возлагают на человека обязанность любить своего ближнего. И сам Иисус Христос сказал, что Он пришел не нарушить закон, но исполнить (Мф. 5:17). Почему же боговдохновенный Павел прямо и не раз высказывает, что для совершенного соблюдения установленного Господом закона от нас не требуется ничего, кроме любви к ближнему. Неужели апостол Павел нарушает закон? Неужели он противоречить своему Божественному Учителю? Возможно ли это? Если бы св. апостол сказал, что достаточно нам любить Господа Бога, мы не удивились бы, так как любовь к Богу составляет цель, во имя и для которой мы должны любить и своего ближнего. Но как одна только любовь к ближнему может быть названа совершенным исполнением закона? Своими словами, возлюбленные братья, св. апостол Павел не исключает и не отвергает любви к Богу, но, напротив, включает ее в понятие евангельской любви к ближнему, через которую единственно познается и любовь к Богу. Ибо кто может без боязни самообольщения и самообмана думать, что действительно любит Господа Бога, если, в то же время, не любит своего ближнего? Никто, как убеждает нас в том возлюбленный ученик Спасителя, который сказал: «И мы имеем от Него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего» (1 Ин. 4:21). Кто любит своего ближнего, как заповедал нам Спаситель, тому, без колебания, и не сомневаясь, следует верить, что он любит и Господа. Да! «Если мы любим друг друга», говорит тот же божественный апостол, «то Бог в нас пребывает и любовь Его совершенна есть в нас» (там же, 4:12). Но кто не любить ближнего своего, тому отнюдь невозможно поверить, когда он говорить, что побит Бога: «Кто не любит, тот не познал Бога; потому что Бог есть любовь» (там же, 4:8). И «кто говорит: я люблю Бога, а брата своего ненавидит, тот лжец» (там же, 4:20). О, как велика благость Небесного Отца к человеку — благость Господа, который совместил все Свои заповеди в одной заповеди любви к ближнему и через исполнение ее призывает нас к Себе! Итак, апостол Павел, краса и гордость избранных, совершенно справедливо предлагает и рекомендует фессалоникийцам другие добродетели, не делая того же в отношении братской любви: «О братолюбии же нет нужды писать к вам; ибо вы сами научены Богом любить друг друга» (1 Фес. 4:9). Это то же, как если бы апостол сказал: «признавая вас людьми и братьями во Христе, к чему мне говорить вам о любви и о любви во Христе? Разве сам Господь не запечатлел любовь в сердце каждого человека, и разве сердце человеческое, если только оно окончательно не развращено и не испорчено страстями, не чувствует в себе этой любви? Разве воплотившийся Сын и Слово Божие не учил в течение целых трех лет христианской любви, и разве Он не освятил ее собственным примером, подкрепивши ее еще более Своими наставлениями, побуждениями, обетами, предостережениями и заповедями?» Если бы чувство взаимной любви в нынешних христианах было так же сильно, как в то время в среде верующих, о которых св. Лука (Деян. 4:32) говорит: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа», и единственным прекрасным отличием которых, возбуждавшим удивление даже в язычниках, была их любовь друг к другу, то всякое слово о любви было бы излишне. Но так как, по человеческой слабости, мы грешим и против закона благодати, как некогда согрешали против закона естественного и писанного, то и любовь друг к другу охладела в нас, а отсюда раздоры, несогласия, междоусобная брань и на всех без исключения вредно отзывающаяся страсти. И ныне, когда исполняется предречение Спасителя, что «по причине умножения беззакония, во многих охладевает любовь», — ныне кто станет отрицать, что настало время, когда необходимо провозглашать с этого священного амвона великую заповедь любви к ближнему хотя бы и каждый день. Едва, возлюбленные братья, раздалось благовествование небесного слова за пределами Палестины, как уже враг всего доброго вдохнул во все дух сопротивления распространению этого слова, — вдохнул его в царей, правителей, в народы, племена, города, в варваров и эллинов, в философов, риторов, софистов, писателей, в законы и суды, подкрепляя дух этот разнообразными карами и бесчисленными смертными казнями всех возможных родов, как говорит божественный Златоуст в своей третьей беседе на первое послание к коринеянам . Но и всем этим не успевши ничего сделать против благовествования слова Божия и лишь выдвинувши своим сопротивлением многочисленных борцов за веру, — ибо, по словам Василия Великого (письмо 146), «кровь мучеников Церкви питала и вскармливала возроставших в числе поборников благочестия», дух злобы прибегает к другому ухищрению: он обращает свое оружие против любви и всячески старается уничтожать ее, эту любовь, составляющую краеугольный камень Христова учения и проповеданнаго им идеала нравственного совершенства. Продолжительные и ожесточенные распри в среде верующих, несогласия, вражда и ненависть, вспышки гнева и честолюбия, зависть, страсти, эгоистическое предпочтение личных интересов и раздоры, разрушившие некогда древние общества и новым угрожающие тем же разрушением, — все это дела духа злобы, дела доброненавистника. Остерегайтесь же, возлюбленные слушатели, остерегайтесь во имя любви распятого ради нашего спасения Сына Божия, остерегайтесь от этих козней духа тьмы, которые всячески и повсюду волнуют, и потрясают нас, внося в наши общества смуты и несогласия. Не дайте никогда охладеть в вас небесному огню той любви, которую примерами столь великой ревности и столь великой энергии внушил нам Господь наш Иисус Христос, для нашего спасения. В чем же выразилось внушение это? Прежде всего Господь сказал, что заповедь любви к Богу есть наибольшая заповедь, к которой присоединил и вторую, подобную первой, заповедь любви к ближнему: «вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мф. 22:89). Почему Христос назвал эту заповедь подобною первой? Потому, что мы равным образом обязаны любить своего ближнего, подобно тому как и Бога. Как нет спасения нелюбящему Бога, так не спасется никто и из нелюбящих ближнего своего. Какое оправдание может освободить нас от обязанности любить Бога? Никакое. Какое справедливое соображение может снять с нас долг любви к ближнему? Опять-таки никакое. И есть ли кто-либо, кому любовь к ближнему была бы не под силу? Нет такого человека, ибо, хотя любовь есть основание Божьего закона, корень и источник всякой благодати и добродетели, спасение души и учредительница вечного блаженства; хотя в ней одной счастье жизни и единение Господа с людьми, тем не менее она, любовь эта, представляется добродетелью доступною всякому и легко выполняемою. Ибо для достижения ее не требуется ничего, кроме хотения и доброй воли. Мужчины и женщины, юноши и старцы, здоровые и больные, цари и воины, богачи и бедняки, должностные и частные лица, образованные и неучи, — одним словом, все люди, какого бы положения, возраста и состояния они ни были, все без исключения могут иметь и питать братскую любовь к ближнему. И все, носящие в своем сердце братскую любовь, способны и могут, месте с тем, любить Бога и быть любимыми Им; ибо, как сказано выше, не может любить Бога истинною любовью тот, кто не любит ближнего своего; но кто любить ближнего своего, этот образ и подобие Божие, тот воистину любит и самого Господа Бога. По словам божественного Златоуста, любящий человека совершенно уравнивается любящему Бога, ибо человек есть образ Божий, в котором предметом любви является сам Бог, подобно тому, как царь почитается в его изображениях (Беседа 42 на Мф.). Всякий добрый христианин спасается. Но можно ли назвать таковым того, кто только называется христианином, вместе с тем не имеет отличительного признака доброго христианина — любви к ближнему своему? И в особенности, в виду того, что любящий не останавливается ни пред какими трудами и жертвами и не задумывается подвергать себя опасностям, поскольку этого требует от него любовь к ближнему? Непитающий любви к ближнему своему может гордиться тем, что он христианин, но гордость его будет суетна и тщетна: «тем, которые гордятся, что они христиане, не будучи таковыми на деле», говорит, славный отец Церкви, Августин, «что пользы в названии, которому нет ничего соответствующего в действительности». Все это не пустые сравнения, лишенные всякого основания, но неоспоримые истины, выведенные из заветов самого Основателя нашей святейшей веры. Доказательством же этому служить то, что Христос, наставляя на тайной вечери святых своих апостолов, давая им Свои последние заповеди, сказал: «потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:35). Христос не сказал: «если будете иметь любовь к Богу», — не сказал: «если будете молиться Господу», — не сказал : «если, посещая храмы и приступая к святым таинствам , будете казаться любящими Бога»; но сказал: «если будете иметь любовь между собою», т.е. если, будучи христианами, будете носить в себе братскую любовь, как отличительный признак того, что вы действительно христиане; ибо в этой любви заключается дух и вся сущность христианства и в ней одной надежда на спасение для верующих в Господа. Достойно замечания, возлюбленные братья, и следующее обстоятельство: все евангельские заповеди суть заповеди самого Спасителя нашего, Который во многих местах святого Евангелия, называет их Своими заповедями: «если заповеди Мои соблюдете» (Ин. 15:10); «если любите Меня; соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14:15). Но преимущественно Своей заповедью называет Христос заповедь любви к ближнему, указывая на нее с особенною выразительностью: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил Вас» (Ин. 15:12), — все равно, как если бы Господь и Спаситель наш говорил нам: «сия есть важнейшая Моя заповедь, о которой Я более всего забочусь. Я — Отец ваш, и сия есть последняя Моя заповедь вам. Вот Мой завет, который оставляю вам: да любите друг друга. Вы часто слышали Меня провозглашающим сию заповедь и видели, как подтверждал Я ее Своим собственным примером. Сию заповедь по отношению к вам самим соблюдал и Я, и Я завещаю вам, хочу и требую от вас, да любите друг друга». Эти слова сказал Иисус Христос в Своем последнем завещании божественным апостолам; эти слова святые апостолы глубоко запечатлели в своих сердцах; возлюбленный ученик Христа, с особенною ревностью соблюдавший их, когда, достигнув глубокой старости, был уже не в состоянии говорить много, повторял, как свидетельствует св. Иероним, эти же слова, говоря приближавшимся к нему верующим: «возлюбленные дети мои, любите друг друга». Вот единственная заповедь, вот все, что вы должны делать. Так понимал любимый ученик Христа заповедь своего Божественного Учителя. Иначе ли понимал ее великий апостол Петр? Восхваляя и предлагая всякую добродетель, не признает ли он более всего ценною братскую любовь, питаемую человеком в сердце своем? Не говорит ли он прямо и выразительно: «Более же всего имейте усердную любовь друг к другу?» (Перв. посл. 4:8). И не он ли утверждает (там же), что «любовь покрывает множество грехов?». Какую же надежду, какое утешение и прибежище найдет преступивший сию, столь многозначительную, заповедь любви к ближнему? И есть ли грех больший, чем нарушение ее? Здесь, возлюбленные братья, я с трепетом вспоминаю слова брата Господня, провозгласившие, что «кто соблюдает весь закон, и согрешить в одном чем-нибудь, тот становится виновным во всем» (Иак. 2:10), ибо это одно, в чем может провиниться человек, это одно, нарушение коего признается равносильным нарушению всего закона, согласно блаженному Августину, есть нечто иное, как заповедь любви, нарушитель которой по справедливости становится нарушителем всего закона и сам вовлекает на свою голову все ужасные последствия этого нарушения, потому что весь закон заключается в любви. Любовь к ближнему, возлюбленные братья, имеет на столько важное значение и на столько вменяется людям в обязанность, что св. ап. Павел, восхищенный до третьего неба, для уразумения тайн Божества, поучая Коринфян, говорить следующее: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею; то я и медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто» (I Кор. 13: 1 – 2). Так что, если во мне нет любви, то мне не поможет никакая сила, бесстрашно выдерживающая всякое испытание огнем и водою. Действительно, без любви, и богатство, и слава, и всякий другой дар природы или счастья— совершенно бесполезны для нас. Но, ставя так высоко любовь к ближнему, св. Павел, конечно, не разумел ее обособленною от любви к Богу; ибо приведенными словами он не сказал ничего иного, как если бы, выразившись более подробно, сказал, вдохновленный Пресвятым духом: «если я, по любви к Господу моему, не полюблю всех без исключения людей — всех, не исключая и этих иудеев, преследующих меня с таким ожесточением и злобой, не исключая и поносящих меня и клевещущих на меня фарисеев, не исключая и этого судьи, приговаривающего меня к смертной казни, и этого, обезглавливающего меня, палача, — то я ничто, и не поможет мне нисколько непобедимая сила, ибо нет никакой пользы для человека ни в физических преимуществах , ни в улыбках счастья». Но, возлюбленные мои братья, если апостол Павел, этот звучный вестник Святого Духа, этот избранный сосуд Господа, этот боговдохновенный герой, устами которого вещал сам Господь Спаситель наш; если он, великий учитель народов, божественный Павел, если он без братской любви — ничто, то чем же станем мы без этой любви —мы, столь ничтожные и жалкие, в сравнении с ним, существа? Без любви мы совершенное ничто, ибо, где нет братской любви, там нет ничего угодного Богу ни в молитвах, ни в исповеди, ни в святом причастии; без братской любви мы не можем сопричаститься к сонму избранных и лишены всякой надежды на спасение. Что может быть для человека спасительнее и утешительнее братской любви, которую он питает в сердце своем, и что может быть ужаснее для него, если нет ее в его сердце. Ибо и великий грешник, много согрешивший, если смертный час настигнет его и в нем нет ничего, кроме братолюбия, все же надеется и может надеяться на милосердие Господа Бога. О, сладкое утешение. И самые чистые сердцем, всецело живущие в духе и созерцании, заботящееся единственно о делах благочестия и подвизающееся во всяческих добродетелях — и те не могут надеяться на спасение в будущем, если нет в них братской любви! И наоборот, имеющие любовь, уверены в своем будущем спасении: «мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любили братьев» (Ин. 3:14). Такова братская любовь по словам самого Спасителя и Его божественных учеников, и такова награда, обещанная в будущем воодушевленным ею сердцам. Но как, каким образом, можем мы выполнить и осуществить эту любовь? Любовью обязывают нас, возлюбленные братья, два закона: закон естественный, древний, и закон благодати, новый. И оба эти закона ясно определяюсь и самый способ их выполнения. Закон естественный, начертанный десницей Божией сначала в сердцах наших, а потом и на данных Моисею скрижалях, постановляет следующее: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». «В законе что написано? как читаешь?» — «Возлюби Господа Бога твоего и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10: 26; Левит, 19:20). Постановляя это, закон, вместе с тем, указываешь, и почему и как должны мы любить. В чем же причина любви? Она в том, что человек во всем подобен нам, ибо все мы дети Адама и Евы, все созданы из одной и той же персти, все одинаково одарены разумною и свободною душою, все сотворены Господом по образу и по подобию Его и, следовательно, все мы друг другу братья. А если так, то неужели мы не должны любить друг друга? Не обязаны ли мы любить друг друга еще и потому, что все мы предопределены для одной и той же цели — для вечного блаженства, и все, вкупе, шествуем к одному и тому же небесному отечеству? Помимо этого, мы обязаны любить ближнего своего и по любви к Господу Богу нашему, Который принял человеческий образ, и, если мы не уважаем этого образа в ближнем нашем, то тем самым оказываем пренебрежение Господу нашему. Но главнее и важнее всего, не должны ли мы любить ближнего своего уже потому, что этого требует от нас сам Бог, сам Сын и Слово Божие? Если сам Бог и Спаситель наш повелевает и требует от меня, чтобы я любил ближнего своего, т.е. всех подобных мне: родных и чужих, добрых и злых, достойных и недостойных, то неужели я, творение Бога, на Него одного возлагающее все надежды и упования свои, неужели я не должен повиноваться Его повелению и не обязан признать справедливость Его… И кто не любит всех без исключения ближних своих, тот не только не христианин, но не достоин и имени человека. В самом деле, есть ли какое-либо основание исключать кого бы то ни было из понятия о ближнем и признать нестоящим этой любви? Даже турки, евреи, еретики и неверные — и те ближние нам, уже в силу своей человеческой природы, благодаря которой и они могут спастись. Ибо, хотя в настоящем они и пребывают во тьме и мраке смертном, тем не менее никто не знает, что предопределил о них в Своих вечных и неисповедимых судьбах, всеблагой и всемилостивый Отец наш. По той же причине ближними нашими являются и все грешники, относительно которых мы не знаем, что ждет их в будущем, равно как не знаем и того, окажемся ли мы сами, при конце, пред лицом Господа, достойными любви или ненависти. Итак, необходимо нам любить ближнего своего, кто бы он ни был. Алмаз, оправленный в олово или упавший в грязь, все-таки всегда остается алмазом; подобно тому и всякий ближний наш, как бы ни уродовали его физические или нравственные недостатки, все же достоин нашей любви, ибо он носит в себе образ Божий. Мы не обязаны любить грех и зло, — конечно, нет! Но мы должны любить в человеке созданную Богом природу, подобно тому, как врач ненавидит болезнь и борется с нею, самого же больного любит и лечит. Не любит тот, кто любить не по побуждениям указанных соображений, но по другим причинам: ради простого облагораживания этого, ничего не значащего мира, или во внимание к милосердию, великодушию, уму, достоинству или счастью кого-либо из ближних своих. Не любит тот человек, который любит для того только, чтобы сблизиться с людьми, для того, чтобы добиться поддержки, похвалы, покровительства или успеха. Еще менее любит тот, кто любит только по физической склонности, симпатии или дружбе. Для того, чтобы соблюсти закон любви и, вместе с тем, быть человеком и христианином, нужно любить и менее всего достойных любви, и простых, и неблагодарных, и порочных, и неприятных, и докучливых, и отталкивающих, а не презирать их, не отстраняться от них, не отдалять их от себя и уважать, окружать лестью, почетом и всяческою предупредительностью только тех, которые достойны любви и отличены в обществе, благодаря своим физическим или случайным преимуществам, и которые приятны своим умелым обращением и благородством. «Господь повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45); а брат не милует, презирает, теснит и угнетает своего ближнего, помнит прегрешения его, ненавидит и вредит ему. Искренна ли или лицемерна эта ваша любовь по выбору и соображению, она во всяком случае не та, какой требуют от нас естественный закон и божественная заповедь. Каковы же предопределенный природою образ и характера любви к ближнему? Они сводятся к тону, что мы должны любить ближнего своего, как самих себя. Как же мы любим себя самих? Два стремления живут в нашей воле и постоянно действуют в ней: одно — положительное стремление к тому, что полезно нам и нашему существованию; другое —стремление к отклонению и устранению всякого угрожающего нам зла. Итак, братья, вот в чем должна выражаться любовь ваша: как вы хотите, чтобы другие поступали по отношению к вам, доставляя вам по возможности все хорошее и отстраняя от вас всякое угрожающее вам зло, так и вы сами поступайте в отношении к другим. Зла, которого сами себе не желаете, не делайте и вы другим. Хотите, чтобы другие не посягали на ваше добро, на, достояние ваших родственников, на вашу честь и жизнь, — не позволяйте себе и вы подобных посягательств по отношению к другим. Хотите, чтобы другие признавали вас равными себе, чтобы вам оказывали справедливость, сострадание и помощь, чтобы вам верили, — признавайте и вы других равными себе и не величайтесь пред другими; будьте и вы справедливы и сострадательны к другим, помогайте и относитесь к ним с доверием. Но каким образом может поступать человек в отношении других так, как сам желал бы, чтобы другие поступали по отношению к нему, если, прежде всего, он не чувствует в своем сердце того расположения и доброжелательства ко всем, которые одни способны побудить человека к благим поступкам и добрым делам? Да, мы обязаны любить всегда и всех вообще, но любить по склонности душевного расположения к облагодетельствованию каждого, смотря во обстоятельствам и насколько, конечно, мы в состоянии удовлетворить нужду ближнего своего, и не должны питать ненависти и злобы ни к кому. Мы обязаны иметь благорасположение ко всем, не питая вражды ни к кому, и должны делать добро, смотря по человеку и нуждам его. Итак, мы не любим, если остаемся безучастными, когда можем духовно или телесно помочь кому-нибудь. Скольким несчастьям бедняков могли бы пособить богачи, если бы только они были менее скупы или менее расточительны! Скольким невеждам, блуждающим в мраке неведения, могли бы помочь образованные люди, своими мудрыми наставлениями и добрыми советами, если бы только в этом не мешали им леность и равнодушие! Да и помимо всего того, если мы не в состоянии оказать нуждающемуся более существенной помощи, разве каждый из нас не может, по крайней мере, сочувствовать несчастным и утешать скорбящих? И, наконец, разве малое добро делает тот, кто не замечает, и не хочет замечать в других недостатков их? При добром желании человек найдет тысячи и тысячи случаев и предлогов выказать свою любовь к ближнему своему. Нередко мы могли бы совершить дело любви и послужить ей, если бы только пожелали пожертвовать долей нашего внимания и поразмыслить над малозначительной вещью или обстоятельством, либо если бы согласились снизойти к желаниям слабосильного брата своего; по недостаток любви не допускает нас до этого и даже не удерживает нас, чтобы мы не делали другим того, чего не желаем самим себе. И это последнее положение, как всем известно, запечатлено в наших сердцах и составляет часть естественного и божеского закона; но и оно, к несчастью, подобно другим частям этого закона, часто не соблюдается и нарушается людьми. Ибо кто из нас не чувствует и не понимает, что посягательство на жизнь, честь или частное достояние лица — зло? И кто желает чего-либо подобного самому себе? Конечно, никто. И, однако, все мы, становясь в самое резкое и очевидное противоречие с самими собою, делаем такие посягательства по отношение к другим, попирая нечестивою пятою эту часть естественного закона. Чего же требует от нас закон благодати? Он требует, чтобы мы любили ближнего своего по-христиански; ибо Господь наш Иисус Христос не довольствуется, когда мы любим друг друга как-нибудь, но повелевает, чтобы мы шли по Его следам и любили друг друга тою любовью, которою Он возлюбил нас. Поэтому-то, древнюю заповедь любви Он называет новою, говоря: «заповедь новую даю вам: да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Иоан. 8:34); и «сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас» (Иоан. 15612). Новою же называет Христос сию заповедь очевидно потому, что она относится к установленному Им закону, который обновил испорченную и одряхлевшую природу древнего человека, поднявши его душу на высшую ступень благодати и возвысив ее до усыновления Господом Богом. Эта любовь, возлагаемая на нас Спасателем в силу Нового Завета, не есть любовь физическая, которая присуща и самым диким животным; она не есть любовь родственная, проявляющаяся в отношениях между родителями и детьми, другими родственниками; это не политическая любовь, связывающая людей единством отечества; это, наконец, не земная любовь, имеющая предметом своим материальные блага земли, временные, тленные, преходящие и суетные. Нет. Это — любовь духовная, любовь сверхчувственная и ведущая к достижению небесных благ, о которых сказано: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (I Коринф., 2:9). Но кто, могут спросить, кто в состоянии любить ближнего своего тою беспредельною и вполне божественною любовью, которою возлюбил нас Господь наш Иисус Христос? Если никто не в состоянии любить любовью Господа нашего, то все могут приблизиться к Его любви. Подобно тому, как Он возлюбил в нас только Бога, так и мы ничего, кроме Бога, не должны любить в нашем ближнем. Каким же образом возлюбил нас Иисус Спаситель? Он сам объясняет это, говоря: «как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас», (Иоан. 15:9) т. е. возлюбил любовью совершенно божескою. Следовательно, вполне божескою любовью должны и мы любить ближнего своего — не столько как дети Адама, сколько как дети Бога и братья Христа, по благодати, которой мы сопричащаемся в таинствах. Значить, если Бог и Господь наш Иисус Христос дает нам заповедь, повелевая любить ближнего своего, как самих себя, то мы должны любить и желать и для ближнего нашего высшего блага, которое есть Бог, и жизни, посвященной любви и служению Богу, для достижения соединения с Господом в Царстве Вечной славы. Кто таким образом любит ближнего своего, тот воистину любит и самого себя; но кто иначе самого себя любит, угождая себе грехом , тот не только не любит, но прямо ненавидит самого себя. Вот та любовь, которою мы должны любить ближнего своего. Следовательно, мы обязаны желать и для него все то духовное и вечное благо, которого желаем самим себе, и должны склонять его к любви и служению Богу. При этом очевидно, что наша любовь к ближнему должна быть направлена преимущественно на более ценный и достойный уважения элемент его существа, и что, следовательно, мы более должны желать для него вечной жизни, чем временной и преходящей, отклоняя его от греха и содействуя его христианскому житию. Но любим ли мы действительно такою любовью всех ближних наших?! О, братья! Не будем обманывать себя! Мы любим, но любим из-за личной выгоды. Любим, но любим ради удовольствия, ради суетных и преходящих целей. Редки и немногочисленны люди, любящие согласно воле Господа нашего Иисуса Христа, выраженной в Его новой заповеди. Во времена Адама и Ноя, Моисея и Давида достаточно было, чтобы человек смирял в себе естественную вражду к врагу и не желал ему зла. Но в век Иисуса Христа, при установленном Им законе благодати, и любовь возвысилась; ибо христианин положительно обязан желать добра даже врагам своим и не делать им ничего, кроме действительного добра. Клевещет на тебя твой враг — ты должен хвалить его; отнимает у тебя враг твой достояние твое — ты должен обогащать его; бесчестит тебя враг твой — ты должен почитать и уважать его; ненавидит он тебя — ты должен любить его. «Любите врагов ваших, — говорит Божественный наш Спаситель — благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». (Мф. 5:44). Итак, хотите соблюдать новую заповедь Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа и любить по-христиански? Не отделяйте мира от любви, ибо, по словам Златоуста, мир и любовь суть важнейшие характеризующие признаки христианства. «Многие отличительные особенности характеризуют христианство, но более и лучше всех прочих — любовь друг к другу и мир». Поэтому, где мир, там и любовь, и где любовь, там и мир, там благословение Божие, там счастье и благодать, там радость и утешение, там земное блаженство, там свет, далеко вокруг разгоняющей мрак всякого греха. Поэтому, всякий раз, когда мир покидает нас, мы, любя друг друга христианскою любовью, будем всячески стараться восстановить его в нашей среде, и, любя Бога, станем заботиться о том, чтобы наша любовь к ближнему была по возможности возвышена. Господь, вменивший нам в обязанность такую святую и справедливую любовь, конечно, наделил нас и способностью проникаться ею и служить ей. О, какого гнева и негодования достойны пред лицом неподкупного Судьи те, которые своим поведением  и образом жизни охлаждают любовь и колеблют мир. Горе клеветникам, горе сеющим плевелы, горе возбуждающим несогласия, горе устроителям соблазнов, горе тому, кто разрушает мир и покой общественный! Такие люди, по словам славного отца Церкви, Амвросия, такие люди — люди дьявола, не по природе, по подражанию. Какой мир и какое единство царили бы в лоне Церкви и государства, если бы совершенно не существовали на земле эти служители виновника зла, эти адские демоны — рабы и поклонники соблазна! Но не только они одни являются причиной нарушения мира. Одинаково с ними достойны осуждения и все те, которые охотно склоняют свой слух к наущениям и заговорам этих гнусных диаволов во плоти и без всякой проверки принимают на веру разглашаемое ими зло. Позорно и преступно такое легковерие! Пока Саул верил клеветавшим на Давида, он жестоко преследовал его. Но лишь раз решившись выслушать оправдание из уст самого Давида, он совершенно убедился в его невинности, раскаялся в своей несправедливости и, окончательно примирившись с ним, полюбил его и не раз на деле выказал свою любовь к ному. И мы, возлюбленные мои братья, не станем слушать клеветников и верить им; перестанем с легковерием принимать их клеветы за истину; будем сами лично обсуждать, исследовать и присматриваться и к клеветнику, и к предмету его клеветы. При этом условии мир не нарушается и любовь не оскудевает; мы становимся свободными от страстей и ненависти, и обществу не придется выносить на себе бремени их плодов. Такова, возлюбленные мои братья, любовь, таково ее великое значение в деле нашего вечного спасения и единения с Богом и таковы, по моему крайнему разумению, способы ее соблюдения и служения ей. Итак, если мы, разумные существа, если мы твердо убеждены, что существование наше не ограничено земною жизнью, но что душа наша будет существовать нетленною и после отделения от своей тленной оболочки; если, наконец, мы, христиане, получившие из нелживых уст самого Спасителя этот великий и божественный закон любви, разъясненный столькими апостолами, отцами и учителями Церкви, — то, и среди полнейшего обилия материальных благ мы не должны оставаться беззаботными и безмятежными, считая себя исполнившими свой долг и назначение, если только нет в нас христианской любви; ибо, если мы не любим, мы — преступники, нарушители закона и не избегнем предвозвещенного нам  ужасного, но, вместе с тем и справедливейшего наказания за это нарушение. Мы преступаем закон любви и навлекаем на свои головы последствия Божьего гнева и негодования не только тогда, когда вредим другим и преследуем ближнего, убивая и грабя, клевеща и понося несправедливо; мы, равным образом, попираем этот закон и оскорбляем Законодателя, если допускаем в сердце свое зависть и ненависть к ближнему своему, и так или иначе обижаем его. Не менее виновны мы в нарушении закона и не менее теряем надежду и право на спасение, если остаемся бесчувственными к несчастью ближнего, если становимся безучастны к его страданиям и бесчеловечны к его слабостям и недостаткам. Итак, для того чтобы в последний день предстать чистыми пред лицом строгого и неподкупного Судьи, будем точно соблюдать, возлюбленные братья, святой закон любви, нарушение которого угрожает столь тяжкими карами; будем любить друг друга христианскою любовью; перестанем злоумышлять друг против друга и обижать друг друга; изгоним из сердец своих зависть, вражду, ненависть я озлобление против ближнего своего и воспламеним в сердцах наших небесный огонь любви, который научил бы нас не только не делать никакого зла подобными себе, но, напротив, оказывать и доставлять им все хорошее, по мере наших сил, и, сверх того, сочувствовать немощным, облегчать участь несчастных и утешать страждущих, дабы, действительно любя друг друга братскою любовью, мы исполняли таким образом закон Пресвятого Господа Бога; Его же слава и сила во веки веков. // Слово, произнесенное в Эрмуполе Сирском 30 Января 1859 года в праздник Трех Святителей, Стефаном Пагида. Опубликовано: Христианское чтение. 1887. № 3-4. С. 217-236.