Архимандрит Августин (Никитин) – богослов, церковный историк, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии, читает лекции и в других высших учебных заведениях, а также в приходских лекториях. Многим знакомы курсы лекций отца Августина по таким предметам, как «История Поместных Православных Церквей», «История Древних Восточных Церквей», «История западных исповеданий», «Богословие протестантизма», «Католическое богословие», «Сектоведение». Известен отец Августин и как публицист. В этом качестве он пишет не только на сугубо исторические темы, но и делает достоянием общественности ещё одно своё давнее увлечение – путешествия. Путешествовал отец Августин с молодости и к настоящему времени побывал в большей части стран мира. Кроме стремления поделиться знаниями и впечатлениями со всеми желающими у отца Августина есть и талант рассказчика.

Архимандрит Августин (Никитин)

— Вы из религиозной семьи?

— Бабушка у меня была верующая, а мама воспитывалась в 30-е годы – сами понимаете, что это было за время. «Промывка мозгов»… Поэтому мама была индифферентна к религии. Я уже самостоятельно выбрал путь церковного служения. Перед этим я закончил физический факультет нашего университета – тогда он был имени Жданова, а потом, когда город Жданов был переименован в Мариуполь, то университет стали в шутку называть «университетом имени А.А. Мариуполя».

— Для того времени было ведь довольно необычным такое сочетание – занятие наукой и вера…   

— Советские пропагандисты разводили это по разным полюсам. Но я не являюсь каким-то исключением из правил. Несколько лет назад в университете была организована встреча тех его выпускников, которые впоследствии избрали путь церковного служения. Оказалось, что нас таких человек двадцать, большинство – физики. Некоторые из нас – приходские священники, некоторые преподают. Тенденция такая была – люди разочаровывались в лживой марксистской идеологии. Кто-то уходил в сторожа, в кочегары, кто-то пил водку, а кто-то избирал путь служения Богу. У меня уже была тяга к этой сфере. И я решил, что я больше пользы принесу в Церкви, чем если я буду сидеть в какой-то лаборатории, прозябать в каком-то НИИ и заниматься «ниичаво». Отец Ианнуарий (архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) – И.Л.) тоже пошёл из физиков в богословы, я его в своё время представил владыке Никодиму (митрополиту Ленинградскому и Ладожскому Никодиму (Ротову) – И.Л.), протоиерей Владимир Фёдоров окончил математико-механический факультет. Тут можно многих назвать.

— Ваша склонность к путешествиям когда проявилась?

— У меня с юных лет была, как говорят, охота к перемене мест. Ещё древние говорили: «Via vita est», «Дорога – это жизнь». Всегда какие-то новые впечатления. Потом, если просто так человек путешествует, то действительно можно подумать, что это клинический случай, а когда пишешь путевые очерки, и всё это связано с церковной темой – другое дело. И очерки – хорошее подспорье для будущих паломников.

Например, прошлой весной, когда я был с группой паломников в Святой Земле, мы остановились в Горненской обители. Местная монахиня, услышав моё имя, спрашивает: «Так Вы тот самый отец Августин?». Я говорю: «Какой тот самый?». Она: «Так по книге-то Вашей – «Русские паломники у христианских святынь Египта» — мы паломников на Синай возим». Паломники у нас со времён крещения Руси ходили в Святую Землю. А у меня ведь не то, чтобы дродомания — есть такое заболевание, когда человеку надо всё время передвигаться. Нет, я езжу в свободное время по новым местам, потом это выливается в путевые очерки, которые печатаются в разных изданиях. Если собрать эти статьи, то целая книга может получиться.

— А есть ли у Вас мысль издать такую книгу?

— Мысль-то у меня есть, но я ведь не буду обивать пороги издательств. У меня 15 книг вышло, и всё по стечению обстоятельств – где-то с кем-то поговорил… А ходить предлагать, как сирота казанская – просто времени не хватает.

Первая моя книга написана в соавторстве с мурманским журналистом Виктором Георги и называется «К Святой Земле под парусом “Надежды”». «Надежда» — это название шхуны. В 1991-м году плыли от Петрозаводска по речной системе Волго-Балт, потом Волго-Дон, вышли в Азовское море, в Чёрное, потом через Босфор в Эгейское и так далее – до Святой Земли. Четыре месяца заняло у нас это плавание.

Плавание было организовано петрозаводским клубом «Полярный Одиссей». Ещё в 1990-м году они из Мурманска до Шпицбергена дошли путём древних поморов. Там они встретились с норвежцами, которые подарили им Библию. А до этого они были людьми совершенно нецерковными. Вот они начали читать Библию, и у них родилась идея дойти под парусом до мест, которые в Библии описываются. А поскольку такое путешествие приобретало религиозный, церковный характер, то они начали искать священника, который принял бы в этом участие. Пришли они к нам в Духовную академию, ко мне обратились, я тут же согласился. Так началось наше сотрудничество. Потом мы с ними и по другим маршрутам путешествовали – тоже с паломническими целями. А последние две моих книги – это «Ислам в Европе» и «Русский медведь и китайский дракон». Вторая – на темы политологии, про то, как китайцы нас за горло берут: вот как краб своими клешнями медузу рвёт.

— Возвращаясь к проблеме дродомании… Некоторые верующие люди любые путешествия рассматривают, как проявления своего рода страсти. Так и мыслят: «Никуда ездить не надо, сиди, где сидишь».

— А это на языке медицины называется аутизмом.

— Помогают ли Вам Ваши поездки в плане сбора информации для лекций, например, по сектоведению?

— Да. Вот я прошлым летом был в Бразилии – кроме католиков там очень много пятидесятников. В больших городах это не так заметно, а в маленьких иногда кажется, что есть только пятидесятники. Мормонов немного там я встречал. Но что меня там поразило – обилие масонов. В каждом большом городе масонский храм с характерной символикой. В Европе, особенно где преобладают католики, масоны не очень выставляются. Когда-то их выгоняли из Испании и Португалии. Вот они перебрались в Латинскую Америку, где открыто действуют. Сейчас собираю материал по этой теме – хочу написать про масонов, но взглянуть на них не под углом конспирологии, заговоров, а как на обычную секту. Вот сайентологи, муниты, вот масоны. У меня есть книги и про сайентологов, и про мунитов. Потом ещё про мормонов хочу написать.

Книги архимандрита Августина (Никитина)

— У нас в России мормоны как будто не особо распространены…

— У нас появились две общины, но как-то потом у них не пошло дело. Потому, что они уж очень странные для нас – говорят, что некие еврейские мореплаватели когда-то достигли Америки, что нынешние индейцы – одичавшие потомки одного из колен. Поэтому обычные россияне на них не особо реагировали, разве что те, кто хотел через них получить грин-карту и остаться в Америке – но это уже другой разговор.

— Есть ли у Ваших путешествий миссионерский характер?

— Да нет. Например, в некоторых странах «третьего мира» иезуиты работали по 400 лет, и результат довольно скромный. А что я один сделаю за месяц путешествия, когда сегодня я — в одном городе, завтра — в другом? Диалоги на религиозные темы бывают, но очень сдержанные. А, например, в Индонезии, среди мусульман моя проповедь вообще была бы криминалом. По большей части я пользуюсь методом так называемого «включённого наблюдения».

— В Индонезии ведь есть и православные христиане.

— Это, в основном, при нашем посольстве, это — капля в море. И католики, и протестанты там живут, как в гетто, хотя работали там долгие десятилетия. А православные в Индонезии – маленькая общинка, такое исключение из правил.

В Бразилии есть православные храмы, принадлежащие Константинопольскому, Антиохийскому Патриархатам, ну и наша поросль там пошла. Это как островки, там наиболее распространены католики. А вообще в Америке параллельно действуют 16 православных юрисдикций.

— А как Вы относитесь к такой уже сложившейся практике? Ведь с канонической точки зрения это всё-таки неправильно – вот и отец Иоанн Мейендорф об этом говорил.

— Неправильно, да. Но исторически сложилось, что каждая община основывала собственные приходы, зависящие от Поместных Церквей, с территорий которых прибыли те или иные эмигранты. Вот образовалась Американская Автокефальная Церковь – Константинополь до сих пор её не признаёт. В Константинополе считают, что все должны замыкаться на Константинополь. А мы считаем, что все американские православные должны присоединяться к Американской Автокефальной Церкви – сербы, болгары, представители других наций. Но они все не торопятся.

— Вы читаете курс лекций, посвящённых Древним Восточным Церквам, называемым монофизитскими. И неоднократно на этих лекциях Вы упоминали, что между Православием и этими Церквами не так уж много богословских разногласий, и что серьёзный богословский диалог мог бы довольно быстро эти споры разрешить. Как по-Вашему, почему такого диалога не происходит?

— Могу проиллюстрировать это на примере Армянской Церкви. В 2001 году армяне праздновали 1700 лет со времени принятия их народом христианства в качестве государственной религии. К этому году был, наконец, отремонтирован их храм в Санкт-Петербурге, на Невском проспекте, и на освящение прибыл армянский католикос Гарегин II. В качестве почётного гостя был приглашён наш Патриарх Алексий II. Они обменялись речами, Патриарх Алексий говорил о наших исторических связях, про то, что мы всегда помогали армянам, защищали их от мусульман, а Гарегин затронул богословский аспект. В частности он сказал, что расхождения наши скорее не догматические, а филологические. Это сказал не кто-нибудь, а глава Армянской Церкви. Но при этом, если зайдёт разговор о том, чтобы Армянская Церковь слилась с Православной, то армяне не будут соединяться по чисто практическим причинам. Ведь большая часть армян живут в рассеянии, в самой Армении их меньше, чем в остальном мире. И вот возьмём пример: Австралия, Сидней – третий в мире город по количеству проживающих в нём греков (первые два – Афины и Фессалоники). Но и армян там много. И армяне стараются сохранить свою, как сейчас модно говорить, идентичность: браки внутри общины, армянские школы с изучением их родного языка и т.д. Если сейчас армянская девушка захочет выйти замуж за грека, ей нужно будет переходить в его веру, а это некий барьер. Но если объявить, что у нас больше нет разногласий и все мы православные, то такие браки будут заключаться чаще, и армянская община будет «размываться». Поэтому армянские иерархи на словах за воссоединение, а на практике – будут препятствовать ему. Такая вот двойственность. И с другими Древними Восточными Церквами то же самое.

— А какова география Ваших путешествий в целом?

— Ну, проще сказать, где я не был. Около 90 стран я посетил. Из европейских стран я не был в Албании, из азиатских – не был в Иордании, Монголии, Ираке, Афганистане, Бутане, Японии, Северной Корее, на Тайване. В Бутан можно поехать только с туром, а это дорого. В Японии — очень жёсткий визовый режим.

— Какие-то Ваши поездки являются официальными с точки зрения Церкви?

— До 1990-го года я мог выезжать только по церковной линии, свобода у нас понималась, как осознанная необходимость. Потом в отдел внешних церковных сношений пришли новые люди, многое изменилось. И есть ещё одно определение свободы: свобода – это когда тебя посылают подальше, а ты идёшь, куда хочешь. Иногда мне присылают предложения войти в какие-то советы при президенте, но мне это неинтересно.

— Вы иногда попадали в весьма экстремальные ситуации – тогда, когда путешествовали по нашей тайге, например.

— В советское время для меня такие путешествия были способом снятия стресса. У нас же в тогдашнем Ленинграде всё было опутано осведомителями, рядом с кабинетом митрополита сидел гэбэшник, занимался прослушкой. Вербовка начиналась с семинарии. В 60-е, в 70-е годы было так: в сентябре семинаристы поступают, а в октябре им приходят повестки из военкомата. И вот парнишка приходит к военкому, тот смотрит документы, говорит: «Мне сейчас некогда, вот, с товарищем поговорите, а я потом приду». А товарищ из КГБ… Кто-то отказывался, а кто-то начинал «стучать» на своих собратьев. И среди части преподавателей то же самое было. Из такой вот атмосферы я вырывался куда-нибудь в Забайкалье, спускался на байдарке по рекам – а там 4-я категория сложности (5-я – высшая). И там — на грани жизни и смерти. Когда я возвращался, то воспринимал все эти доносы, всё это давление КГБ, как мышиную возню.

— Насколько это нормально с христианской точки зрения – по своей воле оказываться в экстремальных условиях?

— У меня был разумный риск: если я видел непроходимый порог, я обходил его по берегу, иногда переносил груз в два-три приёма. Зато там нет никаких «стукачей». Разве что беглые заключённые, но это гораздо менее опасно.