Юность Христа неизвестна нам, юный Христос не присутствует на страницах Евангелия – словно задергивается завеса между чудесным детством Отрока и деяниями Мужа скорбей.
Да, Спаситель мира вышел на проповедь, когда юность Его миновала. Юность Его была молчалива – в иудейском обществе того времени юный проповедник был немыслим. Иоанн Богослов, возлюбленный ученик Христов, молчалив.
***
Среди раннехристианских изображений катакомб есть Пастырь Добрый – Юноша с агнцем на плечах. Это Христос, безбородый и юный, Юный Герой и Юный Бог, победивший смерть. Христиане, пришедшие в Церковь «от язык», воспитанные в эллинистической культуре, приобщившиеся тайне Христа и Его победе над смертью, знающие опытно, что Он победил смерть, вспоминали образ, которым жила античность много веков до Христа, образ, который давал надежду истомившимся людям. Юный бог Дионис, непобедимый, неуловимый, воскресающий из мертвых, открывающий в тайне плода виноградной грозди свое божество…
Славить и петь! И, как медь из плавильни, из немоты он выходит воспеть вечные гроздья в смертной давильне, имя которой – сердечная клеть.
И ликованье будет сквозь слезы длиться, покуда он – божество: все претворится в гряды и лозы под страстотерпным жаром его.
Не к саркофагов царственной гнили обращено прославление – или к прежних божеств помраченным теням.
Вестник, в воротах загробного мира держит плоды он светлого пира в чашах горстей, предлагая их нам. (Р.М. Рильке. Сонеты к Орфею. VII. Пер. А. Пурина)
Юноша непрактичен – он склонен раздавать и разбазаривать. Он не копит, он тратит. Это непохвально, если он подобен Робин Гуду из детского стишка, который как-то приехал в Ноттингам:
«…Дворянский сынок, — мясники говорят, — В убыток себе продает. Он, видно, отца разорит до конца, Бездельник, повеса и мот!» (Пер. С.Я. Маршака)
«Сын мой, если ты поручился за ближнего твоего и дал руку твою за другого – ты пойман словами уст своих…» (Притч 6:1-2) – не ниспровергает ли эти разумные, практичные слова древности Сын Божий всей Своей непрактичной жизнью и еще более непрактичной смертью – вместо вхождения во славу, как предводителя земного царства Мессии. Крест – безумие, переворот всего устоявшегося, всего правильного, всего разумного, достигнутого человеческой религиозной мудростью. Он дал Свою руку, Свою жизнь, Себя Самого – за другого. Поручился – до смерти. Был пойман – и, зная, что будет пойман, не испугался.
Образ смелого юноши, бросающего вызов императору, запечатлелся в сердцах поколений и поколений христиан. В самом деле, кто, как не юноша, так готов умереть? Юношеская не-боязнь смерти, юношеское бесстрашие окрасило в свои алые тона образ многих мучеников. Обычай римлян брить лицо, чуждый грекам, привел к появлению юношеских, безбородых ликов святых на иконах и на картинах. Святой Георгий, святой Димитрий Солунский, святой Севастиан, святой Пантелеимон не были безусыми юнцами. Нет, все эти молодые люди были в возрасте около 30 лет, в возрасте прекрасной молодости, переходящей в мужественную зрелость. В этом возрасте они и засвидетельствовали о Христе Воскресшем, совершив свою мартирию.
Юношеская непрактичность Христова – это не незрелость юности, это свободный выбор Бога Воплощенного. Кто хочет сохранить свою душу, свою жизнь, должен ее потерять. И в этом – тайна следования за Христом, что близка юному сердцу, не рассчитывающему и не ищущему выгоды.
Братья, старшие и, как им кажется, умудренные жизнью дети Иосифа, дают Ему советы – если Ты творишь такие дела, так яви же Себя миру! (Иоан 7:4). А когда Он собирает людей вокруг Себя, они снова недовольны – Он безумен, Он живет не по-нашему, не по-взрослому. И их голос сливается с голосом врагов Христа – Он идет против Закона! Божественная юность Христова отвергается слишком мудрым и слишком состарившимся миром…
И символ христианства – крест с Распятым – возвышается над толпой. И стоят на престоле страшные Тайны – Тело и Кровь бескорыстно умершего в страданиях человеческих Бога. «Ум постигает вечную новизну этого таинства, никогда не стареющего» (преп. Максим Исповедник).
…Мы вспоминаем библейского юношу, пронзенного стрелами, прекрасного молодого человека, только-только подходящего к порогу зрелости, юношу Ионафана – лучшего друга Давида, волею судьбы оказавшегося в лагере противников Давида, в лагере Саула. Против такой судьбы не пойдешь – но Ионафан сумел найти в себе силы ослушаться отца и сохранить дружбу с Давидом-помазанником.
Трагическая смерть в бою юноши Ионафана, предупредившего Давида с помощью стрел (1 Цар 20), плач Давида о погибшей дружбе (2 Цар 1) – одни из самых трогательных рассказов из жизни помазанника и царя Древнего Израиля…
Плач, и свет, и покой, и радость – Пить из Чаши Твоей через край. Песня в гортани и мёда малость Голод заглушат и птичий грай. Древко чисто. Клятвы нелживы. Касанием смерти навек осиян, Жив Он! Взгляните и видьте – жив Он! Жив Бог твой, Ионафан!
Юность страшна потоком силы. Не случайно безумно юный и безумно отчаянный Дионис-Вакх появляется в Нарнии Льюиса только под присмотром Аслана – без него Дионис способен на что угодно, и это страшно. Поток веселой силы увлекает и в небо, и в бездну, и сила юности настолько мощна, что не побоится принять Христа, как и равно не побоится отказаться от Христа навсегда…
В Эссекском монастыре Предтечи мне довелось видеть удивительную икону Тайной вечери – на ней апостол Иоанн и (еще пока!) апостол Иуда Искариот изображены похожими – одинаково юными. Но один из них, приникший к груди Христа, слушает и внимает, принимая хлеб из рук Учителя, а второй – сам, с уверенностью и силой молодости, берет хлеб. И печаль на лике Христа, дающего просто и без упреков — и холодное одиночество Иуды на голубом фоне иконы… Юношеский максимализм позволяет в полноте осуществить выбор – или жить для себя, или – для Христа. Холоден или горяч, но не тепл.
+++
Одна из икон Христа называется «Ветхий днями». Молодой, знакомый нам Лик, только брада и власы – седые… «Тебе нет еще пятидесяти лет!» – насмешливо говорили молодому тридцатилетнему Страннику и Проповеднику (Иоан 8:57).
«Иисус сказал им: истинно, истинно говорю вам: прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Иоан. 8:58).
Он, Сын Божий, как молодой и бесстрашный воин, вызвал огонь на Себя. И прошел через смерть, и божественная юность Его стала сильнее смерти, и Он вырвался из могилы. Белые, седые волосы — словно раны от гвоздей, что дерзостно и благоговейно осязал Фома-апостол (а Фома ведь тоже изображается юным!). И осязал, и воскликнул: «Господь мой и Бог мой!» — ибо узнал он в Воскресшем Того, Кого слушались небо и земля Шестоднева, и Того, Кто состарился в земных странствиях от тягот и трудов раньше времени.
В атаку пошла пехота — К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Ленька С обвязанной головой. Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Был он как будто прежний, Спокойный и молодой, Все те же глаза мальчишки, Но только… совсем седой. (К. Симонов)
Лик Церкви – и юн, и стар, как в видении Ермы. Вечно юная старица с седыми волосами, подобная строящейся башне, уготованная Христу Невеста от сложения мира, явилась Ерме – и он понял, что увидел тайну Церкви.
С Ерма времени все та же неоконченная башня созидается в веках над глубокою водою, кладка ангельской рукою в четырех её стенах, как мелодия, проста – вечно юного напева, Церковь – старица и дева – ждёт Пришествия Христа.
Она, душа-христианка, – словно обновляющаяся в своей юности Церковь, невеста Христова прекрасная, идущая за Ним, куда бы Он ни пошел. Образ Мессии-воителя, ветхозаветный образ, преломился в Новозаветной Церкви – ибо преломлено было Тело Мессии на Кресте по Его желанию и Его воле. Имя Его было Иисус – но Он был совсем Иной, чем яростный сын Навин, которого Честертон так точно назвал – «боевой топор Бога».
«Иди и возгласи в уши дщери Иерусалима: так говорит Господь: Я вспоминаю о дружестве юности твоей, о любви твоей, когда ты была невестою, когда последовала за Мною в пустыню, в землю незасеянную» (Иер 2:2).
Не только в юности в физическом, астрономическом, физиологическом и временнόм смысле дана эта встреча. Тот, Кто призывает, Тот и делает юным. Тот, Кто велит следовать за Ним, Тот и дает силы сделать это. И расчетливый юный «старик», начинающий по-стариковски стяжать сокровища, как казнохранитель Иуда, гораздо старее пожилых и уставших от своих и чужих жизненных неправд мытарей Матфея и Закхея… «Церковь юнеет во всех приходящих в неё» (свящ. Владимир Зелинский).
Тех светлы глаза, что увидели — смыт водами след. Где — взгляни! — твои обвинители? Их более нет. Но дороже жизни — жемчужина на вые твоей. Хлеб с вином приготовишь для ужина и лучший елей. Ты в земле незасеянной, точно в юности опять будешь петь. Он вернулся. Он снова с тобой. Он здесь — Прошедший сквозь смерть.
И старушка со светлым взглядом юнее и наивнее, чем иная девица, знающая, что ей надо, а что ей не надо. Непрактичность юности обретает Христа – ибо Он удивительно непрактичен и немудр и не хочет знать ту самую стариковскую мудрость, что учит не поручаться за ближнего своего… Обретает Христа – «Христа, Божию силу и Божию премудрость; потому что немудрое Божие премудрее человеков» (1 Кор 24-25).
Иисус Христос, пришедший от Девы Марии – изначально Иной, и такого еще под солнцем не бывало. Он и творит все новое в Себе и Собою. И Церковь Его – непонятная, иная, чуждая миру сему – и великая в своей любви ко Христу-Воителю, Мужу Крепкому, связавшему крепкого противника пробитыми насквозь, обездвиженными руками. Юность видит это. Юная душа-христианка следует за Ним, любит Его, и, состарившись, не стареет, ибо Он – обновляет юность ее юностью Своею.
С Ерма времени все та же неоконченная башня созидается в веках над глубокою водою, кладка ангельской рукою в четырех её стенах, как мелодия, проста – вечно юного напева, Церковь – старица и дева – ждёт Пришествия Христа.
Шульчева-Джарман Ольга
