Либеральная идеология представляет политическую программу США в ее попытке построить однополярный мир. Именно эти два мыслителя– Дугин, Лефевр – являются разоблачителями этой мировой атлантической гегемонии, которая через диктатуру либеральной идеологии собирается выхолащивать религиозную составляющую общества. Дугин в либерализме усматривает фундаментальную мировоззренческую платформу философии Нового времени. Парадигма модерна, занявшая место Традиционного мира (парадигма премодерна), поменяла религиозное мировоззрение человека Традиции на секулярно-либеральное мировоззрение.

Сакральная интуиция бытия, проникновение в мир священного измерения, переживание «Божественного присутствия» – все это положено во главу угла мироощущения человека Традиции. При переходе от этой парадигмы Традиции к парадигме современности религиозное миросозерцание не только выносится за скобки, но и постепенно устраняется. Так, например, взгляд создателя социологии Огюста Конта на общественную жизнь стал базовым для новейшей западноевропейской историософии. Исходя из понятия прогресса, Конт полагал, что общественное развитие проходит через «смену стадий». Первая стадия — это теологическая стадия, которая, по Конту, в силу своего метафизического характера не может привести человечество к общественной гармонии. Из всего этого следует, что развитие человечества на этой стадии было заторможено, ибо это мир социальной статики. Прогресс в социальной жизни человечество приобретает тогда, когда переходит с традиционно-теологической стадии на современно-научную стадию. Таким образом, только научно-техническая революция способна освободить человеческое общество от власти сакрального и помочь человеку оторваться от удушающего покрова религии, ибо место ее занимает социология, которая, по Конту, должна стать не просто наукой, но и религией, которую он и называет «позитивной».

Политическое событие, обозначающее слом парадигмы Традиции, представляет Французская буржуазная революция. Многие философы были заворожены этим событием. Так, например, немецкий философ Иммануил Кант видит в знаменитой триаде «Свобода, Равенство, Братство» большой шаг европейской общественно-политической мысли в сторону прогресса. Кенигсбергский философ утверждал, что благодаря эпохе Просвещения человечество приобрело возможность выхода из состояния «несовершеннолетия». Следовательно, апелляция к религиозному опыту мира Традиции является лишней. Теоретики Французской революции, такие как Дидро и Вольтер, не просто отвергали сакральный дискурс парадигмы премодерна, а открыто призывали к борьбе с христианством и Церковью. Так, Вольтер в ней видел не мистическое Тело Богочеловека, а «гадину», «которую надо раздавить». Поэтому на место заколдованного мира премодерна пришел «расколдованный мир» модерна (понятие Карла Поппера).

Люди, которые создавали картину Нового времени – Декарт, Нютнь, Спиноза и остальные, несмотря на то что в силу инерции позднего средневековья еще говорили о Боге, ставили перед собой задачу очистить антропологическую модель от ее сакральной составляющей, как от лишнего дополнительного измерения. Таким образом, человек мира Традиции, являющийся топосом отражения Божественных энергий (в христианстве, как известно, человек есть образ Божий; в китайской традиции человек является медиатором неба и земли, местом встречи энергий неба и энергий земли), в парадигме модерна находит свой субститут в онтологически закрытом человеке. Человек модерна не выражает ничего, кроме себя самого (человек как выражение самого себя). Пафос человека модерна заключается в освобождении антропологии от сакрального стержня, человек перестает выражать собой Бога, ибо личность уступает место индивидууму. Благодаря ликвидации очарованного мира в основу философской парадигмы Нового времени лег индивидуальный антропоцентризм с его лозунгом «Человек – мера всех вещей». В этот момент фазового перехода, смены парадигмы человечество переходит из одного состояния в другое. На место Бога парадигмы премодерна человек модерна выбрал в качестве предмета обожествления свой Разум, так как основной лейтмотив эпохи Просвещения заключался в призыве: «Мы разрушим царство религии и построим царство разума»[1].

Фридрих Ницше в своем раннем эссе «Одержимый» обвинил модерн в том, что «Бог умер, мы убили его, вы и я». Эту смерть Бога человек модерна не смог ничем возместить, поэтому многие выдающиеся философы вслед за Ницше утверждали нигилистический характер современного мира (например, Мартин Хайдеггер). Однако это не все. Фундаментальным здесь является следующее: модерн не мог остановиться в своем пафосе разрушения и деконструкции. Деконструкция религии привела к деконструкции антропологии, ибо человек как богообразное существо разделяет судьбу своего Творца. Следовательно, европейский нигилизм, объявляя смерть Бога, вынес и человеку смертный приговор. Смерть человека в рамках модерна не была полностью выявлена, так как люди еще верили, что культ человека и его разума может заменить Бога Традиции. Объявление смерти Человека случилось, когда парадигма постмодерна пришла на место парадигмы модерна. Философы-постмодернисты, идейные каменщики новой парадигмы, обвинили модерн в том, что он не справился с поставленной задачей. А.Г. Дугин объясняет, что, по мнению постмодернистов, после «смерти Бога» человек сам стал диктатором и эту диктаторскую функцию утвердил в качестве новой гуманистической религии. Гуманизм из освободительной практики, освобождающей человека, стал формой закабаления человека[2]. Поэтому постмодернисты в парадигме модерна видят те же самые «мифы и предрассудки», с которыми, по их мнению, должен справиться модерн. Следовательно, постмодернисты ставят перед собой задачу полностью освободится от человека, от его разума, то есть перейти от субъекта модерна к постсубъекту постмодерна — от индивидуума к дивидууму.

Дугин критикует либерально-демократическую идеологию за то, что она присваивает себе право мессианским образом закончить историю. Либерализм навязывает себя как безальтернативную модель, так как объявляет конец истории, видя себя мессианским телеологизмом исторического существования. «Такая позиция, – пишет об этом Дугин, – достигла своей кульминации во Фрэнсисе Фукуяме, который провозгласил, что у либеральной демократии больше не существует альтернатив и что история закончилась с наступлением эры прохладного потребителя»[3]. Тоталитарный либерализм, победив внутри парадигмы модерна коммунизм и фашизм, внедряет свои либеральные идеалы в политическую программу парадигмы постмодерна. В постмодерне, т.е. в постобществе, кроется опасность нигилизма, который приводит к удушающему и калечащему личность «либерально-эгалитарному прогрессу» (понятие К. Леонтьева). Именно Дугин и Леонтьев сходятся во мнении о кризисном состоянии мира и человека, ибо для них сбой творческого начала в человеке является необходимым результатом расчеловечивания человека в этом уравнительном прогрессе либерализма. Постчеловек как продукт либеральной идеологии теряет творческую интуицию, так как перцептивное поле художника сокращается, потому что метафизическое измерение человеческого опыта выносится за скобки. Тоталитарный либерализм отнимает право на существование у всех явлений, выходящих за рамки верифицируемого эмпиризма. Любой человеческий дискурс, пытающийся определить базовые идеи в разных областях человеческой деятельности: философия, наука, искусство, экономия, право и пр., должен умещаться в прокрустово ложе парадигмы либеральной философии, т.е. постфилософии.

Очевидно, что либеральная идеология пытается построить такую постсоциальную реальность, в которой будет невозможно проявить основный принцип христианской антропологии, заключавшийся в формуле «человеческое бытие как общение» (понятие выдающегося православного богослова Иоанна Зизиуласа). Иначе говоря, богообразность человека заключается в том, что человек призван преодолеть свою замкнутость, свой индивидуализм. Обособляясь от Бога и ближнего, человек своим способом существования удаляется от онтологического кода, заложенного в нем Самим Творцом. Бог в своем изначальном замысле (Совет Святой Троицы о создании человека) видит человека только как «существо общения», как «существо любви». Парадигма кинонии (общения) как сущности христианской антропологии указывает на то, что человек должен свою биологическую ипостась преобразить в экклезиальную ипостась – «ипостась экклезиального существования» (понятие Иоанна Зизиуласа). Таким образом, не удивительно, почему идейные каменщики либерализма прилагают такие усилия к полному уничтожению Церкви, которая предназначена Богом помочь человеку осуществить онтологический статус и свое призвание «стать существом общения и любви; стать богом по благодати». Говоря о возникновении постсоциальной реальности, отечественный философ напоминает, что она не обладает ни общинным характером (как в премодерне), ни даже социальным (как в модерне). «Постобщество состоит из разрозненных и отчужденных индивидуумов, – пишет Дугин, – которые совокупно вообще не порождают никакого нового единства – ни естественного, ни искусственного. Они живут вместе, но по отдельности, ничего не зная друг о друге и знать не желая. В этом постобществе преобладает принцип полной гетерогенности – физически рядом могут находиться самые различные по основным социальным и личностным характеристикам существа»[4].

Кардинал Марсель Лефевр видел в либерализме антихристианское движение, стремящееся создать новую христианскую догматику, которая пошла бы на уступки секулярной ментальности современного человека. Благодаря изощренной богословской интуиции, Лефевр ужаснулся, почувствовав антидогматические следствия либерализма, вторгшегося вглубь Церкви через решения Второго Ватиканского собора. Следствием либерализма, по Лефевру, является «отрицание всего сверхприродного – и это значит, первородного греха, оправдания благодатью, истинного смысла Воплощения, крестной жертвы, Церкви, священства»[5]. Десакрализация в парадигме либеральной идеологии призывает человека к распущенности, и принцип вседозволенности является экзистенциальным императивом человека. Вот как об этом пишет Лефевр: «Уже в своем «Послании правителям» в конце Собора Павел VI вопрошал: «Что требует от вас Церковь?» — отвечал: «Она требует от вас только свободу». Это ужасно! Я нахожу это ужасным, потому что это отдает затхлым запахом ада. Свобода существует, чтобы повиноваться Богу, она – в зависимости от истины, в зависимости от добра, в зависимости от Бога. Но нет, из свободы хотят сделать нечто абсолютное – безотносительно чего бы то ни было»[6]. Однако призыв к такой свободе приводит к размывании Истины, ибо свободу надо достигать, отталкиваясь от Истины. Не удивительно, почему иудеи не понимали Христа, говорящего им: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8:32). Находясь в плену демоническо-либеральной мировозренческой установки, иудеи соблазнялись тем, что услышали. Вся история Израиля представляет борьбу за свободу, и вдруг какой-то человек говорит, что надо вначале искать Истину, а уже потом свободу. Они не понимали, что первый человек, выпавший из лона Истины, потерял свободу, и чтобы найти её, человеку надо найти Истину. ОНИ ЗАБЫЛИ, ЧТО МЫ ПОТЕРЯЛИ БОГА, А ПОТОМ УЖЕ САМИХ СЕБЯ. ОНИ НЕ ХОТЯТ ИСКАТЬ БОГА, А ЛИШЬ САМИХ СЕБЯ.

Именно либерализм подталкивает человека к этому извращенному, падшему, перевернутому индивидуалистическому и антропоцентрическому мировосприятию. В либеральной идеологии происходит псевдоморфоза мировосприятия райской катастрофы, так как насадители либерализма знают, что в глубинах «коллективно бессознательного» находится анамнезис относительно нашего антропологического генезиса. Онтологический крах человека, вызванный его богоотступничеством в ложных псевдоморфозах либерально-демократического дискурса, всегда толкуется в социокультурных категориях. Так, например, идеологи либерализма внушают человеку, что вся его беда была в том, что он не мог найти соответствующую экономико-политическую форму социального строя. Первородный грех человека, если он допускается, то допускается только как отступничество от идеального общественного типа (т.е. от либеральной демократии), а не от Живого Бога. На смену богоотступничеству приходит социоотступничество.

Примечательно, что идеологи либерализма целью своих нападок некоторое время назад выбрали не что иное, как Дом Божий – Храм Христа Спасителя в Москве. «Выступление» радикальных феминисток из панк-группы Pussy Riot для патриарха Кирилла, как и для каждого православного христианина, является «бласфемией» – осквернением святого места. Однако в свете либеральной идеологии это никоим образом не выглядит так. Раз в либеральной парадигме мир перестает восприниматься в евхаристическом ключе – как место встречи Бога и человека, то каждая нравственно-ценностная оценка является актом герменевтического насилия и дезавуированием политкорректности. Вместо мира, как писал философ Марсель Конш, мы имеем дело с «экстравагантным ансамблем», а поскольку и храм является сегментом такого мира, то и в нем можно запустить аккорды демонической музыки постчеловека. Храм как место евхаристической встречи Бога с человеком для либерального постчеловека превращается в забавный казус. Человек, если хочет идти в храм, не должен там молиться своему Богу, а должен искать там свои права. И как Ницше хотел построить «веселую науку» (Frohliche Wissenschaft), так и либеральные каменщики пытаются построит «веселую религию», ибо для них восклицание того же Ницше «Бог умер» является непреложной истиной. Следовательно, в храме некому молиться, а можно единственно танцевать, петь…

Мы, христиане, знаем, кто стоит за этой богоборной, бесчеловечной либеральной идеологией. Стоит тот, с кем мы боремся, а «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных» (Еф 6:12). Никакой грех наших заблудших братьев против нас не уменьшит нашу любовь к ними, никогда брат не перестает быть братом. Заблуждение своего брата никогда не должно в настоящем христианине усиливать ненависть и ярость, ибо этих демонических состояниях даже и в мысленном пространстве не должно быть; должна быть всеобъемлющая любовь и усиливающаяся молитва: «Отче! Прости им, ибо не знают что делают» (Лк 23:34); либо как говорил великий сербский святитель Петр, Цетиньский Чудотворец: «Боже прости им, ибо они делают то, что знают, но не знают, что делают».

Литература:

1. Дугин А.Г. Постфилософия – три парадигмы в истории мысли. [электрон. ресурс] http://www.platonizm.ru/book/export/html/124. 2. Дугин А.Г. Элементы #9. Постмодерн. [электрон. ресурс] http://sharedbook.ru/onlineread/282130/. 3. Лефевр М. Они предали Его. От либерализма к отступничеству. СПб.: Владимир Даль, 2007. 4. «Житиjе Светог Петра Цетиньског» 1995г. [электрон. ресурс] http://www.mitropolija.cg.yu/istbibl/sv_petar_cetinjski.html

[1] Дугин А.Г. Постфилософия – три парадигмы в истории мысли. [электрон. ресурс] http://www.platonizm.ru/book/export/html/124. [2] См.: Там же. [3] Дугин А.Г. Элементы #9. Постмодерн. [электрон. ресурс] http://sharedbook.ru/onlineread/282130/. [4]  Дугин А.Г. Постфилософия – три парадигмы в истории мысли. [электрон. ресурс] http://www.platonizm.ru/book/export/html/124. [5] Лефевр М. Они предали Его. От либерализма к отступничеству. СПб.: Владимир Даль, 2007. С. 11. [6] Там же. С. 18.