Ее судьба тесно связана с Санкт-Петербургской духовной академией. Она — одна из первых студенток регентского отделения ЛДА, которое было открыто в 1978 году по инициативе ее родного брата — будущего Патриарха Кирилла. Двадцать лет назад основала при академии епархиальную церковно-богословскую детскую школу, которую возглавляет по сей день. А также занимает должность помощника ректора академии по культурно-воспитательной работе. Елена Михайловна Гундяева рассказала корреспонденту «Фомы» о детстве, учебе и главном деле своей жизни.
«Мы Вам дочь не отдадим!»
— Елена Михайловна, в самые махровые антирелигиозные годы Вы, дочь священника, ходили в обычную советскую школу. Были ли какие-то трудности, связанные с этим?
— Папа с раннего детства нам говорил: «Если вы верующие, оставайтесь такими во всем, а если хоть в чем-то отступите — всё, и в остальной жизни будете искать компромиссы с совестью и обстоятельствами». И мы, глядя на отца, никогда не скрывали своей веры, не были ни октябрятами, ни пионерами. Причем сверстники нас очень уважали. А вот от учителей доставалось, особенно брату. Он учился блестяще, но в кабинет к директору его вызывали регулярно. Мне, девочке, за его спиной было немного легче.
Когда мы жили в Красном Селе, все было проще, учителя нам даже сочувствовали. Некоторые, видя, как мы стоим против атеистического шквала, уважали нашу позицию и взгляды. Помню, как преподавательница по физике сказала: «Лена, ты меня прости, но я должна сегодня сказать, что Бога нет». Но когда мы переехали в Ленинград в девятом-десятом классах, ситуация была уже совершенно другой. Только я принесла документы в школу (дочь священника, не комсомолка…), сразу же вызвали маму. Она пришла, а ей говорят: «Мы будем бороться за вашу дочь. Мы вам ее не отдадим!» Мама, мудрая женщина, ответила: «Попробуйте».
Вера была для нас уже настолько естественным состоянием, что мама даже не беспокоилась. Хотя в этой школе было очень трудно. Многие одноклассники, видя, как меня все время прессингуют, старались держаться подальше, так что у меня особенно друзей там и не было.
— В чем заключался этот прессинг?
— Да во всем. Приходишь на зачет, а тебе говорят: «Будешь сдавать позже». А потом сидишь вечером, уже без ребят, в лаборантской. И поставить тебе могут любую оценку, независимо от ответа. Например, по обществоведению ответила — строго в соответствии с текстом учебника. Учительница прочитала и спрашивает: «А ты ведь так не считаешь?» Отвечаю: «Нет, конечно». Она настаивает: «Напиши тогда, как ты считаешь»… Но мы уже в этих вопросах были грамотными, и я ответила, что ничего не буду писать. Мне поставили тройку, хотя написанный ответ был совершенно верен в их системе координат.
Первопроходцы
— А после школы Вы стали одной из четырех первых студенток на только что открытом регентском отделении Санкт-Петербургской духовной академии. Какие воспоминания остались у Вас о тех годах?
— Было непривычно. Ведь мы, женщины, всегда воспринимали академию как мир мужской. И когда нам предоставили возможность учиться, иначе чем чудом это назвать было нельзя. И эта возможность, конечно же, требовала от нас ответственного отношения. Кроме того, скидок нам в академии никто не делал. С первых же дней мы начали серьезно заниматься, осваивая программу во всей полноте. Стоит вспомнить, что тогда советская женщина и церковное образование были совершенно непересекающимися понятиями! И мы вчетвером были здесь первопроходцами…
— Невероятно трудно, похоже, Вам было…
— Было очень интересно! Свое церковное образование я начала получать еще в детстве, от папы. Потом стала работать в библиотеке духовной академии. Но меня всегда не покидало ощущение, что этого мало, была жажда настоящей учебы. И тут вдруг словно мечта сбылась! Пусть хоть и таким маленьким составом, но нас зачислили в академию. Кстати, полноценная группа студенток набралась уже вскоре.
— А как юноши реагировали на появление девушек в их суровой мужской среде?
— Они сразу разбились на два лагеря: одним не нравилось, что мы появились, а другие, наоборот, понимали, как это важно, поддерживали. Ведь от профессионально обученных женщин-регентов на приходах очень многое зависит. В общем, равнодушных не было. Потом, конечно, некоторые ребята начали ухаживать за девушками. Но владыка ректор сразу всех предупредил: на первых курсах никаких свадеб! Так оно и было. Лишь позже начали создаваться семьи, и замечательно, что будущие священники могли в стенах академии найти себе жен, близких по духу!
— Какого уровня было образование, которое Вы получали, что оно Вам дало в первую очередь?
— Очень многое. Во-первых, систематизировало все, что было узнано и изучено ранее. Во-вторых, в чем-то изменилось восприятие мира: было интересно учиться, это был уже другой образ жизни. И, наконец, внутренний подъем был удивительный! Мне кажется, что никогда бы не набралась смелости открыть школу, если бы у меня за спиной не было регентского отделения.
— Причем Вы ведь не просто типичную приходскую школу открыли…
— Действительно, когда в 1990 году пошла волна открытия всевозможных воскресных, приходских школ и курсов, я для себя решила: если детей учить богословию, то учить серьезно. Даже самых маленьких. С благословения почившего Патриарха Алексия II, который тогда был нашим правящим архиереем, мы образовали церковно-богословскую школу при духовной академии. Поскольку четких программ еще не было, а только задачи, то мы взяли в первый набор «своих» — детей преподавателей и сотрудников академии. Но популярность школы росла, и стали приходить люди со стороны, приводя своих детей.
— Кто сейчас учится у вас?
— Самые разные дети — от 6 до 18 лет. Были случаи, когда в школу поступал ребенок, и со временем выяснялось, что родители его — люди некрещеные. Один мальчик в процессе учебы даже маму и папу своих в Церковь привел! Или был молодой человек, учился, правда, средне, окончил школу, женился и неожиданно «притащил» к нам всю семью: жена долгое время помогала нам ставить праздничные программы.
Удивительных историй было немало. Приятно, что для многих сегодня наша школа определяет уклад жизни. Да, требования высокие, но ведь чем больше требуешь, тем лучше получается. Многие дети параллельно занимаются спортом, учатся в музыкальных школах, мы только приветствуем это.
— Вы сказали, что в школе учатся дети от 6 до 18 лет. Но ведь к каждому возрасту нужен свой подход…
— Конечно, для каждой возрастной категории у нас своя программа. Программа начальной группы (6–10 лет) близка к той, по которой занимались в дореволюционных семьях: мы рассказываем, как вести себя в храме, изучаем богослужение, евангельские тексты, церковно-изобразительное искусство и пение. Малыши обучаются 3–4 года, затем переходят на следующую, среднюю ступень.
В средней группе дети занимаются тем, что обычно проходят в воскресных школах. Изучают Ветхий и Новый Завет, введение в догматическое богословие, церковный устав и церковнославянский язык. В среднем классе учиться сложнее: это наше базовое образование.
Старшая группа уже больше похожа на студенческий коллектив — и по уровню, и по форме обучения (вместо уроков — лекции и семинары). Ребята работают по адаптированным семинарским программам. Изучают историю Русской Православной Церкви, общецерковную историю, нравственное богословие, пишут дипломные работы. Недавно они сдавали нравственное богословие, и я была поражена тем, как ребята рассуждали о тех серьезных вопросах (в том числе обозначенных в Основах социальной концепции Церкви), о которых православные христиане непременно должны иметь определенное суждение. Не случайно ведь, что сам предмет строится на диалогах. Преподаватель объясняет, как на ту или иную проблему смотрит Церковь, ребята высказывают свое мнение, задают вопросы, в результате вместе они приходят к единой позиции. Уже по тому, какие проблемы затрагивают и как высказываются о них на занятиях, понятно, что учатся в старшей группе уже серьезные люди.
— А кто преподает в школе?
— Старшую группу ведут студенты семинарии: преподаватель изобразительного искусства — с иконописного отделения семинарии, Закон Божий для младших читает девушка из регентского класса, музыкальный класс ведет наша выпускница, которая сейчас уже заканчивает консерваторию.
— Школа — это дисциплина, невыученные уроки, двойки… А как у вас?
— Действительно, это дисциплина, экзамены, зачеты, обязательное посещение, отчисление за неуспеваемость, оценки, красные дипломы. Учебный процесс такой же, как в обычной школе. Все очень серьезно.
— А бывает, что ваши ученики бросают школу?
— Если говорить о маленьких, то бывает скорее, что родители их из школы «уходят». Представьте, в субботу, после трудовой недели надо везти их в школу, а во второй выходной — опять везти к нам в храм. Ведь тут в каком-то смысле от родителя требуется подвиг. Так вот, если родители устают или начинают лениться, то тогда дети и уходят. Но это происходит не часто. Когда родители малышей видят, какие замечательные ребята и девушки у нас учатся уже в старшей группе, то стараются не пропускать занятий.
Сегодняшняя наша основная проблема — средняя группа. Дети этого возраста перестают учиться, а новых набрать очень сложно. Не могу понять, в чем дело. Ведь 12–13 лет — самый трудный возраст. И нужно его проживать вместе с преподавателем, вместе со школой… Тогда у них возникает естественное желание увидеть и своих детей такими же через некоторое время.
— Изменился ли контингент родителей за время существования школы?
— Да. В первые годы люди были настрадавшиеся, это очень чувствовалось. Для них школа была словно бы оазисом. А сейчас, когда всего так много, то ли глаза разбегаются, то ли лень: мол, ладно, и потом успеем. В прежние времена, когда неожиданно и вдруг появилась возможность посещать воскресные школы, храмы, люди просто хватались за нее. Сейчас, увы, стали равнодушнее.
Наше общее чудо
— А праздники в вашей школе бывают?
— Конечно. У нас есть два традиционных торжества. Первое — день рождения школы. Кстати, в этом году нам исполняется ровно двадцать лет. Мы устраиваем капустники, на которых ребята «продирают» всех. Нет, здесь никогда не бывает злобы — скорее милый и легкий молодежный юмор, гротеск. И только маленькие выступают как ангелы со своими стишками и песенками. Второй праздник — особенный и очень важный — рождественский. Мы устраиваем огромное торжество. Сейчас наша елка стала такой популярной в городе, что на 300 билетов желающих вдвое больше. Епархия помогает покупать подарки, а академия помогает с помещениями. Все остальное — спектакль, ярмарка, поздравление, игры — мы делаем сами силами выпускников, родителей, детей. Это нелегкий труд! Начинаем готовиться загодя, а наши бедные детишки от мала до велика репетируют все новогодние каникулы. Ребята сами пишут сценарий, сами ставят, сами исполняют. Они совершают настоящий маленький подвиг. Но зато потом все мы участвуем в настоящем чуде. Чуде, общем для маленьких и больших, учеников и учителей — для всех!
— И все-таки, есть еще что-то, отличающее вашу школу от обычных приходских?
— Наверное, то, что в нашей школе дети обязательно участвуют в воскресной Литургии. У нас есть маленький храм, где на службе из взрослых — только священник и я как регент. Наши школьники сами поют, пономарят, читают. Такая «деятельная» Литургия очень многое дает. Мы преподаем церковное пение всем, независимо от наличия музыкального слуха. Это ребятам очень помогает и внутренне мотивирует: они на службе ждут, когда начнутся общедоступные песнопения, и поют всем храмом.
Образование без служб может быть и в хороших гимназиях. У нас же они не только учатся, но и воцерковляются — получается своеобразная богослужебная практика. Поэтому мы и называемся «церковно-богословская школа».
— И неужели маленькие ученики выдерживают всю службу?
— Прекрасно выдерживают! У нас очень низкий иконостас, а точнее, его как такового нет, только решеточка, которая обрамляет вход. И надо видеть, как дети из младшей группы встают впереди всех, как за эту решеточку цепляются — ее никогда даже протирать не надо, она вся отполирована маленькими ручками. И ведь они не просто стоят, но знают, что сейчас будет то или иное песнопение, которое они должны спеть, причем спеть чистенько. Эта вовлеченность замечательна. И, знаете, наши воскресные службы так поддерживают меня лично! Бывает, наваливаются какие-то проблемы и горести, но когда приходишь в храм, переполненный маленькими причастниками, — такое чувство радости и легкости на душе! Сразу же думаешь: ладно, переживем!
