Необходимое предисловие

В ХХ веке в сфере политики возник «вождизм», бич Божий. О «голом короле» хорошо сказал Владимир Маканин:

«Вдруг — и все кричат: — Керенский!

Или: — Фидель! Фидель!..

И образ создан, слеплен, и хоть бы вы сто раз знали некую истину, отличную от знания толпы, вы ничего не докажете. Вы просто умолкнете в бессилии, почувствовав себя лающей на слона моськой. А людская масса знай продолжает жить и творить своей подспудной мифологической мощью».

Сегодня ясно и ежу, даже противотанковому: Куба в параличе, как Союз в последние годы правления Брежнева. В цивилизованных странах политическая атмосфера не может быть затхлой: сквозняк очередных выборов быстро выметет «засидевшихся». Но при диктатуре весьма велика «роль личности в истории».

Психологи знают, что «настрой» нации во многом зависит от внешнего вида лидера. Но могут ли телезрители «подзарядиться», глядя на экран, где каждый вечер появляется дряхлеющий диктатор? А ведь Кастро побил все мыслимые рекорды, и ему пора в Книгу Гиннесса. Он пересидел Стреснера, Ким Ир Сена, Салазара, Хо Ши Мина; кубинский команданте переиграл и испанского каудильо. Кстати, с Франко у Кастро были особые отношения: оба они родом из провинции Галисия. За плечами Фиделя пять наших генсеков и два президента, он их уделывает, как котят.

При упоминании о Кубе у многих из нас возникают сложные чувства. С одной стороны — романтический ореол революционеров-барбудос, беззаветное служение высоким идеалам. С другой — развал экономики страны, подавление свобод, массовое бегство с острова Свободы. Как примирить «борьбу противоположностей»? В социальной психологии есть такой термин — «расщепленное сознание». Если в мозг испытуемого одновременно поступают мощные сигналы, противоположные по смыслу и взаимно исключающие друг друга, то, как учил еще Иван Петрович Павлов, происходит «сшибка» и у человека может «поехать крыша», ведь в переводе с греческого «шизофрения» — это и есть «расщепленное сознание». Чтобы этого не произошло, включается защитный механизм: «левое полушарие не ведает, что творит правое». С одним потоком информации «соглашается» одна группа клеток мозга, с противоположным — другая. В эпоху истмата это называлось диалектикой.

В Восточной Европе «большая зона» давно распалась: от соцлагеря остались только покосившиеся пограничные столбы с ржавой колючей проволокой. Но за пределами Европы от былого ГУЛАГа сохранились ОЛП (отдельные лагерные пункты): Вьетнам, Северная Корея, Куба. Удивительное совпадение: полное имя кубинского вождя — Фидель Кастро Рус. «Кастрировать» Латинскую Америку не удалось: Никарагуа, Гренада, Сальвадор со вздохом облегчения могут сказать: «Я от дедушки ушел». Фидель в переводе — «верный», ну а с ним в паре Рус сойдет за Руслана. Итак, «верный Руслан» — гражданин начальник «большой счастливой зоны», о которой мечтал оставшийся не у дел владимовский пес.

Казалось бы, и после 1991 года надо следовать в фарватере политики «большого брата». Но лидеры этих стран «сорвались с поводка» и, как Руслан, тоскуют по минувшим дням. «Верхнее чутье» их не обмануло, и когда Горби затеял перестройку в Союзе, они были готовы сделать «контрольный укус». Кастро в ряде своих выступлений решительно отверг возможность осуществления подобных реформ на Кубе. Эта позиция была подтверждена в декларации «К народу Кубы», принятой 25 декабря 1989 года на сессии Национальной ассамблеи народной власти. В том же контексте следует воспринимать и введенный в августе 1989 года кубинскими властями запрет на распространение в стране двух периодических изданий — «рупоров перестройки»: еженедельника «Московские новости» и журнала «Спутник». Но от помощи «ревизионистов», в размере 5 млрд. рублей в год, несгибаемые члены ЦК КП Кубы не отказались. У Фиделя были все основания злиться на советских вождей: те могли винить своих предшественников, в то время как у Кастро не было «предтеч». Он сам создал партию, сам диктовал политику и идеологию. Он сам принимал все решения. Это полупарализованный Ильич, сидя в Горках, выводил дрожащей рукой: «Кажется, я крепко виноват перед рабочим классом». А команданте идет верным путем.

После подавления путча ГКЧП в августе 1991-го пришло отрезвление и в отношении острова Свободы. «По трезвянке», благодаря энергичным действиям ряда депутатов, несколько месяцев в Верховном Совете шла перестройка в отношении режима Кастро. Верховный Совет наконец-то занял более или менее четкую позицию, которая была представлена сначала на парламентских слушаниях в феврале, а потом в Женеве на заседании Комиссии ООН по правам человека в марте 1992 года.

Россия осудила массовые нарушения прав человека на Кубе. Но, как сообщала в те дни радиостанция «Свобода», на территории России продолжали проходить обучение офицеры секретных служб Кастро. И хотя вопрос об отмене субсидий режиму был в принципе решен, две страны по-прежнему связывал целый комплекс отношений военно-политического характера. На Кубе сохранялась, хотя уже в значительно сокращенном виде, советская военная бригада, и переговоры об окончательном ее выводе всячески откладывались. В порту Сьенфуэгос действовала база для советских подлодок, а в местечке Лурдес функционировала станция электронного космического слежения, которая обслуживалась огромным числом военных специалистов из России.

Вспомним, как неохотно наши военные уходили из Восточной Германии. Ведь служба в ГДР была самой престижной: жалованье в ЗГВ выплачивалось в СКВ. А на Кубе еще и ласковый бриз, и шелест пальм, и шум прибоя. А для прапорщиков в самоволке — страстные мулатки-интернационалистки. На столе — кубинский ром, манго, сигары. А если передислокация? — Уральский военный округ, казармы в деревянном бараке; на табуретке — водка, огурцы и «Беломор». Самой действенной угрозой для проштрафившихся было: «Отправим на Родину в 24 часа!» В глазах подчиненного — ужас: «Только не это!» Говорят, только однажды был достойный ответ: «Вы меня Родиной не пугайте! Я в десантных войсках служил!»

В России начала 90-х «правая рука не ведала, что творит левая». И, сохраняя контакты с кубинскими военными и спецслужбами, российские власти, по существу, дискредитировали едва наметившийся курс на отказ от поддержки тоталитарных режимов.

В конце апреля 1992 года в Международном торговом центре в Москве была проведена международная конференция «Россия и Куба: от тоталитаризма к демократии». В ней участвовали такие видные деятели кубинской оппозиции в изгнании, как писатель Карлос Альберто Монтанер, бывший команданте революционной борьбы в Сьерра-Маэстре Карлос Франки, президент кубинского Комитета защиты прав человека Рикардо Бофилл. Еще до открытия конференции ее участники встретились с официальными представителями Верховного Совета, российского МИДа, а также были приняты в редакции «Известий». И если раньше контакты между российскими властями и кубинскими лидерами оппозиции носили стихийный характер, то теперь можно было говорить о том, что отношения между двумя сторонами установлены де-факто. И на эти контакты, очевидно, уже не смогут повлиять официальные отношения с Гаваной, которые никто не отменял, а также демарши кубинского посольства в Москве.

О желательности диалога с «другой Кубой» говорилось как во время встречи кубинских правозащитников с тогдашним госсекретарем Г. Бурбулисом, так и во время беседы в Белом доме. Госсекретарь России заявил, что его правительство готово оказать помощь кубинской оппозиции в освобождении ряда политзаключенных на Кубе. Была достигнута договоренность, что информацию об узниках совести на Кубе предоставит правительству Управление по правам человека российского МИДа.

А еще через неделю, под майские праздники, телекомпания «Останкино» и Российский канал выпустили в эфир целую серию передач, которые Гавана восприняла как «недружественные». Российское телевидение показало почти полуторачасовой документальный фильм «Никто не слушал» кубинского режиссера-диссидента Хорхе Ульи, в котором в весьма доходчивой и шокирующей для простого советского зрителя форме было продемонстрировано царство террора на острове Свободы. В программе «Центр» появился сюжет о визите в Москву группы видных кубинских оппозиционеров и их встречах с соотечественниками, постоянно проживающими в России. Программа «Панорама» рассказала о том, что собой представляет «другая Куба» — кубинская оппозиция в изгнании. Короче, «процесс пошел», и, глядя на Москву, начали почесывать маковки те левые, которые долгие годы заигрывали с режимом Кастро.

Осенью 1992 года в антикастровский стан переметнулся Жоржи Амаду, выдающийся бразильский писатель, считавшийся одним из самых верных сторонников кубинского режима. «Кастристская революция на Кубе, — заявил он в интервью мексиканскому еженедельнику „Просесо«, — вылилась в диктатуру». В стране «полностью отсутствуют политические свободы».

Сегодня уже немногие помнят, что еще в 1962 году, после первого своего посещения Кубы, Амаду говорил о том, что испытал «некоторое разочарование». «Я верил в демократическое будущее, ибо, как латиноамериканец и писатель, не мог по совести отрицать завоевания и величие кубинской революции, — пояснил он. — Но свобода для человека так же необходима, как хлеб».

С начала 60-х годов Жоржи Амаду вместе с другими выдающимися писателями континента, такими, как Карлос Фуэнтес, Марио Варгас Льоса, Габриэль Гарсиа Маркес, активно сотрудничал в выходящем на Кубе литературном журнале «Каса де лас Америкас». Это был период бурного расцвета латиноамериканской литературы. Культурная политика Кубы приобрела в те годы континентальный размах. А кастризм стал идейным символом, объединившим устремления разных литераторов, вооружив их идеологическими ориентирами и осознанием своей культурной общности. Но с годами это единство начало распадаться. Именно отсутствие демократических свобод на острове стало причиной отхода от Кастро, в одних случаях явного, в других — постепенного, ведущих писателей континента. Резкое осуждение кубинского режима со стороны Жоржи Амаду означало, что Фидель потерял в его лице последнюю прочную опору среди латиноамериканской интеллигенции.

В интервью итальянской газете «Стампа» Амаду заявил: «Когда социализм пробуют строить на основе каких-то идеологий (а все идеологии — одно дерьмо), он неизбежно вырождается в диктатуру. Причем левые диктатуры еще хуже, чем правые: против этих последних хоть можно бороться открыто».

По мнению Амаду, упадок кастризма был предопределен союзом с СССР, который заставил Гавану покупать себе советскую поддержку «ценой идеологии». «Я не антикоммунист, — пояснил свою мысль Жоржи Амаду, — просто коммунизм перестал воплощать в себе демократический социализм. А я продолжаю верить в социальную справедливость».

Вход — рубль, выход — два

На протяжении семидесяти с лишним лет коммунистической диктатуры ложь пропитывала жизнь нескольких поколений, живших «под глыбами». На лжи замешен и кубинский агитпроп.

Ложь начинается уже в кубинском консульстве, куда на всякий случай захожу перед отлетом в Гавану.

— Вообще-то въезд на Кубу безвизовый, — вкрадчиво говорит консульский работник. — Но вам лучше приобрести у нас туристическую карту за двадцать долларов, на всякий случай.

— Так что, без карты не пустят?

От прямого ответа дипломат профессионально уклоняется:

— С картой при въезде вы будете чувствовать себя увереннее.

Рисковать поездкой из-за 20 долларов неразумно, и я выкладываю искомую сумму в обмен за бумажку-пропуск на остров Свободы. За свободу нужно платить!

Надо ли говорить, что ни при въезде, ни во время пребывания на Кубе про этот квиток никто нигде и не заикался? Так работают кубинские «лохотронщики».

В аэропорту Гаваны — паспортный контроль. В паспорт ставят небольшой квадратный штампик, размером с ноготь. Это — для внутренней отчетности. Ведь туристы-западники, приезжающие сюда из Канады, Франции и других стран, заигрывающих с режимом Кастро, рассчитывают задешево отдохнуть на местных пляжах. Побережье Варадеро считается одним из самых чистых в Карибском бассейне. Зачем ехать, к примеру, на соседнюю Ямайку и переплачивать вчетверо?

Въезд на Кубу действительно безвизовый и бесплатный. Живи себе целый месяц и «не бери в голову». А если захочешь продлить время пребывания — нет проблем. Высотный отель «Гавана либре», построенный еще при американцах, знает любой житель столицы. Здесь при входе — столик, где за 25 долларов вас могут быстро оформить на «новый срок». И не забудьте, что при отъезде в аэропорту нужно будет заплатить еще 20 «зеленых» — за право покинуть остров Свободы. «Вход стоит рубль, выход — два».

После паспортного контроля — получение багажа и таможня. На россиянина здесь — ноль внимания: это направление особого интереса у местных спецслужб не вызывает. Ведь мы — бывшие солагерники. Зато в глазах аэропортовской обслуги — откровенная неприязнь. Они — «невыездные», а тут все время кто-то мотается по миру. Ждем чемоданы у движущегося транспортера. Грузчики выносят чей-то «негабарит» и с размаху бросают его на пол. Слышен хруст стекла. Владелец — художник, с которым в самолете перебросились парой слов. Романтик 60-х, он везет на Кубу выставку своих картин. И тут — столкновение с «соцреализмом». Романтический флер рассеивается как дым, и маэстро в гневе кричит: «Твари! Коммуняки!» А в ответ — довольные улыбки и — «транкилидад!» (спокойствие!). Дескать, сбавь обороты!

Действительно, что-то разбили. Но кто будет платить за ущерб? Это рядом, в Штатах, владелец багажа, поврежденного при перевозке, без лишних слов у специальной стойки получает от авиакомпании минимум 20 долларов, если, например, у чемодана треснул угол. Престиж фирмы дороже. Но здесь, в «предзоннике», «у кубинских собственная гордость». Служащие аэропорта и служитель муз лезут с кулаками друг на друга. С испанского переходят на английский: «What’s up?» — «Shut up!» («О чем базар?» — «Заткнись!»)

Наверное, это один из последних романтиков, рискнувший иметь дело с Кубой на свой страх и риск. Еще в 1990 году на режим Кастро пахали тысячи советских специалистов, а после развала Союза «подпитка» кончилась и народ потянулся с острова. Тайфун по имени «Михаил Горбачев» «сдул» с острова Свободы 12 тысяч советских специалистов. К маю 1992 года число «спецов» из стран СНГ на Кубе сократилось до беспрецедентного уровня: их осталось всего 250 человек. И не просто уезжали, а навсегда исчезали из поля зрения своих ведомств. Всем памятны случаи, когда в транзитном аэропорту Гандер (Канада) десятки «возвращенцев» стройными рядами шли в полицию и просили политического убежища, становясь невозвращенцами…

А тем временем у стойки ветеринарного и растительного контроля разыгрывается еще одна сценка. Чиновница извлекает из саквояжа «нового русского» несколько яблок — «предметы, запрещенные к ввозу в страну». А он и не возражает, но хочет, чтобы все было «в законе»: ждет акт на «конфискат». А «девочка с яблоками», положив добычу в свою сумку, уже работает с очередным клиентом. Она довольна уловом: сегодня за семейным ужином к столу будут витамины.

«Малиновый пиджак» идет на принцип — так нагло и откровенно его еще не «кидали». Он подходит к шмональщице и жестами требует накладную. На секунду оторвавшись от очередной кошелки, она мотает головой, мол, разговор закончен. Но плохо она знает «русо нуово», ох плохо! Это вам не закомплексованный «совок», которому раз в жизни дали бесплатную путевку от профсоюза, а перед поездкой накачали «товарищи из органов».

«Лоб» вырывает у добытчицы сумку, достает свои законные фрукты и начинает с аппетитом хрумкать у нее на глазах. Кубинку трясет, но «трогать его не моги», и надо делать вид, что она действует по инструкции. Наша очередь медленно движется, и мы следим за развитием событий. Вот от яблок остались только огрызки в полиэтиленовом пакете. Их-то и хочет получить «законница» для «дальнейшей утилизации». Но едок, решив, что пакет ему еще пригодится, высыпает огрызки прямо в руки ошалевшей работницы санэпиднадзора: «Куба — си, фрукты — но!»

Выхожу в зал прилета и, как обычно, иду мимо водителей такси, предлагающих свои услуги. Ведь как бывает в нормальных странах, в нормальном аэропорту? Таксисты клянутся, что автобусов здесь нет, и готовы за это «жрать землю». Но где-то сбоку — неприметная остановка автобуса, и до города можно добраться за копейки вместе с простым людом. Ведь не на лимузине же аэропортовская уборщица каждый день мотается на работу из Гаваны?

Интуиция не подвела, и остановка действительно есть. Но что-то не видно жаждущих воспользоваться общественным транспортом. У таксистов глаз наметанный, и они «пасут» клиента в зоне видимости. К одинокому чудаку пассажиру отправляют гонца. И он популярно объясняет мне реальный расклад: с бензином на Кубе плохо и автобусы ходят очень редко. Можно прождать и час, и три. Вот, кстати, один из них — загнан в отстойник.

Это огромное чудовище с неимоверно длинным салоном. Потом я узнбаю, что такие экипажи здесь называются «трактобусы» или «автотраки». Фидель решил перехитрить американцев с их эмбарго на поставки нефти. Было решено клепать коробки-салоны на 150–200 пассажиров и ставить их на платформы с тягачами от советских ракет. Вот и ползают по острову ракетовозы, «гремя огнем, сверкая блеском стали…». И простой народ, по мысли высшего руководства, должен в автобусной давке проклинать Дядю Сэма.

Почти все пассажиры уже разъехались, но на стоянке такси еще дежурят несколько машин. Это музей под открытым небом: такое можно увидеть только на Кубе. После прихода коммунистов к власти торговля с Западом прекратилась. Точнее, полуофициально режим закупает в свободном мире для острова Свободы товары «первой необходимости». О таких «предметах роскоши», как автомобили, и речи быть не может. Вот и бегают до сих пор по острову допотопные американские «шевроле», «бьюики», «паккарды». Местные козлевичи дают своим колымагам вторую и третью жизнь. На послекастровской Кубе у американских коллекционеров им цены не будет.

А пока можно доехать до Гаваны за 20 долларов в «прижизненном „форде«». Такой тариф держат здесь все «мастера», обслуживающие западников. Лучший способ сбить цену — сразу сказать, что вы — «советико». Не в том смысле, что для амиго скидка, а просто со странника, приехавшего из бедной России в нищую Кубу, много не слупишь. Один из «штрейкбрехеров», который все равно собирается возвращаться домой, тихо соглашается на десятку, и вот мы уже катим в Гавану.

Апартаменто привадо?

У водителя естественный вопрос: в какой отель? Лихорадочно листаю путеводитель. И вот — удача. И как это раньше не заметил? В перечне отелей — «Амбос мундос»: цена всего 30 долларов. Да еще он и знаменит: здесь когда-то останавливался сам Хемингуэй; его номер теперь показывают и туристам, и постояльцам. Расплачиваюсь с водителем и с трепетом вхожу в историческое здание. У стойки администрации — прейскурант: постой — от 80 долларов, номер Хемингуэя — 2 доллара. За осмотр. Такой удар со стороны классика!

А как же расценки в моем путеводителе? Видимо, о чепя тка. И ничего странного — в Союзе для иностранцев тоже был интуристовский валютный коридор, и с восторженных «овечек», влюбленных в загадочную Россию, деловито стригли шерсть.

В Гаване с большим трудом удалось отыскать сравнительно недорогой отель «Санта Клара». Это бывший монастырь клариссинок; при Кастро монахинь выгнали, а обитель переделали под гостиницу. Бывшие кельи с сохранившимися изображениями святых сдаются по 25 долларов. Завтрак — за отдельную плату: «один кофе и один булочка», «ждите в течение часа». А потом — с вещами на выход, поскольку днем ожидается плановый заезд участников партконференции: «бронь обкома». («Какие старые слова, а как кружится голова!»)

…Навьюченный поклажей, бреду мимо огромного здания бывшего Капитолия. План таков: пока не вытрясли из бумажника «соцнакопления», надо бежать с Кубы в безвизовую Колумбию. Хоть там и наркомафия, куда ей до кубинской госмафии с ее валютными ловушками-удавками! И вдруг слышу: «Сеньор! Апартаменто привадо?» Передо мной молодой мулат-посредник, он предлагает поселиться на частной квартире. Называет и цену: около 10 долларов; при встрече хозяева уточнят на месте. Это то, что нужно, и Колумбия отодвигается в «запасник». Филиппе, так зовут моего чичероне, уводит меня от Капитолия, и мы какими-то улочками пробираемся в глубь жилых кварталов, где обитает простой люд.

Кубинцы от природы жизнерадостны, и тяготы режима не в силах заглушить их эмоции. Но за стенами домов — порой невидимые взору трагедии. Филиппе стучит в дверь, и на пороге появляется хозяйка. Она называет цену: 15 долларов, — и приглашает в комнату. В кресле-каталке — ее полупарализованная мать; мое место будет в углу. Становится как-то не по себе, и я вопросительно смотрю на дилера. Он понимает меня без слов, и мы приносим извинения за беспокойство. Еще два квартала — и поворот на тихую улочку. Филиппе стучит в окно условным стуком. На окне наклеен лист бумаги с какой-то надписью. Неужели так, в открытую, объявление о сдаче жилья? Мы входим в дом, и в беседе с хозяевами многое проясняется.

Во-первых, «в случае чего», вы — гость, а не съемщик. Если соседи стукнут, всем несдобровать. А объявление на окне — это мы продаем кровать, стеснены в средствах. Если сдавать жилье официально, задушат налогами. А у нас — парализованная бабушка, почти год не встает с постели. Во-вторых, договариваемся о цене. Поскольку я буду жить в Гаване не один день, то с меня возьмут всего по 8 долларов в сутки. Для гостя-постояльца освобождают отдельную комнату: подросток-сын переселяется в гостиную, где будет спать на полу. И застенчиво, с неловкостью просят деньги вперед — старушке на лекарства.

Вечером за чаем — откровенный разговор. Супруги — научные работники, химики, трудятся в каком-то местном НИИ. У главы семьи ежемесячная зарплата (в пересчете) — 17 долларов, у жены — еще меньше. Оба — «вынужденные» коммунисты, а куда денешься? Из-за нищенского жалованья приходится «химичить» — нелегально сдавать комнату. Только вот постояльцев не было уже давно, и для них мой приезд — нечаянная радость. Я скромно помалкиваю: все мы должны мысленно благодарить Филиппе за его наводку. И комиссионные взял скромные — всего пару «зеленых», — и велосипед обещал с утра дать напрокат.

Семья смотрит телевизор; он старой модели. Зачем нам цветной, если жизнь черно-белая? На экране — непременный Фидель, уже пятьдесят лет подряд кому-то что-то доказывающий. Супруги переглядываются, и глава семьи выразительно проводит по шее ребром ладони: вот он у нас где! Вслух говорить об этом не принято: откуда взять персональный скремблер, забивающий прослушку? Если «жучка» в стене и нет, то за стеной — местные шариковы и швондеры — тайное ухо домового «комитета защиты революции».

Впрочем, и у нас в свое время встречались отдельные несознательные. Когда, при Хрущеве, организовывались «стихийные» демонстрации у американского посольства в Москве, то некоторые при скандировании отклонялись от «канонического» текста и клеветали на социалистический строй: «Куба — да! Мяса — нет!»

«Апартаменто привадо» легко отыскать и в других городах Кубы. Но там свои тонкости. Скажем, в полдень нужно освобождать комнату, но мне еще хочется погулять по городу перед отъездом. Хозяин «патентованного» жилья не возражает, чтобы мои вещи побыли у него в доме, но просит все сложить в рюкзак. Иначе, объясняет он, могут быть проблемы. Власти уже смирились с тем, что частники сдают комнаты туристам. Но государство наложило свою длинную руку на этот источник дохода. Чтобы открыть дело, нужно получить лицензию (патент) и ежемесячно платить в казну 100 долларов.

Данные постояльца вносятся в квитанцию, ее копия передается в полицию, часто бывают внезапные проверки. Если инспекция застанет «неоформленного» клиента, с хозяина штраф 200 долларов. Но не каждый может наскрести сотню на «вмененный налог». Ведь в небольших городках туристы бывают редко. Приходится работать в подполье, и на провинциальном автовокзале всегда можно услышать вкрадчивый шепот: «Сеньор! Каса партикуляре?! Апартаменто привадо?!» И по-английски: «Вэри чип!» («Очень дешево!»)

В режимной Гаване

В любой столице мира имеется комплекс правительственных зданий. Где-то их можно видеть с противоположной стороны улицы, с площади, а в Вашингтоне, выстояв в очереди, можно попасть и внутрь Белого дома. В Гаване такой квартал находится близ площади Революции; ее украшает мемориал Хосе Марти. Охранник машет рукой: закрыто!

Обхожу внушительное сооружение и направляюсь к административному кварталу. За спиной слышу крики: нельзя! Но я не вижу никаких ограждений; запретительных надписей тоже нет. Значит, у «русланчика» — усердие не по разуму. Продолжаю двигаться в прежнем направлении, но вскоре попадаю в поле зрения очередного вертухая. А он, глядя на меня, уже переговаривается по рации с «опорным пунктом», что на площади у мемориала.

Под наблюдением «стража революции» возвращаюсь обратно, где, само собой разумеется, проверка документов «на предмет установления личности». А как же! Изучал подходы к «объекту»! Охранник близок к истерике: «Зона милитаре!» А я ему — как грузчики в аэропорту: «Транкилидад!» («Спокуха!»)

В июне 1999 года здесь состоялось крупнейшее — из случавшихся когда-либо на Кубе — оппозиционное собрание: десятки тысяч людей пришли на площадь Революции в Гаване, чтобы провести свой съезд. Его вынуждены были посетить, с кривыми улыбками, и Кастро, и другие руководители страны. Казалось бы, «лед тронулся», но и сегодня на этой площади — огромный портрет Че Гевары.

Сегодня на Кубе идеологический фронт трещит по швам; идут арьергардные бои. Над «верным Русланом» на «зоне» смеются — он уже превратился в прижизненный анекдот с бородой. А смех, как известно, убивает. Ничего хорошего нельзя ждать и от компаньерос, «сидящих на идеологии»: сегодняшние сусловы — это завтрашние яковлевы и волкогоновы. Что делают диктаторы, чтобы «не подставляться»? Как опытные кукловоды, они предпочитают держаться в тени, за кулисами, а доверчивым зрителям впаривают «светлый образ» своего погибшего предшественника или соратника. Предварительно уничтожив реальных конкурентов в борьбе за власть.

Кубинский диктатор, ликвидировав свое раннее окружение, поставив к стенке генерала Очоа, расчистил себе место на политической арене. (Брат Рауль — не в счет.) Но самозванство нуждается в идеологическом обеспечении, и здесь как нельзя кстати Че Гевара. Соратник Фиделя Кастро по революции на Кубе в 1959 году, аргентинский врач Че Гевара стал популярен здесь еще в расцвете своей политической карьеры. Отказавшись от министерского кресла, он продолжил повстанческую борьбу. Чтобы семейные узы его не связывали, он послал своего сына в московскую школу КГБ. Есть фотография: Че на Красной площади в Москве. Но он больше склонялся к китайскому опыту и был убежден, что «винтовка рождает власть».

В 1965 году, совершив рейд по Конго, Гевара убедился, что «ловить там нечего». Конголезские повстанцы не желали идти в бой против войск Чомбе без благословения местного колдуна. Да и бойцами они оказались неважными: нередко в страхе разбегались, оставляя кубинцев один на один с противником. Осенью 1965 года Че тайно вернулся на Кубу, но пробыл там недолго. Для «экспорта революции» он на этот раз избрал Боливию, после чего его с боевиками перебросили в провинцию, которая граничит с его родной Аргентиной, чтобы в случае успеха перекинуть туда революционное пламя. 8 октября 1967 года в боливийских Андах отряд Че попал в засаду, и команданте был ликвидирован армейским спецназом.

Образ революционера-романтика стал путеводной звездой для западных леваков: троцкистов, маоистов и прочих «гошистов». Сегодня он считается и «лицом» движения антиглобалистов, и врагом «эксплуататоров всех мастей». Майки с его изображением носят даже очень богатые люди в США и Европе: это модно.

Кастро вовремя оценил ту выгоду, которую можно извлечь из эксплуатации этого персонажа. В течение нескольких десятилетий на Кубе невозможно было и шагу ступить без того, чтобы не наткнуться на изображение Эрнесто на стенах домов, лозунгах, уличных растяжках. На Кубе нет ни одной улицы, которая носила бы имя Кастро. Его изображения отсутствуют на денежных купюрах, нет ни бюстов в кабинетах, ни гигантских портретов на улицах. Он давно понял, что свой культ можно навязывать иначе. Например, через телевидение. Там он — по восемь часов в день на каждом из двух каналов. (Кубинцы шутят, что к их телевизорам надо прикреплять «дворники», как на ветровое стекло автомобиля: чтобы стирать плевки, которые летят на экран во время прямого эфира.) Кастро — в каждой брошюре, выпускаемой в стране. Зачем ему убожество в кумаче или гипсе?

На острове, где больше половины населения — христиане-католики, культ Гевары должен был вытеснять образ Христа из сознания «несознательных». (Коммунизм как идейная доктрина скончался. Но он еще способен трансформироваться, накладываться на примитивные языческие верования, этническое и религиозное сознание масс.) Глаза, устремленные к небу, лик, обрамленный бородой, голова в «нимбе»-берете — вот вам и лже-Христос. Но в Евангелии сказано: «Многие придут под именем Моим». Еще в 60-е годы Гевара предложил создать союз левых и католиков. Пламенный команданте, которого многие его последователи часто сравнивают с Христом, является культовой фигурой для «теологов освобождения», да и вообще для многих католиков. В Боливии, в тех местах, где он сражался, в каждой семье молятся святому Санто-Эрнесто-де-ла-Игера — Че Геваре. Сопоставим два высказывания. Че Гевара: «Массы почти всегда готовы подняться на борьбу». Бакунин: «Чтобы поднять массы, надо быть одержимым бесом». Без комментариев…

А в 1997 году последовало «обретение мощей»: братскую могилу, в которой были тайно захоронены Че и шесть боевиков его отряда, обнаружили только тридцать лет спустя, в июне 1997-го. По свидетельству участника «зачистки» «полевого команданте» — боливийского генерала Марио Варгаса Салинаса, трое солдат глубокой ночью 11 октября 1967 года при свете фонарей выкопали вблизи аэродрома в окрестностях городка Вальягранде яму глубиной три метра. В нее и были сброшены трупы Че и других партизан. Впоследствии это место при расширении взлетно-посадочной полосы было забетонировано. Но подтвердилась древняя истина: все тайное становится явным.

Останки Че перевезли из Боливии на Кубу. В городе Санта-Клара был сооружен мавзолей, в котором нашел свое последнее пристанище Гевара. Там же захоронены останки боевиков, погибших вместе с ним в Боливии. Мавзолей устроен в основании воздвигнутого еще в 1988 году многометрового памятника «неистовому Эрнесто».

В постройку мемориала вбухали кучу денег, но он давно уже себя окупил: сюда постоянно возят иностранцев, а сувениры стоят в два раза дороже, чем в остальных местах. В начале 90-х годов кубинский Минфин ввел в обращение памятные монеты с ликом Гевары. «Достоинство команданте» было оценено в 3 песо (стоимость стакана «рефрешко»; вспомним — на советских юбилейных монетах 1970 года Ильича приравняли к рублю). Вокруг головы Че — сакральная фраза-нимб: «Патриа о муэрте!» Вариант этого девиза — «Социализм или смерть!» — можно видеть повсюду; особенно впечатляюще он выглядит в аптеках, над рядами склянок, стоящих на полках.

Признак распада социалистической системы — это когда бывшие «святыни» втюхивают иностранцам за валюту. Так, в конце 80-х — начале 90-х годов у интуристовских гостиниц рублевые «черепа» уходили по баксу за монету. Дороже просили за погоны, звезды, медали, ордена. Особенно ценилась «гертруда» — золотая медаль Героя Соцтруда. Сегодня то же — в Гаване, аккурат к 75-летию Гевары.

— Сеньор, купите сувенирчик! — Щелчок пальцами — и в руке негра появилась блестящая монета с ликом знаменитого команданте в берете. — Всего один доллар, отличная память о Кубе! Не хотите? У меня есть выжженный на дереве, могу и чеканку сделать, если договоримся. А может, военный беретик купите за пять баксов? Совсем как у Че!

И еще одна параллель. В начале перестройки «дети Арбата» выставляли на продажу наборы матрешек с ликами генсеков — от «Ильича до Ильича» и Михаил Сергеича. Поначалу «деревянное Политбюро» милиция конфисковывала, а потом привыкла, да и проплатили. То — на Арбате в 80-х. А это — на Кубе в 2003-м.

— Раньше Че Гевару запрещалось изображать на кружке, — говорит Антонио Диас, менеджер туристического магазинчика в Сантьяго. — За это могли посадить в тюрьму, поскольку такие вещи считались кощунством. А сейчас я могу напечатать Эрнесто хоть на туалетной бумаге: главное, чтобы это покупали туристы с Запада и платили наличными долларами.

Отовсюду из имени команданте выжимают доллары. Туристические магазины бойко торгуют его лицом на кружках, майках, плакатах, магнитах и значках: только за последний год на Кубе туристами было куплено полтора миллиона маек с Че (каждая стоимостью в 10 долларов). На бульваре Прадо в Гаване на ценнике, прикрепленном к майке, написано: «Че Гевара. Всего 12 долларов. Можете торговаться».

В юбилейном году на фестивале песен о Че было продано несколько тысяч компакт-дисков с партизанскими песнями тех времен. Правда, мало кто знает, что большинство из песен срочно написали недавно по спецзаказу. Ходят слухи, что под Санта-Кларой планируется построить туристический кемпинг «Эрнесто Че», где одна ночь будет стоить 100 долларов. Кроме того, в планах туркомпаний организация «отрядов» из домохозяек и бизнесменов из Канады и Западной Европы, чтобы они могли пройти по партизанским тропам гор Сьерра-Маэстра в полном облачении повстанца с бутафорским автоматом. Три дня такого «похода» обойдутся в 500 долларов. Во Франции продается одеколон «Че Гевара», в Англии — пиво, в Швейцарии — часы, в Финляндии — кофе с ромом.

Правда, в 1998 году у Че на Кубе появился серьезный конкурент. На острове Свободы с пастырским визитом побывал папа римский Иоанн Павел II. Кастро, отчаянно нуждавшийся в прорыве идеологической блокады, был вынужден допустить папу в свой заповедник. Режим пошел на некоторые уступки Церкви. Так, было разрешено помещать на вратах храмов изображение папы с надписью: «Папа благословил кубинцев». Мало-помалу портреты папы стали появляться и на стенах обычных домов — это был своеобразный протест против засилья кубинских ЧЕкистов. Так и идет негласная борьба за души молодого поколения: на одной стене — папа с Распятием в руках, на другой — Че с «калашниковым».

— А мы просо сеяли, сеяли… — А мы просо вытопчем, вытопчем!

Власти надеялись, что в юбилейном году культ Че обретет второе дыхание. В канун 14 июня, на 75-летний юбилей Гевары, в кубинских гостиницах цены выросли почти в два раза, и все равно номер было найти невозможно. В музеях Че (а их по всей Кубе больше десяти) серьезно приготовились к туристическому штурму и увеличили цены на билеты. Над Гаваной развесили плакаты с девизом, которым Че обычно подписывал свои письма: «Hasta la Victoria Siempre!» («Всегда к победе!»)

Но вот юбилейная лихорадка позади. Че идет на экспорт, а островитян все чаще можно увидеть в футболках и майках с изображением «звезд и полос» — американского флага — или просто с надписью «USA». Теперь здесь за внешний вид не сажают, а только наблюдают в «режиме фиксации».

Гавана — это не только столица, но и крупный морской порт. В портовой бухте еще с советских времен — огромные доки с надписью по-русски: «Тихий ход!» А с холма, на противоположном берегу, Гавану благословляет большая статуя Христа Спасителя. Ее успели возвести к 1958 году, за год до переворота, — «прямо как чувствовали». Придя к власти, Кастро не дерзнул ее убрать, хотя наверняка кремлевские товарищи советовали.

В центре города, неподалеку от Музея Революции, дежурят рикши. Куба — едва ли не единственная из стран Латинской Америки, где существует этот вид извоза. Чем отличается капитализм от социализма? Правильно: при капитализме человек эксплуатирует человека, а при социализме — наоборот. Но это еще не все. Как нам долго внушал агитпроп, рикша — это забитое существо, тянущее коляску с развалившимся в ней белым господином. Нас также учили, что только при социализме произошло раскрепощение женщин. И доказательство налицо: за рулем повозки — белая кубинка, она в поте лица крутит педали. А в коляске — два темнокожих компаньеро с деловыми бумагами в руках.

Среди уличных торговцев большой популярностью пользуется продажа знаменитых кубинских сигар. Оптовик закупает их по госцене: 1 сигара — 1 песо. А иностранцу впаривает по доллару за штуку. Наметанным глазом отыскав «вольняшку», продавец действует по отработанной схеме. Первый вопрос: который час? Второй: из какой страны? И, наконец, третий: интересуется ли сеньор настоящими кубинскими сигарами? Рано или поздно это надоедает, и если у вас в десятый раз за день спросят: кэль оро? (который час?), можете сразу отвечать: спасибо, не курю.

Близится время обеда, и надо перекусить. В Гаване, как, впрочем, и в других городах страны, это решается просто. Искать казенную столовку — себе дороже, потеря времени. Зато здесь есть «Макдоналдс» по-кубински. Вы подходите к зарешеченному окну на первом этаже. Это обычная квартира, но хозяин держит патент на торговлю. Он протягивает клиенту бутерброд с бужениной или ветчиной, и вы кладете его в свой пакет. Из холодильника извлекается трехлитровая банка с «рефрешко» (прохладительный напиток), и жаждущий получает свою порцию в стакане. А самые «веселые и находчивые» имеют при себе пластиковую бутылку на два стакана. Теперь все при нас, и можно не потреблять продукцию на месте, а отойти в сторону, отыскать скамейку в ближайшем сквере и разложить снедь на газетке. Главное — не дергаться, не комплексовать, здесь так обедает каждый второй: «Он может кушать пончик и газировку пить. Лишь при советской власти такое может быть!» (Александр Галич).

Вдоль по Малекону

Каждый, кто приезжает в Гавану, обязательно должен пройтись по набережной. Она так и называется — Малекон. Морское лицо столицы было сформировано еще в докастровскую эпоху. За прошедшие десятилетия «дома на набережной» изрядно обветшали, и на потемневших фасадах лежит налет трущобности.

Неподалеку от моих «апартаментов» расположился китайский квартал, и перед выходом на прогулку довелось побродить по его улочкам с уютными ресторанчиками. Как ни старался режим постричь все под общую гребенку общепита, китайская община сохранила свою самобытность. Китайцы стали селиться на Кубе еще в ХIХ веке. На Малеконе высится черная гранитная колонна с надписями на испанском и китайском языках: «В память о китайцах, которые отдали свои жизни за независимость Кубы в ходе войны 1898 года». Памятник воздвигнут в 1931 году и к нынешним «борцам за свободу» не имеет отношения.

А какую свободу дал Кубе Кастро? Да, Батиста был авторитарным правителем. Но советская пропаганда намеренно смешивала два понятия: авторитарный и тоталитарный режимы. Ни Пиночет, ни даже Франко не были тоталитарными вождями. Тоталитаризм узурпирует (а часто и подменяет) все стороны жизни общества, в то время как авторитаризм только одну — политическую, оставляя в покое частную собственность, профсоюзы, университеты. Прессу он тоже ограничивает, но не подминает. Ну а «верный Руслан», дорвавшись до власти, подмял под себя все и вся и до сих пор не разжал своих челюстей на горле страны.

Правда, уже меньше навязчивого бреда о мировой революции — отказ, впрочем, прямо нигде не сформулированный. Ею просто явочным порядком перестали клясться на каждом шагу. А ведь какой был замах! Никарагуа, Сальвадор, Гренада. Кубинские воины-интернационалисты в Эфиопии, Анголе, Мозамбике.

Украшение Малекона — конная статуя Антонио Масео (1845–1896) с саблей в руках. Памятник изысканной работы — сразу видно, что «старорежимный». Почему не снесли? Кастро может считать его своим предшественником: в апреле 1895 года с отрядом патриотов Масео высадился на Кубе и возглавил повстанческую армию провинции Ориенте. Напротив — старинный храм Непорочного зачатия Девы Марии. Захожу под своды церкви. В алтаре, справа от престола, — статуя Божией Матери, а рядом, на древке, — кубинский флаг с пятиконечными звездами. Да… Такого не было даже при большевиках. Церкви они закрывали, взрывали. Но чтобы «социализм с человеческим лицом» совался внутрь, в «калашный ряд»…

Впрочем, прецеденты уже имелись. После Французской революции 1789 года «присягнувшие» священники должны были помещать в алтаре триколор. А при Гитлере в протестантских храмах по обе стороны от престола колыхались национал-социалистические штандарты со свастикой.

Могут возразить: а как же в США? Ведь там государственный флаг — атрибут каждого церковного здания! Верно, но Штаты — это вам не богоборческая диктатура. Американцы — народ верующий; они умудрились даже на банкнотах изобразить надпись: «Мы верим в Бога».

Кстати об американцах. Еще четыре квартала по Малекону на запад — и перед нами семиэтажное здание из стекла и бетона. Ухоженное, в обрамлении пальм, оно выглядит белой вороной на фоне серых, закопченных трущоб. Это американское посольство, но флага на нем не видно; отсутствует и прочая государственная символика. Это и неудивительно, ведь дипломатических отношений между обеими странами нет с тех пор, как на Кубе власть захватили коммунисты. Поэтому официальное название офиса — «Представительство интересов США на Кубе». Такое же кубинское заведение есть и в Штатах — на взаимной основе.

На Кубе Советский Союз догнал и перегнал Америку. Памятником прошлой эпохе высится над Гаваной двадцатиэтажное российское посольство, построенное в форме кинжала, вонзенного в каменистую землю острова.

Все подходы к американскому представительству просматриваются видеокамерами. Их и не пытаются скрыть, и прохожие стараются за квартал обходить «нехорошее место». Вдоль ограды — четыре сторожевые будки, а в них — кубинские охранники.

Десятки кубинцев томятся в очереди, тянущейся вдоль забора. Кто-то лишь готовится «встать на путь измены родине» и намерен подать документы на въезд в страну «потенциального противника». А другие уже «в подаче» и надеются получить въездную визу. Для того, чтобы занять место в очереди, надо сначала отметиться в будке, где сидит местный гэбэшник. Это, по сути, — донести на самого себя: назвать «установочные данные» — имя, адрес, место работы. И когда «перебежчика» зарегистрируют в амбарной книге, он сможет присоединиться к таким же «гусанос» (червякам), как именует их официальная пропаганда.

А для этого нужно решиться идти до конца. Как только «Малекон перейден», «отщепенец» попадает в оперативную разработку: контакты, связи, компромат. И увольнение с работы не только главы семейства, но и всех домочадцев. А впереди — неизвестность: у американцев квоты для эмигрантов с Кубы — 20 тысяч человек в год, и любой, кто «в подаче», может оказаться «в отказе». Даже если во Флориде его ждут родственники.

Изображая на лице наивность и неведение, иду вдоль очереди. Но у гэбэшника, что в будке, — собачий нюх. Из окошечка раздается «лай»: перейти на другую сторону улицы! А там оперативник в штатском уже изучает мой паспорт.

Интересно, помнит ли Кастро, закончивший в молодости католический коллегиум, библейское изречение: «Отпусти народ Мой» (Исх. 5:1)? Из-под власти диктатора бегут не только простые кубинцы, но и ближайшие родственники Кастро. Майами с давних пор славится как эмигрантский центр для кубинских беженцев. В том числе — это прибежище для дочек, внучек и прочих родственников Фиделя. В конце 90-х годов в Майами на постоянное место жительства прибыла представительница знаменитого клана, родная дочь Кастро Алина Фернандес. Убежденная противница отцовского режима, она покинула Кубу еще в 1993 году. В парике, гриме и с поддельным паспортом в кармане неблагодарная дочка выехала в Испанию и первые годы эмиграции провела в Европе. Все это время она не прекращала разоблачать деяния собственного отца, выступала на митингах и в прессе, призывая к свержению диктатора. Не найдя в Испании должной поддержки, она переехала в США, где, по ее мнению, противникам диктатуры живется легче. Кроме того, Алина Фернандес говорит, что соскучилась по родине и хочет быть к ней поближе. Вообще дочка явно пошла в папу — тот ведь тоже, происходя из богатого клана, восстал против режима Батисты. Вслед за сестрой в Майами в 1999 году переехали еще одна дочь Кастро, Франсиска, и ее тетка, родная сестра кубинского «харизматика», Хуанита.

Помнится, сходный путь проделала в свое время и дочь Сталина Светлана Аллилуева. Не пожелал жить в России и сын Хрущева. Кто следующий?

Экологически чистый Варадеро

Отдыхать на режимной Кубе могут только «толстокожие» или недоумки. Тем не менее таких «леваков» набирается больше миллиона в год. Конечно, пляж Варадеро — один из самых чистых в Карибском море, и отели, по западным меркам, дешевые. Но поехали бы вы на отдых в деревню близ гитлеровского Освенцима потому, что овощи там растут «без химии», на натуральных удобрениях? Скажете, такого не бывает? А дом отдыха НКВД, с баньками, на территории Катыни, на рвах с трупами тысяч польских офицеров, расстрелянных в 1940 году по решению сталинского Политбюро?

Ехать на кастровскую Кубу можно как дантовскому Вергилию, чтобы побывать хотя бы в «круге первом». Но либералы-леваки на Западе не переводятся, и, чтобы выкачивать из них валюту, на Кубе создано несколько туристических фирм. Одна из них — «Гавиота» («Чайка») — этакий горьковский «Буревестник», ушедший в бизнес. День-другой прогрессивных толстосумов держат в Гаване, а потом на спецавтобусах отправляют на кубинские «златы пясцы».

Таких «широко мыслящих» можно видеть у гостиницы «Гавана либре». В шортах, они группками ходят по тротуару, стараясь не удаляться от отеля дальше чем на 300 метров. Некоторых местные торговцы уже успели «обуть» в майки с портретом Че. В руках у них дорогие видеокамеры, цифровики. Кубинцу не заработать на такую игрушку за всю свою жизнь.

О том, что сегодня творится на Кубе, не знает только ленивый. Но зачем «кинооператоры» снимают понурых гаванцев, бредущих по улице? Зачем просят позировать оборванную ребятню, расплачиваясь дешевыми шариковыми авторучками? Пощекотать нервы? Для остроты ощущений? Пообщавшись с местными «пейзанами», довольные, они садятся в автобусы и едут в экологически чистый Варадеро.

А теперь проведем небольшой опыт: попробуем вместе с простыми гаванцами отправиться на пляж. Не обязательно в Варадеро, а на ближний, лежащий на пути к знаменитому курорту.

С трудом удалось выяснить, откуда пойдет нужный автобус. Раннее утро, а на площади многолюдно. Здесь две автобусные стоянки, иду к ближайшей. Мне показывают на «ультима» («последнего»); кто-то занимает очередь за мной. Полчаса ожидания под солнцем — и уже тянет в тень, под огромный баньян, где тоже кучкуются страждущие. И каждый держит в поле зрения своего «ультиматума». Еще через каких-нибудь полчаса на площади появляется автобус, и мы сбиваемся в стаю. При таком хаосе накладки неизбежны, и компаньерос начинают собачиться. Слышны крики, понятные и без перевода: «Вас здесь не стояло!»

Итак, нас «построили», и дежурные полицейские начинают раздачу посадочных талонов. Система такова: на дальней площадке — очередь из льготников: они в списке еще с вечера, и им достанутся сидячие места. А нам — талоны, оставшиеся от брони. Полицейский отсчитывает очередников пятерками, и счастливчиков обилечивают квитками с печатями. Жаждущих попасть в очередную пятерку много, и между претендентами начинается драка. Мне, как иностранцу, вручают персональную картонку, и я с трудом выбираюсь из свалки. Ждать автобуса не меньше часа, но на душе радостно: я в списке лимитчиков! Ведь теперь можно вернуться в тень под баньян, а не торчать на жаре. И еще утешает то, что у меня это первая и последняя поездка по данному маршруту.

Автобус по-прежнему стоит в дальнем углу, а его место на ближайшей посадочной площадке занимает изношенный патрульный «пежо». Из салона вылезает «сладкая парочка»: белый оперативник и помощник-мулат. Начинается выборочная проверка документов: корочки спрашивают у молодых людей — лет так до тридцати. Нынче — будний день, и нетрудно понять суть проверки. Это — «андроповщина» в чистом виде: почему в рабочее время отправляешься на пляж? Устное объяснение перепроверяется по рации: по каждому подозреваемому запрашивают данные из центра. Полицейские лениво опрашивают «подследственных», не торопятся; а те так же лениво отвечают. Рутинный быт, публика привычная — ведь все равно надо как-то убить время, автобуса не будет еще час.

Народ вроде бы расслабился, но это только кажется. Каждый — как десантник-профессионал, готовый в долю секунды среагировать на звук и попасть в «десятку» из любого положения. Неподалеку притормаживает еще один автобус, судя по всему, ведомственный. И толпа тут же бросается на штурм; в том числе и мой «ультиматум». Значит, мне туда же. Удается попасть в поток, и меня вносит в салон, правда спиной вперед, — хорошо, что не ногами. И несет дальше, в хвостовую часть. Но там уже все забито ребятишками-заднескамеечниками. Они ухитрились первыми проникнуть сюда через окно. Прочие окна либо забиты фанерой, либо замазаны краской. Значит, всю дорогу придется ехать вслепую: где уж тут до красот побережья!

Водитель собирает плату за проезд: по 5 песо. Это в десять раз больше, чем госцена, и у мальчишек таких денег нет. Они молча покидают автобус через то же окно, и я занимаю место у единственной отдушины. Это большая удача.

Еще через час, покрутив по Гаване, тягач-ракетовоз ныряет в тоннель под бухтой и выползает уже в «заречье». Потянулись пригородные микрорайоны. Теперь понятно, что у пассажиров и в мыслях нет никаких пляжей. Просто они возвращаются домой после ночной вахты, по месту прописки. Выхожу на конечной, моросит дождь. Смотрю на часы. Еще надо к вечеру поспеть в Варадеро.

Быстрым шагом до берега — и сразу обратно. Ведь здесь все так непредсказуемо… Берег пустынный, лишь где-то вдалеке стая подростков. Почему-то вспомнились умирающие деревни русского Нечерноземья.

Интуиция не подвела: оказию до Варадеро пришлось ждать еще полтора часа. Мимо то и дело проносятся автобусы фирмы «Транстур», груженные западниками-леваками. На это бензин всегда найдется: тур в Варадеро оплачен твердой валютой. Напротив автобусной остановки — большой портрет Гевары и девиз: «Твой пример жив, и твои идеи не будут забыты». Есть время поразмышлять на эту тему. Да, Куба — это не концлагерь в чистом виде: газовых камер и печей здесь нет. Но зато не прекращается ежедневная пытка: в социалистической «топке» ежечасно, ежеминутно сгорают нервные клетки, попусту растрачивается здоровье, в борьбе за лимитную пайку уходит жизнь.

В 2000 году здесь отдыхала чета Путиных. После Северной Кореи Куба стала второй страной оставшегося соцлагеря, которую посетил российский лидер. Для отдыха гостям была предоставлена одна из лучших правительственных резиденций — «Лагидо», излюбленное место отдыха кубинской партэлиты. В качестве отпускного развлечения Фидель предложил Путину поохотиться в его компании на хищных акул. Но наш лидер выбрал более мирный вид рыбалки на яхте.

Иностранцы, отдыхающие на пляжах Варадеро, живут в гостиницах на полном пансионе. Но иногда им хочется выпить на набережной стаканчик прохладительного «рефрешко». К их услугам — бары, кафе, где цены обозначены в долларах: перед цифрой — латинская S с двумя вертикальными чертами. Интересно, как питается в этой резервации для белых местная хозобслуга? На отшибе, среди хибар, нахожу будку с «рефрешко». Цена в песо: S, перечеркнутая одной палочкой. Беру бутерброд и протягиваю плату. Хмурый продавец отказывается принимать кубинские дензнаки: с тебя доллары!

— Почему? Я — руссо, совето!

Но ему плевать на «классовую солидарность»: давай доллары!

— Амиго! Ты — трабаходор (труженик, рабочий) и я — трабаходор!

В глазах торговца — ненависть к «шибко грамотному», но не будет же он на глазах у всех вырывать у меня из рук «законную пайку»! Он швыряет монеты в ящик и в сердцах бросает: «Совето! Да у вас в России капитализм!»

Я молчу, а про себя думаю: может быть, злость оттого, что в 20 километрах от Варадеро в начале 90-х был массовый исход беженцев на «подручных плавсредствах» во Флориду, а он не успел свалить вместе со всеми? Теперь-то катера-перехватчики дежурят день и ночь и «в случае чего» открывают огонь на поражение…

А может быть, продавец «делает жизнь» с вождя? В ноябре 1940 года молоденький Фиделито отправил письмо аж самому президенту Франклину Рузвельту с поздравлением по поводу переизбрания на третий срок. «Я еще ребенок, — писал двенадцатилетний Кастро, — но я очень много думаю… Если можно, пришлите мне в письме американскую зеленую десятидолларовую купюру, потому что я не видел американской десятидолларовой купюры, и мне хотелось бы получить ее». По понятиям нынешних кубинских спецслужб, это была попытка «измены родине через намерение». Тем более, что шустрый пацан в постскриптуме предложил, что если Рузвельту нужно железо для постройки кораблей, то он покажет ему крупнейшие железные рудники. Президент ответил кратко, а денег юному «агенту-инициативнику» не прислал.

На сосновом Хувентуде

Остров Хувентуд — остров Молодежи, для Кубы — что-то вроде Шушенского. Там при Батисте мотал срок молоденький Фидель после неудачного штурма казармы Монкада. Партии не хватало оружия, и боевики решили ограбить военную базу в Сантьяго-де-Куба. Большинство участников этого мероприятия были арестованы. Вообще-то остров назывался Сосновый, но диктаторы всегда заигрывали с молодежью, стараясь заработать очки в ее глазах.

Очередной реверанс в сторону кубинской молодежи стареющий диктатор сделал весной 1993 года. В тогдашней печати появилось сообщение о том, что новым министром иностранных дел Кубы назначен тридцатисемилетний лидер Союза молодых коммунистов Роберто Робайна. Это назначение вызвало удивление среди аккредитованных в Гаване дипломатов. Новый министр, предпочитавший до этого появляться на публике в джинсах и майке, был известен только одним — демонстративной личной преданностью «верховному главнокомандующему». Постоянные кадровые перетасовки — стиль Кастро, как всякого диктатора.

Но за назначением Робайна скрывалось другое. На Кубе в гору пошли энергичные комсомольские лидеры. По мнению Кастро, в условиях острейшего кризиса и растущего отчаяния народа они смогут обеспечить режиму и самому вождю ббольшую поддержку именно со стороны молодежи. Робертико, как звали на Кубе нового министра, снискал себе популярность, например, тем, что под его руководством в Гаване открылось несколько дискотек и кафе для молодежи. Как отмечалось в российской прессе, молодые прагматики ловят каждое слово команданте и готовы исполнить любой его приказ. И новые назначения ясно показали, что Кастро ни на какие политические изменения идти не намерен, а лишь пытается усилить свои тылы на случай «дня Х».

Из приморского городка Батабано до Хувентуда ходу два с половиной часа на раздолбанной «Комете», с окнами в мелких трещинах. Для местных пассажиров билеты по предварительной записи, для иностранцев — особая касса, и цены особые — десятикратные. Правда, перекусить на борту можно без дискриминации: за 3 песо стоящим в очереди выдают бутерброд с колбасой (условное название) и стакан условно апельсинового сока.

Когда-то на Хувентуде был своего рода революционный заповедник; здесь годами отирались повстанцы из разных стран. Вот журналистская зарисовка начала 90-х годов.

«…Обед закончен, и жизнерадостная компания подростков собирается, чтобы заняться выкрикиванием сандинистских лозунгов. Это Никарагуа в 1981 году? Нет, это кубинский остров Хувентуд в 1992-м. Два года назад в результате выборов сандинисты потеряли власть, но их революционный огонь по-прежнему ярко пылает в школе имени Карлоса Фонсеки, названной так в честь погибшего мученической смертью одного из основателей повстанческого движения в Никарагуа.

Почти четыреста никарагуанских ребят — учащихся старших классов — живут и работают здесь в как бы застывшем революционном времени. Кроме курсов по истории Никарагуа и марксизму-ленинизму они проходят основы военного дела включая строевую подготовку, обучение стрельбе. Им также преподают тактику и стратегию боевых действий. В главном здании школы хранятся сандинистские святыни: знамена, фотографии, майки и бейсбольные кепки с написанными на них лозунгами» («За рубежом», 1992, № 28).

Бескорыстная братская помощь? Интернациональный долг? Такую терминологию вбрасывал агитпроп и в наше сознание в 1979-м, когда вводили войска в Афганистан. Это теперь мы знаем, чем все кончилось. «Борьба за победу мировой революции», а после — за торжество социализма на всей планете подразумевала вполне конкретную экономическую и военную помощь разнообразным террористическим группировкам, действовавшим по всему миру под коммунистическими, социалистическими и «национально-освободительными» знаменами. Так что к нынешнему дню, провозгласив борьбу с международным терроризмом, наши вожди в своем следовании «генеральной линии» как бы совершили разворот на 180 градусов.

Вот еще несколько строк об острове Хувентуд образца 1992 года:

«В то время как коммунизм повсюду быстро отступает, разговоры о революционной борьбе и социалистической революции могут показаться странными. Фидель Кастро говорит, что его страна больше не направляет за границу оружие и партизан. Однако кубинское правительство по-прежнему тратит миллионы долларов на обучение и лечение революционеров, а Куба остается безопасным убежищем и идеологической путеводной звездой для крайне левых всех возрастов во всем мире.

Сегодня в 20 школах острова учатся 12 тысяч человек. Школа „Героический Вьетнам» — это дом для 448 жителей Сахары, детей партизан Полисарио, 17 лет боровшихся против Марокко. В других школах живут и учатся ангольцы, намибийцы, йеменцы, представители Северной Кореи» (из той же публикации).

Опора на гулящих людей или маргиналов сохранилась на Кубе до сих пор и в практике, и в теории. В 90-х годах во время первомайского парада в Гаване можно было видеть представителей движения «Тупамарос» из Уругвая, революционеров из Гватемалы, Эквадора и Панамы, а также их единомышленников из Канады, США и Западной Европы.

…Наша «Комета» чалится у пирса. Идет противный мелкий дождь. Негр-посредник, выигравший у конкурентов «тендер» на частное жилье (10 долларов в сутки), ведет меня, нет, не к такси — к извозчику. В «салон» набивается шесть человек, и вот уже савраска цокает копытами по остаткам асфальта. Один за другим пассажиры сходят и расплачиваются с «водителем кобылы». Такса — 1 песо. Вскоре и нам на выход. Достаю песо, но извозчик не хочет брать монету: за проезд 1 доллар! Это он принял меня за канадца. Но я — за историческую справедливость. Конечно, именно с нашей помощью Куба дошла до ручки. Но и мы не без нахлебницы Кубы чуть было не протянули ножки. Так что мы квиты, и я заявляю: плачу столько же, что и мой спутник!

Возница подмигивает негру, и тот протягивает ему 20 песо (в пересчете — 1 доллар). Дескать, свои люди, потом сочтемся. Старый фокус, это мы уже проходили. Но наивные иностранцы-леваки, путешествующие по Кубе, на него покупаются. Жестами даю понять то, что на «новорусском» звучит как «не гони фуфло!». Кладу песо на сиденье и выхожу из кабриолета. Рыбка сорвалась с крючка. Извозчик в гневе швыряет песо на тротуар и рвет поводья, нахлестывая безответную савраску.

Итак, первый «сет» за мной. Но розыгрыш на этом не закончен. Хозяева рады постояльцу — «источнику нетрудового дохода». Едва успеваю разместиться, как меня начинают пугать: на острове иностранцам все продают только за доллары и очень дорого! А у нас еда своя, домашняя. Трехразовое питание — это еще десятка в день. Обман очевиден. Вежливо благодарю, но от «пансиона» отказываюсь.

Дождь закончился, и, пока еще светло, можно пройтись по улочкам городка. На одном из перекрестков слышу: «Сеньор, сколько времени?» На Кубе «человеку с часами» такой вопрос могут задать несколько раз в день. Это верный признак того, что кубинцы живут действительно бедно. Дама предбальзаковского возраста благодарит за ответ и пытается продолжить беседу. Как иностранец, «ухожу в несознанку» («не понимаю!») и продолжаю идти своей дорогой. Но мамзель семенит рядом. Чтобы увеличить дистанцию, начинаю возиться со шнурками на ботинках. Так, вроде разбежались…

Но не тут-то было: ведь нельзя упускать башлястого клиента! Теперь «шнурки развязались у мадам», и мы снова «идем на сближение». И это — в обоих смыслах слова, потому что, поравнявшись с «ночной бабочкой», слышу вкрадчивое: «Каса! Соло!» Что в вольном переводе значит: «Есть отдельная хата!» Отвечаю кратко, как в анекдоте: «Сеньор — советико!» Но на это интернационалистке плевать. Тогда иду с козырного туза: «Нет денег». А дальше — как у раннего Высоцкого: «Может быть, я что-нибудь не понял, но она обиделась, ушла».

Кубинцы живут в крайней нужде. Это привело к тому, что проституция приобрела в стране огромные масштабы. Но страшней всего то, что развивается детская, подростковая проституция. И все это происходит на фоне пропагандистских плакатов, расхваливающих прекрасную, счастливую жизнь кубинских детей.

Официально же на Кубе, как и в Советском Союзе, секса нет. Даже в разгар торжеств, речей и лозунгов, украсивших кубинскую столицу по случаю 50-летия революции (знаменитого штурма казармы Монкада), не принято вспоминать, что стало одной из главных причин восстания 26 июля. А ведь всего лишь полвека назад Кубу называли «плавучим борделем» — более четверти всех женщин будущего острова Свободы было занято в секс-бизнесе. И именно проститутки были в числе первых, кто поддержал переворот. Они украшали свои комнатушки фотографией лидера повстанцев Фиделя Кастро, выпытывали в постели у офицеров правительственных войск и передавали в штабы партизан секретные сведения, вступали в отряды боевиков, сражаясь с оружием в руках. В 1957 году Гавану потрясла забастовка «жриц любви» — девушки наотрез отказались принимать клиентов в знак протеста против казней пленных повстанцев. Протест имел такую силу, что уже через неделю тогдашний военный диктатор Батиста поспешно распорядился остановить расстрелы.

«Проститутки поддержали Кастро потому, что он заявил: в их занятии нет ничего позорного, девочки просто вынуждены кормить своих родителей и детей, а режим не дает им устроиться на нормальную работу, — считает живущий в Майами профессор Хорхе Мартинес. — После революции девушки смогут достойно жить, получать высшее образование и работать учителями, врачами и артистками, им не нужно будет продавать свое тело за гроши. И сначала Кастро сдержал свое слово. Одним из первых указов Фиделя после вступления в Гавану было закрытие борделей и основание сети центров по устройству на работу бывших „тружениц любви»» («Аргументы и факты», 2003, № 31).

В молодости Фидель был «жизнелюбом», ему всегда нравились красивые женщины, особенно иностранки, но он не умел ухаживать, предпочитая случайные встречи. Когда он пришел к власти, обязанностью его телохранителей стало подыскивать ему любовниц на одну ночь. Главное прозвище Фиделя на острове было «caballo» — «конь». Но с годами он угомонился.

Как известно, Фидель косит под «верного ленинца» и считает нынешних российских вождей ренегатами. (Это официально, а в узком кругу — просто гадами.) «Женский вопрос» он решал согласно заветам Ильича. Ведь после 1917 года проституток в советской России принудительно отправляли на перековку: они должны были работать, например, уборщицами в многочисленных совучреждениях. Посланные на исправление, носили красные колпаки, чтобы их можно было отличить от «простых честных тружениц» пролетарского происхождения. В те годы ходил такой стих:

Мне наша муза с детских лет знакома: В хитоне белом, с лирою в руке. А ваша муза — в красном колпаке, Как проститутка из отделнаркома.

Было и еще одно горькое присловье: «За что боролись, на то и напоролись». По данным Американской ассоциации по борьбе с сексуальным рабством (LJ Women’s Freedom), нынче на Кубе подрабатывает проституцией примерно ТРЕТЬ (!) всего женского населения, то есть больше, чем при режиме Батисты.

…Наш портовый городок — Новая Герона. (Старая Герона, или просто Герона — в Испании.) Близ пристани, на берегу, какая-то старая посудина на «вечной стоянке». Такие обычно идут на слом, но эта подозрительно ухожена. Не на ней ли в свое время этапировали Фиделя к месту заключения?

Два года, проведенные в тюрьме, были для Фиделя курортом: целыми днями он читал и занимался. Именно там он написал свое воззвание к суду, заканчивавшееся словами: «Осуждайте меня, это не важно. История признает меня невиновным!» Эти слова перекликаются с речью Гитлера в 1923 году: «Вы можете считать нас виноватыми тысячу раз, но богиня вечного суда Истории улыбнется и разорвет обвинительный акт прокурора и приговор судей. Она оправдает нас!»

Правда, порой тюремный режим ужесточался. Как-то в феврале 1954 года тюрьму посетил президент Батиста. Узнав об этом, Кастро со своими подельниками запели революционный гимн. Батиста велел наказать их, Кастро перевели в изолятор без света, и только через сорок дней ему удалось достать керосиновую лампу…

Из Новой Героны можно добраться до столицы Хувентуда — это город Ла-Фе (исп. — «вера»). Незамыленное ухо чувствует в этом названии какую-то странность. Оно явно усеченное: в испаноязычных странах часто встречаются городки с традиционным прилагательным «Санта-Фе» (Святая вера).

В чем тут дело? Сходная ситуация была в советской России в 20-е годы. Был, например, городок Свято-Троицк. Название явно «реакционное», так и напрашивается на переименование. И чтобы «не дразнить гусей», «Свято (Санта)» убирали, и оставался почти нейтральный Троицк.

А путь к «Вере» трудный. Туда ходит метробус — громадное чудище о пяти колесных осях, бывшая платформа советского ракетовоза, на которую поставлена железная коробка вместимостью до 150 человек. Ехать всего 16 километров, но на Кубе — это целая проблема. Тягач стоит здесь же, на площади, но двери закрыты. Очередь терпеливо ждет «часа Х», поскольку никто, кроме водителя, не знает времени отправления. Проходит полчаса, а в метробусе никаких признаков жизни. Томиться под палящим солнцем в неизвестности — тяжелое испытание, и очередь постепенно превращается в звереющую толпу. «Активисты» подходят к метробусу и пробуют его двери на прочность. Одну из них удается приоткрыть, и народ штурмует салон, сметая все на своем пути. Водитель, отшвырнув монтировку, матерится и рвет на себе волосы.

Наконец двигатель ракетовоза взревел, и мы отправляемся в путь. Дорога, с остановками через «два столба», занимает час. Ведь тягач, как и бульдозер, изначально не рассчитан на обычные скорости. Здесь явно чувствуется армейская смекалка. Американцы в таких случаях говорят: «Какое-то дело можно сделать либо хорошо, либо плохо. А еще можно — как в армии». В конце 2000 года во время визита на Кубу Владимира Путина в свите президента был саратовский губернатор Дмитрий Аяцков. На церемонии официальной встречи Фидель Кастро, заметив Аяцкова, тепло пожал ему руку и дружески похлопал по плечу. А признательность Фиделя Дмитрий Федорович заслужил за свою фантастическую идею — обеспечить Гавану российскими троллейбусами. Говорят, один из них он даже умудрился каким-то образом доставить на Кубу. Правда, пока кубинцы не понимают зачем, ведь троллейбусные линии здесь отсутствуют.

В Ла-Фе стоит побывать лишь для того, чтобы сказать свое «фэ». За годы власти коммунисты на Кубе не построили ничего, кроме убогих четырехэтажных «кастрированных хрущоб» и бетонных мемориалов в честь себя, любимых. В Ла-Фе они страшнее, чем где-нибудь в нашем «соцгородке» типа Северодвинска. Апокалиптическую картину дополняет шарабан, медленно движущийся по улице. С кузова раздается погребальный звон. Это не похоронный экипаж, не пожарная машина и не лавка мороженщика на колесах. Это — мусороуборочная машина. Услышав колокол, местные жители знают, что «он звонит по ним», и тянутся к рыдвану с мусорными ведрами.

Шагаю рядом, и вот звук колокола сливается с детскими голосами-колокольчиками. На вывеске здания надпись: «Детский сад имени Н. Крупской». Есть на Кубе и другая «заступница и покровительница». Когда Фидель сражался с солдатами Батисты в горах восточной Кубы, он познакомился с женщиной, которая впоследствии стала первой леди страны. Для него она была главной опорой революционного движения, матерью, женой и секретаршей вплоть до ее смерти в 1980 году. Селия Санчес восторгалась им, подбирала его окурки, чистила ему ботинки и писала его письма. Она была преданная компаньера, и режим канонизовал ее, называя в ее честь школы и больницы…

Мне повезло — удалось вернуться в Новую Герону засветло, на том же ракетовозе. Есть время прогуляться к горным утесам, что виднеются не так далеко. Возвращаясь, встречаю телегу с парой волов в запряжке. Два местных «кабальеро» хлопочут рядом: телега, груженная дровами, застряла в глубокой колее. Как в сказке про репку, пришлось сыграть роль мышки, чтобы вытянуть «дровеносец» на твердый грунт. Нам по пути, и возницы приглашают занять место на подводе. При въезде в город местные мальчишки облепляют нашу телегу и вопрошают у гостя: «Кэль паис?» («Из какой страны?») «Россия» мало что им говорит: «Это мы не проходили, это нам не задавали». А при словах «Совьет Уньон» на лицах появляются улыбки, а на устах — заученные слова о советско-кубинской дружбе. Школьные наставники так и оставили их там, в прошлом веке…

В порту объявление: завтра с острова Молодежи на остров Свободы пойдет пароход «Команданте Пинарес». В отличие от быстроходной «Кометы», «Команданте» — теплоход, и с его борта можно полюбоваться необитаемыми островками, проплывающими мимо. Здесь как в Ноевом ковчеге — деление на «чистых» и «нечистых». На верхней палубе в буфете торгуют за валюту (деньги), а в трюме — за песо (дензнаки).

Но вот «Команданте» причалил к пирсу Батабано, и, завидев ракетный тягач, идущий к пристани, пассажиры ринулись по трапу на берег. Узкие сходни, борьба, драка. Животный крик матери, на глазах которой чуть было не затоптали ребенка. И тут же — смех сквозь слезы: те, кто прорвались на берег первыми, ничего не выиграли. Еще полчаса толпа беснуется перед закупоренным «трактобусом», и только потом огромная камера на колесах заполняется «человеческим материалом».

На Кубе нельзя строить свои планы даже на неделю вперед. А возникающие проблемы нужно решать по мере их поступления. Как, например, сесть на поезд Гавана — Сантьяго? Иностранцу продадут билет прямо на вокзале — «из брони», естественно валютной. 30 долларов и место в вагоне 1-го класса вам обеспечено. У простых кубинцев таких денег нет, и за свои песо они могут купить билет на порядок дешевле. Правда, нужно выстоять длинную очередь, чтобы имя пассажира занесли в «лист ожидания». А потом регулярно отмечаться на перекличках. И так — несколько дней подряд.

Представьте себе, что вы едете из Москвы в Санкт-Петербург на сидячей «Юности». Вот вам и вагон первого класса в составе на Сантьяго. Как и в «Юности», здесь нет вентиляторов. На севере, положим, можно и без них, но на Кубе без них тяжело — все-таки рядом экватор. В Индии такой состав просто не выпустили бы на линию. Но кубинцы не жалуются. Это в Индии можно пожаловаться.

Пресвятая Дева — Хозяйка медной горы

Кастровская пропаганда, а вслед за ней советская усиленно раздували миф о том, что Хемингуэй в последние годы жизни на Кубе неоднократно встречался с Фиделем, восхищался его грандиозными планами. В общем, как Блок с его поэмой «Двенадцать»: «Революцьонный держите шаг!» Писатель и власть… Что бы ни утверждали после смерти властителя дум, нужно смотреть в корень. Зачем надо было сниматься Хемингуэю из обжитого дома под Гаваной и перебираться во Флориду?

Осенью 1954 года состоялось очередное заседание Нобелевского комитета. Лауреатом Нобелевской премии по литературе стал Эрнест Хемингуэй. Американский писатель, живший в те годы на Кубе, был приятно изумлен этой новостью. По случаю присуждения престижной премии толпа, охваченная радостью, — рыбаки, крестьяне, торговцы — буквально ворвалась в дом писателя и понесла его на руках. Эрнест встретил их шутками, выставил бутылки вина и прекрасную закуску. Вечер закончился тем, что Хемингуэй заявил: «Я передаю Нобелевскую медаль церкви Святой Девы Каридад дель Кобре». И это были не просто красивые слова. Ныне нобелевская медаль Эрнеста Хемингуэя хранится в соборе Святой Девы Милосердной (Каридад), покровительницы Кубы.

В двадцати километрах от Сантьяго-де-Куба (провинция Ориенте) в живописной долине, расположенной у подножия восточного хребта, испещренного жерлами старых шахт, раскинулось небольшое селение Эль-Кобре с величественной церковью. На карте оно появилось около четырех с половиной веков назад, а точнее, в 1530 году, спустя тридцать восемь лет после открытия Колумбом Америки и Кубы. По-испански «кобре» значит «медь», и это слово дало название селению.

В 1500-х годах Иоганн Тецель, немец из Нюрнберга, проезжая из Венесуэлы через Сантьяго, побывал в Эль-Кобре и установил, что здешняя руда содержит от 55 до 60 процентов меди. Вернувшись в Германию, он изучил искусство выплавки меди. В 1550 году Тецель вновь появился на Кубе, чтобы приступить к разработкам, но натолкнулся на сопротивление правителей острова, которые хотели, чтобы он поделился знаниями, приобретенными в Германии. Тецель согласился обучить рабов, но ему не повезло. Вначале ураган, а потом корсары безжалостно опустошили район Эль-Кобре и задержали начало работ. А в 1571 году Тецель умер, и только много лет спустя здесь началась разработка месторождения.

Однако для паломников главной достопримечательностью Эль-Кобре являются не шахты, а церковь, именуемая Национальным храмом Кубы. Здесь хранится изображение Святой Милосердной Девы Марии. Как гласит предание, Святая Дева Каридад дель Кобре явилась в водах залива Нипе на востоке Кубы не то в 1600-м, не то между 1620 и 1627 годами (точно не установлено). Два взрослых индейца и девятилетний негритенок, сидевшие в лодке, увидели, что по волнам залива плывет икона, укрепленная на небольшой доске. Приблизившись к ней, они прочли надпись: «Я — Святая Дева Милосердная (Каридад)».

Вот еще одна версия этого предания. Она повествует о том, что несколько сотен лет тому назад три матроса оказались в лодке среди разбушевавшегося моря в бухте Нипе у северного побережья Кубы. Ветхое суденышко было уже на краю гибели, когда матросам явилась Дева Мария. Она ободрила их, придала силы в борьбе со стихией и помогла спастись.

Каким же образом икона Божией Матери очутилась в столь отдаленном месте? Появление иконы Святой Девы Милосердной из Ильескас (Кастилия) связывают с именем испанского конкистадора Алонсо де Охеды — сподвижника Колумба, исследовавшего вместе с Хуаном де ла Косой и Америго Веспуччи побережье Венесуэлы и открывшего остров Кюрасао. Охеда в 1511 году жил среди индейцев южного побережья Кубы и оставил местному индейскому вождю (касику), принявшему христианство, икону. Касик долгие годы держал ее у себя, но, опасаясь, что вновь пришедшие белые отнимут у него икону, спрятал ее в лесной чаще, где берет свое начало река Майари. Там икона и находилась многие годы. А впоследствии дождевые потоки с гор вынесли икону в русло реки, и она явилась в заливе Нипе перед изумленными взорами рыбаков.

Весть о чудесной находке разнеслась по острову. Возник культ почитания иконы, и с тех пор каждый год тысячи паломников стали стекаться в местечко Эль-Кобре, куда был перенесен чудотворный образ. Увеличивались пожертвования, и со временем на эти средства был выстроен собор, высящийся на холме у подножия горы. Сюда постоянно приезжают богомольцы, чтобы предстать перед иконой Божией Матери со своими бедами и страданиями. Те же, кто не находит сил отправиться в путь, сооружают миниатюрные домашние алтари и с любовью украшают их.

Эрнест Хемингуэй, долгие годы проживший на Кубе, хорошо знал об этой национальной святыне. В августе 1956 года в Гаване состоялось чествование нобелевского лауреата. Хемингуэй отобедал в кругу более чем полутысячи кубинцев. В конце обеда писатель обратился к почитателям с краткой речью и подтвердил то, что он заявил еще два года назад: «Хочу передать медаль, полученную мною вместе с Нобелевской премией по литературе, в дар нашей Деве Каридад дель Кобре, покровительнице этой страны, которую я так люблю». А вскоре медаль была вручена Гаванскому архиепископу для передачи ее в дар собору Эль-Кобре.

…Паломники, прибывающие в Эль-Кобре, направляются к собору, возвышающемуся над городком. Городок можно обойти за полчаса; это несколько асфальтированных улочек, незатейливые одно- и реже двухэтажные домики под красной черепицей, много зелени. Дорога по перекинутому через ручей легкому мостику ведет в гору. У самого подножия горы — церковь, не очень большая, но очень нарядная и ухоженная. Это и есть собор Эль-Кобре, где хранится икона Святой Девы Марии Милосердной. Широкая и довольно высокая каменная лестница ведет к главному входу. Особенно много паломников бывает здесь 7 и 8 сентября — на празднике в честь чудотворной иконы. В эти дни на лестнице и вокруг самой церкви, как говорится, банану негде упасть. Но и в обычные дни здесь довольно многолюдно. В Эль-Кобре нет ни единого уголка, арки, входа в дом, где бы ни стояли импровизированные алтари с изображением Святой Девы Каридад. Алтари убраны цветами, уставлены свечами. У ног Девы Каридад — целое море свечей. В лавках, на лотках, тележках, ящиках, на основаниях решетчатых заборов разложены товары. Продаются кресты, крестики, медали и медальоны, свечи, иконы, образки, ладанки, цепочки. Среди прочих икон выделяется украшенное самоцветами изображение Пресвятой Девы в окружении мореплавателей на корабле. В январе 1998 года здесь побывал папа римский Иоанн Павел II, и над главными вратами собора теперь помещен папский герб. Паломники входят под своды храма, где совершается торжественная месса. По окончании богослужения народ не расходится. Многие направляются к противоположной стороне церкви. Здесь вход в «эксвото» — комнату, в которой принимаются подношения и дары. Здесь десятки тысяч крестиков — золотых, серебряных, усыпанных драгоценными камнями, медных, бронзовых и просто железных, множество колец, медальонов, браслетов и ожерелий. Тут же — костыли, палки, которые оставили паломники, получившие исцеление.

В витринах выставлены эполеты, нашивки, медали офицеров и простых «воинов-интернационалистов», вернувшихся из дальних походов. Здесь же письма с марками США и благодарностью за удачное бегство на плоту через Флоридский пролив. Молодожены в сопровождении членов семьи и фотографа приходят сюда возложить букет цветов. Все стены увешаны подношениями, многие из них в рамках под стеклом. На одном из них стоит раскрытый футляр. В нем золотой барельеф — профиль изобретателя динамита, шведского ученого Альфреда Нобеля. Именно эта медаль была вручена Хемингуэю, а он в знак благодарности передал ее «Хозяйке медной горы»…

День праздника Милосердной Девы, покровительницы Кубы, отмечается не только в Кобре, но и по всей стране. Одним из проявлений возросшей религиозной свободы стало шествие тысяч католиков во главе с гаванским кардиналом Хайме Ортегой через центр кубинской столицы 8 сентября 1999 года. Подобное шествие было бы просто немыслимо до визита папы Иоанна Павла II. Однако кардинал Ортега считает, что, хотя прямые притеснения по отношению к Католической Церкви отошли в прошлое, добрые надежды, родившиеся в дни пребывания папы на Кубе, уже развеялись: коммунистические лидеры положили конец преследованиям Церкви, однако «нередко их распоряжения приходится выполнять местным чиновникам, которые отличаются умственной ограниченностью».

В самом же городке Кобре, в месте почитания Милосердной Девы, празднества 8 сентября были омрачены потасовками между агентами безопасности и участниками политических правозащитных групп. Это событие побудило архиепископа Сантьяго-де-Куба Педро Меуриса обратиться к властям и к диссидентам. Он призвал тех и других уважать религиозные праздники и избегать использования их в политических целях.

В кубинском Баракоа

Чтобы добраться до этого городка, надо пойти на автобусный вокзал «Астро» в Сантьяго-де-Куба, взять билет — и через шесть часов пути вы в Баракоа. Дорога идет вдоль берега, мимо базы Гуантанамо, и огибает восточную оконечность острова Свободы, выходя на северное побережье. Горы, пальмы, солнце, морской прибой.

На кубинских автовокзалах две кассы: «тарквила № 1» — для местных жителей и «тарквила № 2» — для иностранцев. У первой кассы давка и крики, у второй — тихо, в окошке — скучающая девушка. Надо подойти сюда за час до отправления автобуса, и вам продадут билет из брони. За валюту, по стоимости, в десять раз превышающей таксу для местных, имеющих не доллары, а «монеда насиональ».

Если иностранцев больше не предвидится, остатки брони (вспоминаете лексику?) передаются в первую «тарквилу», где распределяются по списку льготников: участники операции в заливе Кочинос, ударники сафры, матери-героини… Остальной люд угрюмо ждет отхода автобуса, чтобы начать битву в новой очереди: может быть, удастся попасть в список пассажиров на следующую неделю. А что поделаешь, бензина нет — эмбарго…

С 1991 года поставки нефти из Советского Союза на Кубу сократились. Куба в течение ряда лет получала из СССР 13,5 миллиона тонн нефти в год. Однако ей реально необходимо лишь около 10 миллионов тонн. Три с половиной миллиона она реэкспортировала, иначе говоря — попросту продавала на мировом рынке за валюту. А еще точнее — сам Советский Союз продавал эту нефть для «друзей». Был организован так называемый «нефтяной треугольник». Такой «геометрический» термин носила практика, при которой в свое время Советский Союз не гнал свою нефть на Кубу, а поставлял ее западноевропейским партнерам Венесуэлы, которая, в свою очередь, аналогичные объемы нефти отправляла на Кубу. И это для режима был главный источник дохода. За продаваемую советско-венесуэльскую нефть кубинцы в 1986 — 1989 годах получали больше, чем за сахар, свой главный продукт.

Таким образом, в 1991 году Советы сократили поставки лишь той части нефти, которая шла на перепродажу. Нехватка нефти с 1991 года была вызвана или продолжающимся реэкспортом теперь уже необходимой Кубе доли нефти, или созданием стратегических запасов для армии. Конечно, прерванные связи больно ударили по хозяйству острова, в том числе и по транспорту. Но главная причина кризиса — в неэффективности кубинской экономики, в нежелании кубинского руководства разрабатывать конкурентоспособную модель экономики, в диких волюнтаристских методах Кастро, любой ценой пытающегося сохранить власть в стране.

Нуэстра-Сеньора-де-ла-Асунсьон-де-Баракоа заслуживает посещения. Внутренние районы Баракоа совершенно не изменились со времен Колумба, который восхищался реками, пляжами, бухтой и «высокой квадратной горой, похожей на остров», — Наковальней, Эль-Хунке (El Junque), как ее называют здесь. Этот природный маяк, находящийся в нескольких километрах от побережья, по-прежнему служит ориентиром для моряков. Баракоа — первый город, основанный Диего Веласкесом в 1512 году, в течение трех лет был первой столицей Кубы. Позднее столицу перенесли в Сантьяго-де-Куба. К городу не было никакой дороги, и в течение 450 лет он развивался сам по себе и как бы законсервировался. Лишь в начале 1960-х годов дорога Виадико-де-ла-Фарола связала Баракоа со всей страной.

Но и сегодня прибытие автобуса в Баракоа — целое событие. Ведь рейсы бывают раз в день, да и то не во всякий. Обитатели Баракоа подходят к иностранцам и тихо спрашивают: «Апартаменто привадо?» («Комната в частном доме?») Конечно, привадо!

Посредник ведет меня в дом, — мы сторговались за «очо» (8 долларов). Но на месте выясняется, что этим же автобусом к хозяевам приехала родня. И «апартаменто» не сдается. Тут же передо мной возникает хозяин соседнего дома и предлагает комнату за 6 долларов. Луис — учитель географии, и моя двухдневная плата за комнату — это его месячное жалованье.

Иду по Малекону (набережной). Впереди — гостиница «Rusa». Захожу и ради интереса спрашиваю у дежурного: сколько стоит номер? — Недорого, 15 долларов в сутки. Для глухой провинции — вполне приемлемо. В холле — небольшая фотовыставка. На снимках молодящаяся гранд-дама, бывшая хозяйка отеля. На одной из фотографий надпись по-русски: «Дорогому Альбертику». Видя мой интерес к «русскому вопросу», портье указывает на дом напротив: там живет сын уже почивших родителей — Альберта и Магдалины. Он с удовольствием побеседует с гостем из России.

Подхожу к дому; хозяин сидит на веранде. Знакомимся. Рене Фромето уже крепко за семьдесят. По-русски он не говорит, совсем обыспанился. А его родители знали иностранные языки: отец — девять, мать — семь. Спрашиваю Рене: как фамилия матери? Ответ звучит нечетко: что-то похожее на «Ровенская».

Революция 1917 года заставила Магдалину бежать из Петрограда, и после долгих скитаний она оказалась в Стамбуле. Здесь и состоялось ее знакомство с Альбертом — дипломатом русского посольства, также петербуржцем по происхождению. После заключения «пакта Ленина — Ататюрка» российское посольство в Стамбуле было передано большевикам, и Альберт оказался не у дел. Старые связи и знание языков помогли Магдалине и Альберту перебраться сначала во Францию, а потом в Нью-Йорк. В те годы Куба была для Штатов как «остров Крым», и жить там считалось престижным. Перебравшись на Кубу, беглецы пытались открыть дело в Сантьяго-де-Куба, но все ниши были заняты. А у них уже родился Рене, и надо было подумать о его будущем. И Магдалина решила вложить все средства в строительство отеля в Баракоа.

Ускользнув от большевиков, родители Рене не могли представить даже в страшном сне, что почти через полвека «передовое и революционное учение» достанет их в Западном полушарии. Но каток кубинской революции прошелся по ним довольно мягко. Им предложили всего лишь передать отель государству.

Бежать во Флориду и начать все сначала? Годы уже не те. И Магдалина, под нажимом кастровцев, подписала дарственную. В свое время, сразу после революции, здесь останавливались Че с Фиделем. История русской хозяйки отеля вдохновила кубинского писателя Алехо Карпентьера на создание романа «Весна священная». (Кстати, сам Алехо Карпентьер — сын русской и бретонца.)

Рене приглашает войти в дом. На полках — книги на русском и испанском; альбомы, фотографии и личные вещи родителей. Прощаясь, он советует посетить местный храм: там хранится деревянный крест Христофора Колумба. Говорят, что именно этот крест держал в руке Колумб, приближаясь к суше, и он был установлен на том самом месте, где Колумб высадился. Много лет спустя крест был обнаружен одним из первых поселенцев. Крест был увит виноградом и стоял в его саду. Тесты ученых показали, что возраст креста совпадает с временем высадки Колумба.

Иду к храму, но он закрыт. Рядом с церковью — памятник Атуэю, предводителю восстания индейцев против испанских пришельцев. Он встал во главе первой партизанской войны на острове и держался три месяца против испанцев в Баракоа. Но затем Атуэй был схвачен и 2 февраля 1512 года сожжен заживо, а его бойцы уничтожены.

Близ храма, на площади Хосе Марти, — столики от местного кафе. Но клиенты наперечет: местный люд предпочитает купить «рефрешко» через решетку в окне частного дома. А такие — в каждом квартале. Заплатил за патент — и загружай холодильник соками и лимонадом. И за столиками на площади в Баракоа атмосфера далека от парижской. Да и как тут веселиться, когда на горизонте — угрюмые очертания катера-перехватчика, готового «пресечь несанкционированную попытку пересечения госграницы на подручном плавсредстве в направлении тервод потенциального противника». Правда, зловеще звучит? И как знакомо!

В окрестностях Кубы — море мертвое: на горизонте ни одной рыбацкой шаланды. И тем не менее кубинцы, рискуя жизнью, бегут с острова Свободы. Население Кубы — 11 млн. человек. А в США живут 2 млн. кубинцев. То есть более 15 процентов общего числа кубинцев находятся в эмиграции.

В храм иду в воскресенье утром. Молодой бородатый священник произносит взволнованную проповедь. Слева от престола — в витрине за стеклом — тот самый Колумбов крест. После окончания мессы знакомимся. Отец Валентино на местном приходе с 1982 года. После кубинской революции духовенство не приняло новый режим, и начались репрессии. Тогдашнего священника выслали из Баракоа в Испанию в 1961 году. После этого власти пытались закрыть приход, но верующие протестовали, собирались вокруг храма и молились сами, без священника. Через несколько месяцев борьбы власти пошли на попятную и храм вернули общине. С этого времени в Баракоа раз в месяц стал приезжать священник из Сантьяго-де-Куба. А потом сюда направили отца Валентино.

Слабая «оттепель» была на Кубе в декабре 1992 года, когда сюда с визитом прибыл представитель папы кардинал Этчегерай. По его словам, это посещение явилось знаком того, что «папа любит всех жителей Кубы… и хочет выразить свою солидарность всем, кто страдает, всем, кто испытывает материальную нужду или духовно опустошен». А потом снова ударили «заморозки». Еще в 1997 году давление на верующих было очень сильным. Полиция постоянно запугивала священнослужителей, вызывая их на допросы. Люди боялись открыто говорить о делах Церкви.

После посещения Кубы папой Иоанном Павлом II в начале 1998 года отношение государства к Церкви немного смягчилось. А по прошествии двух месяцев произошло переизбрание (на пять лет) Фиделя Кастро на пост президента и «верховного руководителя страны». Иначе, разумеется, и не могло быть, так как избирающий орган, громко называющийся Национальной ассамблеей народной власти, состоял исключительно из послушных Кастро людей. Росткам свободы, посеянным политической оппозицией и Церковью и окрепшим после визита Иоанна Павла II, нужно было время, чтобы взрасти.

До начала 90-х годов, когда компартия перестала требовать от своих членов быть атеистами, Куба официально являлась атеистическим государством. После визита папы у Церкви появилась некоторая свобода проведения публичных религиозных мероприятий, что прежде было запрещено. 25 декабря 1998 года кубинцы впервые после тридцатилетнего запрета открыто отмечали Рождество Христово.

Однако через три года после визита папы, весной 2001-го, в кубинских школах началась очередная кампания с целью запретить ношение учащимися крестиков и другой религиозной символики. Родителям учеников начальных школ в Гаване было заявлено, что их дети не будут допускаться на занятия, если они придут в класс с крестиками, медальонами религиозного характера и т. п. Группе родителей, отправившейся с протестом в Министерство образования, было сказано, что «религиозные предметы» мешают проведению политико-идеологической работы с учащимися… Чувствуется, что у отца Валентино наболело на сердце и он мог бы порассказать многое. Но опасается, что приход снова останется без пастыря.

Мы прощаемся с отцом Валентино, и я иду по главной улице городка. В магазинах — пустые прилавки, на стенах — списки на отоваривание предметами первой необходимости по заборным книжкам, согласно норме отпуска продуктов в одни руки. (Наша школа, наша!) Получить власть над людьми очень просто — их надо «прикрепить к котлопункту». Так навязывается мысль, что демократия — это роскошь, доступная лишь богатым и культурным народам, что она нежизнеспособна на почве слаборазвитости.

Зато с идеологической пищей на Кубе все в порядке. Над пустыми полками со стен нависают плакаты с призывами: «Все для революции, партии и социализма!» Тут мне вспоминаются слова протестантского философа Жака Рансьера, что «после Освенцима и Гулага идея революции умерла».

В доме встречаю хозяина — Луиса. Свой уик-энд он провел за городом на огороде: надо чем-то кормить детей, а с официальной зарплаты можно только смеяться. Со звонницы храма раздается колокольный звон — приглашение обитателям Баракоа на вечернюю службу.

Аста маньяна!

Вернувшись в Гавану, снова иду по Малекону. Американское представительство мне ни к чему, а вот в колумбийское посольство надо наведаться. В панамской авиакомпании СОРА (La Compania Panamena de Aviacion), где покупал билет до Боготы, меня предупредили: в аэропорту, при вылете за границу в третьи страны, могут быть сложности. Это мы с вами знаем, что Колумбия — страна безвизовая. А кубинский чиновник может быть «не в курсе». Россияне для них, по старой памяти, такие же «солагерники», как и кубинцы, — с «поражением в правах». А таким просочиться в свободный мир труднее, чем верблюду пройти в игольное ушко. И чтобы не получить от ворот поворот, надо получить справку, что вы — не верблюд.

Район посольств расположен под Гаваной, в дальнем конце Малекона, и туда можно добраться только на такси. Шофер, увидев у меня газету на русском языке, решил попрактиковаться. Он когда-то учился в Харькове, потом вернулся в Гавану и работал в советском торгпредстве. Помнит приемы, банкеты. Разговор заходит о визах, о поездках. Заграничный паспорт обходится кубинцу в 50 долларов, а врач, к примеру, в месяц получает 20 — 25. Выезд — только по приглашению. Причем речь идет не о Штатах, а о нейтральных и дружественных странах, таких, как Мексика. И многие отказываются от поездки: дорого, трата сил, времени, здоровья. Да и зачем портить себе биографию?

Таксомотор останавливается у ограды колумбийской «амбасады». Кубинец-охранник требует паспорт. В начале 90-х годов режим был смягчен: на Кубу разрешили въезд зарубежных родственников узников острова Свободы. Причина либерализации проста: «кошельки» привезут валюту, так нужную правящей верхушке. Пообщавшись с родней, эмигранты возвращались обратно, но их рассказы о свободном мире взбудоражили оставшихся з/к (заложников Кастро). И вот однажды толпы кубинцев повалили в посольский район Гаваны. Отшвыривая охрану, люди перелезали через посольские заборы и просили политического убежища. У идеологически незрелой вохры начинала работать соображалка, и, нарушив присягу, они тоже сигали через забор: другого шанса не будет!

В консульском отделе моя просьба о справке вызывает удивление, словно я вырвался из сумасшедшего дома. Секретарша консульского отдела отказывается участвовать в подобных играх и вместо справки вручает мне листок с номером служебного телефона. Дескать, если они там все чокнутые, пусть сами позвонят.

И вот стойка паспортного контроля в гаванском аэропорту. Чиновник в форме МВД листает знакомый уже мне справочник: такой мне показывали в COPA. Он водит пальцем по списку стран на букву «R». На его лице отражается внутренняя борьба: на «R» среди невыездных с Кубы в третьи страны только граждане Руанды, а насчет России — ни слова. Но кто его знает? Так, может быть, не выпускать?

Упреждая его приговор, решительно заявляю: «Ваш справочник устарел. Вот телефон секретарши колумбийского консульства. Она подтвердит, что для россиян въезд в Колумбию свободный!» Но погранцу самому надоело изображать придурка, и он неожиданно переходит на русский: «Я понял все, что вы сказали. Нет проблем».

Иду с вещами на выход. Скоро посадка. Наш реактивный самолет к взлетной полосе подтаскивает на тросе обычный колесный трактор. Над кабиной тракториста — чадящая выхлопная труба. Но никто из пассажиров признаков удивления не выказывает. Здесь странным не кажется многое.

Самолет отрывается от взлетной полосы, но с Кубой я не прощаюсь: через два месяца мы снова встретимся. Аста маньяна!

…Если Ямайка — зона «повышенного внимания», то Колумбия, с ее Медельинским картелем, — это просто «зона риска». И всех, кто прибывает в гаванский аэропорт из Боготы, ждет «ненавязчивый сервис». В сравнении со столичным «заградотрядом» провинциальный Сантьяго-де-Куба, где меня шмонали в прошлый раз при возвращении с Ямайки, — дырявое решето. Здесь не то что тройная, а пятикратная блокировка. Это по прибытии из России пассажиров не трясут до нитки. Что возьмешь с ренегатов совков? Канадцы, французы и «прочие шведы» таможню могут вообще не заметить: зачем отпугивать валюту? «Черная таможня» работает с латиноамериканским направлением.

Поток пассажиров направляется в зал прилета по длинному коридору. На первом блокпосту «чистильщики» с рациями оценивающе смотрят на пассажиров. Их задача — отсечь своих клиентов на предварительной стадии — еще до паспортного контроля. Здесь же и просвечивание ручной клади. Но наркокурьеров-профессионалов сегодня нет, и мы подходим к иммиграционным стойкам. Штампик в паспорт и дурацкий вопрос: какой отель? Называю «Амбос Мундос» (от 75-ти долларов), что на углу улиц Обиспо (Епископской) и Официос, где когда-то любил работать Хемингуэй. Впервые он остановился здесь в 1939 году и начал работать над романом «По ком звонит колокол». Зачем мне подставлять гаванских друзей, которые приютят меня за десятку?

А вот и блокпост № 3. Девицы-дознаватели в форме пристают к каждому с вопросом на разных языках: зачем приехали, куда дальше? Но и это еще «пристрелка». Наконец главный рубеж. Таможенники выстроились в ряд, и любой, кто следует на выход, неизбежно втягивается в диалог: кто, откуда, зачем? «Сняв» очередного клиента, «сладкая парочка» отводит его к смотровым стойкам, где уже кучами навалено барахло, и их коллеги «гужуются над сидорами». В каждой паре — белый и мулат, чтобы в случае чего никто никого не смог обвинить в расовой пристрастности.

А вот и «мои пастухи». Видимо, еще с третьего поста сообщили о том, что передают на четвертый «русскоговорящего». И вот — первый вопрос: «Компаньеро, ты зачем приехал?» Его задает усатый белый. Вглядываюсь в физиономии. У его напарника-мулата на лице «нарисована» десятилетка; у усатого — незаконченное высшее. Прежнего общения с им подобными мне уже достаточно — сыт по горло. Теперь я — «старый лагерный волк». «Сильная бумага» (что-то вроде командировочного удостоверения насчет оказания содействия) в кармане, и я осаживаю «товарища», который косит под простачка: «Не „ты», а „вы»!» После чего следует приглашение не к открытой стойке, а в один из «интимных кабинетов» — они здесь рядами.

На ходу достаю бумагу и, переступив порог «бокса», перехожу в атаку: «Я журналист. Личный обыск не потерплю. Буду требовать консула. А для начала перепишу ваши фамилии». И, взяв карандаш, вглядываюсь в их нагрудные таблички. Это впечатляет, и они быстро сбавляют обороты. Начинаются оправдания: «Компаньеро…»

— Гусь свинье не компаньеро!

Насчет их робости не надо заблуждаться: ведь здесь, как на арабском Востоке, понимают только силу. Дашь слабину — снова останешься в исподнем: для этого сюда и завели. И они «ломаются»: первый для вида прощупывает рюкзак, а второй уже подписывает таможенную декларацию. Ее нужно предъявить при выходе на пятом по счету блокпосту. Смотрю на часы. В Сантьяго эта процедура заняла полтора часа, а тут мы управились за десять минут.

В Гаване иду по знакомому адресу как к себе домой. Прошло почти два месяца; какие здесь новости? А новостей целый ворох. Мой первый приезд дал семье вторую жизнь. Ведь несколько дней, проведенных в Гаване, — это полсотни долларов за постой. Так образовался начальный капитал, и глава семейства решил открыть заведение. Был куплен патент на торговлю «рефрешко» через оконную решетку, и дело пошло. Но пришлось уйти с работы и выйти из партии.

На радостях ожила и парализованная бабулька: она уже встает с постели, ходит и в состоянии себя обслуживать. Жена на всякий случай еще держится за свой НИИ, но мысли супругов уже далеко-далеко. Мне, как своему, доверительно открывают жуткую тайну: оказывается, сестра жены живет в США и через нее можно получить вызов. А там, глядишь, и визу… Но пока открываться властям рано: надо подкопить денег и обеспечить тылы.

Вот уж не думал, что сосватаю своих хозяев в Штаты! Прямо хоть садись и пиши сценарий «Путевка в жизнь»! А потом мы, сидя за чаем, стараемся поймать эмигрантскую радиостанцию «Хосе Марти». Хозяйка тщетно пытается отстроиться от «шумов». Спрашиваю у «радистки Кэт»: как на Кубе насчет глушилок? — Слушаем, но с «трудностями».

Начало конца?

«Ближняя дача», где дряхлеющий диктатор проводит большую часть времени, находится на западе Гаваны, в местечке Хайманитас. Резиденция выглядит как обычный двухэтажный особняк, снаружи ничего особенного, но внутри — полный комфорт, хотя и не такой, как на флоридских виллах кубинских миллионеров. На территории особняка — бассейн и теннисный корт, а сам дом закрыт вечнозелеными деревьями. Это чтобы его невозможно было обнаружить с воздуха. Из особняка ведут два туннеля. Один на аэродром, другой — в район 26-й улицы Гаваны, где еще со времен Карибского кризиса 1962 года располагается убежище на случай ядерной атаки. Этот туннель настолько широк, что по нему могут проехать, легко разминувшись, два «мерседеса».

Именно здесь кубинский фюрер рассчитывал отсидеться во время Карибского кризиса, бросив простой народ на произвол судьбы. В разгар противостояния двух сверхдержав он посетил советского посла А. Алексеева и попросил передать Хрущеву следующее. Он получил информацию о том, что на следующий день будет нанесен массированный бомбовый удар по советской ракетной базе и всей Кубе. В таких условиях Хрущеву предлагалось нанести первый превентивный ядерный удар по Америке. Кастро заявил даже, что кубинский народ готов принести себя в жертву делу победы над американским империализмом. Прямо как немецкий «команданте» в мае 1945 года: «Мы уйдем, но так хлопнем дверью, что содрогнется весь мир». Узнав о том, что СССР принял ультиматум Кеннеди убрать с Кубы ядерные ракеты, Фидель впал в ярость, стал пинать стену и разбил зеркало. Микоян прилетел на Кубу мириться, и Кастро в течение десяти дней не допускал его до себя.

Проблема в том, что любой диктатор — заложник созданной им системы. Кастро надеется на то, что в случае чего «Бог не выдаст, свинья не съест». До настоящего момента ни одного диктатора из стран Латинской Америки не удалось засадить за решетку. После свержения военной хунты в Бразилии все ее руководители попали под амнистию. Лишь в 1995 году в стране был принят закон об ответственности за исчезновение и насильственную смерть противников бывшего военного режима. Но и он не был применен к спокойно доживающим свой век диктаторам. В той же Бразилии живет кровавый правитель Парагвая Альфредо Стреснер. В 1989 году он был свергнут, однако именно новое руководство страны воспротивилось расследованию нарушений прав человека в тридцатипятилетний период правления Стреснера.

Уругвайские генералы-путчисты после передачи власти гражданскому правительству были взяты под защиту закона. В 1989 году в Уругвае состоялся референдум, на котором более половины населения высказалось за амнистию. Сосед-смежник Кастро, глава Гаити Жан Клод Дювалье, он же Бэби Док, после своего свержения в 1986 году бежал во Францию, где до сих пор нежится под средиземноморским солнышком. А никарагуанский диктатор Сомоса после прихода к власти сандинистов отправился в Парагвай. Правда, там ему не повезло: его убили без всякого расследования. Судьба Аугусто Пиночета общеизвестна.

Сегодня на Кубе предпочитают не вспоминать, что, придя к власти, Кастро пообещал народу, что всего лишь за несколько лет уровень жизни на Кубе превзойдет и Соединенные Штаты, и Советский Союз. И уж совсем неприлично упоминать о том, что в апреле 1959 года бородатый Фидель отправился в США выбивать экономическую помощь Кубе. В результате переговоров американский вице-президент Никсон убедился, что Кастро «невероятно наивен» и не понимает даже элементарнейших экономических принципов. В кредитах было отказано, и тогда Кастро «поставил на ошибочную лошадь».

В сентябре 1961 года корреспондент «Нью-Йорк таймс» взял интервью у Хрущева. Будет ли Советский Союз защищать любую страну, которая называет себя социалистической, например Кубу? Хрущев ответил осторожно: «Насколько нам известно, Кастро не член Коммунистической партии. Он всего лишь революционер и патриот своей страны. Если бы он вступил в Коммунистическую партию, мы бы приветствовали его». И Кастро, воспитанник иезуитского коллегиума, превратился в марксиста: «Гавана стоит мессы».

Годы идут, и пора задуматься о вечности. Об этом генеральный секретарь компартии Кубы заявляет прямо, по-большевистски: «Я попаду в ад… По прибытии туда я обязательно встречусь с Марксом, Энгельсом и Лениным…» Поскольку из-за упрямства Кастро невозможно провести серьезные изменения в политике и экономике страны при его жизни, на острове спокойно воспринимается тезис о подготовке Кубы к демократизации на испанский манер, как было после смерти Франко. Это означает, что переход начнется уже в день погребения каудильо, еще «у могилы», во время похоронных речей, превозносящих вождя и память о нем.

Кастро гипертоник, и у него болезнь Паркинсона средней тяжести. И ни один из ближайших помощников Кастро не ожидает в ближайшем будущем смерти своего шефа в результате болезни. Отец Кастро прожил восемьдесят два года, и вполне можно предположить, что Фидель перешагнет восьмидесятилетний рубеж. Таким образом, до перехода к демократии «по-испански» на Кубе пройдет не один год.

А если серьезно, не переходя на личности, то в демократической России у «гражданина начальника» есть сочувствующие. В 1999 году на Кубе побывал главный в то время российский правозащитник Олег Миронов, член фракции КПРФ. Он высоко оценил тамошнюю ситуацию с правами человека; хохотало все мировое сообщество. А в ноябре того же года Миронов приехал в Минск, где заявил, что положение с правами человека в Белоруссии во многих отношениях лучше, чем в России. Однако Фиделю мало моральной поддержки красных, он теперь опирается и на зеленых (цвет ислама) — 8 октября 2000 года в Гаване Кастро была торжественно вручена премия… прав человека, учрежденная другим «великим правозащитником» — полковником Каддафи.

Но фиговым листком наготу «короля» не прикроешь. В 2002 году, в 20-х числах апреля, Уругвай разорвал дипломатические отношения с Кубой. Президент Уругвая Хорхе Батлье сообщил, что причиной стали публичные оскорбления в его адрес со стороны Фиделя Кастро. За неделю до этого Комиссия ООН по правам человека приняла резолюцию, призывающую Кубу предоставить своим гражданам больше прав и свобод. Резолюцию поддержали большинство стран Латинской Америки. Это решение вызвало резко негативную реакцию кубинского диктатора. Он назвал глав латиноамериканских государств иудами и обвинил их в поддержке интересов США.

Впрочем, «начало конца» может затянуться и после кончины Кастро. Брат Фиделя — Рауль Кастро — считается неофициальным «престолонаследником» команданте, а он младше его на несколько лет. На Кубе существует правило, по которому Фидель и Рауль не должны находиться одновременно, что называется, под одной крышей и уж тем более — в одном самолете. (Это правило было нарушено лишь в ходе визита на Кубу Евгения Примакова в мае 1996 года.) У каждого из братьев в непосредственном подчинении по одной из силовых структур, так что о военном перевороте или заговоре спецслужб речи быть не может.

«Борода» будет цепляться за власть до последнего. На вопрос западного журналиста: «Думали ли вы когда-нибудь о том, чтобы уйти в отставку?» — последовал ответ: «Не мы уходим от власти, власть уходит от нас». А чтобы она не ушла, нужно завинчивать гайки. В 1999 году на Кубе был сильно расширен список нарушений закона, за которые суд может вынести смертный приговор. Таких нарушений сейчас насчитывается более сотни. Об исполнении смертных приговоров на Кубе стараются не говорить, но есть серьезные сведения о том, что их на самом деле гораздо больше, чем тех, о которых становится известно. Как заявлял в начале 90-х Жозе Игнацио Раско, бывший соратник Фиделя по борьбе с режимом Батисты, «сейчас многие на Кубе начинают понимать, что Кастро, пересажавший всех своих политических оппонентов, — преступник и предатель революции. Почему люди до сих пор терпят его режим? Ответ простой — система подавления и огромные полномочия полиции. Сегодня Куба превратилась в большую тюрьму, из которой нет выхода. Ключи от этой тюрьмы — в руках Кастро. Это очень напоминает времена НКВД в Советском Союзе, где, кстати, люди терпели еще больше — 70 лет».

Раско знал Фиделя как облупленного: они вместе учились в иезуитской школе, а потом поступили на юридический факультет Гаванского университета. Но через год после кубинской революции их пути разошлись. Будучи председателем христианско-демократической партии Кубы, Жозе Игнацио Раско отклонил предложение Фиделя войти в состав коммунистического правительства. В 1960 году он был приговорен к смертной казни и бежал с Кубы — сначала в Мексику, затем в США. Лидер кубинской оппозиции, Раско полагает, что режим личной диктатуры Кастро оказался для Кубы еще худшим вариантом, чем режим Батисты. Сегодня Кубу по уровню жизни можно сравнить только с Гаити — самой бедной страной региона, тогда как вся остальная Латинская Америка давно ушла вперед.

Кастро стал карикатурой на самого себя. Полвека назад он писал, что история его оправдает. Он ошибся: история его просто обходит.

Журнал «Новый мир». № 4–5, 2004 г.