Недавно Санкт-Петербург посетил человек, которого по праву можно назвать одним из самых известных православных богословов современности. Человек, целью жизни которого был непрестанный поиск Истины, Которую он обрел в православной вере. Этот человек — епископ Константинопольской Православной Церкви профессор богословия митрополит Диоклийский Каллист (Уэр), более 35 лет преподававший на теологическом факультете всемирно известного Оксфордского университета.
Как вы думаете, какую роль играет богословская наука в современном мире? Как вы думаете, изучение богословия — для всех, или только для избранных?
Начнем с того, что зададимся вопросом: «Что мы подразумеваем под богословием?» Обычно сегодня это понимается как наука о религии. Другими словами, это дискуссия о религиозных истинах, выстроенная в рациональной и последовательной форме, в рамках конкретной терминологии. Но такого рода определение, конечно же, неточно, потому что богословие — это не наука в том смысле, в котором являются наукой зоология или физика. В области естественных наук личная жизнь исследователя или ученого не важна. Да, в какой-то мере исследователь всегда является частью эксперимента, но в большинстве наук — только в очень ограниченной степени. В случае же богословия, очень важным становится отношение к изучаемому предмету самого богослова, его личная жизнь, его характер, проявляющийся во взаимоотношениях с окружающими, его жизненные идеалы.
Если мы обратимся к творениям греческих Отцов, то мы обнаружим совершенно иного рода определение того, что есть богословие. Отец-пустынник IV века Евагрий Понтийский говорит, что богослов — это тот, кто молится. А если ты молишься, то ты богослов. С этой патристической (святоотеческой — прим. пер.) точки зрения богословие не просто академическая наука, которой обучают схоластически в семинариях и университетах. Понимаемое в патристическом ключе богословие — не ветка научного познания, это, по сути, образ жизни. Таким образом, Евагрий говорит о существенной связи между богословием и молитвой, между учением и духовностью. И, тем не менее, личное совершенствование богослова напрямую связано с тем как он преподает богословие. Однако, если богослов это тот, кто молится, то, в некотором смысле, мы все призваны быть богословами. Для греческих Отцов богословие означало не просто абстрактную систему знаний, но именно видение мира и Бога, видение, в которое все мы включены. Но, тем не менее, личный опыт богослова значит очень много, в то время как для зоолога или геолога этот опыт не имеет настолько основополагающего значения. Натуралист должен быть точен лишь в записи фактов. Но для истинного богослова простой точности недостаточно. Я думаю над словами святителя Григория Паламы о том, что есть три вида богословов.
Истинные богословы это святые, это те, кто имеют личный опыт Бога, те кто участвуют в нетварных энергиях, те кто видят Божественный свет Преображения — они истинные богословы. Но есть и другой класс богословов — люди, которые, может быть, вовсе и не святые, или пока не святые, — мы все призваны быть святыми — люди, которые не станут утверждать, что они видели Божественный свет, которые не говорят, что они непосредственно приобщались нетварным энергиям. Но этот второй класс богословов доверяет святым, слушает их, учится у них. И они стараются нести свидетельство с верой в то, что говорят святые. Таким образом, этот богослов, хотя и на более низком уровне, может быть истинным богословом. Им может быть тот, кто доверяет святым и верен им.
Затем, говорит Григорий Палама, есть третий вид богослова — те, кто, не имея личного опыта Бога, в то же самое время, не доверяет святым. И представителей этого класса, можно назвать плохими богословами. Я бы никогда не стал бы претендовать на принадлежность к первому классу — святым. На протяжении всех тридцати пяти лет, что я преподавал богословие в Оксфорде, я старался принадлежать ко второму классу богословов, то есть, стараясь передать своим слушателям писания святых, быть тем, кто полностью доверяет их творениям. Есть только единственный истинный путь богословия — видение Бога. Но не все из нас имеют прямое видения Бога. Надеясь удостоиться его после смерти, мы, тем не менее, в земной жизни говорим с другими о том, чем живут и о чем свидетельствуют святые. И это все, что я старался делать.
Давайте разделим наш разговор на две части: о богословии как науке, и о богословии как образе жизни. По поводу богословия как науки: Вы, возможно, не знаете, что в нашей образовательной системе само богословие не является наукой. Сейчас в университетах мы видим процесс объединения новообразованных богословских кафедр с философскими. Допустимо ли такое смешение таких разных дисциплин? Расскажите, пожалуйста, о том, каким образом богословие преподается в Оксфорде.
Да это очень важные вопросы. Во-первых, нам следует всегда помнить, что Христос сказал: «Я есть Истина», и вместе с тем мы говорим о Святом Духе, что Он есть Дух истины. Бог есть Бог истины. Мы не служим Богу, будучи неточны, делая ошибочные утверждения. Ясность, точность — это признаки истины. Это не единственные признаки истины, возможно, не самые важные, но они основные. Так что, если мы только собираемся быть богословами, преподаем ли мы в семинарии или университете, или просто живем в монастыре или на приходе, мы всегда должны стремиться быть честными. Это означает, что любые тексты мы обязаны читать осторожно: будь то писания Отцов, декреты Соборов или современные Православные работы.
Мы не должны приписывать другим того, чего они на самом деле не говорили. Меня учили: «Всегда проверяйте свои ссылки». Когда ты говоришь: святой Василий сказал так-то, хорошо, проверь, точно удостоверься, что он действительно это сказал. Это часть того, что я имею в виду, говоря, что богословие может рассматриваться как наука — систематизированная сумма знаний.
Я сам не работал в семинарии, я преподавал на богословском факультете в Оксфордском университете. Являясь в Средние века преимущественно религиозным учебным заведением, к XX веку Оксфорд стал, по сути, светским университетом. Так что, я не преподавал систематическое богословие, я преподавал историческое богословие. Я был заинтересован изложить то, что было сказано, особенно в первые пять веков Церковной истории. О чем были споры, что утверждали церковные писатели, каково было учение различных Соборов. Я старался объяснить предпосылки, определявшие ход исторического процесса. И я старался показать студентам, почему все это имеет значение. Что это не просто вопрос археологии, как науки, изучающей древность в отрыве от настоящего времени, что вопросы, обсуждавшиеся в ранние века Церкви, невероятно актуальны сегодня, что они имеют значение для нашего человеческого спасения. Я старался говорить не просто как археолог. Я старался преподать Церковную историю в экзистенциальном ключе, соотнести ее с личным опытом. Основной курс лекций, который я преподавал, назывался «Мистическое богословие греческих Отцов». Под мистическим богословием я подразумеваю такой подход к богословию, который связывает богословие и молитву воедино, такой подход, который видит богословие зависимым не просто от изучения текстов, но от личного опыта духовной жизни. Я также преподавал и другие предметы. В частности, на протяжении восемнадцати лет я преподавал учение о человеческой личности, о том, что есть человек. А этот вопрос, безусловно, имеет практическое приложение и в нашей повседневной жизни.
Я старался преподавать это в опытном ключе, взяв слова святых Отцов и показав, насколько они важны сегодня. Это был мой подход — стараться быть точным, систематичным, в то же время осознавая, что этого недостаточно по очень серьезной причине: Бог это тайна, Святая Троица находится за пределами нашего понимания. Как это возможно, что Иисус Христос, являясь и Богом, и человеком одновременно, все же остается единой личностью. Это вещи, которые не могут быть просто объяснены человеческой логикой. Богословие имеет дело с тайной, богослов выходит за пределы нашего человеческого, рационального понимания. Богослов постоянно старается выразить словесно то, что лежит за пределами слов. Это то, что называется апофатическим элементом богословия. И это причина того, что богословие хотя и должно быть систематически точным, но этого все же не достаточно.
Вы уже упомянули некоторых богословов, таких как свт. Григорий Палама, свт. Василий Великий. Наверное, у каждого христианина есть свой любимый богослов, мысли которого близки ему. Кто Ваш любимый богослов?
Трудно выбрать. Конечно, для Православия, классические богословы это отцы IV и V веков: свт. Василий Великий, свт. Григорий Богослов, свт. Иоанн Златоуст, свт. Кирилл Александрийский. Я бы сказал, что среди богословов, которых я особенно люблю, есть один из представителей той эпохи — свт. Григорий Нисский. Я очень ценю его работу «О жизни Моисея законодателя», где он интерпретирует жизнь вождя израильского народа как путешествие христианской души в поисках Бога, где он говорит о Божественной тайне как о вхождении во тьму Синайской горы. Также я глубоко люблю св. Симеона Нового Богослова из XI века. И в то время как Григорий Нисский говорит о Боге как о Тьме, св. Симеон использует соответствующий символ Бога как Света. Конечно, два символа не исключают друг друга. В псалме 138 о Боге говорится: «как тьма, так и свет похожи для Тебя» (Пс 138:12)1. Таким образом, там, где Григорий говорит о Боге как о Тьме, Симеон говорит о Боге как о Свете, но он такой же богослов и к нему я постоянному обращаюсь.
Несколько слов о современных богословах. До того, как я стал православным, на меня очень сильно повлияли работы Алексея Хомякова, жившего в XIX веке. В своих трудах он поднимает следующий вопрос: что есть Церковь? Чем православное понимание Церкви отличается от католического или от протестантского понимания? Он придает особое значение общению со святыми и тому, что стремление к пониманию религиозных истин это не поиск в одиночку. Мы не открываем Бога просто как совершенно отдельные друг от друга личности. Мы узнаем о Нем через членство в Церкви. И только через это членство мы смогли приобрести совместное понимание истины, которое Хомяков подытоживает словом «соборность». И это мне очень сильно помогло. Я был в раздумьях: оставаться ли мне англиканином, потому что я вырос в церкви Англии, стать ли мне католиком, или же я должен обратиться в Православие. Так что я имею право сказать, что именно творения Хомякова, в особенности его эссе «Церковь одна», обратили меня в Православие, хотя на своем жизненном пути я больше не встречал никого, кто был бы обращен в Православие через работы этого автора.
И еще два писателя из XX века повлияли на меня, оба русские, с обоими мне удалось встретиться лично. Первым был Владимир Лосский, живший в Париже, умерший в 1958. Большое влияние на меня оказала его классическая работа «Мистическое богословие Восточной Церкви», написанная на французском и впоследствии переведенная на множество других языков. Именно у Лосского я научился тому подходу к богословию, который я старался описать. В конце концов, все богословие есть мистическое богословие, литургическое богословие. Не существует богословия вне молитвы. Но он также был очень строгим богословом с академической точки зрения. Он был точен в своих утверждениях, точен в своих цитатах, но я восхищался тем, как он жил своим богословием. В то время люди не очень часто причащались, он же приступал к Таинству Евхаристии каждое воскресенье. Каждый субботний вечер он исповедовался, каждое воскресное утро причащался. Таким образом, богословие и сакраментальная жизнь шли рука об руку. Другим русским, в значительной степени повлиявшим на мое мировоззрение был протоиерей Георгий Флоровский, который умер, я полагаю, в 1979 году. Я помню девиз Флоровского — «неопатристический синтез» и обе части этой фразы одинаково важны. Синтез. Флоровский не просто цитировал отдельные отрывки из святоотеческого учения. Он старался показать, как все соединяется друг с другом, как все творения отцов формируют единое учение, единое тело, единое видение Церкви. Все взаимосвязано. Говоря о синтезе, отец Георгий указывал на согласованность, внутреннее единство богословия. Термин «неопатристический». Богословие для Флоровского не просто ответвление археологии, исследующей отдаленное прошлое. Для него было недостаточно просто цитировать отрывки Отцов, воспроизводить их учение. Необходимо было войти в дух Отцов, приобрести то, что он называл патристическим сознанием. Необходимо прийти не просто к пониманию отдельных цитат, но к пониманию, охватывающему все святоотеческое богословие. Он подчеркивает слово «нео-», «неопатристический». Недостаточно просто выяснить, что говорили отцы в V веке или в XIV веке. Нам следует узнать, что бы сказали Отцы, будучи нашими современниками, а не просто ответы на вопросы их времени. В таком смысле мы должны относиться к Отцам, как к живым свидетелям нашего времени. Как ответить чуть больше о задаче богословов? Я преподавал на протяжении 35 лет в университете Оксфорда на богословском факультете и факультете новой истории. Практически все это время я был единственным православным богословом в Оксфорде. Так что моей задачей было нести свидетельство о традиции христианского востока, которая иначе могла бы находиться в забвении. Я преподавал богословие в основном не православным.
Через преподавание патристики я старался дать западным христианам какое-то понимание православного мировоззрения. Какое-то время я мечтал о том, чтобы преподавать богословие православным. Я мечтал преподавать в духовной семинарии будущим священникам, но Бог дал мне иное поле работы. Так что свою задачу я видел в том числе как миссионерскую задачу — быть верным свидетелем православной традиции. Не заниматься прозелитизмом, не нападать на другие христианские церкви. Православие — это утверждение, а не отрицание, Православие — это свет, а не тьма, мы не должны тратить все наши силы, указывая на ошибки Запада. Иногда мы должны это делать, но я старался всегда давать положительный взгляд на то, во что мы, православные, верим.
На самом деле, у меня было несколько православных учеников. Я учил, особенно в последние годы, не базовых студентов, а людей, которые занимались исследованием в богословии, собирались написать докторские. И, конечно же, некоторые из тех, кому я преподавал, позднее стали епископами. Один из них — митрополит Иларион (Алфеев), который изучал со мной работы святого Симеона Нового Богослова; он был одним из самых великолепных моих учеников. Еще у меня есть ученики из Элладской и Александрийской Церкви, которые также стали православными епископами. У меня также есть ученики, которые преподают в православных богословских институтах. Например, декан Свято-Владимирской духовной семинарии в Нью-Йорке отец Джон Бэр. Он изучал со мной творения святого Иринея Лионского. И, я полагаю, что мне очень повезло с учениками, которые были у меня. Есть еврейская пословица, которая звучит: «Благословен учитель, ученики которого умнее его самого». И я это благословение имею.
Книги, которые читает человек, играют важную роль в формировании личности. Есть ли у Вас такой список книг, которые следует прочитать молодому богослову?
Да, конечно, и я считаю это существенным; каждый, кто хочет глубже войти в богословие, должен прочитать работы Владимира Лосского, особенно его «Мистическое богословие». Я читал этот труд много раз, и каждый раз я открывал в нем новое. Некоторые его книги являются более специализированными, например, «Отрицательное богословие и познание бога в учении Майстера Экхарта», о западном мистическом писателе. Это было бы менее существенным для человека, изучающего православное богословие. Но его лекции по богословию и его собрание сочинений «По образу и подобию» определенно важны. Во-вторых, я считаю важным для всякого изучающего православное богословие прочитать работы отца Георгия Флоровского. Его работы по творениям святых отцов были написаны восемьдесят лет назад, и в некоторых моментах они должны быть уточнены в соответствии с современными данными. Но объективный взгляд на патристическое богословие, который там представлен, очень полезен. К сожалению, отец Георгий не дает ссылок на свои источники. Для человека, изучающего русское богословие, существенной остается его работа «Пути русского богословия», хотя в некоторых своихсуждениях автор достаточно резок, так что его следует читать c некоторыми поправками. Из других современных русских богословов я порекомендовал бы труды отца Иоанна Мейендорфа, в особенности его главную работу о богословии святого Григория Паламы, опубликованную в 1959 году. Эта работа совершенно перевернула мой взгляд на позднее византийское богословие. С тех пор появилось много других книг о Григории Паламе, но первая работа отца Иоанна Мейендорфа до сих пор лучший взгляд на его богословие как целое. По литургическому богословию я рекомендую книги отца Александра Шмемана, который также будет интересен изучающим пастырское богословие.
С греческой стороны, я полагаю, людям следует изучать митрополита Пергамского Иоанна (Зизиуласа), конкретно его труды по человеческой личности. Он сделал большой вклад и до сих пор активно пишет, в то время как остальных, кого я перечислил, уже нет в живых; но он продолжает вносить вклад в современное православное богословие.
Затем, из румынской традиции я рекомендовал бы прочитать «Догматическое богословие» отца Думитру Станилоэ, которое сейчас доступно в английском переводе. Всего за несколько дней до того, как я приехал в Россию, я писал предисловие к последнему тому английского перевода. Очень важно изучать также более спорное философское богословие, особенно русскую богословскую мысль. Я имею в виду книгу «Столп и утверждение Истины» отца Павла Флоренского и творения отца Сергия Булгакова. Конечно, работы Булгакова, как мы знаем, оказались противоречивыми, и многие люди критиковали его софиологию, его размышления о Премудрости Божией, особенно Владимир Лосский и отец Георгий Флоровский.
Последний, из уважения к своему учителю, как правило, не упоминал имени Булгакова, но, тем не менее, большая часть работ Флоровского направлена напрямую против Булгакова. Однако творения отца Сергия явились важным вкладом в современное православное мышление, при всем том на протяжении полувека они были несколько забыты. Но сейчас интерес к ним оживает, и на английском у нас есть хорошие переводы практически всего, что написал Булгаков. Так что мы должны знать и о нем. Но я бы не советовал начинать с Булгакова. Хотя, если начинать с него, то лучше начать с книги «Православная Церковь», в которой хорошо представлена православная экклесиология и не обсуждаются более сомнительные учения — Софиология, которую я нахожу трудной для понимания. Я также считаю, что стоит почитать творчество Николая Бердяева, хотя он не называл себя православным богословом, позиционировал себя как философа, религиозного мыслителя, потому некоторые его суждения довольно смелые. Он не претендовал на то, чтобы быть представителем официального учения современного православного богословия, но нам следовало бы, видимо, поучиться также у Бердяева. Сейчас мы видим нарождающуюся школу более молодых православных богословов в Америке. До этого я упоминал людей, которых уже нет с нами, но есть и те, кто сегодня живы, такие как отец Джон Бэр, Аристотель Папаниколау, Николас Костас, ставший монахом в монастыре Симонопетра на горе Афон. Так что мы видим появление новой группы богословов в Америке, выросших в западном мире. Этого, я думаю, достаточно для небольшого списка для чтения.
А что Вы скажите по поводу художественной литературы?
Конечно, очень важно для православных богословов и православных христиан в целом интересоваться миром литературы и искусства, поэзии, музыки. Мы не должны быть нецивилизованными, мы не должны быть «церковными мышами», интересующимися только тем, что происходит в четырех стенах здания храма, но должны быть творчески связаны с культурой нашей эпохи, и это включает литературу. Я не часто имею возможность свободно почитать литературу, но я определенно ценю таких писателей, как Ф. М. Достоевский, и, я полагаю, люди могут узнать много важного о православном богословии и русской душе, читая его произведения. Конечно, Достоевский не претендует на то, чтобы быть официальным глашатаем православного богословия. У него были серьезные трудности, чтобы провести свою книгу «Братья Карамазовы» через цензуру в царское время. Но из этого романа можно многому научиться у Достоевского.
Если мы возьмем искусство, то увидим возрождение православной иконографии, рисования фресок и икон в византийском стиле или, в случае России, в славяно-византийском стиле. Опыты над православной иконографией с использованием современных творческих приемов были не очень-то успешными. И все хорошие работы, которые делаются сегодня, основаны на строгих традиционных правилах и методах. Это интересно, потому что в случае музыки в течение всего XIX века русские церковные композиторы творили в музыкальном ключе своего времени. То же самое касается XX века: Чесноков и другие композиторы творили музыку по современным музыкальным нормам. Это делали и западные православные, такие как английский композитор Джон Тавенер. Так что, в то время как в живописи нам не представляется возможным использовать современные технические приемы, с музыкой мы справляемся гораздо лучше. Я не совсем понимаю, почему это так, но это представляет интерес. Нам определенно следует идти навстречу культуре нашего времени, но нам это очень часто не удается. Я думаю, что православные во Франции справляются с этим лучше, чем православные в Британии. Я бы порекомендовал журнал «Контакты», который печатается на французском языке в Париже — в нем часто встречаются статьи, связанные с культурой и литературой. Также я могу указать французских православных писателей, которые справились с этой проблемой. Я имею в виду Павла Евдокимова, русского по происхождению, и француза Оливье Клемана. Они перекинули мост через ту пропасть, что лежит между теологией и литературой. Я не уверен, что мы воспитали достаточно много людей такого рода в Английском Православии.
Что бы Вы посоветовали тем, кто только начинает свой путь богословского образования?
Во-первых, смотрите в будущее с надеждой, не смотрите на богословие просто как на обязанность, как на задачу, которую нужно исполнить, прежде чем вы сможете стать приходскими священниками, но сделайте максимум из того, что возможно сделать за семинарские годы. Очень часто люди видят время, проведенное в академии, как время постоянных испытаний. Но оно может также стать временем творческого развития. Постарайтесь найти духовного отца, который будет понимать значение богословского образования и будет вести вас.
И, наконец, последний вопрос. Что бы вы могли сказать тем молодым людям, студентам, кто все еще колеблется, кто пока еще не верит?
Вы должны показать богословие, прежде всего, как образ жизни. Православие — это не просто система верных доктрин, изложенных в теоретическом ключе. Православие — это не просто набор моральных правил, которые нужно применять лишь внешне. Православие — это образ жизни, определенный взгляд на мир, на Бога, на самих себя. Так что мы должны дать им понять, что Православие может изменить всю их жизнь. И в Православии, конечно же, основополагающим является наше предстояние Христу, наша вера в Святую Троицу. И я вижу два очень ценных дара в Православии. Первый — это Божественная литургия. Если они осознают чувство присутствия Бога в православном богослужении, это приведет их на верный путь. И, во-вторых, я очень глубоко ценю в Православии чувство общения со святыми, живую связь между теми, кто все еще находится в этом мире, и святыми, между Церковью воинствующей и Церковью торжествующей.
С владыкой Каллистом беседовал и перевел на русский иеромонах Афанасий (Букин).
