Доклад профессора М.В. Шкаровского, преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии, на конференции Свято-Тихоновского гуманитарного университета «Единство Церкви в эпоху богоборчества», г.Москва, 19-20 ноября 2010 г.

Существовавшее в 1927 – середине 1940-х гг. иосифлянское движение занимает особое, по своему уникальное место среди всех церковных течений в России в XX веке. К весне 1927 г. Русская Православная Церковь оказалась в сложном поло­жении. Проводимая властями политика ликвидации ее единого цен­тра (существование которого формально не признавалось) была близка к успеху. После смерти Патриарха Тихона в Церкви нарастали центробежные тенденции. Постоянные аресты иерархов, которые могли возглавить Высшее Церковное Управление, мешали создать стабильный канонический центр. Число Патриарших Ме­стоблюстителей и их Заместителей достигло 13, причем 12 из них находились в ссылке или заключении, а последний — архиепископ Углич­ский Серафим (Самойлович) оказался настолько малоизвестен, что часть епархий даже не знала о его существовании.

В этих условиях митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), один из Заместителей Патриар­шего Местоблюстителя, находясь в заключении, пошел на перего­воры с ОГПУ. Под угрозой ликвидации всей иерархии Патриаршей Церкви он согласился выполнить основные требования властей. Митр. Сергий избрал сотрудничество с властями после долгих коле­баний и попыток найти наиболее выгодный для Церкви путь ради сохранения преемственности «законного» Православия.

Антицерковная, антихристианская политика советского государ­ства в первые десятилетия после Октябрьской революции вызвала массовое сопротивление духовенства и мирян. В разные годы оно при­нимало различные формы. Особенно эта борьба обострилась в период так называемого «великого перелома» конца 1920-х — начала 1930-х гг.

Вплоть до 1927 г. попытки гражданских властей подчинить Пра­вославную Церковь, поставить ее под полный контроль, сделать в ко­нечном итоге придатком государственного аппарата (обновленческий, григорианский расколы и т.п.) в целом заканчивались неудачей. Ру­бежом в этом плане явилась легализация Временного Патриаршего Священного Синода (ВПСС) при митрополите Сергии, потребовавшая значительных уступок. «Декларация 1927 г.», допускавшая уход с позиций аполитичности, перемещения епископов по политическим мотивам и ряд подобных актов создавали новые условия взаимоотно­шений Патриаршей Церкви с государством. Именно с этого времени начал утверждаться почти тотальный контроль последнего над внутрицерковной жизнью. Такие компромиссы были негативно восприняты многими священнослужителями и мирянами.

Часть православного духовенства попыталась спасти Церковь от внедрения в нее чужеродных государственных начал. Возникшее в 1927 г. так называемое движение «непоминающих» (гражданской власти и митр. Сер­гия) было достаточно широко распространено по стране. Всего перво­начально насчитывалось более 40 архиереев, отказавшихся от административного подчинения Заместителю Патриаршего Местоблюсти­теля. Однако большинство из них не было связано между собой. Цен­тральное место занимала наиболее сильная и сплоченная, имевшая свою иерархию иосифлянская группа, получившая название по имени руководителя — митро­полита Ленинградского Иосифа (Петровых).

Важнейшие события произошли весной и летом 1927 г. Митр. Сергий был освобожден 27 марта, а 7 апреля архиеп. Сера­фим передал ему свои местоблюстительские полномочия.10 мая Владыка Сергий послал в НКВД ходатайство и, получив разрешение на управление Церковью, 18 мая созвал в Москве совещание епи­скопов, на котором выступил с проектом Временного Патриаршего Священного Синода. 20 мая митр. Сергий получил сообщение из НКВД о том, что «препятствий к деятельности этого органа впредь до утверждения его не встречается». Официальное заседание Синода состоялось 25 мая, в тот же день по епархиям было разослано постановление, в котором правящим архиереям предлага­лось организовать при себе Епархиальные советы и зарегистрировать их в местных органах вла­сти. Так было положено начало работе по созданию всей иерархически соподчиненной церковно-административной структуры Московской Патриархии на «законных» основаниях.[1]

29 июля митр. Сергий совместно с членами Синода выпустил «По­слание к пастырям и пастве» (Декларация 1927 г.). В котором говорилось: «Нам нужно не на словах, а на деле доказать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к Советской власти, мо­гут быть не только равнодушные к Православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для кото­рых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и пре­даниями, со всем его каноническим и богослужебным укладом. Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи».[2]

В научной литературе можно встретить утверждение, что имен­но Декларация послужила одной из основных причин массового не­довольства духовенства и верующих. Однако этот текст существенно не отличался от аналогичных посланий Патриарха Тихона 1923-1925 гг. Декларация митр. Сергия, составленная на высочайшем уровне церковной дипломатии, выглядела сверхлояльной, но фактически не несла почти ничего принципиально нового. Если бы уступки властям ограничились изданием Декларации, оппозиция митр. Сергию, вероятно, была бы не столь значительной, хотя несогласие с текстом этого документа возникло сразу же после публикации. Так, в сентябрьском послании с Соловков заключенных архиереев говорилось: «Мысль о подчинении Церкви гражданским установлениям выражена в такой категорической и безоговорочной форме, которая легко может быть понята в смысле полного сплете­ния Церкви и государства».[3]

Недовольство посланием митр. Сергия проявилось и в одной из важнейших епархий страны — Ленинградской. Так же как и в стране, обстановка здесь не отличалась стабильностью. С осени 1926 г. в «северной столице» возникло дви­жение сторонников высланного из города митрополита Иосифа, требовавших от властей возвра­щения Владыки в его епархию.[4] Обладая значительным авторитетом и реши­тельным характером, митр. Иосиф продолжал управлять епархией через своих викариев.

Вероятно, по настоянию ОГПУ 13 сентября 1927 г. митр. Сергий и Синод приняли постановление о переводе Ленинградского Владыки на Одесскую кафедру. Однако 28 сентября митр. Иосиф написал об отказе подчиниться указу. Это решение было во многом вызвано влиянием его ленинградских сторонников, занявших непримиримую позицию. Ситуацию обострил указ Сергия от 21 октября о поминовении властей по формуле: «О богохранимой стране нашей, о властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благо­честии и чистоте»[5] и об отмене поминовения епархиальных архиере­ев, находящихся в ссылке. Теперь уже не только сторонники митр. Иосифа, но и ряд других епископов стали выражать сомнения в пра­вильности выбранной митр. Сергием линии.

Основной причиной недовольства явилось то, что Заместитель Патриаршего Местоблюстителя допустил вмешательство граждан­ских властей в кадровую политику: проведение епископских хиро­тоний с согласия государственных органов, перемещение архиере­ев по политическим мотивам (за несколько месяцев было перемеще­но около сорока архиереев), замещение кафедр осужденных еписко­пов и т.п. Вскоре, ввиду серьезности положения, митр. Сергий взял на се­бя временное управление Ленинградской епархией, что, вероятно, могло бы осла­бить нарастающий в городе конфликт.[6] Однако ОГПУ явно недооценило масштабы возможного сопротивления просоветской церковной политике митр. Сергия, и он не получил разре­шения властей на приезд в Ленинград.

Уже в ноябре некоторые приходы «северной столицы» перестали поминать за бого­служением имя митр. Сергия, прекратили приглашать временно управлявшего от его имени епархией епископа Петергофского Николая (Ярушевича) как сторонника сергиевской политики и выделять денежные средства на содержание епархиального руководства. «Многие из тех пастырей, которые в годы борьбы с обновленчеством показали себя стойкими борцами за чистоту православия, выступили теперь против митр. Сергия». В его политике «они видели прямое искажение чистоты Православия и порабощение Церкви государством». По мнению митр. Иоанна (Снычева), Патриарший Синод со­вершил серьезную тактическую ошибку, слишком поспешно проводя новую церковную политику, без учета подготовленности к ней ве­рующих.[7]

Группа духовенства и мирян Ленинграда в надежде предотвра­тить надвигавшееся разделение и заставить митр. Сергия изменить избранный им курс отослала в начале декабря специальное обраще­ние, составленное настоятелем кафедрального собора Воскресения Христова прот. Василием Верюжским:

«1. Отказаться от намечающегося курса по­рабощения Церкви государству.

2. Отказаться от перемещений и на­значений епископов помимо согласия на то паствы и самих переме­щаемых и назначаемых епископов.

3. Поставить Временный Патриарший Синод на то место, которое было определено ему при самом его уч­реждении в смысле совещательного органа, и чтобы распоряжения исходили только от имени Заместителя.

4. Удалить из состава Сино­да прорекаемых лиц.

5. При организации Епархиальных Управлений долж­ны быть всемерно охраняемы устои Православной Церкви, каноны, постановления Поместного Собора 1917-1918 гг. и авторитет епи­скопата.

6. Возвратить на ленинградскую кафедру митр. Иосифа (Петровых).

7. Отменить возношение имени Заместителя.

8. Отме­нить распоряжение об устранении из богослужений молений о ссыльных епископах и о возношении молений за гражданскую власть».[8]

Согласно протоколам допросов о. Василия Верюжского (от 20 ап­реля и 8 мая 1931 г.), важной вехой в организационном оформлении иосифлян стало собрание 24 ноября 1927 г. на квартире прот. Феодора Андреева. На нем, кроме хозяина, присутствовали еп. Димитрий (Лю­бимов), прот. Василий Верюжский, приехавший из Москвы профессор М.А. Новоселов и настоятель Киево-Печерской Лавры архим. Ермоген (Голубев). Было решено написать несколько обраще­ний к Заместителю Местоблюстителя.

Еще до получения ответа на обращение о. Василия, 12 декабря, делегация представителей ленинградского духовенства и мирян, в которую вошли еп. Димитрий (Любимов), прот. Викторин Добронравов, миряне И.М. Андреевский и С.А. Алексеев (Аскольдов), передала митр. Сергию еще три протестных послания. Одно из них от имени ученых Академии наук и профессуры ленинградских вузов было написано профессором Военно-юридической академии С.С. Аб­рамовичем-Барановским, второе подписали шесть архиереев: архи­епископ Гавриил (Воеводин) и епископы Димитрий (Любимов), Сергий (Дружинин), Григорий (Лебедев), Стефан (Бех), Серафим (Протопопов). В числе этих посланий было письмо группы свя­щенников и мирян от 9-11 декабря 1927 г., составленное магистром богословия прот. Феодором Андреевым. Митр. Сергий принял де­легацию и вступил с ней в острую дискуссию, в которой отверг все просьбы и пожелания о перемене церковного курса.

14 декабря Заместитель Местоблюстителя вручил одному из членов деле­гации свой отзыв на обращение о. Василия Верюжского, в котором писал, «что отпадение в раскол отдельной части церковного орга­низма будет менее болезненным для Церкви, чем раздробление всего организма Русской Православной Церкви вследствие ее нелегально­го положения в советском государстве».[9]

После возвращения делегации в Ленинград епископ Гдовский Ди­митрий и епископ Нарвский Сергий, взяв на себя инициативу, подписали акт отхода от митр. Сергия (13/26 декабря). Акт об отделении был зачитан в кафедральном храме Воскресения Христова: «…Не по гор­дости, да не будет сего, но ради мира совести, отрицаемся мы лица и дел бывшего нашего предстоятеля, незаконно и безмерно превысив­шего свои права и внесшего великое смущение… Посему, оставаясь, по милости Божией, во всем послушными чадами Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, сохраняя апостольское преемство чрез Патриаршего Местоблюстителя Петра, Митрополита Крутицко­го, и имея благословение нашего законного Епархиального Митро­полита, мы прекращаем каноническое общение с Митрополитом Сергием и со всеми, кого он возглавляет: и впредь до суда «со­вершенного собора местности», т.е. с участием всех православных епископов или до открытого и полного покаяния пред Святою Цер­ковью самого Митрополита Сергия…». Уже в январе 1928 г. еп. Ди­митрий объявил митр. Сергия безблагодатным и потребовал немед­ленного разрыва молитвенного общения с ним.[10]

В ответ Заместитель Местоблюстителя и Синод 30 декабря приняли постановление о запрещении в священнослужении отошедших ленинградских епископов Димитрия (Любимова) и Сер­гия (Дружинина), зачитанное в Никольском Богоявленском соборе еп. Николаем (Ярушевичем). С этого времени официальная Церковь стала считать не подчинившихся священнослужителей раскольниками. Решение ленинградских викариев отойти от митр. Сергия было принято самостоятельно, тем не менее, до его официального провоз­глашения митр. Иосиф благословил готовившийся отход. Сам же Владыка оставался пре­бывать в молитвенно-каноническом общении с Заместителем Пат­риаршего Местоблюстителя до февраля 1928 г.

Митр. Иосиф 6 февраля 1928 г. подписал акт отхода от митр. Сер­гия в составе Ярославской епархии. Взяв на себя руководство епархией, Владыка Иосиф пытался объ­единить «ярославскую группу» с ленинградскими иосифлянами, но митрополит Ярославский Агафангел решил управлять самостоятельно, без какого бы то ни было слияния с другими оппозициями, а уже 16 мая 1928 г. частич­но примирился с митр. Сергием. Пик влияния иосифлян пришелся на первую половину 1928 г., тем не менее, далеко не все непоминающие открыто присоединились к ним.[11]

За акт официального отделения от митр. Сергия власти из Ростова, где Владыка Иосиф проживал с сентября предыдущего года, заменяя поначалу отсутствующего архиерея, 29 февраля 1928 г. выслали его обратно в Николо-Моденский монастырь. Это существенно осложнило руководство набиравшим силу иосифлянским движением или как его позднее стали называть – Истинно-Православной Церковью. Данный термин ввел сам митрополит Петроградский, употребив его в 1928 г. в одном из своих писем. По пути в Николо-Моденский монастырь Владыка Иосиф «по делу ликвидации личного имущества» заезжал в Ленинград, где согласно сообщению местного Полномочного Представительства ОГПУ, «убеждал всех крепко стоять за него, ни в каком случае не каяться перед митрополитом Сергием (наоборот, говорил Иосиф, митрополит Сергий должен перед нами каяться). «Пусть я буду сослан, казнен, – говорил Иосиф, – но не покину тех, кто идет за мной».»[12]

Согласно другому свидетельству агентов ОГПУ, во время посещения Ленинграда Владыка дал своим сторонникам указания: «Двадцатки создавать из надежных, проверенных лиц, отрицательно относиться к лицам, приходящим в организацию из обновленцев и сергиевцев, так как оттуда возможна провокация».[13]

Стремясь овладеть ситуацией, митр. Сергий 10 февраля назначил в «северную столицу» митрополита Серафима (Чичагова), что, однако, не погасило страсти. Новый архиерей захотел поставить перед Тучковым в качестве условия своего приезда в Ленинград «недопущение туда митр. Иосифа». Наконец, Синод прибег к более жестким мерам и своим решением от 27 марта уволил с кафедр и запретил в священнослужении митр. Иосифа и единомысленных с ним епископов. По словам митр. Иоанна (Снычева), «все указанные архиереи… решительно пренебрегли запрещением и продолжали служить и управлять епархиями». В середине апреля митр. Иосиф письмом просил Е. Тучкова снять с него обвинения и допустить в Ленинград. Это была его последняя попытка апелляции к властям.[14]

До тех пор, пока митр. Иосиф жил в Николо-Моденском монастыре, с ним можно было поддерживать регулярные и обширные контакты. К Владыке постоянно ездили курьеры, привозившие ему известия о событиях, указы на подпись, материальную помощь, и увозившие с собой практические указания, письма, разъяснения и архипастырские советы. Так в материалах следственного дела архиеп. Димитрия и его сподвижников 1930 г. сохранилось несколько писем митрополита прот. Николаю Прозорову. В одном из них летом 1928 г. Владыка писал: «Возможности возвращения в Ленинград я не верю и этим не ослабляюсь, а даже укрепляюсь больше в решимости стоять за правое дело. Чем меньше тут моего личного благополучия и заинтересованности, тем лучше для дела». Особый интерес представляет обращение прот. Н. Прозорова с просьбой ответить на вопросы, выдвинутые пастырями Пензенской епархии из присоединившихся к иосифлянам приходов, и ответы митр. Иосифа от 22 февраля 1929 г. Сергианских священников Владыка предлагал принимать в сущем сане (в случае хиротонии без нарушения церковных правил) с покаянием и епитимией в виде временного воздержания от священствования от двух недель до месяца. На вопрос же нужно ли помазывать св. миром крещеных обновленцев и сергиан, митрополит ответил: «Обновленческих – да, помазывать св. миром, но «сергианских» – пока нет! ибо они – «сергиане» по недоразумению, в стадии происходящего еще разрешения этого дела». [15]

Большое значение для судьбы иосифлянского движения имела позиция находящихся в лагерях и ссылках иерархов, и, прежде всего находившихся в заключении на Соловках. Отношение многих соло­вецких епископов к Декларации митр. Сергия первоначально было отрицательным. В дальнейшем их позиция изменилась. Опасения перед нараставшим расколом Церкви оказался сильнее, и, сделав ряд канонических поправок (которые митр. Сергий так и не учел), в но­ябре 1927 г. на собрании 15 архиереев (из 30 находившихся в то время на Соловках) соловецкие епископы декларацию приняли «в целом» и осудили действия еп. Димитрия (Любимова).[16]

И все же иосифлянам удалось довольно быстро — к лету 1928 г. — распространить свое влияние далеко за пределы Ленинградской области — в Новгородскую, Псковскую, Тверскую, Вологодскую, Витебскую епархии. В Великоустюжской епархии часть приходов увлек за собой епископ Никольский Иерофей (Афоник), в Архангельской — епископ Каргопольский Василий (Докторов). Эти Владыки быстро установили связи с ленинградскими иосифлянами. В Московской епархии движение охватило города Коломну, Волоколамск, Клин, Загорск, Звенигород, но признанным центром стал Серпухов. В мае 1928 г. сюда был назначен иосифлянского поставления епископ Максим (Жижиленко). Семь храмов находилось в разделении в Москве. На Украине наибольших успехов иосифляне добились в Киеве, Харьковском, Сумском и Полтавском округах. К ним присоединились живший в Харькове епископ Старобельский Павел (Кратиров) и епископ Бахмутский и Донецкий Иоасаф (Попов) из г. Новомосковска.[17] В Центрально-Черноземной области и на юге России десятки иосифлянских, или, как еще их называли здесь «буевских» приходов возглавил епископ Козловский, управляющий Воронежской епархией Алексий (Буй). Его представителем на Северном Кавказе стал епископ Майкопский Варлаам (Лазаренко). Отдельные приходы присоединились к иосифлянам на Урале, в Татарии, Башкирии, Казахстане, в городах Красноярске, Перми, Енисейске, Арзамасе, Смоленске.

Параллельно с ленинградским в декабре 1927 г. возникло самостоятельное разделение во главе с тремя епископами – Виктором (Островидовым), Иларионом (Бельским) и Нектарием (Трезвинским) в Вятской и Вотской (на территории Удмуртии) епархиях. Оно получило название «викторианского движения» и быстро объединилось с иосифлянским. В целом же волна отхода от митр. Сергия охватила меньшую часть территории страны. Согласно данным государственных органов регистрации, за Заместителем Патриаршего Местоблюстителя последовало до 70% приходов (в 1928 г. 8-9% приходов отпали в «автокефалию» — иосифлянство, викторианство и т.п., около 5% подчинялось григорианскому Церковному Совету и около 16% — обновленческому Синоду).[18] Так как в конце 1927 г. в стране имелось примерно 30 тысяч действующих православных храмов — иосифлянскими по этим, вероятно, несколько заниженным данным, являлись 2400-2700 или до 11,5% приходов Патриаршей Церкви. Численность же иосифлянского духовенства как белого, так и черного, составляла, по подсчетам автора, как минимум 3,5 тысячи человек.

Подобное общесоюзному положение существовало и в Ленинградской епархии. Хотя движение «непоминающих» в ней было значительно шире, открыто присоединился к иосифлянам по уточненным данным 67 приходов, в том числе 21 в Ленинграде (из примерно 100 принадлежавших в северной столице к Патриаршей Церкви). Всего, по словам самих сторонников митр. Иосифа, в епархии их поддерживало около 300 священников и монахов, а также несколько сотен монахинь. По оценке автора, их действительно могло быть в общей сложности до 500 человек. Но это была меньшая часть духовенства епархии (не более 25% священнослужителей).

На ситуации в Ленинграде сказались многообразные меры увещания и прещения митр. Сергия, например, оглашенное в воскресное богослужение почти во всех храмах города его послание от 30 января 1928 г. «К архипастырям, пастырям и верным чадам Православной Церкви Ленинградской епархии».[19] Важным фактором стали активные действия специально присланных в «северную столицу» сторонников митр. Сергия авторитетных архиереев — назначенного Ленинградским митрополитом Владыку Серафима (Чичагова) и епископа Серпуховского Мануила (Лемешевского). Свое воздействие, конечно, оказала и позиция государственных органов.

Иосифлянское движение с самого начала приобрело политическую антиправительственную окраску, выйдя за чисто религиозные рамки. Не без оснований некоторые исследователи считают, что «ядро идеологии иосифлянского раскола — отрицательное отношение к отечественной советской действительности, а церковно-канонические мотивы лишь внешняя оболочка».[20] В трагические годы великого перелома движение имело немалую оппозиционную властям социальную базу. Очевидцы вспоминали: «В церкви Воскресения-на-Крови тогда было очень много народу… Сюда хлынула масса раскулаченных… Сюда приходили все обиженные и недовольные. Митрополит Иосиф невольно стал для них знаменем».[21] Не случайно одним из основных требований всех «непоминающих» было отстаивание постановления Всероссийского Поместного Собора от 15 августа 1918 г. о свободе политической деятельности членов Церкви. И государственные органы, по свидетельству архивных документов, расценивали именно иосифлян как своих главных противников среди всех религиозных течений и конфессий.

Наиболее активных участников движения из среды мирян можно условно разделить на три категории: представители ученой интеллигенции, которые по своим религиозным взглядам не могли идти на сделку с совестью; фанатично верующие люди — блаженные, юродивые, странники, провидцы и т. п.; представители социальных слоев, недовольных новым строем, именно они придавали движению политическую окраску. В иосифлянском же духовенстве имелось особенно много людей идейных, отличавшихся нравственной чистотой, широко в нем было представлено монашество. Даже еп. Мануил (Лемешевский), сторонник митр. Сергия, в проповеди 29 апреля 1928 г. в ленинградском Троицком соборе с уважением отзывался о своих противниках: «Отпали, откололись наилучшие пастыри, кото­рые своей непорочностью в борьбе с обновленчеством стояли много выше других».[22]

Конечно, и в духовенстве, объединявшем противников политики митр. Сергия и советской власти, имелись самые разнообразные течения. Некоторые из самых стойких иосифлян отличались либеральными взглядами — прот. Иоанн Стеблин-Каменский, другие были убежденными монархистами — еп. Варлаам (Лазаренко). Причем монархическая тенденция постепенно усиливалась. Логика ожесточенной борьбы доводила до крайности. Неслучайно многие верующие называли собор Воскресения Христова в Ленинграде «белым храмом», в противоположность «красным» церквам.

Неоднородность состава иосифлян определяла и различие их взглядов в церковных вопросах. Большинство смотрело на митр. Сергия, как на иерарха, превысившего свои полномочия и допустившего по этой причине неправильные действия, а часть видела в нем настоящего отступника от Православия, предателя и убийцу церковной свободы, общение с которым невозможно даже в том случае, если его действия признает сам Патриарший Местоблюститель. Последние говорили: «Если только митр. Петр признает законным послание митр. Сергия и вступит с ним в молитвенное общение, тогда мы прервем молитвенное общение с митр. Петром и священниками, возносящими его имя. Если и все церкви отберут от нас, тогда мы будет совершать молитвы в подвалах тайно. При гонении на веру Христову, подражая первовековым христианам, мы пойдем с радостью на костры и в тюрьмы, но не допустим добровольно, чтобы в Церкви Божией был хозяин антихрист коммунист Тучков. За свободу Церкви мы готовы умереть».[23]

К выразителям умеренных взглядов из руководителей движения принадлежали сам митр. Иосиф, еп. Сергий (Дружинин), прот. Василий Верюжский; более жесткую позицию, доходившую до отрицания таинств сергиан, занимали еп. Димитрий (Любимов), прот. Феодор Андреев, свящ. Николай Прозоров и профессор М.А. Новоселов. Частично эти различия были связаны с политическими пристрастиями. Однако из определенного различия взглядов в среде иосифлян вовсе не следовало (как посчитали некоторые следователи ОГПУ), что иосифлянское движение в дальнейшем раскололось на две группировки – «левую» во главе с митрополитом Ленинградским и «правую» во главе с архиепископом Гдовским. Владыка Димитрий пока было возможно — до осени 1929 г. — поддерживал постоянную связь с жившим в ссылке в Никольском Моденском монастыре митр. Иосифом, с уважением относился к нему и старался исполнять почти все его указы.

Существует традиция называть иосифлян раскольниками. Она восходит к указу митр. Сергия и Временного Священного Синода от 6 августа 1929 г., фактически приравнявшего их к обновленцам и григорианам: «Таинства, совершенные в отделении от единства церковного… последователями быв. Ленинградского митр. Иосифа (Петровых), быв. Гдовского епископа Димитрия (Любимова), быв. Уразовского епископа Алексия (Буй), как тоже находящихся в состоянии запрещения, также недействительны, и обращающихся из этих расколов, если последние крещены в расколе, принимать через таинство Св. Миропомазания».[24] Сами же иосифляне себя раскольниками никогда не считали и действительно ими не были. Все сторонники митр. Иосифа признавали главой Русской Православной Церкви пребывавшего в тюрьмах и ссылках Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра (Полянского). Участники движения не придерживались особенных обрядов и не пытались создать самостоятельную параллельную Церковь.

Главной тактической целью иосифлян было привлечение на свою сторону большей части духовенства, прежде всего епископата, и, в конечном счете, завоевание Высшего Церковного Управления в существующей Патриаршей Церкви. Именно поэтому ленинградские архиереи вышли из области своих полномочий — обращались с архипастырскими посланиями в различные города с целью склонить на свою сторону духовенство и мирян, рукополагали священников и с мая 1928 г. начали совершать хиротонии тайных епископов для других епархий. Всего иосифлянами по некоторым сведениям было поставлено более 20 таких архиереев.

Со временем тактика иосифлян менялась. Так, на январском 1928 г. акте отхода воронежского духовенства от митр. Сергия Владыка Иосиф написал резолюцию: «Управляйтесь сами, самостоятельно — иначе погубите и меня и себя». Аналогичные ответы разослал митрополит и другим сочувствовавшим ему архиереям, таким образом, показывая, что в тот период он не желал централизации движения и брал на себя лишь идейное руководство. Но уже вскоре стало ясно, что для завоевания Высшего Церковного Управления нужна иерархически соподчиненная, сплоченная и хорошо организованная сила. И весной 1928 г. митр. Иосиф заявлял прот. Николаю Дулову о необходимости создания какого-нибудь центра для объединения движения. В это время он даже высказывал идею о том, чтобы провозгласить себя Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, но впоследствии еп. Димитрий отговорил Владыку от подобного шага.[25] Следует отметить существование свидетельств о заявлениях митр. Иосифа, что Патриарх Тихон еще в 1918 г. тайно назначил его своим первым Заместителем.

Весной 1928 г. иосифлянское движение оформилось организационно и идеологически. Важным этапом здесь стало майское совещание руководителей иосифлян в их «главном штабе» — на квартире прот. Феодора Андреева (Лиговский. пр., д. 21а). Кроме хозяина в нем участвовали епископы Димитрий (Любимов), Алексий (Буй), влиятельный московский протоиерей Николай Дулов и проф. М.А. Новоселов. Должен был придти и епископ Сергий (Дружинин), но он по каким-то причинам не смог. Важнейшим итогом совещания стало распределение сфер влияния. Владыка Димитрий поручил епископу Алексию управление всем югом России и Украиной, в том числе окормляемыми ранее им самим приходами, мотивируя это их удаленностью от Ленинграда.[26]

Таким образом, в мае 1928 г. организационная стадия иосифлянского движения в основном завершилась. Окончательно ставший после ссылки в феврале 1928 г. митр. Иосифа руководителем движения епископ Димитрий был признан в этом качестве всеми другими вождями движения. Кроме того, весной 1928 г. он непосредственно окормлял иосифлянские приходы на Северо-Западе России, частично на Украине, Кубани, Ставрополье, в Московской, Тверской, Витебской и других епархиях, викториан бывшей Вятской губернии и Удмуртии.

В это же время завершилось создание идеологической базы движения. Весной 1928 г. ленинградскими иосифлянами было написано несколько программных и агитационных документов. Стремясь канонически обосновать свой отход от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и снять обвинения со стороны части православного епископата, они в марте в специальном документе «Почему мы отошли от митрополита Сергия» в виде резюме из 10 разделов изложили ряд основных правил, являвшихся основанием для отделения: «Мы идем за своим каноническим митрополитом Иосифом, от которого не должны отступать и прекращать возношений его имени и в Божественном тайнодействии, «прежде соборного рассмотрения», какового не было … В действиях митр. Сергия усматривается наличие ереси и даже худшего ее, что дает право на отхождение «прежде соборного рассмотрения» даже и от Патриарха» и т.д.[27]

Несколько листовок, предназначенных для широкого распространения, в том числе очень популярную «Об исповедничестве и подвижничестве» написал прот. Феодор Андреев. Кроме того, он и профессор М.А. Новоселов стали авторами знаменитой брошюры «Что должен знать православный христианин?», проходившей позднее в качестве вещественного доказательства на всех судебных процессах над иосифлянами. В числе агитационных текстов, распространявшихся иосифля­нами, оказалось и документы Русской Православной Церкви за границей.

В борьбе митр. Сергия за высшую церковную власть большое значение имела поддержка государственной власти и ее резко враж­дебное отношение к иосифлянам. Репрессии властей начались уже в 1928 г.: были арестованы противники политики митр. Сергия в Воронеже, Москве, Никольске, Вятской епархии и т.д.[28]

Борьба иосифлян вызывала симпатии к ним в различных слоях духовенства и епископата. Так, один из авторитетных членов «яро­славской группы», архиепископ Угличский Серафим (Самойлович), летом 1928 г. частично примирившийся с митр. Сергием, 7/20 января 1929 г. из Буйничского Свято-Духова монастыря под Могилевом, где находил­ся в ссылке, написал яркое антисергианское послание «Возлюб­ленным о Господе архипастырям, пастырям и пасомым Православ­ной Российской Церкви», в котором говорилось: «В части админи­стративной, по управлению церковными делами мы рекомендовали бы всем верным о Господе принять к руководству воззвание почив­шего Высокопреосвященнейшего Агафангела, митрополита Яро­славского, от мая 1922 г. и наш циркуляр от 16/29 декабря 1926 г., об­ращаясь в крайней нужде к Высокопреосвященнейшему митрополи­ту Иосифу (Ленинградскому), от которого мы восприяли 16/29 де­кабря 1926 г. права Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, и с которым мы находимся в одинаковом ссыльном положении».[29] За это послание архиеп. Серафим был арестован, осужден на 5 лет лагерей и отправлен на Соловки. Послание имело для иосифлян большое значение, так как в нем один из самых авто­ритетных иерархов фактически признал митр. Иосифа главой Церкви.

В целом в условиях конца 1920-х гг. у иосифлян почти не было шансов доминировать в Русской Православной Церкви. Государст­венная религиозная политика того времени поддерживалась вековой традицией отношения Церкви к светской власти и нежеланием большей части епископата и духовенства уходить в подполье в слу­чае необходимости. Одна из причин поражения иосифлянства за­ключалась в резком ужесточении антирелигиозных акций советского режима в конце 1920-х — 1930-х гг. Тактика привлечения на свою сторону духовенства путем агитации, назначения священников и епископов для других епархий в условиях советской действительности тех лет была обречена на поражение. Кроме того, иосифляне явно недооце­нили «политическую усталость» религиозных масс после нескольких лет революции и гражданской войны, ее нежелание идти на конфронтацию с властью. В этих условиях сложные вопросы «каноничности — неканоничности» тех или иных поступков митр. Сергия отступали на второй план.

Неверным является утверждение, что движение постепенно угасло само. Несомненно, главной причиной его упадка стали широкомасштабные репрессии органов ОГПУ. Документы Центрального государственного архива Санкт-Петербурга свидетельствуют, что из 21 иосифлянского храма города лишь шесть перешли затем под управление митр. Сергия, 15 же были закрыты властями. Несколько приходов епархии присоединились к иосифлянам осенью 1928 г. А нижний храм церкви Воскресения Христова (Малоколоменской) в Ленинграде стал иосифлянским 31 октября 1929 г., но в марте 1932 г. церковь была закрыта и снесена.[30]

Постепенно гонения на иосифлян нарастали, архиеп. Димитрий был арестован 29 ноября 1929 г. и постановлением Коллегии ОГПУ от 3 августа 1930 г. приговорен к 10 годам концлагеря. Сменившего его в качестве руководителя течения еп. Сергия (Дружинина) через год постигла та же участь. Оба они погибли в середине 1930-х гг. Настоятель кафедрального собора Воскресения Христова прот. Василий Верюжский был арестован 3 декабря 1929 г.[31] 18 ноября 1930 г. закрыли и сам собор.

Однако в 1930 г. «автокефалия» иосифлян не распалась, как считают многие исследователи. Хотя в 1931-1932 гг. в Ленинграде и пригородах сохранились лишь девять их официально незакрытых церквей, общественная деятельность сторонников митр. Иосифа не прекратилась, а ее антиправительственная окраска даже усилилась. Роль центрального храма перешла к церкви св. Моисея на Пороховых. Фактически иосифлянская епархия просуществовала до 1933 г.[32]

Ряд ученых считают, что в 1933 г. с легальной деятельностью «непоминающих» было покончено. Это не так, хотя в том году в Москве был закрыт их последний храм. Аналогичные попытки предпринимались в Ленинграде. Еще в 1932 г. была уничтожена одна из основных опор иосифлян — монашество. В одну ночь 18 февраля в ленинградских тюрьмах исчезли практически все оставшиеся на свободе иноки, а также связанные с монастырями представители приходского духовенства и мирян — всего около 500 человек.[33] И все-таки все 1930-е гг. в «северной столице» действовал последний легальный иосифлянский храм Пресв. Троицы в Лесном. Его община перешла в Московский Патриархат только в 1943 г.

Второй после 1929-1933 гг. пик репрессий иосифлян пришелся на 1937-1938 гг., когда выявлялись скрывавшиеся священнослужите­ли и уничтожались отбывавшие сроки заключения вожди движения. Так, например, в 1938 г. в Арзамасе были арестованы члены тайной иосифлянской общины во главе со священником Иоанном Ходоровским. Его и несколько монахинь-странниц расстреляли. В 1937 г. были аресто­ваны и расстреляны: 17 сентября — епископы Сергий (Дружинин) и Григорий (Лебедев), 16 ноября — бывший ключарь собора Воскресения Христова протоиерей Никифор Стрельников, 20 ноября — митрополит Иосиф (Петровых) и др.[34]

Середину 1940-х гг. можно считать фактическим концом иосифлянского движения. Последние его представители окончательно теряют свою обособленность. Значительная часть из немногих выживших в лагерях известных иосифлянских деятелей примирилась с Патриархией — протоиереи Василий Верюжский, Алексий Кибардин, Константин Быстреевский, Петр Белавский и др. За ними последовала и их прежняя паства.

Другая часть представителей иосифлянского движения, до конца оставшаяся непримиримой, полностью слилась с катакомбниками, составив в их среде особую традицию. Произошло окончательное разделение «левого» и «правого» крыла иосифлян. К числу непримиримых относилось большинство бывших «буевцев». Центральное Черноземье России — второй по значению регион деятельности иосифлян, стало основной «базой» катакомбников.[35]

Таким образом, хронологическими рамками иосифлянского движения являются 1927 – середина 1940-х гг., в то время как Катакомбная Церковь смогла просуществовать до падения советской власти. Иосифляне стали заметным явлением в церковной жизни рассматриваемого периода. Они попытались осуществить третий (отличный от катакомбного или избранного митр. Сергием) путь для Православной Церкви в СССР – легальной или полулегальной оппозиции. Движение потерпело поражение прежде всего вследствие резко антирелигиозной, бескомпромиссной политики советского режима в конце 1920-х — 1930-х гг. Однако, борьба иосифлян показала силу нравственного сопротивления русского народа утверждавшемуся тоталитарному режиму, явила целый сонм святых Новомучеников и Исповедников, многие из которых были причислены к лику святых как Зарубежной Русской Церковью (1981 г.), так и Русской Православной Церковью Московского Патриархата (2000 г.).

[1] Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917-1945. Париж, 1977. С. 414-417.

[2] Известия. 1927. 19 августа.

[3] Регельсон Л. Указ. соч. С. 436.

[4] Русская Православная Церковь 988-1988. Выпуск 2. М., 1988. С. 40; Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 1, 30.

[5] Иоанн (Снычев), митр. Расколы// Христианское чтение. 1991. № 6. С. 19.

[6] Краснов-Левитин А. Лихие годы. 1925-1941. Париж, 1977. С. 97; Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 7384, оп. 33, д. 321, л. 159.

[7] Иоанн (Снычев), митр. Указ. соч. С. 19.

[8] Регельсон Л. Указ. соч. С. 136, 137.

[9] Андреев И.М. Делегация Ленинградской епархии у митр. Сергия в 1927 г. в Москве Православная жизнь. 1973. № 1. С. 24; В объятиях семиглазового змия. Монреаль, 1984. С. 90.

[1]0 Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве Высшей Церковной власти 1917-1943. М., 1994. С. 565; Иоанн (Снычев), митр. Указ. соч. С. 27.

[11] Шкаровский М.В. Иосифлянство: течение в Русской Православной Церкви. СПб., 1999. С. 19.

[12] «Сов. Секретно. Срочно, Лично. Тов. Тучкову» и не только ему. Донесения из Ленинграда в Москву, 1928-1930 годы / Публ. А. Мазырина // Богословский сборник ПСТБИ. 2003. № 11. С. 336.

[13] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. арх.-след. дел, д. П-78806, т. 2, л. 483.

[14] Антонов В. Священномученик митрополит Иосиф в Петрограде // Возвращение. 1993. № 4. С. 51.

[15] Его же. Петроградские священномученики протоиерей Сергий Тихомиров и отец Николай Прозоров // Возвращение. 1996. № 1 (9). С. 19-20; АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-78806, т. 2, л. 483, т. 4, л. 106-111.

[16] Резникова И. Православие на Соловках. Спб., 1994. С. 27.

[17] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Москве и Московской области (АУФСБ МО), ф. архивно-следственных дел, д. 28850; Центральный государственный архив общественных организаций Украины (ЦГАООУ), ф. 263, оп. 1, д. 65744.

[18] Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка обновленческого раскола русской православной церкви. Казань, 1970. С. 335.

[19] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 321, л. 147.

[20] Цит. по: Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия — григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие. Их особенность и история. Куйбышев, 1966. Рукопись. С. 5.

[21] Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 10.

[22] Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х годов XX столетия. С. 202-203.

[23] Его же. Расколы. С. 35.

[24] Регельсон Л. Указ. соч. С. 168-169.

[25] Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИВО), ф. 9323, оп. 2, д. П-24705, т. 4, л. 458, 631.

[26] Там же, т. 1, л. 16.

[27] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России. С. 584-585.

[28] ЦГА СПб, ф. 56, оп. 3, д. 2, л. 99.

[29] ГАОПИВО, ф. 9323, оп. 2, д. П-24705, т. 6, л. 83.

[30] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-28774, П-42182, П-66675; ЦГА СПб, ф. 4914, оп. 3, д. 2, л. 50, 200, 206, 210.

[31] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-78806.

[32] ЦГА СПб, ф. 1000, оп. 50, д. 29, л. 18, 20.

[33] Краснов-Левитин А. Указ. соч. С. 222; Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 102-106.

[34] Справка УФСБ РФ по Тверской области № 10/1058 от 15 июля 1994 г.; Польский М. Указ. соч. Т. 2. С. 1; Хрусталев М. Ю., Гусев О. А. Митрополит Петроградский Иосиф (Петровых) в сонме новомучеников и исповедников Рос­сийских // Устюжна: Историко-литературный альманах Вып. 2. Вологда, 1993. С. 151; Московский церковный вестник. 1993. № 4. С. 5; Справка Комитета национальной безопасности Республики Казахстан № 11/1-762 от 15 сентября 1994 г.

[35] Клибанов А.И. Конкретные исследования современных религиозных верований (Методика, организация, результаты). М., 1967. С. 13.