Существенные свойства Церкви Христовой изложены в Никео-цареградском Символе веры, где она называется: единою, святою, соборною и апостольскою.
Раскрывая первое из этих существенных свойств, а именно единство Церкви, пособия по православному догматическому богословию говорят о том, что Церковь едина по своему началу и основанию, своему устройству внешнему и внутреннему, по своей цели.
О единстве Церкви, как ее существенном свойстве единогласно учили святые отцы и учителя Церкви. Святой Ириней Лионский писал: «хотя Церковь рассеяна по всей вселенной до конец земли … одинаково верует … как бы имея одну душу и одно сердце, и согласно проповедует о сем, учит и передает, как бы имея единые уста». Тертуллиан учил, что «всякого рода вещь должна быть оцениваема по своему началу. Итак, сколько и такое множество церквей составляют одну первую Церковь, основанную апостолами, от которой все. Все они первые и все апостольские, когда все показывают одно и то же единство, и когда есть между ними общение мира и наименование братства, и взаимное гостеприимство».
В «Основных принципах отношения к инославию», принятых Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 года, говорится, что «общины, отпавшие от единства с Православием, никогда не рассматривались как полностью лишенные благодати Божией. Разрыв церковного общения неизбежно приводит к повреждению благодатной жизни, но не всегда к полному ее исчезновению в отделившихся общинах. <…> Но, признавая необходимость восстановления нарушенного христианского единства, Православная Церковь утверждает, что подлинное единство возможно лишь в лоне Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Все иные «модели» единства представляются неприемлемыми».
Однако современный мир все больше говорит об иных моделях единства, с Христом и Его Церковью никак не связанным. Как сказал в одной из своих проповедей протопресвитер Александр Шмеман: «О единстве и всеединстве говорит и учит древняя дохристианская философия, о стремлении к единству свидетельствуют мистики и духовидцы всех времен. Это стремление чувствует и воплощает искусство. И вне этого стремления, проще рассказать, вне любви, и мир, и жизнь становятся сразу же адом, леденящей душу борьбой всех со всеми».
Империализм (глобализация) – искаженное единство, имеющее фундамент не во Христе, а в том, кто Ему противостоит. Человечество с древнейших времен знает такую форму государственного устройства, как империю, объединяющую в своих границах государственные образования с разным уровнем культурного, политического и экономического развития. Многие из завоевателей Древнего мира мечтали о создании всемирной империи. Но лишь к началу XX века появились исторические и экономические предпосылки для реальной возможности ее создания.
Так называемое «Новое время» стало временем постепенного перехода от целостного (как сейчас принято говорить «холистического») восприятия мира к фрагментарному. А.Ф. Лосев в «Диалектике мифа» писал, что «… понятие Бога есть условие и цель мыслимости бытия, как всего бытия, как цельного бытия. Вот почему понятие Бога рушится одновременно с разрушением интуиции цельности бытия вообще. Новоевропейская мысль не только отринула реальность Бога. Одновременно пришлось отринуть и реальность очерченного и обозримого космоса, т.е. мира вообще; пришлось отринуть реальность души, природы, истории, искусства и т. д.».
Империализм, как новая форма мироустройства, обусловил то, что некоторые монополии превратились в надгосударственные образования, которые могут диктовать их правительствам те или иные условия. Монополия на власть не входила в число предметов, рассматриваемых теоретиками учения об империализме начала XX века, но она является необходимым условием создания всемирной империи. И если закрытые общества и клубы Британской империи, а в более позднее время – США, являют нам прикрытый пример монополизации власти надправительственными структурами, то правящие партии СССР и фашистской Германии уже четко ее отражают.
Все эти политические изменения происходили на фоне перемен в самом взгляде на мир. «В мире нет ничего,- учил В.И. Ленин,- кроме движущейся материи, и движущаяся материя не может двигаться иначе, как в пространстве и во времени». Основатель антропогеографии Фридрих Ратцель писал: «Всеобщие законы распространения жизни охватывают также законы распространения жизни человеческой. Поэтому антропогеография мыслима только, как отрасль биогеографии, и целый ряд биогеографических понятий может быть непосредственно перенесен на вопросы о распространении человека». Позднее В.И. Вернадский развил учение о ноосфере. В частности он писал: «Ноосфера есть новое геологическое явление на нашей планете. В ней впервые человек становится крупнейшей геологической силой. … Это новое состояние эволюции, к которому мы, не замечая этого, приближаемся, и есть «ноосфера»… Ход этого процесса только начинает нами выясняться…».
В 20 веке все более происходит обезличивание человека. Как писал в своей книге «Конец Нового времени» Роман Гвардини «и раньше были многие, составлявшие бесформенную массу в отличие от высокоразвитых единиц, но они выражали лишь тот факт, что там, где единица задает ценностные нормы, в качестве ее фона и почвы должны существовать и средние люди, ограниченные повседневностью. Однако они тоже стремились стать единицами и создать свою собственную жизнь. Масса в сегодняшнем смысле слова — нечто иное. Это не множество неразвитых, но способных к развитию отдельных существ; она с самого начала подчинена другой структуре: нормирующему закону, образцом для которого служит функционирование машины. Таковы даже самые высокоразвитые индивиды массы. Более того, именно они отчетливо сознают этот свой характер, именно они формируют этос и стиль массы…»
Современные ученые, культурологически осмысляя данную проблему, фактически прямо говорят о единстве постхристианского человечества, как единстве в Анти-Церкви. Профессор В. П. Океанский пишет: «Если для первого тысячелетия Антихрист выступал как внешняя по отношению к Церкви сила, «скованная на тысячу лет» (Ап. 20:2), для второго — как сила, вторгающаяся в Церковь, то для третьего он выступит как сила созидающая Анти-Церковь». Перекликаются с этим слова профессора А.И. Тихонова о том, что «те, кто еще способен видеть, могут распознать Зверя, тело которого подобно гигантскому муравейнику, состоящему из людей, покорно исполняющих его волю, даже не подозревая об этом».
Ценность конкретной человеческой жизни при таком подходе, единства не во Христе и Его Церкви, когда все человечество представлялось всего лишь геологическим или биогеографическим явлением, становилась все более ничтожной в глазах тех, кто строил новый мир. Экономический фактор объясняет далеко не все в развитии глобальных процессов 20 – начала 21 века.
Как писал в своей книге «Закат Западного мира» Освальд Шпенглер «деньги подходят к концу своих успехов и начинается последняя схватка, в которой цивилизация принимает свою завершающую форму: схватка между деньгами и кровью. Силу может ниспровергнуть только другая сила, а не принцип, и перед лицом денег никакой иной силы не существует. Деньги будут преодолены и упразднены только кровью». И попытка строительства всемирного государства диктатуры пролетариата, в котором в будущем деньги вообще должны были исчезнуть, началось именно с красного террора.
Крайними проявлениями попыток создания всемирного государства в 20 веке явились нацистская Германия, и попытка мировой социалистической революции, увенчавшаяся победой в ряде стран, в первую очередь, в СССР. В сущности, обе попытки, являются подтверждением диалектического принципа о единстве и борьбе противоположностей и представляют собой две стороны одной медали. И в том и в другом случае мы можем видеть порабощение основных масс народа, истребление несогласных, с конечной целью создания всемирного «идеального» государства. Третья грань – это современные глобализационные процессы, осуществляемые под эгидой США. Впрочем, и на сегодняшний день еще преждевременно говорить о реальной возможности создания всемирного государства, с учетом возникновения новых политических сил, в первую очередь, Китая, с начавшимся процессом восстановления геополитического влияния России, хотя исторические и экономические предпосылки такой возможности намного более четко очерчены, чем в начале XX века.
В чем же принципиальная разница единства в Церкви Христовой от единства глобального антихристианского по сути своей мира?
В современном обществе все больше тех, кто не понимает, а что же такое Церковь, почему быть в Церкви жизненно важно. А ведь учение о единстве человечества, но единстве не в грехе и умирании, а в свободе, любви и вечной жизни было дано Господом Иисусом Христом. Во Христе Бог соединился не с каким-то конкретным человеком, а со всей человеческой природой, со всем человечеством; сама же Личность Христа – Божественная. Он сошел в мир, обреченный умереть, для того, чтобы дать возможность всем, кто захочет за Ним последовать стать свободными от рабства греху и смерти. Свободными понять, что в мире есть много вещей намного более страшных, чем смерть физического тела, через которую после грехопадения Адама и Евы придется пройти всем людям, что смерть души, пораженной грехом, намного страшнее. Христос Сам прошел через мучительную крестную смерть, но, как поется в пасхальном песнопении, Он «смертию смерть попрал», даровав вечную жизнь всем тем, кто способен ее принять.
Известный православный богослов второй половины XX века митрополит Антоний (Блум) так писал о единстве Церкви: «Слишком часто Церковь мыслится как самое наисвященное общество людей, объединенных и связанных между собой общей верой и общей надеждой на одного и того же Бога, их любовью к одному и тому же Господу; многим представляется, что единство Самого Бога, к Которому разделенные и сопротивостоящие христиане прибегают, — хотя и исключительный, но достаточный якорь их единства. Такой критерий слишком мелок; и также слишком мелок лежащий в его основе опыт о природе и о жизни Церкви. Церковь не есть просто человеческое объединение. Это не объединение, но организм и его члены – не «составные части» коллективного целого, но подлинные живые члены сложного, но единого тела (1 Кор. 12,27): не существует такого явления как христианский индивид. И тело это, одновременно и равно, человеческое и Божественное. Церковь не ищет единства и полноты; она есть полнота и единство уже данные и принятые».
Церковь осуществляет единство через Литургию. «Таинством единства» называет Евхаристию протопресвитер Александр Шмеман и, раскрывая это определение, сетует: «и это значит – таинством Церкви, которую св. Игнатий Антиохийский определяет, как единство веры и любви». «Нас же всех от единого Хлеба и Чаши причащающихся, соедини друг ко другу во единого Духа причастие»,- именно это понимание и восприятие Евхаристии предельно ослаблены в современном церковном сознании».
И именно во время Божественной Литургии верующему сердцу православного христианина не умозрительно, а опытно открывается все значение догмата о единстве Церкви Христовой. Как писал митрополит Антоний (Блум) «Оно раскрывает перед нами тайну Церкви за пределы человечества, это показывает нам, что Церковь, в конечном итоге, — космическое явление, которое охватывает собой и Бога, и человека и все вещество, и что все мы содержимся силой благодати Божией, взаимно действуя друг на друга».
Но, конечно, нельзя думать, что для того, чтобы соединиться со Христом достаточно просто причаститься, не имея ни веры, ни желания жить по тем заповедям, которые Им были даны. И к тем, кто мог бы так думать, обращены слова апостола в Новом Завете о том, что многие христиане болеют и умирают именно по причине того, что небрежно относятся к Таинству Причащения, называемого в церковной традиции страшным. Если мы, будучи христианами, вспомним дни земной жизни Воплощенного Бога, Его добровольные страшные мучения и крестную смерть для того, чтобы люди могли получить Вечную Жизнь; то, вспомнив это, мы не просто поймем, а почувствуем, что Литургия – это не просто символ, как учат некоторые протестанты, а реальное действие, выходящее за пределы постигаемого человеческим разумом мира, в котором нет времени, и в котором вновь и вновь Христос приносит Себя в жертву, чтобы Своею Кровью омыть наши грехи.
В Церкви человек получает подлинную свободу, в Церкви он узнает, что такое настоящая радость. Христу важен каждый человек, иногда даже не поступок, но и намерение имеют огромное значение. В этом и есть главное отличие единства в Церкви от единства в глобальном антихристианском мире – став частью Церкви, христианин не теряет своей ценности как самостоятельная личность, а наоборот находит в ней себя настоящего.
А.А. Федотов. Доктор исторических наук, кандидат богословия, профессор Ивановского филиала Института управления
