Имя протоиерея Василия Лесняка известно православным петербуржцам, многие из которых его видели и слышали, некоторые знали лично, восхищались этим замечательным пастырем, но особо счастливыми стали те, кому довелось быть его духовными чадами. Среди них, как известно, есть и немало, несколько десятков, священнослужителей.
В процессе воцерковления, осуществившегося в мои студенческие годы, состоялось долгожданное знакомство с отцом Василием. Шёл тогда 1982 год. Долгожданное потому, что до первой встречи уже имелись намерения посещения батюшки, были и общие знакомые, но дело это как-то отложилось. Через некоторое время, находясь в археологичесой экспедиции с Львом Николаевичем Большаковым, будущим отцом Львом, тогда недавно крестившимся и уже посещавшим Спасо-Парголовский храм на Шуваловском кладбище, мы договорились о крещении моей однокурсницы по архитектурному факультету Академии художеств, Ольги, дома у Большаковых. Это и сделал вскоре отец Василий в нашем присутствии. Данное скромное событие стало началом и моего духовного контакта с батюшкой, и нашей домашней общины, которая сформировалась в таком замечательном доме по благословению отца Василия.
Оказвшись вскоре после знакомства на исповеди у отца Василия, ставшей в моей жизни первой полноценной исповедью, я не смог уже не продолжать регулярно посещать Шуваловский храм, особенно когда батюшка исповедовал или служил. У него практически всегда был народ на исповеди, но каким-то чудом он успевал с каждым поговорить столько, сколько было необходимо. Он выражал собой удивительную доброту, заботу и снисждение к немощи кающегося, но при этом не оставалось никакого желания возвращаться к тем грехам и ошибкам, которые были уже принесены ко Кресту и Евангелию, при внимательном свидетельстве и проникновенной молитве доброго Шуваловского пастыря. Он оставлял очень светлое, возвышенное и духовно радостное состояние у тех, кто с ним общался.
Учитывая, что восьмидесятые годы были ещё временем господства государственного атеизма, смелость отца Василия, давшего благословение домашней общине семьи Льва и Юлии Большаковых, дерзнувших собирать под своим кровом новоначальных православных христиан, и их смелость и решительность достойны самой высокой оценки. Мы встречались по воскресеньям после ранней литургии в Шувалово в их квартире на Первом Муринском проспекте, также и в другие дни, разделяя общую трапезу, читая Слово Божие и другую духовную литертуру, помогая вновь примкнувшим к нам новоночальным обрести церковный опыт. Из этой среды впоследствии вышли несколько священников: сам отец Лев, получивший приход в Кондопоге (под началом ещё одного духовного сына нашего батюшки – Владыки Мануила), отец Александр Степанов, возглавивший в Петербурге Братство св.Анастасии Узорешительницы и радио «Град Петров», отец Димитрий Садовский, служащий в Рыбинске, покойный уже отец Николай Королюк, трудившийся в Шарье Костромской епархии, его сын отец Максим и другие. Община отца Льва стала узлом связей православных петербуржцев, москвичей, гостей из других городов и весей, а также из иных стран. Здесь были не только духовные чада отца Василия, но они составляли костяк общины. Ещё до всяких общественных «перестроек» это, казалось, просто был райский уголок.
С особой теплотой вспомнается Шуваловский Спасо-Парголовский храм, его служители и их помощники. Отец Василий ещё до моего рукоположения позволял мне быть в алтаре, а также потихоньку практиковаться в чтении. Служение Литургии самим отцом Василием – это совершенно особое дело. Насколько он был сосредоточенным и вдохновенным в это время, часто со слезами совершая великое Таинство. А его проповеди были органичным продолжением Литургии. Он говорил просто, но чрезвычайно захватывающе. Он виделся мне тогда одним из очень немногих духовных лиц, имеющих от Господа особые дары, что по праву позволяет назвать его словом «харизматичный». Здесь тот случай, когда такое словоупотребление оправдано, ибо говорит о подлинном действии благодати Духа Святого, в отличие от частого сегодня профанированного применения этого слова. Он, например, мог совершать разные молебны, в том числе и такие, которые явно помогали людям, одержимым какими-нибудь демоническими исушениями, но которые формально не должны были считаться чем-то вроде экзорцизмов, а на деле реальная помощь всё-таки была. С другой сторны, не на основе какой-то громкой декларации о прозорливости священнослужителя, а на основе тонкого духовнического опыта и, конечно, с помощью Божией, отец Василий давал самые точные и конструктивные советы каждому вопрошающему. Можно было бы сказать, что это результат добросовестного и благоговейного отношения к делу, как пастыря, так и пасомых. Да, так быает и в иных, рядовых, случаях, но здесь было что-то большее, свидетельствующее о том, что Господь никогда не оставлял своего верного служителя в такие ответственные моменты.
Многое не сразу становится ясным, но со временем начинаешь понимать, как всё не случайно, а часто ещё и символично. Так на рубеже XIX и XX веков мой прапрадед с большой своей семьей жил на даче в Шувалово. Поэтому на Шуваловском кладбище покоится немало моих родственников, в том числе и тех, что породнились с потомками священника Александра Налимова, строителя Спасо-Парголовской церкви. Другой мой дед происходил из западнобелорусских земель, а где-то недалеко жили родители отца Василия и сам он начинал там свой жизненный и духовный путь. Рядом с Шуваловской церковью покоится протоиерей Владимир Шамонин, с которым отец Василий имел глубокую духовную связь. Он же, в свою очередь, был духовным чадом святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Не свидетельствует ли всё это об удивительной преемственности. Мне вообще часто казалось, что в характере совершения Литургии, в особой духоносной насыщенности и интенсивности действий было что-то общее у нашего батюшки с великим Кронштадтским пастырем. Бывало, и сам батюшка о нём говорил. Кстати, именно молиться отцу Иоанну Кронтадтскому посоветовал мне отец Васлий, в связи с моими размышлениями о выборе пути – настроиться ли на брак или не жениться, а позднее – принимать ли монашество перед рукоположением.
В пору моего духовного становления я любил бывать в разных храмах, но наряду со Спасо-Парголовским предпочитал также храм Духовных школ, где тогда был ректором нынешный Святейший Патриарх Кирилл. Отец Василий очень одобрительно оносился к тому, что мы, его чада, посещаем и тот замечательный храм, где Литургии при ректорском служении были совершенно осбенными, исключительными были и проповеди Владыки Ректора, который мне тоже, как и наш батюшка, виделся особо духовно одарённым священнослужителем, хотя, конечно, стиль служб и произносимых слов был совсем иным. Но при этом силевом многообразии сколь значимым был подлинный духовных консензус, выражавшийся и в поощрении отцом Василием нашего интереса к Духовной Академии. Всё это тоже окажется совсем не зря, а с дальнейшей весьма конструктивной перспективой.
Когда мне пришлось на полтора года после Академии художеств пойти в армию, я очень часто получал там замечательные ободряющие письма от батюшки, которые храню по сей день. Советская военная цензуза могла не пропускать писем религиозного содержания, поэтому мы договорились излагать в них мысли немного иносказательно, а подписывался под ними отец Василий очень трогательно, но вполне естественно для начальства: «дядя Вася». Интересно, что и сама служба могла бы не состояться (на вполне даже официальных основаниях), если бы не настрой, данный мне духовным отцом. О том, что мне довелось всё-таки послужить, совсем не жалею, так как за это краткое время был обретён значительный опыт, который в обычной жизни набирался бы много лет.
Дело, благословлённое отцом Василием вскоре после моей армейской службы, в восемдесят седьмом году, насчитывает теперь уже более четверти века – это катехизические курсы, которые я вёл с тех пор – сначала в домашних условиях, а потом много лет в помещении Духовных школ, по разрешению их ректоров. Не менее важным было данное мне в 1988 году его благословние на преподавательские труды в Духовной Академии, с параллельной там заочной учёбой. Мне было позволено, читая академистам лекции по церковной археологии, попредметно и не спеша сдавать экзамены за Семинарию. За это дело я сначала взялся с энтузиазмам, но потом его сильно затянул. Так вот редкое и нетипичное для отца Василия сказанное мне тогда строгое слово привело к показательному результату – скорому и благополучному завершению первого и столь значимого этапа получения духовного образования.
Памятно и присутствие духовного отца на защите моей кандидатской (на тему о древнерусских городах) в Академии художеств, где мне посчастливилось, несмотря на советское ещё время, параллеьно с работой и учёбой в Духовных школах, быть в аспирантуре и с того же самого 1988 года – года Тысячелетия Крещения Руси – начать там тоже преподавать. Защита была в девяностом году. Думаю, что без молитвенной поддержки со стороны отца Василия такое необычное для названного периода времени соединение духовных и светских дел было бы просто невозможным. Не случайно вокруг него собирались как простые, так и весьма солидные учёные люди, органично соединявшие веру со своими научным занятиями.
Однако, вскоре мне стало немножко, хотя и по-хорошему, завидно от того, что уже многие знакомые пошли по стязе священства, а я чего-то ещё ожидаю. Но Господь всё устроил в свой срок, и мне была дана рекомендация духовного отца, получившая прямое продолжение в постриге и двух рукоположениях, осуществлённых митрополитом Иоанном, и после этого в приобщении духовного чада отца Василия к такому великому и страшному служению, тяжёлому и радостному одновременно. Но прежде, чем всё это произошло, батюшка имел очень важную и судьбоносную беседу с моей мамой, в ту пору ещё имевшей некоторые сомнения относительно моего дальнейшего пути.
Молитвенное попечение о нашем Екатерининском приходе в Академии художеств, где в 1991 году начал действовать первый в стране возрождённый вузовский храм, было связано и с рядом посещений этой академической церкви отцом Василием. Ещё до её открытия он приехал посмотреть храм вместе с духовно близким ему человеком, проректором Духовной Академии отцом Василием Стойковым и в сопровождении нашего старосты тех лет – будущего отца Александра Степанова. С радостью он затем приезжал к нам служить на храмовые праздники. Последняя такая служба была совершена в день святой великомученицы Екатерины, 7 декабря 1994 года – за полгода до его кончины, в день другого великомученика – Георгия.
Победоносное имя этого святого стало хоть некоторым утешением в таком неожиданном и, конечно же, чрезвычайно скорбном событии, особенно для всех духовных чад батюшки… Отпевание, по благословению Владыки Иоанна, совершалось по пасхальному чину, что особым образом соответствовало характеру жизни и служения нашего духовнгого отца. Несметное количество молящихся, духовенства и мирян, собрались на его отпевание и погребение. В такие моменты бывает совршенно очевидно, насколько любовь и молитва выше и сильнее смерти.
Любовь к отцу Василию его чад, и когда он был в силе, и когда в немощи болезней, стала естественным откликом на те сочувствие и сострадание, которые он имел по отношению к своим пасомым. Именно эти его особые дары являются часто ключом к пониманию многих его действий. Немало противоречивых и неоднозначных слов говорилось в народе о поддержке отцом Василием системы кодирования алкогольнозависимых. Думается, что следовало бы откорректировать эти высказывания. Просто он не мог не сострадать падшим и охотно совершал молитвословия о них, помогая им обрести решимость в борьбе со своим недугом. Это было главным, а вовсе не методики, параллельно предлагавшиеся людям медиками и подвергавшиеся с церковных позиций критики, да и до сих пор ещё дающие повод для жёстких дискуссий.
Он был и благодатным молитвенником, и просто мужественным подвижником веры, не страшившимся под гнётом атеистической власти по-пастырски заботиться о молодёжи, не менее чем о пожилых пасомых, что, конечно же, вызывало раздражение некоторых ответственых лиц. Когда-то эти светские «попечители» Церкви ему не позволили продолжить служить в Троицком соборе Александро-Невской Лавры, с которым уже очень органично связалась его духовная биография. Называли отца Василия «мракобесом», с чем он не без юмора соглашался, говоря: «Правильно, ведь я борюсь с мраком и бесами».
Бывал он, несмотря на трудности со здоровьем, максимально отзывчивым с точки зрения возможности поехать, например, кого-то покрестить, причастить, пособоровать, принять духовное чадо на исповедь или ещё сделать что-нибудь важное. Как радостны бывали поводы общаться с отцом Василием и вне храма – особенно у него дома – в городской квартире или в парголовском доме, а также в доме отца Льва. Помнится, каким духовно отягощённым мне довелось приехать в отпуск из армии. Отец Василий не мог не заметить, как даже внешне изменилось его чадо. Однако исповедь, проведённая дома у батюшки, буквально мгновенно изменила моё состояние, что не могло остаться незамеченным и «снаружи».
Какой замечательной помощницей отца Василия была матушка Елена Иосифовна, сколь приятными всегда были и остаются все члены их большой семьи. А каким вкусным мне показался приготовленный матушкой белорусский овсяный кисель, который я впервые попробовал в их доме (наверное подсознательно тут сработала затаившаяся белорусская четвертинка мой крови). Уже значительно позже батюшкиной смерти среди студентов на моих лекциях в Семинарии оказался его внук, отец Адриан, а совсем недавно я неожиданно узнал от нашего бышего учащагося семинарского Иконописного отделения, Андрея, что он живёт сейчас у Ольги Васильены, которая приютила его в том самом парголовском доме. Удивительно пересекаются разные пути.
Как постриженник Духовных школ, я имел восприемником в монашестве ещё одного опытного и духоносного наставника – архимандрита Кирилла, который тогда одновременно был и епархиальным духовником. Это, однако, никак не мешало мне сохранять духовную связь с отцом Василием до самой его смерти в 1995 году. Теперь они стали сомолитвенниками обо мне грешном, пребывая в мире ином. Священнослужителю, как и любому мирянину, конечно же, всю жизнь необходимо регулярно исповедоваться. При этом огромное значение остаётся за опытом прошлых исповедей и наставлений, данных чаду духовным отцом. Если отец Василий и отошёл от этой земной жизни, это совсем не значит, что для меня мог бы отмениться его особый статус – первого, во всех смыслах этого слова, духовного отца, мудрого педагога и сильного молитвенника.
Есть в Петербурге особое место над крутым склоном кладбищенского холма, у стены северной алтарной апсиды Спасо-Парголовской церкви. Здесь, у алтаря, где он служил, покоится наш Шуваловский пастырь. Именно за этой стеной, в Никольском приделе храма мне когда-то довелось впервые быть на исповеди у своего духовного отца. Сюда теперь могут приходить и те, кто его знал при жизни, и те, кто знаёт о нём со слов и из опыта своих старших собратьев. И совсем нет необходимости объяснять, какое исключительное значение имеет это место для любящих и благодарных духовных чад нашего незабвенного наставника – отца Василия Лесняка.
