(Обзор церковно-литературных связей)

В 1963 году весь православный мир торжественно праздновал 1000-летие Афона, а в настоящее время Русская Православная Цер­ковь отмечает 1000-летие русского монашества на Святой горе. Эти два юбилея разделяет интервал в полстолетия, но если смотреть на оба события в исто­рической ретроспективе, то можно считать, что они произошли почти одно время. И если далее рассматривать оба процесса в историчес­ком аспекте: христианизацию Афона и Киевской Руси, то можно от­метить, что между Святой Горой и Киевской Русью издревле начали устанавли­ваться связи, которые оказывали взаимное влияние на развитие ду­ховной культуры, и этот процесс, несмотря на имевшиеся в прошлом трудности, не прекращается и до сегодняшнего дня. Обзору тех ис­торических сведений, которые выявляют наличие тесных духовных связей Афона и Украины на протяжении почти целого тысячелетия, и посвящен настоящий обзор.

Местоположение Киева, города, связанного с крещением русского народа, определялось летописцем следующими словами: «Был путь из Варяг в Греки и из Грек по Днепру, а в верховьях Днепра — волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впада­ет Днепр река» («Повесть временных лет»).[1] Путь «из варяг в греки» связывал Киев с Константинополем, по этому же пути шли и первые паломники, направлявшиеся на Святую Гору из Киева.

Первые связи русских христиан со святогорскими обителями начались с их паломничества на Афон, куда их устремляло желание утолить жажду благочестия, взращенную в новопросвещенном народе проповедью слова Божия. Увлекаемый этим желанием, на Афон отправился житель Любича по имени Антипа. Он достиг Святой Горы, отрекся от соблазнов мира, принял имя Антония и получил первые наставле­ния от афонских старцев. После того, как Антоний достаточно окреп в иноческом подвиге, святогорцы велели ему возвратиться на Русь и там насаждать иночество. Прибыв в Киев в 1013 году, Антоний стал искать место, напоминавшее Афон, и после долгих поисков он выкопал себе пещеру на Берестовой горе. Так при князе Яросла­ве Мудром (1019-1054) был основал Киево-Печерский монастырь, и преп. Антоний удостоился видеть закладку обители. Скон­чался преп. Антоний в 1073 году на 90-м году жизни.[2]

Сообщение летописи под 1037 годом о том, что князь Ярослав «и книги любил, читая их часто и ночью и днем. И собрал писцов многих и переводили они с греческого на славянский язык. И написали они книг множество»,[3] указывает на возникновение своего рода скриптория при дворе Ярослава, где в большом количестве перево­дились и переписывались книги. Таким центром просвещения и местом создания книг был в то время и Киево-Печерский монастырь.

В Киево-Печерском монастыре еще при жизни преп. Антония были греческие книги. В Киево-Печерском Патерике (ХШ в.) в «Слове о пришествии писцев церковных (живописцев — авт.) к игумену Никону от Царя-града» в подтверждение того, что они «живот свой скончашася в Печерском монастыри… во монашеском житии», говорится: «Суть же и ныне свиты их на полатах и книгы их греческия блюдомы в память таковаго чудеси».[4]

В эти годы для русских иноков по-прежнему образцом духовной жизни была Афонская Гора. В ХП веке по причине многочисленности русским монахам разрешено было перейти из монастыря Ксилургу в монастырь Св. Пантелеимона, причем и Ксилургу оставался в их распоряжении в виде скита.[5] Русский исследователь XIX века архи­мандрит Порфирий (Успенский) высказал в связи с этим интересное предположение:  «В рукописном «Сказании о св. горе Афонстей» 1561 года описан в Ксилургу соборный храм во имя Успения Богоро­дицы, — писал о. Порфирий. — Не потому ли и Киево-Печерская Лавра посвящена Успению?»[6]

Киево-Печерский монастырь продолжал развивать духовные связи с Афоном при преп. Феодосии, греке по происхождению, который был игуменом этой обители в 1142-1156 гг. Преп. Феодосий ввел в монастыре Студийский устав[7], по которому монахам вменялось в обязан­ность переписывание книг.

В начале ХШ века Досифей, игумен Киево-Печерской обители (сконч. в 1219 году), совершил паломничество на Афон, откуда принес чин о пении псалмов, печатаемый при Псалтири.[8] Известно также его описание правил Святой Горы, принесенное им с Афона. Оно со­хранилось в поздних сборниках ХУ и ХУ1 вв. Здесь содержится описание, главным образом, богослужебных порядков на Афоне. В том же ХШ столетии галичские князья Даниил и Василько пригла­сили с Афона иноков Иосафа и Василия, которые занимали на Руси святительские кафедры.[9]

Когда речь идет о влиянии афонского литературного наследия на русскую духовную культуру, необходимо не упускать из вида и обратный процесс. Надо учитывать и то обстоятельство, что на Афоне в те времена жило много славян; поэтому неудивительно, что в 1264 году сербский монах Доментиан, живший на Афоне, использо­вал для своего труда сочинение «Слово о законе и благодати» митрополита Киевского Илариона (митрополит с 1051 года).[10]

Духовным центром Киевской Руси в последующие столетия по-прежнему была Киево-Печерская Лавра. Но не только эта обитель имела литературные связи с Афоном. Один из церковных древнеславянских памятников — «Супрасльская рукопись» — указывает на су­ществование тесных отношений святогорцев и с другой украинской обителью. Как известно, Супрасльская рукопись была найдена каноником М.К.  Бобровским в 1823 г. в Супрасльском Благовещенском монастыре (в 20 км от города Белостока). А исторически доказано, что этот монастырь был построен в конце ХУ в. для монахов Святой Горы. Поэтому естественно предположить, что именно афонские монахи при­везли с собой эту драгоценную Минею.[11]

К первой половине ХУ века относится церковно-литературная деятельность Григория Цамблака (1364-1419). Родом болгарин (или полу-болгарин и полу-серб) из Тырнова, он был митрополитом Киевским и Литовским с 1415 года и до самой смерти. До своего приезда в Юго-Западную Русь Григорий жил на Афоне, в Сербии и в Молдавии, был большим ревнителем книжного дела и оставил о себе память рядом литературных трудов.[12] Литературное наследие Григория Цамблака изучено еще не в полном объеме.  Его проповеди с ХУ века включались без имени автора в московские рукописные сборники, митрополит Макарий внес их в Четьи-Минеи («Книга Г. Самвлака»). Вот что писал в свое время архимандрит Порфирий (Успенский): «На Афоне отысканы мною проповеди московских митрополитов, Льва и Григория Цамблаков, кои едва ли известны в России, о чем по обязанности корреспондента конференции Киевской Духовной Академии я сообщил ей».[13]

Другим Киевским митрополитом, продолжившим развитие церковно-литературных связей с Афоном, был Петр Могила (сконч. в 1647 г.). Уже будучи Киевским митрополитом, он желал «славянороссийским языком православно и достоверно исправити и типом издати» жития святых и начал прилагать к этому «прилежное попечение». Ради этого он искал на юго-западе России книги, составленные «достовернейшим описателем житий святых Симеоном Метафрастом», и, не найдя их здесь, «посылаше до Святой горы Афонской и оттуду испросил бе рукописные греческим диалектом таковые книги». Получив Четьи-Минеи Метафраста, Петр Могила «усердствоваше» перевести их и из­дать, «но в том богоугодном намерении кончина живота его временнаго препятие ему сотворила есть».[14] Мысль об издании Четиих-Миней, по-видимому, возникла у митрополита Петра Могилы доволь­но рано, но афонские рукописи он получил уже под конец жизни и, к сожалению, не успел осуществить свое намерение.

В истории афоно-украинских литературных связей встречались случаи, когда творчество того или иного писателя, в силу ряда обстоятельств, протекало полностью или частично не на родине, а в среде близкого ему по языку, вере и культуре славянского народа. В настоящее время известно немного таких представителей культуры, но число их, как об этом свидетельствуют некоторые факты, было значительно большим. Одним из таких деятелей был Самуил Бакачич, работавший во второй половине ХУП в.

О Самуиле Бакачиче, как и о большинстве древнеславянских писателей, нет никаких биографических сведений. Считается, что он украинец, о чём свидетельствуют некоторые особенности языка его рукописей. Литературная его деятельность протекала, в основ­ном, на Афоне среда монахов-сербов. У них он научился сербскому языку, на который и перевел некоторые книги.

Его переводческая деятельность укрепила духовные связи, существовавшие у православных украинцев с афонским скитом св. Ан­ны. Самуил Бакачич прибыл на Святую Гору в 1669 году, некоторое время проходил послушание в Хиландаре, а затем подвизался в ски­ту св. Анны и в других афонских обителях. Здесь он, в частности, перевел с русского на сербский язык книгу «Мессия истины» (или «Мессия правдивый»), в 1669 году, принадлежащую перу Иоанникия Галятовского (сконч. в 1688 г.), одного из известных представителей украинской литературы ХУП века, а также некоторые другие богословские труды, написанные по-русски и по-гречески.

Как известно, полемика между защитниками Православия и представителями католичества особенно усилилась после заключения Брестской унии (1596 г.). В той ситуации, в которой оказались православные богословы, было важно доказать непрерывный характер испокон веков сложившихся связей православной Украины с Византией и, в частности, с Афоном. Святогорские иноки и здесь стояли в первых рядах защитников Православия. Еще ранее члены «Общества Иисуса» открывали свои училища в Вильно, и проповедовали, и издавали свои книги в пользу унии, и своими действиями старались склонить православных к Риму. Для помощи в богословских спорах афонские иноки присылали православным свои переводы с греческих сочинений, в которых средневековые схоластические концепции католичества критически анализировались и опровергались.

Князь Андрей Курбский (1528-1583), с 1563 года живший в Литве, смог достать список одной из таких книг от поборника Православия Константина Острожского, который получил ее с Афона. «Как бы самою рукою Божией подана нам эта книга, — писал он к типогра­фу Мамоничу. — Прочитай это письмо мое всему Собору Виленскому и мужам, стоящим в правоверии, пусть спишут эту книгу или у меня, или у Гарабурды (другой виленский типограф — авт.), которому также сообщил список князь Острожский, и пусть читают ее».[15] Таким образом, эта книга быстро распространилась среди православ­ных христиан. Она содержала сочинения Нила Кавасилы и св. Григория Паламы, архиепископов Солунских (Х1У в.) против учения о Филиокве.

Когда же Брестская уния все же была заключена, тогда для поддержки православных украинцев афонские иноки написали им особое послание, которое князь Константин Острожский признал достойным обнародования вместе с посланиями патриарха Александрийского Мелетия. Без сомнения, в этой полемике принимали активное участие иноки русского монастыря на Афоне. В надписи послания сказано: «От Святое Афонское горы скитствующих и о царствии Христове нудящихся, от страны ваше, вам поспешников и молитвенников».[16]

Не довольствуясь этим, три святогорских инока вступили в откры­тую полемику с униатами и иезуитами. Иоанн Вишенский написал обличительное послание к митрополиту Михаилу Рагозе и епископам, вместе с ним отступившими от Православия. Иноки Феодул и Христо­фор составили опровержение на книгу иезуита Петра Скарги, одного из главных деятелей унии. Христофор в своем ответе, в частности, опровергая то обвинение Скарги, будто греки по зависти скрыли от славянских народов сокровища своей учености, тогда как Церковь Римская всегда основывала училища и занималась просвещением.

Усердие афонских старцев было принято православными украинцами с полной признательностью. И когда украинские пастыри в 1621 году созвали Собор и советовались о мерах к утверждению Право­славия, то специально постановили: «Послать на Св. Гору Афонскую, чтобы вызвать и привести преподобных мужей русских, в том числе, блаженных Киприана и Иоанна, прозванием Вишенского, и прочих там находящихся, процветающих жизнью и богословием. Предстоит также духовная потребность, чтобы русских, искренно расположен­ных к добродетельной жизни, посылать на Афон, как в школу духов­ную».[17] Из упомянутых здесь святогорцев, Киприан, уроженец острожский, учившийся в Венеции и Падуе, был известен своим пере­водом толкований св. Иоанна Златоуста на послания апостола Павла, предпринятым по просьбе княгини Чарторыйской; в то время как дру­гой афонский старец — Иосиф, проповедник и протосинкелл Александ­рийского Патриархата, принимал участие в переводе толкований св. Иоанна Златоуста на Деяния апостольские.

Помощь афонских обителей Православной Украине понадобилась и тогда, когда началось печатание церковных книг и необходимо было сличение своих рукописных книг с греческими. Когда Гедеон Балабан (1530-1657), архиепископ Львовский, по поручению Собора занимался приготовлением к изданию Требника и обратился к Мелетию, патриарху Александрийскому, управлявшему тогда и Константинополь­ской кафедрой, с просьбой о присылке исправленного списка этой книги на греческом языке, то Мелетий прислал Требник, как писал сам Гедеон, «добре исправленный по древним Святой Горы требникам, его же рукою своею подписав, с благословением пастырским повеле­вая в общую пользу великоименитому российскому роду изобразити».[18]

С другой стороны, афонские старцы принимали щедрые книжные пожертвования, направлявшиеся с Украины. Особенно эти пожертвования умножились в ХУП веке в связи с развитием украинского книго­печатания. Уже с первой половины ХУП века вслед за московскими печатными изданиями в южнославянские страны посылались книги с Украины. Митрофан Дионисиевич Мартианович дал в афонский Хиландарский монастырь книгу бесед св. Иоанна Златоуста киевской печати 1624 года, печатную киевскую книгу 1631 года в тот же монастырь Хиландар привез владыка Мардарий из Киева.[19]

Внимание, проявленное в 1970-е гг. со стороны Югославии к Хиландарскому монастырю, позволило сербским ученым просмотреть славянские руко­писи монастырской библиотеки и составить их описание, сопровож­даемое альбомом фотографий отдельных листов. В этом описании» составленном Д. Богдановичем,[20] описано, в частности, до 60 рус­ских, украинских и белорусских книг, из них 23 — до ХУШ века.

Украинский паломник Василий Григорович-Барский, побывавший в другой афонской обители — Зографе в первой половине ХУШ столе­тия, смог ознакомиться с содержанием монастырской библиотеки и отметить при этом: «Обретается же тамо и многоценное Евангелие Российское, от гетмана Иоанна Самойловича в 1673 г. дарованное, зело много на себе сребра, имущее с позлащением и художеством удивительным, еже употребляется тамо точию в великие праздники».[21] Из приведенных слов следует, что в Зографе хранились книги, принесенные в эту обитель с Украины.

Помощь Афону от Православной Украины направлялась и в виде материальных пожертвований, о чем, например, свидетельствует содержание грамоты от 30 мая 1707 года архиепископа Черниговского Иоанна Максимовича, адресованная братии афонской Филофеевской обители: «Иоанн Максимович, милостью Божиею православный архиепископ Черниговский, Новгородский и всего севера», — так начина­ется текст грамоты. Далее, в грамоте, написанной «высоким стилем» с наличием полонизмов, что объясняется имевшимся в то время силь­ным влиянием Польши на Украину, говорится о помощи, которую ока­зал архиепископ Черниговский Иоанн бедствующей Филофеевской оби­тели: «Ясновельможный добродей, его милость господин гетман и кавалер, призирая и взирая на скудость превелию, нужду и нищету обители Благовещения Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии, под игом неудобоносимым агаранским зостаючия в гоpax Афонских, свой высоцеповажный уневерсал пречестному отцу Парфению наместнику того ж монастыря с братиею на прощение милостине у благочестивых людей благоволил повелеть выдати… Дань архиепископа Черниговского, року 1707, месяца мая 30 дня». Рукою властною».[22]

В дальнейшем связи Украины и Афона постоянно крепли. Многие выходцы с Украины прославились своими молитвенными подвигами на Св. Горе. И, продолжая обзор афоно-украинских церковно-литературных связей, следует также отметить, что в 1707-1709 гг. в Иеру­салим, на Синай и на Афон совершил паломничество иеромонах Чер­ниговского Борисоглебского монастыря Ипполит Вишенский, а с 1723 по 1745 гг. по святым местам Востока и по Афону странствовал вос­питанник Киево-Могилянской Академии Василий Григорович-Барский.

Следует сказать несколько слов о В.Г. Барском, научный подвиг которого продолжает изумлять многих исследователей на протяжении долгого времени. Один из отечественных исследователей — Д.В. Айналов, посетивший Афон в 1896 году, и побывавший в тех же обителях, в которых ранее останавливался В.Г. Барский, сжато, но чрезвычайно емко обрисовал этого подвижника науки. «Убогий по виду, с ко­томкой за плечами, с посохом и тыквой для воды, в монашеском одея­нии, он идет в страшную жару или холод по горным тропинкам, про­ходя Австрию, Венгрию, Италию, Грецию, просит милостыню на площади св. Марка в Венеции и учится здесь греческому языку, — писал Д.В. Ай­налов. — Терпя невзгоды, доходит до южного берега Италии, садится как нищий на торговое судно, переплывает при бурях и непогодах Средиземное море, приходит в Палестину, обходит все святые места, попадая в руки разбойников арабов, лежа среди горных уступов избитый и истомленный жаждой, после того, как обозленные его нищенством и бедностью арабы отняли у него хлеб и тыкву с водой. Однако, в котомке его лежат толстые рукописи — подробный дневник. Сюда занесены все впечатления, невзгоды, радости, а также прило­жены снимки пером с замечательных памятников монастырей и планы целых местностей, самое подробное их описание и даже нарисованные им портреты. Этот убогий странник был, однако, знаком с наиболее выдающимися людьми духовного мира своего времени. В Италии, Гре­ции, Палестине он знакомится с ними и после непродолжительной бе­седы успевает настолько расположить в свою пользу кардиналов, пре­латов, патриархов и лиц светских, что получает лестные для него грамоты и рекомендации. Он изучает библиотеки, ризницы с хризовулами, измеряет храмы и точно наблюдает богослужебный чин и уставы разных монастырей».[23]

Невзгоды, перенесенные В.Г. Барским во время пребывания на Востоке, дали себя знать. Вскоре после возвращения в Киев из сво­их путешествий он скончался и был погребен в Киево-братском училищном монастыре напротив главного алтаря близ алтарного окна.

Свой вклад в возобновление духовной жизни русского Свято-Пантелеимоновского монастыря на Афоне внес игумен Киприан, родом из Харькова. Из своего родного города он отправился на богомолье в Киев, а из Киева предпринял путешествие в Иерусалим. По обычаю многих паломников он заехал на Афон, но далее не поехал, а в Пантелеимоновском монастыре был пострижен в монахи и потом стал игу­меном этой обители. В 1720 году он приехал в Москву за помощью для монастыря и, увозя щедрые пожертвования, наряду с церковной утварью, он вез пополнение для Свято-Пантелеимоновского книгохранилища. Следует также отметить, что предшественником игумена Киприана в Пантелеимоновской обители был игумен Варлаам, его перу принадлежит помянник, написанный им на украинском языке в 1705 го­ду.

Особое место в развитии церковно-литературных связей Украины с Афоном принадлежит Паисию Величковскому (1722-1794). Уроженец Полтавы, сын настоятеля местной Успенской соборной церкви Иоанна Величковского, воспитанник Киевского духовного училища, юный Петр Величковский с раннего возраста обнаружил непреодолимое влечение к созерцательной, затворнической жизни, С 17 лет он уже был был послушником Любечского монастыря. Любечский (или Любицкий) Антониев монастырь Черниговской епархии, в середине XIX века упраздненный, был построен в 1694 году над Днепром и находился в двух верстах от города Любеча, где в древности была пещера, ископанная преп. Антонием.[24]

Через два года молодой послушник был пострижен в рясофор в Медведевском Николаевском монастыре Киевской епархии и принял имя Платон. Вскоре, однако, гонения, воздвигнутые против Право­славия поборниками унии, заставили новопостриженного Платона ис­кать убежища в Киево-Печерской Лавре. Но здесь он оставался не­долго. Жажда уединения и духовных подвигов побудила молодого 33-летнего отшельника удалиться в Валахию.[25]

В те года юго-западный край находился в бедственном положении: уния давала себя чувствовать. Православные монастыри либо совсем закрывались, либо преобразовывались в униатские. Православ­ные монахи уходили в соседнюю Православную Румынию, где их ожи­дала лучшая участь. Именно сюда, влекомый жаждой усовершенствования, и попал будущий старец Паисий.[26] Но через 4 года, в 1746 году, подобно преп. Антонию Печерскому, молодой подвижник решил отправиться на Афон, чтобы всецело отдаться идеалу иночес­кой жизни.

По прибытии на Святую Гору Платон прежде всего направился в Лавру св. Афанасия, а затем пришел «к своим братиям славянского языка, под монастырем Пантократором пребывавшим».[27] Здесь он поселился в одной из келий и в течение трех с половиной лет предавался уединенным монашеским подвигам. В это время на Афон из Валахии прибыл знаменитый старец Василий Поляномерульский. По просьбе Платона он облек его в мантию, дав новое имя — Паисий.

Те годы были временем упадка духовной жизни на Афоне. Монахи расходились из своих обителей, и цветущие монастыри оставлялись на произвол судьбы. В начале ХУШ столетия недалеко от монастыря Пантократор была ветхая келья с храмом во имя пророка Илии, которую монастырь от­давал в наем кому-либо из монахов. Эту келью и попросил себе в 1757 году Паисий Величковский, и с 12-ю своими учениками начал от основания созидать скит во имя пророка Илии. «И, — как говорится в его житии, — создаша церковь (деревянную), трапезу, пекарню, по­варню, странноприимницу и келий 16. И преселишася вси обще в скит, радующеся и славяще Бога… Вси же труждахуся в рукоделии, и блаженный с ними во дни убо делаше ложицы, в нощи же писаше кни­ги отеческие, переводя их с эллино-греческого на славянский язык».[28]

Слава Паисия Величковского со временем стала столь велика, что к нему в скит на беседу нередко приходил даже патриарх Константинопольский, живший в то время на покое в монастыре Пантократор, и совершал с ним Божественную литургию.[29] Здесь старец Паисий начал изучать святоотеческую литературу. При тщательном сличении святоотеческих книг он заметил в славянских переводах погрешности, требовавшие исправления. И тогда перед ним встала важная задача — заняться исправлением славянского текста свято­отеческих книг.

Вскоре старец Паисий был поставлен перед необходимостью изучить греческий язык, что он и сделал в короткий срок. Далее следует предоставить слово самому старцу Паисию: «Про­ведя немало времени на Афоне и освоившись с простым греческим языком, я задумался мыслью отыскать эллино-греческие отеческие книги и по ним произвести исправление славянских переводов. Я искал во многих местах и неоднократно и не мог найти. Я ходил в великий Лаврский скит святой Анны и в Кавсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия и другие лавры и монастыри, повсюду расспрашивая знающих людей,  опытных и престарелых духовников и благочестивых иноков, и нигде мне не удалось найти ни одной подоб­ной книги, и от всех я получил один и тот же ответ, что они не только не знают этих книг, но даже и имен составителей не слыха­ли. Слушая эти ответы, я впал в совершенное недоумение и изумлял­ся, как же это в таком святом месте, где жили многие и великие святые, я не только не могу найти желаемых мне отеческих книг, но даже и имен их писателей ни от кого не слышу. И от этого я впал в глубокую печаль… Мне удалось, наконец, отыскать желаемые книги, а некоторую часть их даже приобрести в собственность».[30]

Таким образом, старец Паисий получил, наконец, то сокровище, которое так долго искал и мог приступить к исправлению славянских переводов по их древним греческим подлинникам. Это случилось в 1761 году, всего за два года до отбытия Паисия со Святой Горы в Молдовалахию. Инок, взявшийся переписывать для старца святоотеческие книги, успел приготовить ему к этому времени только часть обещан­ных книг. «И тако, — писал Паисий Величковский, — за 2 лета и мало более прежде исшествия нашего из Святой Горы, краснописец он на­чен преписовати, елико Бог подаде ему руку, часть некую многожелаемых мне преписа книг, яже всерадостне, аки дар Божий, с не­бесе посланный нам, восприимше, изыдохом от Св. Горы Афонския».[31]

На Афоне вокруг старца Паисия Величковского сложилась целая школа переводчиков и переписчиков. Метод и стиль работы Паисия передался и его ученикам. С каждой переведенной и исправленной им рукописи делалось по несколько копий, из которых впоследствии многие попали в отечественные монастырские библиотеки.

В 1763 году старец Паисий переехал с Афона, из скита пророка Илии, в Молдавию, во главе постепенно возросшего братства, но не потерял духовной связи с Афоном и продолжал вдали от Святой Горы заниматься книжной деятельностью. Паисий обосновался в мо­настыре Драгомирна в Буковине, где пребывал в течение 10 лет. Усиленная работа по переводу и исправление древних рукописей началась со времени переселения Паисия в Молдавию, и именно в монастыре Драгомирна, вскоре после 1763 года. Запасшись на Афоне святоотеческими книгами на древнегреческом языке, старец по ним проверял и исправлял в Драгомирне славянские переводы.

В 1768 го­ду началась очередная русско-турецкая война, по окончании ее был заключен Кучук-Кайнарджийский договор, согласно которому Буковина отошла к Австрии. Монастырь Драгомирна, находившийся в Буковине, перешел в ведение католиков. Это побудило Паисия с частью своих учеников покинуть Драгомирну и перейти в монастырь Сокул (1775 г.). Вследствие недостатка в кельях, необходимых для развертывания широкой церковно-литературной деятельности, Паисий впоследствии вынужден был перейти (1779 г.) в большой близлежащий Нямецкий монастырь.

В Нямце деятельность старца Паисия приобрела особенно широкий размах. При помощи иноков и под постоянным руководством стар­ца здесь происходило переписывание книг и исправление славянского текста по греческим подлинникам, а также осуществлялись и новые переводы с греческого языка, — на румынский и русский языки. В 1787 году старец Паисий закончил свой важнейший литературно-бого­словский труд — перевод с греческого языка подвижнических слов святого Исаака Сирина.

В 1787 году началась вторая русско-турецкая война, продолжавшаяся до 1791 года. Русские войска вступили в Молдавию. Вместе с князем Потемкиным в Яссы прибыл архиепископ Амвросий (Серебрен­ников). Услышав о Паисии, он пожелал его видеть, прибыл в Нямец, два дня провел с ним в беседе, а затем возвел его в архимандриты (1790 г.). Это повышение нисколько не изменило его характер: он по-прежнему кротко обращался с братией и неутомимо трудился. И во время болезни великий труженик не оставлял свои дела: согбен­ный болезнью, старец облагал себя книгами и словарями и занимался, сидя на постели, исправлением своего, все еще казавшегося ему не­совершенным, перевода святоотеческих творений. Скончался старец Паисий в 1794 году, и был похоронен в главном храме Нямецкого монастыря.

«В Нямецкой Лавре книжные занятия старца Паисия достигли своего наибольшего расцвета, — пишет отечественный исследователь. — Он основал целую школу для обучения справщиков и переводчиков и широко поставил переписку исправляемых книг, так что своими многочисленными рукописями не только наполнил монастырскую библиотеку, но и распространил их в огромном числе списков далеко за пределами своей обители и в особенности по монастырям и кельям обширной русской земли. Он сумел поднять в православном русском монашестве интерес к книжным занятиям, к чтению и переписыванию святоотечес­ких книг, к духовным беседам, а свою Нямецкую Лавру сделал центром и светочем православного монашества и школой подвижнической жизни и духовного просвещения для православного Востока. В Нямецком монастыре получили свое воспитание многие молдовлахийские и рус­ские иноки, которые потом во многих обителях сделались насадителя­ми православного-старчества и монашеских общежитий по уставу Паисиева братства».[32]

Из тысячи рукописей, хранившихся в библиотеке Нямецкого монастыря в начале ХХ-го века, 276 рукописей относилось ко времени деятельности старца Паисия, и более 40 из них были напи­саны самим старцем, причем рукописи Нямецкого монастыря составля­ют лишь часть всего того рукописного материала, который вышел из-под пера сподвижников старца и разошелся по монастырям и мо­нашеским кельям православного Востока, — особенно же в пределах Украины и России. Благодаря первым старцам, продолжавшим деятель­ность Паисия после его кончины, здесь была основана типография, из которой вышло много ценных изданий, напечатанных славянским шрифтом, а тесные связи с Украиной поддерживались почти до 50-х гг. XIX столетия.[33]

Говоря о влиянии трудов Паисия Величковского на монашеские традиции Русской Православной Церкви, необходимо отметить, что в ХУП — начале ХУШ вв. духовная жизнь в большинстве русских монастырей находилась далеко не в лучшем состоянии. Ненормальность положения дел и необходимость преобразований сильно чувствовалась в конце ХУП века и духовными, и светскими властями. Правительствен­ные распоряжения Петра I, а затем Екатерины II относительно монастырей, возродить монашество сами по себе не могли, так как для этого нужен был подъем жизни и лоне самого монашества, а эти указы шли извне и носили насильственный характер. В резуль­тате началось вынужденное переселение монахов за пределы России: либо на Афон, либо в Молдавию, что имело немаловажное значение. Русские монахи, получив в Молдавии уроки духовно-нравственной жизни, часто возвращались в Россию и, в свою очередь, сеяли ра­зумное, доброе семя. Их трудами многие монастыри, близкие к со­вершенному запустению, были приведены в порядок, был воскрешен дух древнего иночества. В числе этих лиц было особенно много учеников Паисия Величковского.[34]

Велико было влияние школы Паисия Величковского на Оптину пустынь, где было начато издание святоотеческих творений, главным образом, переводов Паисия Величковского. Результатом этой деятельности явилось то движение духовного возрождения, которое можно описать словами отечественного исследователя, сказанными им в начале XX столетия: «Большое влияние Паисия и его школы сказалось на жизни некоторых монастырей Великороссии. Можно даже думать, что все мистическое движение нашей Оптиной пустыни, влияние о. Матфея на Гоголя и других писателей и т.д. обязано традициям Паисиевой школы».[35]

Другой современный православный автор полностью разделяет ту оценку деятельности старца Паисия, которая была изложена выше: «Его (Паисия — авт.) по всей справедливости можно назвать обновителем духовной жизни молдовлахийского и русского монашества… Своим примером, деятельностью и переводами ста­рец Паисий вызвал огромное духовное движение в православном монашестве, особенно заметное в России, где оно охватило не только иноков, но и светское общество всех классов».[36]

Выходцы с Украины жили в ряде святогорских обителей. Так, например, отечественный паломник А.Н. Муравьев, побывавший здесь в 1849-1850 гг., писал о Ставроникитской обители; «Теперь доброхотствует здесь малороссийский престарелый инок Игнатий, собрав­ший много денег в России, который почитается и ктитором скита св. пророка Илии, — писал А.Н. Муравьев. — Сам он живет у Ставроникиты, где устроил особый придел довольно изящный, там совершает богослужение на славянском. При нем есть иеромонах русский Прокопий, уже весьма ветхий».[37]

Другой отечественный исследователь XIX века — архимандрит Порфирий (Успенский) также встречал украинских подвижников на Афоне. «Четверг 10 июля 1858 г., — отметил в своем дневнике архиманд­рит Порфирий. — Сегодня я слушал обедню в церквице св. Антония Киевопечерского, построенной в 1852 году на приморском утесе подле Есфигмена… Обедню служил иеромонах Стефан, проживающий в Хиландарском монастыре. Родом он из Каменец-Подольского, молод. Говорит по-гречески, им приведена в порядок хиландарская библио­тека. В домике, смежном с церквицей, живет монах Евстафий, малорос, раб Божий».[38]

В конце 1844 года Эсфигмен посетил профессор Казанского университета В.И. Григорович. В своих записях он отметил эту же достопримечательность, имеющую самое прямое отношение к начальной истории монашества Киевской Руси. «12-13 декабря. Монастырь Эсфигмену с храмом Вознесения, — писал В.И. Григорович. —  Общежительный, он не уступает древностью ни одному древнейшему, и для нас рус­ских примечателен тем, что близ него подвизался Антоний Печерский. Пещера его и церковь, построенная, кажется, позже, находится близ утесистого морского берега, за полчаса от монастыря».[39]

Это распространенное среди эсфигменских насельников предание, позд­нее изложил в своей книге киевский уроженец А.Г. Стадницкий (впоследствии — епископ Арсений), который, естественно, проявил боль­шой интерес к местам, имеющим отношение к своему прославленному земляку. «Преп. Антоний прибыл на Афон и поселился в Эсфигмене в конце X или начале XI века, — писал А.Г. Стадницкий. — Пожив здесь несколько, по благословение старца, он удалился затем в уедине­ние, недалеко от Эсфигмена, на гору, называемую Самара, на рас­стоянии четверти версты от монастыря и высек в ней пещеру, в кото­рой и уединился».[40]

Продолжая обзор трудов архимандрита Порфирия (Успенского), необходимо сказать несколько слов о тех практических шагах, которые он предпринял, когда вернулся на родину и, будучи уже в сане епископа Чигиринского, обосновался в Киеве. О своих намерениях в области церковного пения, которые епископ Порфирий не мог дол­гое время осуществить, он сам писал следующее: «Когда во время ученых занятий моих на Востоке уже приближалось к желанному концу (1861), тогда случилось мне счастье, то счастье, которое выража­ется поговоркой, — на ловца и зверь бежит, — и неожиданно на книж­ной полке Синаеджуванийского подворья в Каире указало мне певчес­кие рукописи одного и того же содержания, в которых греческие песнопения переложены на наши партесные, или, церковнообиходные ноты… Оказалась церковная музыка, чисто греческая, которую я многократно слыхал в греческих церквах. Счастливая находка эта приобретена мною. Рассмотрев ее, я не нашел в ней никакой припис­ки о времени и месте происхождения ее, но судя по свежести ее и по очертанию партесных нот, догадывался, что переложение греческих песнопений на наши ноты сделано было в конце прошлого (ХУШ в. – авт.) столетия в богоспасаемом Киеве, где находился принадлежав­ший Синаю монастырь Екатерининский. По всей вероятности, обучав­шийся тогда в Киевской Духовной Академии иеромонах Константин, впоследствии архиепископ Синайский, и патриарх вселенский, по просьбе академических наставников, сделал переложение, о котором идет речь. Но, как бы то ни было, а теперь греческая церковная музыка — не тайна для меня…»[41]

Но епископ Порфирий не ограничился чисто кабинетным  изучением найденных им рукописей. Он хорошо понимал важность возрожде­ния песнопений, мелодий, которые слышались под сводами древних киевских храмов в те времена, которые отстояли от времени креще­ния Киевской Руси всего лишь на несколько десятилетий. Поэтому он предпринимал практические шаги по возрождению древних церков­ных песнопений в столице древнего русского государства. «Теперь и петь мы умеем по-гречески, и хорошо поймем: какое «изрядное осмогласие», и какое «трисоставное сладкогласование и самое красное демественное пение» принесено было в Киев при великом князе Ярославе Владимировиче в 1051 году, — писал епископ Порфи­рий. — Замечательно, что я спустя 814 лет после 1051 года, возобновил в Киеве то пение, которое при Ярославе введено было греческими певцами, пришедшими туда из Константинополя».[42]

Влияние Афона на развитие религиозного образования в средневековый период трудно переоценить. В то время рассадниками про­свещения на Украине были монастырские обители. Отсюда распростра­нялась византийская образованность; это влияние осуществлялось книжным путем, так как монастыри сосредоточили в своих стенах богатые библиотеки. В числе монастырских занятий постоянно практиковалось переписывание книг. «Как корабль без гвоздей не состав­ляется, — говорили в то время, — так инок не может обойтись без чтения книг».[43] Это образное сравнение — одно из многих, бытовавших в то время.

Закачивая краткий обзор афоно-украинских литературных связей, можно привести еще одно суждение о важности духовного просвеще­ния, записанное всего лишь спустя несколько десятилетий после Крещения Киевской Руси: «Аще бо поищеши в книгах мудрости при­лежно, то обрящеши великую пользу души своей; аще бо книги часто чтет, то беседует с Богом, или святыми мужи; почитая пророческие беседы, и евангельские учения и апостольские, жития святых отец, восприемлет душа великую пользу».[44]

Доклад на международной научной конференции «»Малый Афон» — монастыри и монашество в Закарпатье: традиции и современность», посвященной 1000-летию древнерусского монашества на Афоне, 3-4 октября 2015 г. (Мукачево, Украина). Конференция проводилась по благословению Блаженнейшего Онуфрия, митрополита Киевского и всея Украины, Председателя Украинской Православной Церкви. 

[1] Цит. по: Повести Древней Руси XI-ХП вв. Л,1983, С. 126 (русский перевод Д.С. Лихачева).

[2] См. Полный Православный богословский энциклопедический словарь. T. I, СПб, 1913, С. 191.

[3] Цит. по: Повести Древней Руси XI-ХП века. Л., 1983, С. 182 (русский перевод Д.С. Лихачева).

[4] Киево-Печерский Патерик. Киев, 1930, С. 11.

[5] См. «Христианское чтение», 1853, октябрь, С. 297-298.

[6] Порфирий (Успенский), архим. Указатель актов, хранящихся в обителях св. Горы Афонской. СПб, 1847, С. 142.

[7] Студийский устав составлен преп. Феодором Студитом (759-826), настоятелем Студийского монастыря в 798 г. (прим. авт.)

[8] См. Полный Православный богословский энциклопедический сло­варь. Т. П. М., 1913, С. 769.

[9] См. Прибавления к творениям святых отцов в русском переводе. Год 6-й, М. 1848, С. 134.

[10] Тихомиров М.Н. Исторические связи русского народа с южными славянами // Славянский сборник. М., 1947, С.166. (подробнее см. в: Петровский М. Иларион, митрополит Киевский, и Доментиан, иеромонах Хиландарский // Известия Общества русского языка и словесности (ИОРЯС). т. 13, кн. 4, 1908.

[11] См. Ильинский Г.А. Значение Афона в истории славянской письменности // Журнал министерства народного просвещения, 1908, ноябрь, ч. 18, С. 15.

[12] См. Соболевский А. И. Южно-славянское влияние на русскую пись­менность в Х1У-ХУ вв. СПб., 1894, С. 14.

[13] Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. Т. П. СПб., 1910, С. 166. (письмо С.-Петербургскому митрополиту Антонию от 12 февраля 1846 года).

[14] Цит. по: Державин А., прот. Четии-Минеи святителя Димитрия, митрополита Ростовского, как церковно-исторический и литературный памятник // Богословские труды, № 15, М.,1967,  С. 85.

[15] Цит. по: Горский А.В. О сношениях Русской Церкви со Святогорскими обителями до ХУШ столетия // Прибавления к изданию творе­ний св. отцов в русском переводе. М.,1848, С. 160-161.

[16] Там же, С. 161.

[17] Там же, С. 162-163.

[18] Там же, С. 164.

[19] См. Тихомиров  М.Н.  Исторические связи русского народа с юж­ными славянами // Славянский сборник. М., 1947,  С. 199.

[20] Богданович Д.  Каталог Кирилских рукописа монастира Хиландара. Белград, 1978.

[21] Пешеходца Василия Григоровича-Барского Плаки-Албова, урожен­ца Киевского, монаха Антиохийского, путешествие к святым местам в Европе, Азии и Африке. СПб., 1778, С. 664.

[22] Цит. по: «Византийский Временник», приложение к XX тому, № 1, СПб., 1913,  С. 41.

[23] Айналов Д. В. По Афону // Сообщения императорского Православ­ного Палестинского общества, 1906, т. Ш, вып. 1, С. 53-54.

[24] См. Кишиневские епархиальные ведомости. 1898, № 19, С. 612.

[25] Дабиджа Александр. Малороссийская обитель на Афоне // Киевская старина, 1893, № 40, С. 35-36.

[26] См. Паисий Величковский и его значение в истории православ­ного монашества // Кишиневские епархиальные ведомости, 1898, № 18, С. 582.

[27] Цит. соч., № 20, С. 704.

[28] Цит. по: Описание монастырей афонских в 1845-1846 гг. // ЖМНП, 1846,  т. 58, С. 117.

[29] См.: _.Паисий Величковский, подвижник благочестия второй по­ловины прошлого столетия // Полтавские епархиальные ведомости, 1897, № 23-24,  С. 836.

[30] Цит. по: Четвериков С. прот. Старец Паисий Величковский. Париж, 1976, С. 101-102.

[31] Цит. по: Паисий Величковский и его значение в истории православ­ного монашества // Кишиневские епархиальные ведомости, 1898, № 21, С. 712.

[32] Четвериков С., прот. Цит. соч., С. 184.

[33] См. Яцимирский А. И. Славянские и русские рукописи румынских библиотек. СПб., 1905, С. 543 («Житие и писания молдавского стар­ца Паисия Величковского» были изданы трижды в Оптиной пустыни  на русском языке (прим. авт.).

[34] См. «Кишиневские епархиальные ведомости», 1898, № 18, С. 585.

[35] Яцимирский А.И., цит. соч., С. 545.

[36] Четвериков С., прот. Цит. соч., С. 5.

[37] Муравьев А. Н. Письма с Востока, ч.1. СПб., 1851, С. 181.

[38] Порфирий Успенский, епископ. Книга бытия моего.  Т. УП, СПб., 1901, С. 175.

[39] Григорович В.И. Очерк путешествия по европейской Турции. М., 1877,  С. 90.

[40] Стадницкий А.Г. Дневник студента-паломника на Афон. Киев, 1886, С. 131.

[41] Порфирий (Успенский), епископ. Первое путешествие в афонские монастыри и скиты. ч. 2 (приложение ко 2-му отделению сей части). М. 1881, С. 83

[42] Там же, С. 84.

[43] Православный собеседник, 1862, февраль, С. 148.

[44] Полное собрание русских летописей.  T. I. Лаврентьевская летопись 1037 года. СПб., 1846,  С. 65-66.