Становление русско-шведских связей относится к древнейшему периоду существования Русского государства (IX-XI вв.). В имеющемся во введении к «Повести Временных лет» перечне «варяжских» народов указаны как норвежцы («урмане»), так и шведы («свеи» и «готе», т. е. племена свеев и гётов, в то время находившихся на стадии слияния в единый шведский народ). Новгородцы издавна имели тесные отношения со шведами. Когда киевский князь Ярослав Мудрый (1015-1054) женился на дочери шведского короля (конунга) Олафа (994-1022), то в качестве свадебного подарка княжна Ингигерд (в крещении Анна) получила от Ярослава город Ладогу и прилегающие к нему земли. Около 1020 года этот надел был передан в управление ее двоюродному брату по материнской линии Ярлу Ронгвальду, сыну Ульфа. Именно в Ладоге норвежские послы, прибывшие на Русь, встретили Ронгвальда в 1034 году. [1] По-видимому, тогда же в Ладоге была построена «варяжская» церковь, что диктовалось духовными потребностями постоянно приезжавших в Ладогу иностранных купцов.
Новгород и Готланд
Особенно тесные связи существовали у новгородцев с Готландом (ныне – в составе Швеции). Жители острова Готланд приняли святое Крещение при короле Олафе Святом в 1008 году, вступив в духовную зависимость от епископа Линчепингского. [2] В середине XII в. в Новгороде уже существовал торговый двор готландских купцов с храмом св. Олафа. [3]
В новгородской «варяжской божнице» богослужения совершались в течение всего года; это явствует из договора, заключенного в 1270 году между Новгородом и Готландом, а также с немецкими городами. В древнем документе под названием «Скра Новгородская» по этому поводу говорится следующее: «Священник, приезжающий с летним или зимним поездом гостей, вступает на место священника, которого он там находит, и этого (нового), приехавшего с летним или зимним поездом, должны держаться все, во дворе (торговом. – а. А.) живущие». [4] Варяжская церковь в Новгороде простояла до конца XIV – начала XV в. [5]
Новгородские купцы, подолгу жившие на о. Готланд, также имели свой торговый двор и церковь. Новгородские мастера воздвигли православный храм в Висбю – главном городе острова; церковь была расписана фресками в русско-византийском стиле. Новгородская церковная живопись оказала сильное влияние на искусство готландских храмов. Так, на западных стенах нефа и на арке между нефом и башней церкви в Гарда сохранились фрагменты настенной живописи. Стиль росписи указывает на несомненную связь с монументальной живописью Новгорода.
Другой памятник, свидетельствующий о деятельности приехавших из Руси мастеров, – это церковь в Чэллунге (Каllungе). Здесь имеются остатки росписи, расположенной в несколько рядов. Лучше всего сохранилось изображение шествия Христа на Голгофу. Росписи храмов как в Гарда, так и в Чэллунге по стилю близки к росписям церкви в Старой Ладоге (исполненным в 60-х гг. XII в.) и к росписям церкви Спаса на Нередице (1199 г.). Росписи в Гарда и Чэллунге относятся к этому же периоду времени, т. е. к последней трети XII в. [6]
Остатки росписей – не единственные следы новгородского влияния на Готланде. В церкви в Эке хранятся остатки стен древней деревянной церкви – несколько досок с фрагментами росписи, изображающей Вознесение. Эти росписи по стилю близки к русским иконам того времени. Остатки стен древней деревянной церкви – несколько досок с фрагментами росписи – сохранились и в церкви в Сундре. Их стиль очень отдаленно напоминает роспись храмов в Гарда и Чэллунге. В церкви в Мэстербю имеется роспись, где стиль фигур хотя и не имеет ничего общего со стилем живописи церквей в Гарда и Чэллунге, однако орнаментальные мотивы близки к мотивам росписей, исполненных новгородскими мастерами.
Таким образом, русское искусство пустило глубокие корни на о. Готланд и оказало известное влияние и на искусство местных мастеров. Эта русско-византийская школа на Готланде – явление единичное в Скандинавии, не имеющее никаких аналогий в других областях. Именно здесь в своеобразной форме встретились Восток и Запад. [7]
Торговый двор новгородских купцов на Готланде существовал до конца XV в. Когда русское посольство в XVI в. посетило на Готланде город Висбю, где раньше была колония новгородских купцов, то там уже жили иноземцы. Тем не менее, один из членов посольства сообщал о том, что «церковь Никола Чудотворец стоит на подоле гостинна двора, а мера церкви попереч получетверти сажени, а в длину 6 сажен, а живут в ней немцы за полаты место». [8]
Русско-шведские отношения в XIII-XIV вв.
К середине XIII в. относится усиление русско-шведского соперничества. В 1240 году князь Александр Невский во главе русского войска в сражении на Неве не допустил шведов к продвижению вглубь русских земель; на этот ратный подвиг князь Александр выступил с благословения архиепископа Новгородского Спиридона. Военно-политическое соперничество Швеции и Руси продолжалось и впоследствии. Но в 1323 году между новгородцами и шведами был заключен Ореховецкий мирный договор. На Ореховецком договоре основывались и другие русско-шведские договоры вплоть до конца XVI в. [9]
Но в годы правления шведского короля Магнуса Эриксона (1319-1363, самостоятельно – с 1332 г.), от имени которого был заключен Ореховецкий договор, это мирное соглашение подверглось испытанию, носившему религиозную окраску. В 1348 году Магнус Эриксон отправился на Русь с очередным походом, причем, как и в прежние времена, одной из его целей была пропаганда католичества. Он предложил новгородцам богословские прения с тем, чтобы то исповедание, которое окажется истинным, было принято обеими сторонами.
Магнус настаивал на том, чтобы новгородцы прислали своих «книжных людей» участвовать в диспуте с католическими богословами. Но архиепископ Новгородский Василий после совета с посадником, тысяцким и всеми новгородцами ответил Магнусу: «Ежели хочешь уведать, которая вера лучше – наша или ваша, пошли в Царьград к патриарху, потому что мы приняли православную веру от грек, а с тобою о вере не спорим; а ежели есть какая обида между нами, то о том пошлем к тебе на съезд». [10] Получив отказ, Магнус собрал значительное войско и летом 1348 года пришел к истокам Невы. Здесь он осадил Орешек и взял его, а шведские миссионеры начали обращать православных жителей округи в католичество. Но вскоре новгородцы справились со шведами и вытеснили их из Орешка. [11] Военный конфликт был улажен в 1351 году, когда в Дерпте (соврем. Тарту) был заключен очередной русско-шведский мирный договор.
К началу XV в. относится литературный памятник, по-своему характеризующий религиозную сторону русско-шведских отношений. Это так называемое «Рукописание Магнушово, свейского короля, приказ детем его, и братьи его, и всей Свейской земли». [12] В начале этого завещания говорится, что Магнус («нареченный в святом крещении Григореи»), «отходя от сего света, при своем животе (жизни. – а. А.)», приказывает своим детям, «братье и всей Свейской земли» «не наступатися» в нарушение «крестного целования» на Русь.
Рассказав о неудачном походе Магнуса Эриксона на новгородские земли в 1348 году, летописец сообщает далее, что сын Магнуса Сакун (Хакон VI, король Норвегии. – а. А.) «вынял» (спас) его и повез в Мурманскую (норвежскую) землю. Но во время путешествия по морю началась буря. Корабль, на котором находился Магнус, утонул, и король в течение трех суток плавал на корабельных досках, пока его не прибило к монастырю Св. Спаса, где он был пострижен в монахи и принял схиму.
Реальную основу этого в значительной степени вымышленного рассказа о злоключениях Магнуса составляют феодальные смуты и династическая борьба в Швеции и Норвегии, закончившаяся свержением и изгнанием Магнуса. Более вероятным в отношении его кончины является предположение, что он утонул во время кораблекрушения. [13]
Швеция и Новгород в 1605-1615 гг.
В начале XVII в. между Швецией и Новгородом сложились совершенно особые взаимоотношения. Это было связано с начавшейся в Московском государстве эпохой Смутного времени, а также с близостью Швеции к новгородским землям.
К 1605 году относится первое воззвание шведского короля Карла IX к жителям Новгорода. В нем он изобличал политику римского папы, «учинявшего в России великую смуту, с целью искоренить в ней греческую веру». Карл заявлял, что не допустит осуществления этих планов папы и готов оказать русским христианам помощь. Когда же Карл узнал об убиении первого самозванца – Лжедимитрия (Григория Отрепьева), то он прямо предложил Новгороду помощь против «папистов». В этом отношении представляет интерес следующее место из письма Карла IX к Арвиду Теннессону от 5 февраля 1606 года: «Если верны новости, пришедшие из Выборга, то Димитрий убит русскими за то, что хотел ввести в Россию папистскую религию; сделавшись царем, он будто бы велел убить несколько православных монахов». [14]
К этому времени в Швеции уже прочно укоренилось лютеранское вероучение; отсюда понятен и стиль воззвания Карла IX, предлагавшего новгородцам религиозно-политический союз. В течение последующих нескольких лет Карл IX подготавливал осуществление унии Новгорода со Швецией. Но вот 16 июля 1611 года шведские войска под командованием Якова Делагарди штурмом взяли древний русский город. Новгородцы в лице Исидора, митрополита Новгородского и Великолукского, а «также архимандриты, игумены и весь священный собор» были вынуждены заключить со шведами договор, чтобы избежать лишнего кровопролития. В этом договоре от 25 июля того же года, согласно которому Новгород переходил под власть шведской короны, имелось положение о статусе православных храмов и их прихожан. Текст этого соглашения свидетельствует как о твердости новгородцев в защите Православия, так и о веротерпимости, которой должна была в силу этого придерживаться шведская военная администрация.
«Божии церкви и монастыри древней греческой веры не должны быть разоряемы, – говорилось в договоре – не следует допускать осмеяния икон, священного служения, а также церковных сосудов, никого не отклонять силой от нашей христианской веры, чтобы мы, люди Российского государства, могли жить в нашей греческой вере по-прежнему. Ни в чем не притеснять митрополита, архиепископов, епископов, архимандритов, игуменов и весь святейший собор… Они должны жить и служить по-прежнему, относиться к ним должно согласно их сану, а земли, принадлежащие монастырям и церквам, от них не отнимать и не передавать никому другому во владение». [15]
Оценить выполнение этой части договора можно на основании документов новгородского архива 1611-1616 гг., хранящегося в Стокгольме. [16] Правительство Делагарди стремилось завоевать симпатии новгородского населения. В материалах архива обнаружено свыше 200 челобитных мастеровых, торговцев и прочего люда с просьбой о выдаче платы, пособий и т. д. Как правило, челобитные разбирались и полностью или частично удовлетворялись. По словам одного современного исследователя, «характерно, что за этот период не обнаружено ни одной челобитной от духовенства с жалобами на притеснения со стороны шведов». [17]
Здесь же следует отметить, что русские православные христиане, жившие на севере России, по-прежнему не желали находиться в подчинении Швеции. После взятия Новгорода в 1611 году шведский король известил игумена Соловецкого монастыря Антония о принятии новгородцами шведского подданства и советовал ему склонить свою братию последовать их примеру, обещая награду. Но игумен Антоний писал в ответ на это королю Швеции: «А у нас в Соловецком монастыре и в Сумском остроге и во всей поморской области тот же совет единомышленно: не хотим никого из иноверцев на Московское государство царем и великим князем, опроче (кроме – а.А.) своих прирожденных бояр Московского государства». [18]
В 1611 году шведский король Карл IX умер. Его сын и преемник Густав Адольф вначале хотел сам занять русский престол, а затем решил предоставить его своему брату Карлу Филиппу. В эти годы положение новгородцев по-прежнему было тяжелым, и им приходилось мириться с зависимостью от Швеции. В январе 1612 года они были вынуждены даже отправить в Стокгольм посольство, которое возглавил архимандрит Юрьевского монастыря Никандр; целью посольства было предложить русскую корону шведскому принцу. Посольство пробыло в землях, находившихся под властью Швеции, долгое время. Обратно в Новгород из Выборга члены посольства отправились лишь в сентябре 1613 года. По времени это совпало с консолидацией русских патриотических сил, с организацией народного ополчения под предводительством Минина и Пожарского, целью которого была борьба с польско-шведской интервенцией.
26 октября 1612 года Москва была освобождена от незваных пришельцев. В это время, когда остро встал вопрос о ликвидации междуцарствия, необходимо было подыскать подходящую кандидатуру на русский престол. И если принять во внимание давнюю историю русско-шведских государственных и церковных связей, то не покажется удивительным, что одной из возможных кандидатур стал сын скончавшегося шведского короля Карла IX Карл Филипп. В Новгород было отправлено посольство во главе с С. Татищевым; ему было поручено, в частности, выяснить возможность перехода Карла Филиппа из лютеранского исповедания в Православие: «и как по прошению Ноугородцкого государства всяких людей, свейского короля сын, королевич Карло Филип на Ноугородцкое государство придет, и креститца ему в нашу православную хрестьянскую веру греческого закона». [19]
В Новгороде посольство С. Татищева убедилось в том, что шведская администрация по-прежнему проявляла веротерпимость в отношении православного населения; материалы Новгородского архива 1611-1616 гг. (Стокгольм) подтверждают правильность оценки посольством Татищева положения в Новгороде. Вернувшись в Ярославль, где в то время была ставка Минина и Пожарского, послы «в расспросе сказали, что в Новгороде от шведов христианской вере никакой порухи и православным крестьянам разорения никаково нет, а живут по-прежнему безо всякой скорби». [20]
Проявленная шведами в Новгороде веротерпимость способствовала тому, что кандидатура Карла Филиппа, как возможного претендента на русский престол, не была отвергнута, и участники Земского собора, заседавшего в 1612 году в Ярославле при участии князя Пожарского и митрополита Ростовского и Ярославского Кирилла (Завидова) (сконч. в 1619 г.), обсуждали кандидатуру королевича. Здесь представители Нижегородского ополчения устами князя Пожарского настаивали на том, чтобы на русский престол был возведен православный претендент: «Все мы единомышленно у милосердого в Троице славимого Бога нашего милости просим и хотим того, чтобы нам всем людем Российского государства в соединении быть; и обратить нам на Московское государство государя царя, великого князя, государского сына, только бы был в православной хрестьянской вере греческого закона, а не в иной которой, которая вера с нашею православной хрестьянскою верою не состоится». [21] Таким образом, наметились основные условия, на которых нижегородцы соглашались договариваться об избрании шведского королевича: первое – прибытие его из Швеции в Новгород; второе – принятие им Православия.
Вопрос о переходе Карла Филиппа в Православие по-прежнему был одним из основных условий, которые ставили участники Земского собора. Об этом свидетельствует, например, ответ, который дали новгородцы князю Пожарскому на его упрек по поводу того, что они якобы уже почти выбрали на русский престол лютеранина: «Мы от истинныя православныя веры не отпали, а королевичу Филиппу Карлу о том будем бити челом и просити, чтобы он был в нашей православной вере греческого закона, и за то хотим все помереть; только Карло королевич не хотел быть в хрестьянской православной вере греческого закона… И мы одни за истинную веру, нашу православную хрестьянскую веру, хотим помереть; а не нашия не греческия веры на государство не хотим». [22]
И хотя в конечном счете кандидатура Карла Филиппа была отвергнута, участники Земского собора достойно оценили веротерпимость, проявленную шведской военной администрацией во главе с Делагарди в Новгороде; как отмечал русский исследователь в начале ХХ-го столетия, «любопытно, что в актах нет и следа враждебного отношения нижегородцев к шведам; нижегородцы именуют шведского военачальника так же, как новгородцы; пишут отчество Делагарди согласно своему обычаю с «вич»: «Яков Пунтосович». [23]
Тем временем шведское правительство не теряло надежды наследовать русский престол. Карл Филипп в середине 1613 года прибыл в Выборг, откуда вел переговоры с Москвой и Новгородом. Его брат – шведский король Густав Адольф дал инструкции своим уполномоченным для ведения переговоров в Выборге. В этих наставлениях не было и речи о возможном переходе Карла Филиппа в Православие; напротив, одним из условий его воцарения на русском престоле стало предоставление ему и его свите свободы вероисповедания. Кроме того, королевичу должно было быть предоставлено право выстроить по одной или по две лютеранские церкви в главных городах России. Королевич, в свою очередь, обязался «охранять религию русских». [24]
Нежелание Карла Филиппа перейти в Православие лишило его последней возможности оставаться возможным претендентом на русский престол. 11 июня 1613 года «венчался на царство» избранный на московский престол Михаил Федорович Романов (1613-1645), первый царь из династии Романовых. Это упразднило все притязания Карла Филиппа, и в начале 1614 года он уехал обратно в Швецию. Это событие вдохновило новгородцев на борьбу за восстановление политической независимости. 12 декабря 1614 года шведский посланник Эверт Горн сообщил королю Густаву Адольфу о том, что на союз со Швецией из новгородцев «почти никто не склоняется, но напротив, владычество их собственных земляков так сильно им по душе, что они все сговорились лучше лишиться жизни, чем отделиться от Московского государства». [25]
Тем не менее попытки Швеции удержать Новгород в сфере своего влияния продолжались вплоть до середины 1615 года. Но новгородцы по-прежнему боролись за духовное и политическое единство Русского государства, заявляя: «Никогда и в смутные времена от Московского государства Новгород отлучен не бывал». [26]
Столбовский договор 1617 г. и православно-лютеранские отношения
Нормализация русско-шведских отношений продолжалась еще в течение нескольких лет, и наконец в 1617 году в Столбове, деревне между Тихвином и Ладогой, был заключен русско-шведский договор, согласно которому король Густав Адольф возвратил русским Новгород, Старую Руссу, Порхов, Ладогу и Гдов. Но часть исконных новгородских земель по-прежнему оставалась под властью шведской администрации. Интересен один из пунктов (3-й) этого договора, на формулировке которого, по-видимому, настояло новгородское духовенство. «Вместе с вышеназванными крепостями и городами, – говорилось в этом пункте, – шведский король возвращает и уступает также великому князю всякие церковные украшения как в церковь св. Софии, так и во все другие церкви и монастыри в Новгороде и других крепостях и городах, со всем, что ни находится на этих украшениях, и не дозволяет ничего вывозить из них, также и собственности и имущества митрополита, всего духовенства и всего русского народа». [27]
Но это условие не было соблюдено повсеместно. В настоящее время в шведских музеях и книгохранилищах находятся ценные иконы, церковная утварь и архивные документы, которые были вывезены шведами из Новгорода в начале XVII в. Об этом неоднократно упоминали русские исследователи, начиная с XIX в., посещавшие Швецию с научными целями. Так, Ф. Булгарин, побывавший в Швеции в 1838 году, видел в Стокгольмском королевском музее русские иконы св. Николая Чудотворца (в серебряном окладе) и Христа Спасителя (без оклада). «Это, верно, добыча Де-ла-Гарди в Новегороде», [28] – писал русский публицист.
Столбовский договор содержал также условия для восстановления торговых отношений между обеими странами. Для нормального функционирования иноземных гостиных дворов в городах России и Швеции необходимо было, кроме всего прочего, обеспечить торговых людей регулярным совершением богослужений. Поэтому в 15-м пункте договора говорилось о том, что в Новгороде, Москве и Пскове шведы могут «отправлять богослужение по своей вере, но кроме того не строить никаких своих церквей». [29]
Что касается русских людей, то они также могли «в Стекольне (Стокгольме. – а. А.), в Выборге торговые дворы имети и по своей вере пение и веры своей строение вольно им по тем же двором в своих хоромех имети, а в Колывани (соврем. Таллинн – а. А.) в церкве, как исстари было, держати, а церквей по своей вере не ставити». [30] Требование устройства церквей для шведских подданных, которые будут приезжать с торговыми целями в русские города, было впервые выдвинуто еще в самом начале переговоров о восстановлении мирных отношений между Швецией и Россией – в упоминавшейся выше инструкции Густава Адольфа шведским послам, направлявшимся в Выборг весной 1613 года для переговоров с русскими послами.
В первом варианте инструкции (в 8-м пункте) предусматривалось, что «в некоторых более значительных городах должно предоставить нашей религии (лютеранской. – а. А.) одну или две церкви». [31] Во втором варианте инструкции содержалось требование предоставления церквей в Новгороде, Пскове, Старой Руссе и Холмогорах. [32] Затем это требование было вновь выдвинуто в начале Дедеринских переговоров. В этом случае в шведских предложениях прямо подразумевалось, что церкви должны быть устроены при шведских гостиных дворах.
Русские представители отказались принять это требование, и в дальнейшем – в ходе дипломатических переговоров и при окончательном принятии Столбовского договора – добились включения в договор такой формулировки данного вопроса, при котором совершение шведскими подданными лютеранского богослужения допускалось не в церквах, а в одном из помещений торгового двора.
Позиция шведской стороны в данном вопросе была более мягкой, и в инструкции Густава Адольфа шведским послам (1613 г.) предусматривалось взамен на предоставление шведским купцам церквей в русских городах разрешить русским торговым людям устраивать для себя церкви в тех шведских городах, в которых им придется торговать. Однако твердая позиция русских послов в данном вопросе привела к тому, что и шведские послы при составлении договора со своей стороны ограничили для русских купцов возможности совершения православного богослужения в шведских городах в такой же мере, в какой были ограничены эти возможности для шведских подданных в русских городах, то есть было разрешено совершение богослужений в помещениях торговых домов, но не позволялось строительство церквей. Единственное исключение было допущено для русского торгового двора в Ревеле (Колывань, соврем. Таллинн. – а. А.), при котором на протяжении ряда столетий уже существовала русская церковь св. Николая. [33] В тексте договора было особо оговорено, что русские и далее должны сохранить за собой эту церковь, существующую на правах давности: «…А в Колывани в церкве, как изстари было, держати…» [34]
Ратификация Столбовского договора носила торжественный, религиозный характер. Как сообщал об этом шведский автор Петр Петри, 28 июня 1617 года шведский король в городской церкви публично утвердил и скрепил клятвой Столбовский мирный договор. В храме при этом присутствовали трое русских посланников, королевские придворные, а также архиепископ Упсальский д-р Петр Кениц и епископ Выборгский Магнус Олаус Элимей. Архиепископ Упсальский Петр произнес проповедь о мире; после скрепления договора государственной печатью церковный хор пропел «Тебе, Бога, хвалим». [35]
Столбовским мирным договором 1617 года было утверждено законное положение русского священника в Русском дворе (Russgarden) в Стокгольме для духовного окормления русских торговых людей. Богослужение совершалось в «молитвенных анбарах», снимавшихся русскими купцами у шведской городской администрации. Но эти богослужения не были регулярными, поскольку приезжавшие тогда вместе с русскими купцами священники жили в Швеции короткое время. [36]
Дальнейшая активизация русско-шведских торговых связей привела к некоторым улучшениям и межцерковных отношений между обеими странами. Около 1630 года между Россией и Швецией начались переговоры «о взаимной свободе русских и шведских купцов при отправлении богослужения». [37]
В Ревельском (Таллиннском) городском архиве [38] хранился документ, который в переводе с немецкого имел название «О восстановлении торгового двора в Новгороде, свободном отправлении богослужения и пр.». В этом документе, относящемся к 1630 году, говорится в частности: «Так как купцы, подданные всемилостивейшего государя короля Густава Адольфа, и в прежнее время имели свой торговый двор в Новгороде, то в силу Тявзинского и Выборгского договоров должен быть таковой предоставлен и ныне, и добрый дом с местом в Новгороде выстроен, а также дворы торговые в Москве и Пскове.., отправлять им также свободно там свое богослужение, исповедовать свою веру в собственных домах и горницах, но не иметь права для своей веры строить свои кирхи». [39] Аналогичные права получили и русские купцы в Стокгольме и Выборге: «будут такие же торговые дома отведены, и могут в своих домах и горницах отправлять свое богослужение по своей вере, в Ревеле же, как было в старину – в своих церквах, [40] но новых церквей своего вероисповедания не строить». [41]
Таким образом, переговоры, закончившиеся подписанием договора в 1630 году, не внесли ничего нового в сравнении с условиями Столбовского соглашения относительно строительства новых церквей для гостиных дворов. Что же касается шведского двора в Новгороде, то в 1633 году он сгорел, после чего надолго затянулась переписка о его восстановлении. Это было исполнено только в 1645 году после особого указа царя Алексея Михайловича.
Во время русско-шведской войны 1656-1658 гг. торговые отношения между обоими государствами вновь прекратились. Царским указом шведский двор был передан Валдайскому Иверскому монастырю. В 1661 году был подписан мирный договор между Россией и Швецией, и в мае 1664 года шведский гостиный двор в Новгороде возобновил свою деятельность, просуществовав до конца XVII века. С началом Северной войны в 1701 году шведский двор в Новгороде прекратил свою деятельность и уже никогда более не возобновлялся. [42]
Православно-лютеранские отношения на берегах Невы (XVII в.)
Невские берега, лежавшие на пути «из варяг в греки», издавна обживались новгородцами, которые селились здесь рядом с финским населением. Еще в «Хронике Эрика» отмечалось, что русские имели на реке Охте при ее впадении в Неву «удобный порт». С давних времен эти земли принадлежали Новгороду и носили название Вотской пятины. После Столбовского договора 1617 года Вотская пятина отошла к Швеции и стала называться Ингерманландией. После заключения Столбовского договора русские жители Ингерманландии по-прежнему могли беспрепятственно исповедовать Православие. По словам церковного историка XIX в., шведская администрация, «приобретши столько новых владений и в них немалое число христиан православного исповедания, не упускала из виду их церковных отношений; напротив, при всех сношениях с Россией испрашивала им позволение ведаться по церковным делам у русских епископов – священникам, диаконам и чтецам приходить в Россию за поставлением, мирянам за благословением, получать от русского епископа антиминсы и ходить на поклонение к святым местам русской земли». [43]
В 1618 году шведский посол в Москве Густав Стенбук уведомил русское правительство о том, что православное духовенство, жившее в землях, находившихся под управлением шведской администрации, может «для ставления и благословения к новгородскому митрополиту приходить, и митрополиту бы их принимать и благословлять и разрешать в духовных делах по-прежнему». [44] Вскоре после этого Новгородский митрополит Макарий обнародовал обращенную к православным жителям Ингерманландии грамоту, в которой, в частности, говорилось следующее: «Аще и под державою есте иного владетеля и короля, но несть достойно разлучатися вам духовного порождения… Не отреваю вас приходити ко мне и, по превосходящему нашему чину, благословение и прошение во всяких духовных делах от нас приимати и антиминсы и вся, яже церквам Божиим в лепоту подавати вам хотим… Благочестивая вера притеснения никому не творит, но паче всем всюду благословение простирает». [45] Новгородский архипастырь заботился и о практических потребностях клира, несшего свое послушание в уступленных Швеции землях. Священников, отправлявшихся в карельские уезды, наделяли богослужебными книгами, служебниками и требниками.
Порядок взаимоотношений с «зарубежным» духовенством по делам церковного управления был определен особой царской грамотой, согласно которой все практические связи новгородского митрополита с русскими верующими Ингерманландии должны были осуществляться через представителей гражданской власти – русской и шведской, а сам митрополит был устранен от этих дел, потому что он «человек духовный и чину великого и ему с иноземцы ссылаться не пригоже». [46] По Столбовскому договору было определено, что из Ингерманландии в Россию могут переселяться только монахи и те люди, которые не желали переходить в шведское подданство. Прочие же жители, именно – приходские священники и крестьяне, должны были оставаться под властью шведского правительства. [47]
Особый интерес представляет обзор русско-шведских церковных связей в невских землях – там, где впоследствии была основана столица Российской империи — Санкт-Петербург. В 1632 году Густав Адольф издал грамоту об основании на реке Неве в устье реки Охты, на месте старинного новгородского села Невское устье, [48] города, который был назван Нюэсканцем (Ниэншанцем), то есть «Невским укреплением». Город быстро заселяли переселенцы: шведы, немцы, финны. Население собственно Ниэншанца (Канцев), не говоря уже о предместье, было, по-видимому, в основном русское. Русские православные жители строились в городе, но не считались горожанами: они не хотели принимать лютеранскую веру. Горожанами являлись шведы, но их было не так много. Например, в 1691 году в городе 100 домов из 200-250 принадлежало шведам, а остальные – русским. [49]
В Ниэншанце, кроме финского, шведского и немецкого, находился также и православный приход. [50] Кроме того, в XVII в. на левом берегу Невы было предместье Канцев – старинное новгородское село Спасское с церковью Спаса. Церковь стояла примерно там же, где ныне находится Смольный собор. На шведской карте 1698 года [51] имеется ее изображение. На рисунке ясно видны храм, увенчанный куполом-луковкой с крестом, притвор с крестом и алтарная часть с крестом. Спасская церковь весьма напоминала церковь св. Димитрия Солунского в Старой Ладоге (XVII в.).
Для своего времени Ниэншанц был крупным межцерковным центром, где населявшие его жители – православные и лютеране, миряне и духовенство – поддерживали повседневные практические отношения. Правда, иногда между православными жителями Ингерманландии и шведской лютеранской администрацией возникали нестроения. Так, в 1640 году, когда церковные связи местного населения с Новгородом стали затруднительны, многие православные жители Ингерманландии направили шведскому правительству просьбу, с которой они обращались к шведским властям и прежде: о разрешении посвятить для них епископа или митрополита в Белоруссии, потому что в противном случае они должны были бы отправить какого-либо кандидата в Константинополь для принятия посвящения от Константинопольского патриарха. [52]
Представители шведской администрации в ответ на эту просьбу заявили, что шведское правительство не может допустить, чтобы православные жители искали епископа или священников вне шведских владений и что тот епископ, который в скором времени будет назначен в Ниэншанц или в Нарву, получит право посвящать в священный сан избранных самими прихожанами способных и сведущих людей. [53] Между тем в замке Або (Турку) с 1639 года находился русский монах, которому Константинопольский патриарх благословил быть архиепископом в Ингерманландии и которого предполагали отправить из Або на данцигском судне. [54] Таким образом, в эти годы шведская администрация стремилась держать под контролем церковно-административное устройство подвластных ей русских православных приходов.
18 июня 1661 года между Швецией и Россией был заключен Кардисский мирный договор; состоялся обмен текстами «мирных актов». Это событие принесло некоторое облегчение православным христианам, жившим по-прежнему под властью шведской администрации. Карл XI (1660-1697), подтверждая в 1662 году права и привилегии, данные Густавом Адольфом православным христианам шведских городов, позволил православным строить новые храмы, а также избирать священников из своих «землян, которые самим им любо» или вызывать православное духовенство из-за рубежа. Через 2 года тот же король выдал новую грамоту православным христианам, в которой предписывалось: «веры своей попов и божественного пения вольно держать». [55] Но, не прибегая к насильственному обращению православных подданных в лютеранство, король обещал «особно свою милость тем, кто захочет принять прямую евангельскую (лютеранскую. – а. А.) веру, что в Свеи, или робят своих в тую же веру предать». [56]
Попытки шведской администрации обращать православных христиан в протестантизм вызвали озабоченность духовных властей Новгорода. Дело осложнялось тем, что, пользуясь вновь открывшейся возможностью, зарубежные православные жители приходили теперь из Ингерманландии в Новгород, чтобы поклониться мощам новгородских святых и помолиться в Софийском соборе. Царским указом было рекомендовано таких богомольцев испытывать в их верности Православию: «не пошатнулись ли которые в вере и не пристали ли к лютеранской вере. Если кто окажется твердым в вере, такого пускать к церквам.., а которые пристали к люторской вере, тех и на посад не пускать, и того бы есте однолично остерегали, чтобы нашей христианской вере поругания не было». [57]
Шведские авторы XVII в. о Новгороде
По мере развития межгосударственных отношений между Россией и Швецией углублялись и церковно-литературные связи между обеими странами. Но до XVII в. они носили эпизодический характер. Известно, например, что выдающийся немецкий печатник последней четверти XV в. Бартоломей Готан, уроженец Магдебурга, в 1486-1487 гг. работал в Швеции, а в 1493 году перешел на русскую службу, прибыл в Новгород и некоторое время подвизался при дворе архиепископа Новгородского Геннадия. Бартоломей Готан сыграл определенную роль как в учреждении книгопечатания в России, так и в развитии русско-шведских культурных связей. [58]
В XVI в. о России писал шведский архиепископ Олаус Магнус (1490-1557) в своем сочинении «История северных народов» (Historiа dе gentibus septentrionabilis, Romae, 1555). Но сведения о религиозном быте русского народа, приводившиеся в этом сочинении, носили отрывочный характер.
Спустя несколько десятилетий другой шведский историк – Петр Петри (1570-1622) уже уделил особое внимание религиозной стороне жизни России. Исполняя поручения шведского правительства, он пробыл в России с 1602 по 1606 гг., затем вернулся на родину, а впоследствии – в 1608 и 1611 гг. – снова приезжал в Россию. В 1615 году он издал в Стокгольме сочинение под названием «Regni Moscovitici sciographia» (на латыни, а также на шведском языке), а в 1620 году в Лейпциге был опубликован немецкий перевод этого сочинения. Этот труд разделяется на 6 глав, и 6-я глава полностью посвящена описанию русского религиозного быта. Во время своего пребывания в России автор имел возможность путешествовать по русским землям, и это помогло ему составить подробное описание тех городов, в которых он побывал. Большое место в сочинении шведского автора уделяется древнему Новгороду, многочисленные храмы которого, несомненно, поразили его воображение. Сначала Петр Петри приводит краткие исторические сведения о Великом Новгороде (Newgarten), который до 1477 года был один из четырех главнейших промышленных городов в Европе, каковы: Берген в Норвегии, Визби (Висбю. – а. А.) на Готланде и Антверпен в Брабанте (ныне – в составе Бельгии). [59] «Потом, – продолжает автор, – его разорил Иван Грозный в 1477 году; он отправился туда сам, благодаря содействию и старанию митрополита, под тем предлогом, что новгородцы хотели отступить от русской веры и принять римско-католическое учение и жить в этом исповедании; он хотел удержать их от того, чего в самом деле не было». [60]
Далее Петр Петри переходит к описанию Новгорода как крупного православного центра России, отмечая, что «по всему городу несколько сотен церквей, монастырей и часовен, очень красиво построенных из дерева и камня, по русскому способу постройки. Колокольни большей частью обиты листовой желтой и красной медью и позолочены ярким чистым золотом; на них несколько тысяч колоколов, больших и малых; самый большой принадлежит церкви св. Софии. В крепости этого города имеет свое пребывание митрополит, первый после патриарха, по его значению и сану. Он имеет в Новгороде такую же распорядительную и разрешительную власть по церквам и монастырем, как и патриарх в Москве. Без его согласия нельзя никого выбрать в патриархи, также и венчать на царство великого князя; при этом должен находиться митрополит и дозволять венчание со всеми обрядами». [61]
Шведский автор, по-видимому, имел возможность побывать и во Пскове, имевшем давние исторические связи с Новгородом. Но, говоря о храмах Пскова, Петр Петри лишь кратко отметил, что «в городе и за городом построено много прекрасных монастырей и церквей из кирпича, с высокими колокольнями и шпицами; [62] здесь же он упомянул и о древнем Псково-Печерском монастыре: «в одной миле [63] от Пскова находится прекрасный монастырь Печерский (Реzuer)». [64] И, наконец, в сочинении Петри имеется упоминание о Соловецком монастыре, которое, по-видимому, было приведено здесь со слов русских паломников, побывавших в этой обители, расположенной на одном из островов в Белом море. «Соловки – остров в 20 милях от твердой земли, – пишет автор, – на нем построена церковь св. Николая с прекрасным мужским монастырем. Все монахи ведут такую набожную и святую жизнь, что считают великим грехом пускать в монастырь женщин». [65]
Книга П. Петри стала первым историческим сочинением о Московии на шведском (а не только на латинском) языке, что способствовало распространению в Швеции знаний о ее восточном соседе. Она оставалась ценным пособием и для русских читателей в течение многих лет. Так, например, гениальный русский ученый М. В. Ломоносов, будучи в Марбурге и Фрейберге в 1736-1741 гг., на свои крайне ограниченные средства приобрел там «книгу по русской истории шведского посланника в России Петра Петрея».
Определенный вклад в развитие русско-шведских церковных связей внес Матвей Шаум, который, подобно Бартоломею Готану, имел немецкое происхождение. М. Шаум служил в шведской армии до конца 1615 года и участвовал в походе шведов на Россию. Получив увольнение, М. Шаум из Швеции возвратился в Германию и здесь вскоре издал свое сочинение; впервые оно было напечатано в Ростоке в 1614 году в типографии И. Фусса. Он посвятил свою работу шведскому королю Густаву Адольфу. В середине Х1Х-го столетия этот труд был опубликован на русском языке под названием «Тrаgеdiа Dеmetriо-Моsсоvitiса» («История достопамятных происшествий, случившихся со Лже-Димитрием, и о взятии шведами Великого Новгорода. Сочинение Матвея Шаума, 1614 года»). [66]
По своей вероисповедной принадлежности М. Шаум был лютеранином, и это ясно прослеживается в его сочинении. Так, он повествует о том, как в 1611 году шведские войска осадили и взяли Новгород: «25 июля (1611 г.), в день апостола Иакова, новгородцы совершенно предались покровительству короля шведского и признали своим великим князем одного из двух – герцога Густава Адольфа, или Карла Филиппа, кого бы ни получили, присягнули и поклялись». [67] С удовлетворением сообщая об этом событии, М. Шаум делает следующий вывод: «Отныне мы не как прежде, уже не противу москвитян, но за москвитян должны молить Бога». [68]
В своей оценке случившегося автор исходил не только из военно-стратегических соображений, но и усматривал в этом событии промыслительное значение. «Хотя его королевское величество и наш главнокомандующий имели свои политические причины и намерение воевать, – писал М. Шаум, – но Господь Бог имеет между тем Свою пользу и скрытые причины, и употребляет нас к распространению своей Церкви и прославлению Своего имени». [69] Впоследствии новгородцы сумели отстоять независимость своих земель, сохранив верность Православию и московскому правительству. И, тем не менее, сочинение М. Шаума является одним из интересных памятников в истории русско-шведских церковных связей.
В 1673 году к царю Алексею Михайловичу было отправлено шведское посольство. Задачей этого очередного посольства было приведение в исполнение некоторых статей Кардисского договора. [70] В составе посольства находился Эрик Пальмквист, который по возвращении в Швецию составил записки об увиденном в России. Эта рукопись более двух столетий хранилась в Стокгольмском государственном архиве и только в 1898 году была напечатана. [71]
В этом сочинении Э. Пальмквиста имеются рисунки, карты и топографические планы древних русских городов: Новгорода, Пскова, Торжка, Твери и др. Одна из схем, составленных автором, – это план Псково-Печерского монастыря. Вот как описывает его автор: «Печоры расположены на высоком и плоском холме в форме прямоугольника, окруженного толстыми и довольно высокими стенами и башнями. Посредине монастыря течет маленький ручей, по имени Белая, вытекающий прямо перед стеной с северной стороны из прекрасного и чистого источника». [72] Среди других башен монастыря находились Богородицкие врата, которым, по словам автора, приписывалось большее значение, чем прочим башням, так как «на них находится образ Божией Матери, помощью которого поляки были однажды отбиты отсюда». [73] У Пальмквиста есть заметка и о монастыре св. Николы Столобенского близ Вышнего Волочка. «В этом монастыре, – пишет Пальмквист, – живут 7 монахов, все беглецы из Ингерманландии», [74] то есть из новгородских земель, уступленных Швеции в 1617 году.
Швеция и Тихвинский монастырь в XVII в.
Тихвин, наряду со Псковом, был крупным православным центром, входившим в сферу влияния Новгорода. Его жители поддерживали тесные торговые связи как с Новгородом, так и со Швецией и с городами, находившимися под управлением шведской администрации. Эти связи осуществлялись русскими людьми, ездившими по воде и по суше в Ниэншанц и Стокгольм, а также шведскими подданными, приезжавшими в Тихвин. Ввиду того, что Тихвин до 1773 года являлся монастырским посадом, его управление находилось в ведении монастыря.
В отечественных архивах сохранились многочисленные сведения, охватывающие все многообразие отношений между жителями Тихвина и шведами. [75] Можно привести некоторые сведения о церковных аспектах этих связей. Так, к октябрю 1675 года относится челобитная архимандрита Тихвинского монастыря Макария в новгородскую приказную палату о выдаче проезжей грамоты в Швецию монастырским насельникам для закупки церковного вина, железа, писчей бумаги и соли. [76] «В доме Пречистые Богородицы великая нужда на церковное строение и каменному делу на связи нет железа протового и чем главы (купола храма. – а. А.) обить белого железа и соли и писчие бумаги и церковного вина, а купить, государь, кроме свитцкого рубежа, такова монастырского запасу негде», [77] – так мотивировалась просьба архимандрита Макария.
К маю 1678 года относится другой документ подобного содержания: это челобитная тихвинских посадских людей Новгородскому митрополиту Корнилию об отпуске с ними на время их торговой поездки в Стокгольм священника для совершения богослужения. Эта просьба была удовлетворена и «для божественного правила и для исповеди и смертного ради часа для причащения душ христианских… велено отпустить… с Тихфины белого попа Ивана Яковлева сына Давыдова». [78]
Швеция поддерживала отношения не только с Тихвинским монастырем, но и с другими монастырями, расположенными в новгородских землях. Так, в 1660 году в Стокгольм ездили крестьяне вотчин Иверского (Валдайского) монастыря «Кирилка Терентьев с товарыщи». [79] Были подобные отношения у шведов и с приладожским Александро-Свирским монастырем, у стен которого происходил торг со шведскими подданными.
Межцерковные отношения в приграничных землях в XVII в.
На протяжении нескольких десятилетий шведская администрация, управлявшая землями, вошедшими в состав Швеции, старалась укреплять свое влияние в разных сферах жизни, в том числе и религиозной. Это относилось в первую очередь к тем землям, которые ранее входили в сферу влияния Новгорода, – Карелии и Вотской пятины (Ингерманландии). Но, несмотря на попытки, предпринимавшиеся шведским правительством к обращению в лютеранство православных жителей Ингерманландии, они все же составляли самую значительную часть народонаселения области и во всем следовали православным обычаям, хотя собственно русских по происхождению там было не так много.
Такие же меры предпринимались в последней четверти XVII в. суперинтендентом Гецелиусом (1651-1689). Было обнародовано ранее принятое постановление (впоследствии подтвержденное и Карлом XII) об освобождении от податей тех православных христиан, которые примут лютеранское вероучение. Чтобы легче достигнуть этой цели, шведские церковные власти вскоре установили новое разделение приходов, причем те из них, в которых употреблялся русский язык, сохранили права и преимущества, предоставленные православным по Столбовскому договору 1617 года. Все остальные прихожане, говорившие по-фински, были отделены и причислены к разряду лиц, исповедующих лютеранскую веру. Число таких семейств, отделенных от православных приходов, доходило до трех тысяч.
Все эти меры вызвали противодействие православного населения Ингерманландии. Многие жители обратились с жалобами к русскому правительству, которое дипломатическим путем потребовало от шведского правительства соблюдений условий мирного договора относительно свободы веры в находившихся под властью Швеции землях. Для Швеции было важно сохранить дружбу с Россией. В 1684 году в Москву прибыло шведское посольство с объяснением, что правительство Швеции ничего не знало о притеснениях, на которые жаловались православные жители Ингерманландии, но что если эти факты подтвердятся, то насилие будет немедленно прекращено. Вскоре были сделаны соответствующие распоряжения, но временное облегчение получили только те православные, которые говорили по-русски. Что же касается остальных православных жителей, которые не говорили по-русски, то они по-прежнему подвергались влиянию прозелитизма. В 1686 году суперинтендент Гецелиус составил в Стокгольме «увещание ко всем тем, которые, хотя говорят по-фински, до сих пор придерживались к русским церквам и к их священникам». В следующем году это воззвание было напечатано на финском языке для распространения среди православных жителей как Ингерманландии, так и Карелии. Противодействие прозелитизму в этих землях не прекращалось и впоследствии, что, несомненно, облегчило Петру I освобождение этого края и возврат его в состав России в 1702-1704 гг. [80]
[1] См.: Свердлов М. Б. Скандинавы на Руси в XI в. // Скандинавский сборник, № XIX. Таллинн, 1974, С. 65. (В письменных скандинавских источниках Ладога называется Альдейгьюборг. — Прим. авт.).
[2] См.: Славянский М. Историческое обозрение торговых сношений Новгорода с Готландом и Любеком. СПб., 1847, С. 12.
[3] В Новгородской первой летописи под 1152 г. говорится о «варяжской божнице». Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. Под редакцией А. Н. Насонова. М., 1950, С. 29.
[4] Цит. по: Андреевский И. О договоре Новгорода с немецкими городами и с Готландом, заключенном в 1270 году. СПб., 1855, С. 46.
[5] См.: Никитин В. А. Слава и щит Руси // Богословские труды, Сб. 25. М., 1984, С. 289.
[6] См.: Туулзе Армин и его новая книга (рецензент Вага В. Я.) // Скандинавский сборник, № XVI. Таллинн, 1971, С. 295.
[7] Там же, С. 295-296.
[8] См.: Ю. Ш. Два посольства при Иоанне IV Васильевиче // Русский вестник, 1887, № 7, С. 120; см. также: Шаскольский И. П. Устройство шведских гостиных дворов в городах России после Столбовского мира 1617 г. // Скандинавский сборник, № X. Таллинн, 1965. С. 83-105.
[9] См.: Грот Я. К. Труды, т. IV. СПб., 1901, С. 11 — 15. Текст Ореховецкого договора изложен в кн.: Ордин К. Покорение Финляндии. Т. 1. СПб., 1889, С. 2-4 (приложение).
[10] Цит. по: Беляев И. История Новгорода Великого. М., 1864, С. 125.
[11] См.: Ордин К. Указ. соч., С. 33.
[12] См.: Полн. собр. русских летописей, т. 4, ч. 2. Вып. I. Пгр., 1917, С. 262-263.
[13] См.: Шаскольский И. П. Новые материалы о шведском походе 1240 г. на Русь // Известия Академии наук (ИАН). Серия истории и философии, т. VIII, 1951, № 3, С. 267-276.
[14] Цит. по: Форстен Г. Политика Швеции в Смутное время // Журнал министерства народного просвещения (ЖМНП), 1889, февраль, С. 330.
[15] Арсеньевские шведские бумаги 1611-1615 гг. // Сборник Новгородского общества любителей древности, вып. 5, июль 1911 г., С. 5.
[16] Микрофильмы этого архива поступили в ЦГАДА в 1964 г. (Прим. авт.).
[17] Фигаровский В. А. Шведская политика в Новгородской земле в 1611-1613 гг. // Тезисы докладов третьей научной конференции по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии. Тарту, 1966, С. 113.
[18] Лыжин Н. П. Столбовский договор и переговоры, ему предшествовавшие. СПб., 1857, С. 85, примеч. 9.
[19] Цит. по: Замятин Г. А. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол (1611 — 1616 гг.). Юрьев, 1913. С. 59.
[20] Фигаровский В. А. Цит. соч., С. 113.
[21] Замятин Г. А. Цит. соч., С. 59-60.
[22] Там же, С. 61.
[23] Там же, С. 70.
[24] Там же, С. 30.
[25] Цит. по: Сборник Новгородского общества любителей древности, вып. 5, С. 38, см. также: Черепнин Л. В., Шумилов В. Н., Александрова М. И. Документы по истории СССР и русско-шведских отношений в архивах Швеции // Исторический архив, 1959, № 6.
[26] Архив министерства иностранных дел. Шведские дела, 1615, № 2. Цит. по: Замятин Г. А. Указ. соч., С. 134.
[27] Цит. по: Петрей Петр. История о великом княжестве Московском // ЧОИДР, 1866, июль-сентябрь, ч. III, отд. IV, параграф 3, С. 319.
[28] Булгарин Ф. Летняя прогулка по Финляндии и Швеции в 1838 году. Ч. 2. СПб., 1839, С. 134.
[29] См.: Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. Сборник документов. М.-Л., 1960, С. 25.
[30] Там же.
[31] Инструкция шведского короля Густава Адольфа 1613 г. // Действия Нижегородской губернской ученой архивной комиссии, т. XIV. Нижний Новгород, 1913, С. 12.
[32] Там же, С. 15.
[33] Церковь св. Николая сохранилась в перестроенном виде до наших дней на улице Вене (бывшая Русская улица) в Таллинне. Время возникновения этой церкви с точностью установить невозможно; во всяком случае она уже существовала на этом месте в 20-х гг. XV в. (Примеч. авт.).
[34] См. Русско-шведские экономические отношения в XVII веке, С. 25, №. 1.
[35] Петрей П. История о великом княжестве Московском, С. 340-341.
[36] Постоянный православный храм при русском дипломатическом представительстве в Швеции был основан в 1700 г., и с этого времени богослужение совершалось для русских людей почти регулярно. См.: Киприан, архим. Дореволюционное русское духовенство за границей // Православная мысль. Париж, 1957, вып. XI, С. 100-101.
[37] См.: Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб. 1909, С. 220 (Примеч.).
[38] Во время второй мировой войны Таллинский архив был вывезен из Эстонии в Западную Германию (Прим. авт.).
[39] Цит. по: ЧОИДР, 1898, кн. 1, отд. IV, С. 19.
[40] Об истории православного прихода в Ревеле во времена шведского владычества см. подробнее: Чистович И. История Православной Церкви в Финляндии и Эстляндии. СПб., 1856, С. 141 — 150.
[41] Цит. по: ЧОИДР, 1898, кн. 1, отд. IV, С. 19.
[42] См.: Рыбина Е. А. Шведский двор в Новгороде в XVII в. // IX всесоюзная научная конференция по истории, экономике, языку и литературе скандинавских стран и Финляндии. Ч. 1. Тарту, 1982, С. 170-171. См. также: Рыбина Е. А. Шведский двор в Новгороде в XVII в. // Русский город. М., 1983, вып. 6, С. 75-90.
[43] Чистович И. Указ. соч., С. 65.
[44] Там же.
[45] Там же, С. 66-67.
[46] Там же, С. 69.
[47] См.: Грот Я. К. Известия о Петербургском крае до завоевания его Петром Великим // ЖМНП, 1853. Ч. 77, отд. 2, С. 11.
[48] Имеются и другие сведения, согласно которым на этом месте стояла деревня Корабельница.
[49] См.: Рухманова Э. Д. Русско-шведская торговля по невскому пути в XVII в. и город Канцы // Тезисы докладов пятой всесоюзной конференции по изучению скандинавских стран и Финляндии. Ч. 1. М., 1971, С. 76.
[50] См.: Грот Я. К. Указ. соч., С. 8.
[51] См.: Карты и планы Невы и Ниэншанца. Собр. А. И. Гиппинг. СПб., 1913, № 6.
[52] См.: Грот Я. К. Указ. соч., С. 13.
[53] Там же, С. 14.
[54] Там же, С. 13.
[55] См.: Чистович И. Указ. соч., С. 71.
[56] Там же.
[57] Там же, С. 72.
[58] См.: Колмаков П. К. Исторические загадки, связанные с жизнью, деятельностью и судьбой печатника века инкунабул Бартоломея Готана // Скандинавский сборник, № XII. Таллин, 1967, С. 200.
[59] Петри П. История о великом княжестве Московском // ЧОИДР, 1865, октябрь-декабрь, ч. IV, отд. 4, С. 47.
[60] Там же.
[61] Там же, С. 47-48.
[62] Там же, С. 50.
[63] Употреблявшаяся в XVII в. в Швеции т. н. «датская миля» равнялась 7,53 км. (Примеч. авт.).
[64] Петри П. История о великом княжестве Московском, С. 50.
[65] Там же, С. 42.
[66] ЧОИДР, 1847, ч. II, отд. 3.
[67] Там же, С. 24.
[68] Там же, С. 25.
[69] Там же.
[70] О пребывании шведского посольства в России в 1674 г. см.: Шубинский С. Н. Очерки из жизни и быта прошлого времени. СПб., 1888, С. 98-108.
[71] См.: Готье Ю. Известия Пальмквиста о России. // Археологические известия и заметки, 1899, № 3; см. также: Грот Я. К. Новооткрытый памятник русской истории на шведском языке // ЖМНП, 1881, октябрь.
[72] Готье Ю. Указ. соч., С. 73.
[73] Там же.
[74] Там же, С. 85.
[75] См.: Козинцева Р. И. Источники по истории русско-скандинавских отношений в архиве Ленинградского отделения Института истории СССР // Исторические связи Скандинавии и России. Л., 1970, С. 347. Большую ценность для изучения русско-шведских церковных связей имеет фонд Успенского Тихвинского монастыря, поступивший в архив ЛОИИ после закрытия этой обители в 1925 г. В фонде ЛОИИ сохранилось большое количество таможенных книг XVII в. и другие документы. См. также: Русско-шведские экономические отношения в XVII веке, С. 16-17.
[76] См.: Русско-шведские экономические отношения в XVII веке. М.-Л. 1960, С. 383.
[77] Там же.
[78] Там же, С. 412, документ № 223.
[79] Там же.
[80] См. Грот Я. К. Известия о Петербургском крае.., С. 16-17.
Доклад доцента Санкт-Петербургской православной духовной академии архимандрита Авгутсина (Никитина) международной научно-практической конференции Вторые пюхтицкие чтения «Диалог педагогических традиций православия и современного образования: проблема формирования личности» прошедшей 11-12 декабря 2013 года в Куремяэ (Эстония)
