Доклад преподавателя СПбПДА архимандрита Августина (Никитина) на Теологическом семинаре в Теологическом институте Евангелическо-Лютеранской Церкви Ингрии на территории России (Колтуши), 12-13 октября 2011 г.
В XVII столетии русско-датские отношения развивались особенно интенсивно. Несколько ранее — в 1592 году — два датских подданных Люткен и Броквольдт отправились по приглашению русских властей изучать русский язык в Холмогоры.[1] В XVII столетии такие поездки становятся довольно частыми.
Подобно тому, как в XVI в. знакомству датчан с Русской Православной Церковью способствовала отправка посольства в Россию (1575 г.), это также повторилось и в начале XVII столетия. В 1602 году, после предварительных переговоров и соглашения с царем Борисом Федоровичем Годуновым, датский король Христиан IV (1588-1648) послал в Россию своего брата Ганса, герцога Шлезвиг-Голштинского, в качестве жениха царевны Ксении Борисовны. В составе многочисленной свиты герцога Ганса находился Аксель Гюльденстерне, старший из послов, перу которого принадлежит описание «Путешествия в Россию датского принца Иоанна (Ганса), брата короля Христиана IV-го». Рукописный оригинал «Путешествия» хранится в Копенгагенском государственном архиве.
Проделав долгий путь, 23 августа 1602 года датское посольство прибыло в Новгород, где гости провели несколько дней и ознакомились с его святынями. 20 сентября 1602 года датское посольство уже было в Москве, и автор «Путешествия» смог записать в своем дневнике, что «в Москве, в Кремле, 35 церквей, а в городе 5300. Монахов 40000, а священников 6000».[2]
Следует отметить, что согласно договору 1601 года между царем Борисом и датским королем Христианом IV (крестоцеловальной записи, выданной 20 декабря 1601 года королю датскому Христиану IV русскими послами И.С. Ржевским и П. Дмитриевым), герцогу Гансу царь Борис должен был бы передать «великое княжество Тверское и землю Важскую… Герцогу предоставляется свобода вероисповедания и право поставить в Москве и Твери по церкви».[3]
Несколько позднее, в крестоцеловальной записи от 10 апреля 1602 года, царь Борис Федорович принял еще одно условие, обязавшись герцога Ганса и его людей «от их веры (лютеранской — авт.) сильно не отводити».[4]
Но по тем временам эти обязательства были очень смелыми, и вполне возможно, что по приезде в Россию герцогу Гансу пришлось бы встретиться с предложением о переходе в Православие. Поэтому не является ли случайностью та запись, которую датский посол сделал 4 октября: «русские прислали моему господину (Гансу — авт.) русский букварь и другую русскую книгу — Откровение св. Иоанна, по которым герцог Ганс должен был учиться по-русски».[5]
Но вскоре по прибытии в Москву герцог Ганс тяжело заболел, и вопрос о свадьбе, и связанный с этим его переход в Православие, был отложен на неопределенное время. 28 октября царь Борис навестил датского герцога и сообщил при этом А. Гюльденстерну о своем распоряжении, «чтобы во всех церквах молились за королевича герцога Ганса». «Он просил и нас молиться нашему Богу, чтобы герцог Ганс, королевич датский, остался жив, — продолжает автор. — Мы отвечали, что мы молились в тот день уже пять раз, и что еще охотно помолимся, что в самом деле и сделали».[6]
Распоряжение молиться о здравии лютеранина в православном храме было по тем временам смелым шагом и свидетельствует о том, что царь Борис не побоялся пойти наперекор бытовавшей в то время в России конфессиональной самоизоляции. Царь Борис спросил также у членов датского посольства, напутствовал ли герцога Ганса лютеранский священник? Члены посольства отвечали русскому царю: «да, дня три или четыре тому назад, — сообщает Аксель Гюльденстерне, — и показали ему нашего священника господина Иордана, стоявшего в то время у нижнего конца постели моего господина. На это царь сказал, чтобы мы во всем поступали с герцогом Гансом по нашей вере и обычаям нашей страны, останется ли он жив или умрет».[7]
В эту же ночь герцог Ганс скончался и, по словам автора, «был ужасный (большой — авт.) звон во все колокола в Кремле, в Иерусалиме (т.е. в церкви Василия Блаженного — авт.) и по всем монастырям и церквам в Москве; длился он, в свою очередь, до половины 12-го следующего дня».[8]
Комментируя это сообщение, можно высказать предположение о том, что эти почести усопшему лютеранину, необычные для тогдашних православных традиций, были отданы по личному распоряжению царя Бориса Годунова.
Но царская воля не была всесильна в религиозных вопросах, и вскоре Гюльденстерне должен был записать следующее: «Если бы герцог Ганс был их веры (православной — авт.), то царь приказал бы похоронить его в кремлевской церкви возле образа великого святого Михаила, где лежат много великих царей и знатных бояр; теперь же мы (датчане — авт.) должны поступить с его телом, как желаем, по нашим правилам и обычаям нашей страны, дабы король датский не имел неосновательных причин к недовольству царем за то, что мы не увозим тела герцога в Данию, а хороним его за пределами города, а не в городе».[9]
В то время в Москве уже существовала Немецкая слобода, где жили приехавшие в Россию иностранцы, в основном лютеране; там же была и немецкая кирха. Поэтому датчане передали царю Борису свое пожелание о том, что они хотят «положить его (Ганса — авт.) до весны в немецкой церкви», а далее поступать так, как распорядится датский король. Таким образом, обе стороны пришли к взаимоприемлемому решению: «25 ноября, в Екатеринин день, князь герцог Ганс Младший Шлезвиг-Голштинский, сын короля Фредерика II, был похоронен в России, в Слободе, в полумиле (датская миля равнялась 7,53 км — авт.) от Москвы, в Немецкой церкви».[10]
Интересны некоторые подробности в описании похорон герцога Ганса; они наглядно показывают, как царь Борис стремился отдать дань уважения почившему герцогу-лютеранину, и в то же время не вызвать недовольства православного населения Москвы. Так, во время похорон царь Борис некоторое время сопровождал процессию «до поворота в Кремль», здесь он простился с телом герцога, затем поехал в Кремль», а все его знатнейшие бояре и князья по его приказанию проводили тело до немецкой церкви, вступили в церковь (сколько их могло поместиться) и пробыли там до самого окончания служения и всей церемонии.[11]
Аксель Гюльденстерне сообщает, что в похоронах участвовали 2 пастора из Немецкой слободы, а также 2 пастора из посольства. Он уточняет также, что во время похоронной процессии, наряду с жителями Немецкой слободы, за гробом также следовало «более 60-80-ти саней, битком набитых русскими боярами и, кроме того — 3000 стрельцов».[12]
Еще одна любопытная подробность свидетельствует о тех проблемах, которые возникли в связи с похоронами Ганса. Дело в том, что в кирхе, где должны были состояться похороны, не было колоколов, и датчане просили опекавших их русских людей, чтобы колокола были доставлены в немецкую кирху. Но исполнение этой просьбы стало затягиваться, и лишь незадолго до похорон русский толмач (переводчик) сообщил датчанам, что колокола «давно должны были по приказу царя быть посланы в немецкую церковь, так как царь давно уже распорядился об этом, и что он весьма охотно разрешает (звон), но что патриарх и епископы противятся сему так упорно, что и поныне еще дело не состоялось… Но царь любил его (Ганса — авт.), — а потому приказал во что бы то ни стало послать эти колокола, согласится ли на то духовенство или нет. Дьяк и со своей стороны обещал, что это будет сделано, если после погребения он прикажет вернуть эти самые колокола обратно из немецкой церкви».[13]
К этому следует добавить, что в дальнейших записях А. Гюльденстерне не сообщается о доставке колоколов в кирху; а что касается колокольного звона в Москве при погребении герцога Ганса, то датчанам было вскоре сообщено через переводчика, что «на это не согласятся и не дозволят этого патриарх и епископы, так как герцог Ганс был не их веры»,[14] на чем дело и было оставлено.
Тесные отношения существовали между Россией и Данией и во время правления царя Михаила Федоровича (1613-1645). В силу политических факторов, Михаил Федорович предпочитал сближение с лютеранской Данией против сильной католической Польши. И не случайно, что в грамоте с предложением о дружбе и союзе, направленной в 1617 году Михаилом Федоровичем датскому королю Христиану IV («Крестьянусу»), подчеркиваются вероисповедные соображения.
Михаил Федорович сообщал о том, что польский король Сигизмунд (Жигимонт) со своим сыном Владиславом намеревается «наше великое Российское государство воевати… и истинную нашу стародавнюю святую православную христианскую веру греческого закона во всем нашем Российском государстве попрати, а свою римскую веру учинити и утвердити, а доступя до нашего государства, также и свейского королевства… и иных вас, великих христианских государей… одоляти и во всех тех великих христианских государствах свою римскую веру утверждати».[15]
В эти годы датчане часто приезжали по торговым делам в Россию, что также способствовало расширению культурных связей между двумя странами. Так, в 1619 году датские купцы приехали в Кольский острог и здесь оставили «двух робят учиться русской грамоте».[16]
В 1619 году в сан патриарха Русской Православной Церкви был посвящен Филарет, отец царя Михаила Федоровича. Патриарх Филарет, как и царь, получил титул «великого государя» и взял на себя исполнение части государственных дел. В русских и датских архивах хранятся документы, свидетельствующие о том, что патриарх Филарет вел регулярную переписку с королем Христианом 1У-м. В письмах, относящихся к 1627-1633 годам, речь шла о разрешении датским купцам беспошлинно приобретать хлеб в России.[17]
Следует учесть, что Дания была вовлечена в шедшую в Европе Тридцатилетнюю войну (1618-1648), и помощь, оказываемая Дании из России, помогала ей, вместе с другими протестантскими государствами, успешно противостоять натиску коалиции католических государств. Но, с другой стороны, когда в 1631 году в переписке обсуждался вопрос об обмене торговыми представительствами между Россией и Данией, то совершение богослужений по-прежнему предписывалось проводить в частных домах и храмов возводить не разрешалось.[18]
Переписка датского короля Христиана IV с патриархом Филаретом продолжалась вплоть до кончины первосвятителя Русской Церкви в 1633 году; о смерти патриарха Московского Филарета Никитича Михаил Федорович 20 августа 1634 года послал королю датскому Христиану IV известительную грамоту.[19]
Стремление обеих стран к сближению периодически рождало идею об установлении династических отношений. Благоприятная ситуация сложилась к 1640-м годам, когда Михаил Федорович (1613-1645) и Христиан IV (1588-1648) решили женить сына датского короля Вальдемара на дочери русского царя Ирине. С этой целью в 1644 году из Дании в Россию было отправлено посольство во главе с царевичем Вальдемаром.
Вальдемару уже довелось побывать в России в сентябре 1641 года. Тогда он возглавлял датское посольство, прибывшее в Москву для возобновления мирного договора, а также для получения разрешения «во Пскове, Новегороде, Архангелгороде и на Колмогорах поставить датчанам дворы и кирки».[20] Тогда же обсуждался и вопрос о свадьбе Вальдемара и Ирины, но окончательного соглашения достигнуто еще не было. В феврале 1644 года датское посольство снова прибыло в Москву, и обе стороны обсуждали следующие вопросы: о времени свадьбы королевича, о церковном чине к браку, о построении в Москве лютеранской церкви.[21]
Вероисповедный вопрос занимал в этих переговорах центральное место. Ранее, в январе 1644 года царь Михаил Федорович в своем наказе Петру Марцеллу, отправляемому к королю датскому Христиану IV, поручал заверить, что в России Вальдемару не будут чинить притеснений в вопросе веры, и что ему назначаются в удел Ярославль, Суздаль и множество сел.[22]
8 апреля того же 1644 года Христиан IV в ответе царскому посланнику Петру Марцеллу согласился на предложение о браке и выразил надежду на то, что Вальдемару будет разрешено поставить протестантскую церковь.[23] Но, по обстоятельствам того времени, политические расчеты двух монархов не могли не осложниться. 21 апреля 1644 года Московский патриарх Иосиф направил Вальдемару послание, убеждающее его перейти в православную веру греческого закона, с кратким изложением догматических и обрядовых отличий православного вероучения от лютеранского.[24]
Получив послание, Вальдемар просил лютеранского пастора Матфея Фильгобера, находившегося в его свите, написать ответ. В ответной грамоте, посланной Московскому патриарху Иосифу от 23 апреля 1644 года от имени Вальдемара, содержался 21 довод, по которым принц отказывается перейти в Православие, было дано опровержение богословских доводов патриарха и доказательство правоты Аугсбургского исповедания.
Составивший грамоту Фильгобер дипломатично объяснял этот отказ тем, что православное и лютеранское исповедания настолько близки между собой, что было бы более целесообразно найти пути их сближения, чем вынуждать наследника датского престола менять свои религиозные убеждения. Свои аргументы Фильгобер излагал в таком примирительном тоне, что и на сегодняшний день они не утратили своей ценности для межхристианского диалога.[25] «Никто себе о том да не помышляет, — писал, например, Фильгобер, — что мы почитаем или насмехаемся над иконами: им подобает воздавать честь такую же, как и Священным книгам; чистыми руками мы приемлем их и взираем на них по времени и по изволению с умилением, только, — здесь следует оговорка, — молиться им не следует, потому что Бог того не указал».[26]
Но этот диалог не имел определенной перспективы, так как политические соображения отрицательно влияли на ход собеседований. Вальдемар по-прежнему отказывался переходить в Православие, и богословские споры постепенно затихли. 22 августа 1644 года от короля Христиана IV к царю Михаилу Федоровичу была отправлена грамота, в которой, в связи с разногласиями по вопросу о вере, король просил отпустить Вальдемара в Данию.[27] 12 июля 1645 года царь Михаил Федорович скончался «от меланхолии и кручины». 17 августа Вальдемар со свитой отправился в Данию с такими же почестями, с какими был принят.
Так закончился этот межконфессиональный диалог, в ходе которого были выявлены общие аспекты вероучения; большое количество богословов было вовлечено в этот диспут. Собеседование с датским пастором Фильгобером как бы подвело итог тем церковным связям, которые сложились между Россией и Данией на протяжении нескольких столетий.
С царствованием Петра I (1682-1725, с 1721 г. — император) для лютеран, живших в России, началась новая эпоха, обусловленная отнюдь не напряженной политической обстановкой, но диктовавшаяся сознательной веротерпимостью. Это благоприятно сказалось и на русско-датских церковных связях, причем Петр I сам подавал тому пример. Так, 29 сентября 1698 года датский посол в Москве Гейнс сообщал в Копенгаген, что Петр I согласился быть крестным отцом сына Гейнса, и в честь русского царя он был назван Петром.
[1] Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326 — 1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 136; Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб., 1909, С. 53.
[2] Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию в 1602 году. Публикация Ю. Н. Щербачева. ЧОИДР, 1911, кн. III, часть II, С. 16.
[3] Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326 — 1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I., С. 155, № 560.
[4] Там же, С. 159, № 575.
[5] Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию в 1602 году. Публикация Ю. Н. Щербачева. ЧОИДР, 1911, кн. III, часть II., С. 24.
[6] Там же, С. 34.
[7] Там же, С. 35.
[8] Там же, С. 36.
[9] Там же, С. 43.
[10] Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию в 1602 году. Публикация Ю. Н. Щербачева. ЧОИДР, 1911, кн. III, часть II, С. 48; Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326 — 1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 166, № 604, С. 172, № 624).
[11] Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлезвиг-Голштинского в Россию в 1602 году. Публикация Ю. Н. Щербачева. ЧОИДР, 1911, кн. III, часть II, С. 49.
[12] Там же, С. 51.
[13] Там же, С. 44-45.
[14] Там же, С. 46.
[15] Русские акты Копенгагенского государственного архива // Русская историческая библиотека, т. XVI, СПб., 1897, С. 512.
[16] Мулюкин А. С. Приезд иностранцев в Московское государство. СПб., 1909, С. 53.
[17] Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326 — 1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 201, № 734, С. 197-213, №№ 772, 769, 767, 765, 761, 755, 752, 745, 740.
[18] Там же, С. 204, № 747.
[19] Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326 — 1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 211, № 774; Русские акты Копенгагенского государственного архива // Русская историческая библиотека, т. XVI, СПб., 1897, С. 667 — 670).
[20] Бантыш-Каменский Н. Н. Обзор внешних сношений России (по 1800 г.), т. I, М., 1894, С. 221.
[21] Там же, С. 223.
[22] Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326-1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 221, № 816.
[23] Там же, С. 222, № 820.
[24] Там же, С. 225, № 834; ЧОИДР, 1892, кн. III, № 3, С. 22-27.
[25] Материалы для истории русско-церковной полемики против лютеранства в первой половине XVII столетия // Православный собеседник, 1861, ч. II, С. 221 — 276, 391 — 418; Щербачев Ю. Н. Датский архив. Материалы по истории древней России, хранящиеся в Копенгагене. 1326-1690 гг. ЧОИДР, 1893, кн. I, С. 226, № 835; ЧОИДР, 1892, кн. III, № 3, С. 27 — 71.
