Первое упоминание о жертве в Священном Писании мы встречаем в 4-й главе книги Бытия, где описывается акт жертвоприношения человеком Богу: первыми детьми Адама и Евы — Каином (земледельцем), принесшим от плодов земли, и Авелем (пастырем овец) — от первородных стада и от тука (Быт 4:3-5). Хотя, по словам апостола Павла, жертва определялась не достоинством, а внутренним расположением приносившего (ср.: Евр 11:4), которое, тем не менее, проявлялось и всегда находило соответственное выражение вовне.
Авель принес не просто от овец, а от первородных, т.е. дорогих и отборных, а из отборных, сказано, – от туков, т.е. самое приятное и наилучшее. О Каине же ничего подобного в Писании не говорится, что указывает на то, что жертва им была принесена без всякого старания и разбора, иными словами – без сердечного участия. Более того, сам библейский образ овцы далеко не случайно выводится на первые страницы Священного Писания, поскольку он был непосредственно связан с чистотой, кротостью, смирением и происходящей от них беззащитностью, требующей доброго пастыря.
Именно с этим образом Спаситель сравнивает служение своих учеников – будущих апостолов Церкви Христовой, говоря им: «Я посылаю вас как овец среди волков» (Мф 10:16). Почему Господь обращает такие слова к тем, кого Он же наделяет силою и властью вязать и решить до конца пределов Вселенной – на земле и на небе (Мф 18:18), к тому из них, тень которого могла исцелять всякую болезнь (Деян 5:15)? При подобной сверхъестественной силе и власти вдруг такое уничижительное сравнение!
Предложенный Спасителем образ овцы позволяет понять очень важную мысль: при всех дарах и силах человек должен помнить, что всякое служение Богу – жертвенно, а в своей жертвенности беззащитно и предельно уязвимо. Пример служения человечеству в этом мире дал Сын Божий, принеся Себя – великого Агнца, закланного прежде создания мира (1 Пет 1:20) – в Жертву ради нашего спасения.
***
Библейская история первого жертвоприношения являет нам два противоположных друг другу состояния: Авеля, которым движет любовь и угождение Богу, и Каина, которым движет дух соперничества, желание первенства и зависти, ставшей в итоге причиной первого убийства человеком человека на земле. Мы видим, что не всякая жертва по сути является таковой, иными словами, Священное Писание дает нам критерий истинной жертвы, которую приемлет Господь и открывает дотоле сокрытый смысл жертвоприношения.
Убийство Авеля Каином. Мозайка собора в Монреале, пригороде Палермо
Собственно, приношение человека только тогда является жертвой, когда она принимается Богом. Всякое же другое приношение утрачивает смысл и значение жертвы. Ценность и достоинство жертвы не столько в ней самой, сколько в состоянии человека, приносящего жертву. Это есть подлинный критерий, определяющий угодность приносимой жертвы Богу. Потому всякое иное приношение, хотя и соответствующее форме, но лишенное содержания, не есть истинное жертвоприношение. Оно будет отвергнуто Богом так же, как была отвергнута жертва Каина, и так же, как была отвергнута уже в истории Церкви мученическая жертва пресвитера Саприкия из Антиохии (III в.) из-за его ожесточенности и нежелания простить брата Никифора, умолявшего первого о прощении. Можно вспомнить и слова преп. Серафима Саровского, называвшего монаха, в своем внутреннем устроении далекого от ангельского чина,«черной головешкой».
Отдавая Богу самое лучшее, что у него было, Авель приносит богоугодную, сокровенную жертву искренне любящего и чистого сердца. Более того, он сам становится первой жертвой, прообразуя Жертву Самого Спасителя, о Котором Иоанн Креститель, повторяя слова пророка Исаии, скажет: «Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» (Ин 1:29), и последующих мучеников за Христа, исполнив тем самым смысл своего имени Авель, что означает «дыхание, связанное с жизнью», и в то же время «ничтожество».
Тем самым, жертвоприношение – это внешнее выражение внутреннего богоугодного состояния человека, которое приемлет Господь, это есть видимый и очевидный акт любви человека к Богу, его свободный дар Ему, иными словами, это свободное движение ума и сердца человека навстречу к Богу, это есть начало, точка отсчета возвращения к тому естественному для человека состоянию, которое ему было свойственно по природе от момента его сотворения (преп. Максим Исповедник).
***
Возрастание и дальнейшее раскрытие полноты откровения о смысле и значении жертвоприношения мы видим в ветхозаветной истории в жизни патриарха Авраама и его сына Исаака. Здесь уже приносится не бессловесная и безвольная жертва. Все внимание обращено на верность и абсолютное послушание Авраама Богу, Которому он приносит своего единственного законного сына Исаака – сына обетования. Через послушание и доверие Богу Авраам приносит в жертву собственную волю, которая, естественно, противится смерти сына, в свою очередь, добровольно подчиняющегося и исполняющего волю отца. Авраам – отец веры – сокрушает свою волю пред волей Бога, как она по человечеству таинственным для нас образом будет в Богочеловеке Христе всецело подчинена Божественной воле. Воля Бога через послушание Авраама и Исаака ни в ком из них не встречает сопротивления и препятствия, как она не только не встретит, но, напротив, отразится радостью кроткого и смиренного сердца Той, Которая скажет: «Се раба Господня, да будет Мне по Глаголу Твоему» (Лк 1:38).
Жертвоприношение Авраама
Подобное подчинение и исполнение послушания было возможно только через смирение, явленное Авраамом и Исааком и принятое Богом как истинная жертва человеческого сердца. Тем самым, смысл жертвоприношения не в пролитии крови, а в смирении кроткого сердца, на которое единственно призирает Господь, обращаясь: «Сыне, даждь ми сердце твое» (Притч 23:26), что также подтверждается и словами Псалмопевца: «Жертва Богу – дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс 50:19).
Эта мысль станет особенно очевидной в словах Спасителя при Его разговоре с апостолами, которым, в ответ на их желание низвести огонь с неба на противящихся Христу иудеев, Он замечает: «Не знаете, какого вы духа» (Лк 9:55), «милости хочу, а не жертвы» (Ос 6:6). Господь прямо говорит о милосердии – милующем сердце – как о том единственном даре, который Он приемлет и который ожидает от человека на протяжении всей его истории. Именно этот дар был приносим от первого Адама в виде его сокрушенного плача о милости Бога, когда, по слову преп. Силуана, «плакал Адам и слушала его вся пустыня», до Второго Адама, где уже не слезы, а капли кровавого пота падали на землю с лица Спасителя (Лк 22:44).
***
Если ветхозаветная традиция была связана в большей степени с внешней стороной жертвоприношения, за которым все же угадывался и прочитывался предвечный замысел Божий о человеке, то новозаветная традиция воплощением Бога Слова, вхождением Его в плоть и кровь человеческой истории, как бы поставила человека пред Богом лицом к лицу, дав ему возможность к постижению этого внутреннего и дотоле не совсем ясного и очевидного смысла, скрытого за внешней формой жертвоприношения. Слова Спасителя «поклоняющиеся Богу должны поклоняться в духе и истине» (Ин 4: 23-24) со всей определенностью выражают этот внутренний план таинства жертвоприношения, не ограниченного ни временем, ни пространством, ни какими-либо иными обстоятельствами.
Более того, этими вечными словами Спасителя о поклонении Богу в духе и истине объясняется состояние служения человека Творцу до грехопадения, потому что было бы ошибкой считать, что жертвоприношение является необходимой потребностью лишь грешного человека, чувствующего свою вину перед Богом и ищущего способ умилостивить и примириться с Ним. Действительно, библейская история свидетельствует, что всякое жертвоприношение после грехопадения было неизбежно связано с насилием как над приносимой жертвой, так и с болью самого приносящего. Изначальный же смысл жертвоприношения до грехопадения заключался в добровольном, исполненном благодарности и радости служении Богу через исполнение заповеди воздержания. Эта заповедь была направлена на утверждение и укоренение человеческой воли в благостоянии пред Богом, что было естественно по природе человека и не вызывало в нем никакого противления. Именно в таком состоянии Адам должен был исполнить Божественный замысел о человеке, через которого не часть, но все обоженное творение – весь мир в своем единстве – должен был быть принесен как дар, как жертва любви человека своему Творцу (Вл. Лосский).
***
Несмотря на то что грехопадение придает акту жертвоприношения трагический характер, что неизбежно отражается на самом его образе и формах проявления, тем не менее его предвечная цель и смысл остаются неизменными: в этом движении (приношении) пусть и трагической любви к Богу обрести единство с Ним, в Нем и через Него, достижение которого возможно лишь через отдачу. Обретение этого единства человека с Богом, а через него всего творения, мыслилось неразрывно с полнотой обожения, с освящением человечества в человеке, о чем очень точно говорит свт. Григорий Богослов. «Почему, — спрашивает Святитель, — Кровь Сына была бы приятна Отцу, Который не захотел принять Исаака, принесенного в жертву Авраамом, но заменившему эту человеческую жертву овном?.. Не видно ли, что Отец принимает эту жертву не потому, что Он ее требовал или как-то в ней нуждался, но по домостроительству нужно было, чтобы человек освятился человечеством Бога».
Как обожение является непрерывным процессом становления человеков богами по благодати, так и жертвоприношение в перспективе обожения должно мыслиться не как единичный акт, но как процесс, прелагающийся в вечности в единую нескончаемую Литургию. На Божественной Литургии принесенные дары в виде хлеба и вина действием Святого Духа таинственно прелагаются в истинные Тело и Кровь Спасителя Господа нашего Иисуса Христа, тем самым временное и тленное непостижимым образом уже здесь прелагается в вечное и нетленное. Всякий дар, всякая жертва, приносимая Богу, становится достоянием вечности. Бог вечен, но таинство Жертвоприношения Он совершает во времени, чтобы человека приобщить вечности и тем самым вызволить его из-под власти тления и времени.
Приносимые на Литургии дары – хлеб и вино – наша пища, данная нам Богом. «Эти дары, — отмечает прот. Александр Шмеман, — «реальный символ» нашей жизни, «реальный» — потому, что «от их вкушения действительно зависит наша жизнь». Поэтому «принося их Богу, мы приносим Ему самих себя, свою жизнь, не только свою, но и жизнь всего мира, сам мир сей, дарованный нам как пища и как жизнь».
В такой перспективе весь мир, весь космос мыслится, приносится и полагается человеком на вселенский жертвенник как совершенный дар, который «свыше есть». Совершенный потому, что осознается, мыслится человеком именно как дар, данный ему Свыше — Богом, который Ему же, как источнику дара, и должен быть возвращен. И вот тайна: именно в момент принесения он, этот дар, дается человеку в неотъемлемое обладание подобно тому, как неотъемлемым даром – вечной жизнью – становится временная жизнь, которую человек ради любви полагает за други своя (Ин 15:13), вплоть до погубления в вечности, ничего не прося себе взамен, но желая лишь одного – спасения ближнего, если последовать до крайних пределов за мыслью Божественного Павла (ср.: Рим 9:3). Так исполняются слова Писания: «сберегший душу свою по¬теряет ее; а по¬теряв¬ший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф 10:39).
***
Но вернемся к рассуждению прот. Александра Шмемана и последуем за его мыслью, согласно которой «…мир был сотворен как материя одной всеобъемлющей Евхаристии, а человек – как священник, совершающий это космическое таинство…» Потому именно в приношении человек «…совершает тот основоположный акт, в котором он «исполняет» себя как человек, как «царь», священник и пророк, призванный претворять свою жизнь и жизнь всего творения в жизнь и общение с Богом». Таков смысл приношения, жертвы хвалы и благодарения, которую дано и заповедано Церкви приносить от лица всего творения.
«Но, принося эту жертву, — продолжает размышлять прот. Александр Шмеман, — мы уже знаем, что ее – раз и навсегда – принес Христос в Своем воплощении, в Своем послушании Отцу – «до смерти и смерти крестной, Своим воскресением из мертвых и вознесением на небо. И что, поскольку Он совершил это «за всех и за вся» и отождествил Себя с каждым из нас, и со всем творением, принося Богу Отцу самих себя и все творение, мы приносим Ему жертву Христову, приносим Христа, Который и есть наша жизнь».
Принесенная Спасителем жертва очищает не малую часть вселенной и не на малое время, но весь мир и навечно. Благодаря крестной жертве Спасителя все человечество соединено под «единой Главой – Христа». По мысли свт. Григория Богослова, «распростерши святое тело (соответственно) концам света, Он собрал воедино со всех концов всех смертных, соединил их в единого человека и положил в недрах Божества, очистив кровью Агнца всякую нечистоту, преграждавшую смертным путь от земли к небу». «…Дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3:16), «Владыка Христос добровольно принес Себя в жертву, и, — как откроет нам свт. Григорий Богослов, — принес же Самого Себя по человечеству и Сам принял жертву как Бог вместе со Отцом и Духом Святым». И это великая ТАЙНА ЖЕРТВЕННОЙ ЛЮБВИ БОГА, которая, по замечанию Вл. Лосского, действительно является «крестом для человеческого ума».
Необходимо помнить, что «…каждый раз, совершая дарованную и заповеданную нам Христом Евхаристию, мы снова приносим Богу жизнь свою и мира, и мы снова узнаем, что все уже принесено Христом и что Он и есть наше приношение. Мы узнаем, что восходя с нашим приношением и жертвой к Богу, в небесное святилище, мы входим в вечную небесную Евхаристию, в ту надмирную, — по мысли о. Александра Шмемана, — Пасху, которую «желанием возжелал» есть с учениками Своими Христос…»
Крестная Жертва Спасителя есть проявление непостижимой любви Бога к человеку, которая, по слову архим. Софрония (Сахарова), «распята в этом мире и неизбежно страдает», и мы доброй волей «избираем распятие как наш путь жизни во Христе». Поэтому и Церковь, как скажет патр. Алексий I, есть Тело Христово, которое распято на Кресте ради спасения мира.
Жертвенная любовь Бога делает ее кенотической (самоистощающейся), идущей в своем истощании и умалении до глубин и пределов, нам недоступных. Постижение и вхождение в область сей заповеданной Богом любви требует от нас жертвенности Христа, которая не знает границ. Мы лишь должны помнить: чем выше любовь, тем сильнее страдание.
В акте сей Христоподобной жертвенной любви, по мысли архим. Софрония (Сахарова), «христианин также призван отдать себя без остатка другим – возлюбленным. Прежде всего – Богу, а затем силою Духа Святого, — всему прочему. В этой кенотической любви он трансцендирует себя», выходит за пределы своего «я», преодолевая свою самость и разрывая кольцо замкнутости, так как любви Христовой свойственно «перемещать жизнь любящего в лицо возлюбленного». Тогда наш брат, наша сестра становятся действительно нашей жизнью (преп. Силуан Афонский). «Через этот выход из своих эгоистических пределов любовь приходит к обладанию всем, к единению всего в самой себе…» Так, через жертвенность любви, которая отдает себя другим и которая, по слову Апостола, «ничего не ищет своего» (1 Кор 13:5), осуществится замысел Божий о человеке, когда он «по образу и подобию Человеку-Христу в своей конечной завершенности явится носителем всей полноты Божественного и тварного бытия».
***
Жертвенность есть состояние жизни христианина, не отдельный момент его жизни, но вся его жизнь, которую он готов отдать, принести Богу в любой момент ради ближнего. Когда преп. Силуана Афонского спросили: «Что надо делать, чтобы иметь мир в душе и теле?», он ответил: «Для этого надо всех любить, как самого себя, и каждый час быть готовым к смерти». Тем самым видимым проявлением внутреннего состояния жертвенности является самопожертвование, которое есть не что иное, как отклик на призыв Спасителя: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8: 34). В этом смысле самопожертвование христианина, начинаясь борьбой с самостью в собственном сердце, выражается в отвержении себя, в смиренном приятии и ношении жизненного креста и последовании Христу (Мф. 16, 24). Самопожертвование в земном плане связано с болезненно ощущаемым добровольным отречением от временных, греховных наслаждений (Евр 11:25), с совлечением ветхого человека с делами его (Кол 3:9; Еф 4:22). Наивысшее же его выражение состоит в любви, дающей силу любить врагов (преп. Силуан Афонский) и полагать душу свою за друзей своих (Ин 15:13) по примеру, оставленному нам Спасителем.
В завершение приведем слова архим. Софрония (Сахарова), который, подчеркивая невозможность христианской жизни без жертвенности и самопожертвования, говорил, что «по-христиански нельзя жить, по-христиански можно только умирать». В этом заключена великая и непостижимая тайна любви Божией, когда «полнота истощания предваряет полноту совершенства». И пусть здесь и сейчас постижение этой великой тайны связано с не менее великими страданиями, не убоимся, помня слова нашего Спасителя: «Дерзайте, ибо Я победил мир» (Ин 16:33). Трагизм будет преодолен, ибо в Боге нет трагизма, а есть совершенная жертвенная любовь, которая без остатка отдает себя другим.
Литература
1. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. Синодальный перевод. М., 2000. 2. Иларион (Алфеев), игум. Таинство веры. Введение в православное догматическое богословие. Клин, 2000 3. Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. Перевод с франц. В.А. Рещиковой. М., 1991. 4. Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Эссекс: Монастырь св. Иоанна Предтечи, 1985. 5. Софроний (Сахаров), архим. Преподобный Силуан Афонский. М.: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002. 6. Александр (Шмеман), прот. За жизнь мира. Нью-Йорк, 1983.
