Самые яркие страницы жизни и церковного служения Патриарха Московского и всея Руси Алексия I (в миру Сергея Владимировича Симанского) были связаны с его деятельностью в блокированном Ленинграде. Архиереям Русской Церкви, в том числе митрополиту Алексию не препятствовали распространять свои патриотические воззвания, хотя это и являлось нарушением закона. Полностью прекратилась антирелигиозная пропаганда, была свернута деятельность «Союза воинствующих безбожников», правда, формально до 1949 г. он не был распущен. К октябрю 1941 г. были закрыты практически все антирелигиозные периодические издания. Родился будущий Патриарх 27 октября 1877 г. в Москве в дворянской семье чиновника. В 1896 г. он окончил лицей, в 1899 г. — юридический факультет Московского университета и в 1904 г. – Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия. 9 февраля 1902 г. С.В. Симанский был пострижен в монашество с именем Алексий, 17 марта 1902 г. рукоположен во иеродиакона, а 21 декабря 1903 г. – во иеромонаха. В августе 1904 г. он был назначен инспектором Псковской духовной семинарии, 18 сентября 1906 г. возведен в сан архимандрита с назначением ректором Тульской духовной семинарии и 6 октября 1911 г. переведен ректором Новгородской семинарией с назначением настоятелем Антониевского монастыря. 28 апреля 1913 г. о. Алексий был хиротонисан во епископа Тихвинского, викария Новгородской епархии, в январе 1920 г. арестован ЧК, вскоре освобожден под поручительство, но 1 ноября 1920 г. приговорен Новгородским губревтрибуналом к пяти годам лагерей и затем на основании первомайской амнистии освобожден от наказания. 12 февраля 1921 г. епископ Алексий снова был приговорен по делу Новгородского Епархиального совета к трем годам заключения условно. 21 февраля 1921 г. его назначили епископом Ямбургским, 1-м викарием Петроградской епархии. С 31 мая по 24 июня 1922 г. он управлял епархией, а в августе – октябре 1922 г. возглавлял Петроградскую автокефалию. 21 октября 1922 г. Владыка был опять арестован и приговорен к трем годам ссылки в Казахстан. Он отбывал срок в г. Каркалинске и был освобожден в марте 1926 г. В июне – августе 1926 г. епископ временно управлял Ленинградской епархией, 2 сентября 1926 г. он был назначен управляющим Новгородской епархией с титулом архиепископа Тихвинского, а в конце 1926 г. – архиепископа Хутынского. С 18 мая 1927 г. архиепископ Алексий – член Временного Патриаршего Священного Синода. 18 мая 1932 г. он был возведен в сан митрополита с титулом Старорусский, с 11 августа 1933 г. служил митрополитом Новгородским, с 5 октября 1933 г. – митрополитом Ленинградским. К началу Великой Отечественной войны отношения между государством и религиозными организациями в СССР были далеки от нормальных. Особенно жестокие антицерковные гонения осуществлялись в 1930-е гг., правда, к 1940-м гг. сталинское окружение, в основном под влиянием внешнеполитических обстоятельств, уже отказалось от запланированного полного уничтожения Православной Церкви в стране. Однако ее положение оставалось трагичным – множество запретов опутывало со всех сторон, сотни священников томились в тюрьмах и лагерях. Так, в одной из крупнейших епархий страны — Ленинградской — к лету 1941 г. уцелел лишь 21 православный храм, отсутствовали монастыри, духовные учебные заведения и т.п. На всей территории Российской Федерации (не учитывая Прибалтику, Украину, Белоруссию и Молдавию) к этому времени имелось лишь два правящих архиерея: возглавлявший Московскую Патриархию Патриарший Местоблюститель Сергий (Страгородский) и митрополит Ленинградский Алексий. Начавшаяся 22 июня 1941 г. война коренным образом изменила весь привычный уклад жизни в стране. Не могло не измениться и положение Церкви, отношение к ней советского государства. Уже первые слова обращения И. Сталина к народу 3 июля 1941 г.: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» были подсказаны не марксистско-ленинской идеологией, а скорее церковной проповедью. Реальная действительность заставляла Сталина, руководство ВКП(б) начать пересмотр своей религиозной политики, перейти к диалогу во имя единства верующих и атеистов в борьбе с общим врагом России. Впрочем, первоначально изменения были небольшие. Архиереям Русской Церкви, в том числе митрополиту Алексию не препятствовали распространять свои патриотические воззвания, хотя это и являлось нарушением закона. Полностью прекратилась антирелигиозная пропаганда, была свернута деятельность «Союза воинствующих безбожников», правда, формально до 1949 г. он не был распущен. К октябрю 1941 г. были закрыты практически все антирелигиозные периодические издания. Флагман же советского атеизма журнал «Под знаменем марксизма» начал печатать статьи о выдающихся русских исторических деятелях, великом русском народе, героизме советских солдат и т. п., а в 1944 г. и совсем прекратил свое существование. В первые месяцы войны еще нередко проводились репрессии священнослужителей. Когда после начала войны Ленинград «очищался от неблагонадежных элементов», в соответствии с прежней практикой были запланированы репрессии против духовенства. В подготовленной 25 августа 1941 г. Ленинградским Управлением НКВД «Сводке на изъятие контрреволюционного элемента из гор. Ленинграда» намечалось арестовать 27 и выслать еще 38 «церковников, сектантов, католиков и клерикалов», что составляло примерно 3% от общего числа запланированных «к изъятию» 2248 человек.¹ Уже через несколько дней начались репрессии. Возникло даже коллективное «церковное дело». 27-28 августа было арестовано несколько членов клира Никольской Большеохтинской церкви и священник Николай Ильяшенко. Однако осудить их не удалось, 4 сентября о. Николай был эвакуирован в тюрьму г. Новосибирска, а 15 июля 1942 г. освобожден, дело прекратили за недоказанностью обвинения. Также 28 августа оказался в заключении настоятель Никольской церкви в пос. Саблино Ленинградской области прот. Николай Близнецкий. Его эвакуировали в Новосибирскую область, где он и умер в тюремной больнице г. Мариинска 10 февраля 1942 г.² В первые месяцы войны был арестован и священник Спасо-Парголовской церкви о. Симеон. Он умер в ленинградской тюрьме к 1943 г. По свидетельству прихожан тело священника неизвестные люди привезли и положили на дороге у храма, заявив верующим: «Это ваш. Сами и хороните». Пастыря похоронили без гроба близ церкви на Шуваловском кладбище. Наконец, в начале 1942 г. был арестован из-за своего немецкого происхождения заштатный протоиерей Лев Муллер, работавший бухгалтером в Никольском соборе. Он был осужден как «немецкий шпион» и скончался в заключении 30 июня 1942 г.³ Летом 1942 г. оказалась разгромлена тайная т.н. иосифлянская община архим. Клавдия (Савинского), а всего, согласно справке начальника Ленинградского Управления НКВД, к 1 октября 1942 г. в городе было ликвидировано семь церковно-сектантских контрреволюционных групп. В дальнейшем репрессии в блокадном Ленинграде проводились уже только в отношении членов тайных иосифлянских общин. С середины 1942 г. и в целом в стране аресты клириков Московской Патриархии почти прекратились. Более того, из лагерей освободили десятки священнослужителей, в том числе к сентябрю 1943 г. шесть архиепископов и пять епископов. Постепенно начали возрождаться епископские кафедры. Появились первые, пока еще редчайшие случаи восстановления закрытых храмов. Религиозные центры СССР признали де-факто, им снова разрешили устанавливать связи с заграничными церковными организациями. Осень 1941 г. была очень тяжелым временем для страны. Фронт приблизился к Москве. 12 октября митрополит Сергий написал завещание, первый пункт которого гласил: «В случае моей смерти или невозможности исполнять должность Патриаршего Местоблюстителя эта должность во всем объеме присвоенных ей патриарших прав и обязанностей переходит к Преосвященному митрополиту Ленинградскому Алексию Симанскому».iv В 1941-1944 гг. Владыка Алексий проживал в Николо-Богоявленском соборе, разделяя со своей паствой все тяготы блокады. В начале 1942 г. было разрешено в пропагандистских целях возобновить издательскую деятельность Русской Церкви. 10 марта Л.П. Берия написал Сталину о том, что немцы пытаются использовать Церковь на оккупированной территории в своих целях, и НКВД считает целесообразным силами Московской Патриархии подготовить книгу-альбом, разоблачающую действия фашистов. Вскоре Политбюро приняло секретное решение о подготовке и публикации этого издания. Предисловие к книге «Правда о религии в России» (а не в СССР!) написал Патриарший Местоблюститель, заметное место в ней занимали обращения и статьи митрополита Алексия, имелись и фотографии богослужений в кафедральном Никольском соборе. Подготовлена книга была в чрезвычайно короткие сроки и уже летом вышла из печати. Интересно, что ее напечатали в типографии практически переставшего существовать «Союза воинствующих безбожников», и часть тиража по оплошности имела гриф антирелигиозного издательства. Книга эта была издана тиражом 50 тысяч экземпляров, одновременно на нескольких языках и распространялась в США, Великобритании, Швеции, на Ближнем Востоке и за линией фронта.v В 1943 г. была подготовлена и напечатана еще одна пропагандистская книга «Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война», посвященная патриотической деятельности Московской Патриархии. В издание вошли и послания Владыки Алексия и его телеграмма Сталину. В Ленинграде изменения в отношении городских властей к Церкви стали происходить уже в начальный период войны. Помимо церковных взносов в фонд обороны одной из сфер сотрудничества стала маскировка храмов, которые могли стать ориентирами и целями при воздушных налетах на город. Первая пробная маскировка была проведена 6 августа 1941 г. в Никольском соборе: сделали покрытие золоченого креста одного из куполов с помощью ткани и покраску нижней части купола. Работы по маскировке собора были сложными и продолжались в 1942 г., в том числе и в зимнее время. Наконец, 25 сентября 1942 г. был подписан акт о выполнении в полном объеме маскировочных спецработ, причем приходской совет оплатил их стоимость, составившую только в августе-сентябре 20600 руб. Подобные работы проводились и в отношении других храмов города, не только действующих, но и закрытых. В подвальных помещениях ряда храмов (например, в Спасо-Преображенском соборе) были устроены бомбоубежища. Под Казанским собором в период блокады находился детский сад и одно время – отдел штаба Ленинградского фронта. Многие храмы использовались для хранения культурных ценностей. Так, Сампсониевский собор был занят филиалом Эрмитажа, Крестовоздвиженскую церковь занимало фильмохранилище, Афонское подворье и Новодевичий монастырь – архивы, Владимирскую церковь – филиал Публичной библиотеки и т.д. Особенно много музейных коллекций было размещено в Исаакиевском соборе в надежде на то, что германские войска, считая его гигантское здание ориентиром, не будут специально пытаться уничтожить храм. Этот расчет оказался правильным, за весь период блокады в собор не было прямого попадания бомб или снарядов, и бесценные коллекции уцелели. Целый ряд церковных зданий выполнял функции, связанные с патриотическим воспитанием жителей города и бойцов Ленинградского фронта. Особенно большую роль при этом играла Александро-Невская Лавра. С началом Великой Отечественной войны комплекс зданий Лавры сразу стал использоваться для военных целей. Первоначально в конце лета – осенью 1941 г. на территории монастыря был устроен укрепленный район с девятью опорными боевыми точками.⁶ По воспоминаниям одной из бывших блокадниц, огневая точка была устроена даже в помещении ее квартиры в угловом здании Лавры, выходившем на набережную Невы. В Федоровском корпусе вблизи Троицкого собора разместилось бомбоубежище, а большая часть самого собора оказалась занята под воинский склад, причем одно время в нем хранили и боеприпасы. В конце 1941 г. в части лаврских зданий разместился приемно-распределительный госпиталь № 1. Сюда в обязательном порядке поступали все больные и раненые военнослужащие, прежде чем попасть в какое-либо другое лечебное учреждение. В приемно-распределительном госпитале врачи оказывали первую медицинскую помощь, осуществляли диагностику и сортировку раненых и больных и направляли их затем в соответствующие лечебные учреждения. В функции врачей и медсестер также входило выявление «самострелов» и симулянтов, имелся в госпитале и штат политработников, которые изучали письма бойцов родным.⁷ Присутствие на территории Лавры большого количества военнослужащих стало одной из причин устройства в храмах монастыря мест патриотического воспитания защитников города. Обращение в ходе войны к русским патриотическим, в том числе православным церковным традициям играло чрезвычайно важную роль в обороне Ленинграда. Достаточно упомянуть тот факт, что с городом на Неве была тесно связана жизнь, деятельность или история захоронений знаменитых русских полководцев – А. Суворова, М. Кутузова, Ф. Ушакова, святого князя Александра Невского, в честь которых учредили ордена в советских вооруженных силах (так, орден Александра Невского был учрежден 29 июля 1942 г. по личному указанию Сталина). В Благовещенской церкви Лавры находилась могила генералиссимуса А.В. Суворова, и в 1942 г. было произведено ее художественное оформление. По эскизам художников Н.М. Суетина и А.В. Васильева в ноябре были выполнены два живописных панно, знамена и транспаранты. Сюда, к могиле непобедимого полководца приходили воины, отправлявшиеся на защиту родного города. Также осенью 1942 г. художницами А.А. Лепорской и А.А. Ранчевской было произведено декоративное оформление притвора в Троицком соборе, где до 1922 г. находилась рака с мощами св. кн. Александра Невского. В воспоминаниях одного из блокадников говорилось: «Весной 43-го по городу расклеили афиши, извещающие о том, что открыт доступ к местам захоронения великих русских полководцев – Александра Невского, Суворова, Кутузова, Петра I. Я, конечно, сразу помчался в Александро-Невскую Лавру. Вхожу в Троицкий собор и гляжу: на карнизе, рядом со статуями, растут молоденькие березки! В соборе я прежде всего устремился к месту, где стояли мощи Александра Невского. Там был поставлен грубо побеленный фанерный ящик с надписью, утверждающей, что на этом месте были поставлены Петром I мощи Александра Невского. Зашел я в Благовещенскую церковь, на могилу А.В. Суворова: на ней, кроме плиты с автоэпитафией, поставлено склоненное красное знамя; такое же было на месте мощей Александра Невского». Имя князя стало особенно популярно после выхода на экраны художественного фильма «Александр Невский» и воспринималось в качестве символа борьбы с германской агрессией на русские земли. Поэтому в 1944 г. в Троицком соборе была устроена выставка, посвященная св. кн. Александру Невскому, которую посетило большое количество военнослужащих Ленинградского фронта и жителей города.⁸ На германских картах комплекс монастырских зданий был обозначен в качестве военного объекта и подвергался усиленным артиллерийским обстрелам и бомбардировкам. Сильно пострадал от обстрелов Митрополичий корпус и здания Лавры, выходившие фасадами на Неву⁹. Значительный ущерб был нанесен и Троицкому собору. В акте 1944 г. отмечалось, что «общее состояние собора явно неблагополучно. Перекрытия разрушаются протечками в крыше, фасадная штукатурка во многих местах отстала, обнажив кирпичную кладку, архитектурные детали и лепка разрушаются. Состояние иконостаса из белого мрамора, ротонды престола и балюстрады амвона – удовлетворительное. В настоящее время в соборе устроена выставка, посвященная Александру Невскому»¹⁰. В отношении председателю Совета по делам Русской Православной Церкви Г. Карпову из Государственной инспекции по охране памятников Ленинграда от 21 июня 1944 г. говорилось, что комплекс зданий Лавры представляет «исключительную ценность как памятник русского зодчества XVIII века», и «в последние годы Благовещенская церковь превращена в Мавзолей А.В. Суворова, а в части Троицкого собора устроен Мавзолей Александра Невского». Между тем «техническое состояние всех зданий Лавры в настоящее время крайне неудовлетворительное, почти катастрофическое». В связи с этим инспекция писала о необходимости срочных ремонтно-восстановительных работ и быстрейшего решения вопроса о передаче лаврских зданий ответственному пользователю. На весь комплекс претендовали Музей истории Ленинграда, Центральный исторический архив НКВД и Церковь, в частности, в апреле 1944 г. церковные иерархи высказали предположение о возможности передачи ее верующим и восстановлении в обители резиденции Ленинградского митрополита¹¹. Значительную роль в патриотическом воспитании играли также Петропавловский и Казанский соборы. На площади перед последним у памятников полководцам Отечественной войны 1812 г. Кутузову и Барклаю де Толли давали клятву уходившие на защиту Ленинграда воины. Для этой цели памятники в виде исключения не были закрыты мешками с песком. Одновременно воины посещали и расположенную в соборе могилу фельдмаршала М.И. Кутузова. В архивах имеются фотографии, запечатлевшие эту церемонию. Уже в первые месяцы войны антицерковная экспозиция занимавшего храм Музея истории религии была закрыта, и к осени 1941 г. устроена выставка «Героическое прошлое русского народа». Живописные полотна, рассказывавшие о военной истории России, и плакаты, призывавшие к борьбе с захватчиками, были размещены сначала напротив собора, а в октябре – на его колоннаде. С 1942 г. в Казанском соборе была развернута выставка «Отечественная война 1812 г.», которую активно посещали делегации с фронта. Существенным шагом городских властей навстречу верующим стало выделение православным приходам минимально необходимого количества вина и муки для причащения богомольцев, так как в блокированном городе эти продукты было невозможно купить. Согласно опубликованному литературному варианту, это решение в Ленсовете приняли после того, как в начале 1942 г. митрополит Алексий внес в фонд обороны пожертвованные верующими три с половиной миллиона рублей и золотые украшения с драгоценными камнями на большую сумму: «На следующий день Владыке позвонили из Смольного и просили передать благодарность прихожанам от городского комитета обороны. Поинтересовались, не надо ли чего? Владыка ответил, что кончилось красное вино для богослужения, и с дровами тоже плохо. Сказали, что все будет доставлено. Предложили прикрепить его к столовой Смольного, но он отказался, сказав: «Как все, так и я». Тогда после короткого молчания голос в трубке ответил: «Мы будем вам помогать с продуктами и дровами». Владыка поблагодарил». Весьма вероятно, что подобный разговор был, но только в конце осени 1941 г. (церковные пожертвования к тому времени уже составили значительную сумму). Сохранившиеся же архивные документы свидетельствуют, что первое заявление о выделении муки и вина поступило курировавшей церковные дела в Ленсовете старшему инспектору административного отдела А.В. Татаринцевой от общины Никольского собора 1 ноября 1941 г.: «Ввиду отсутствия запаса белой муки для выпечки богослужебных просфор, а также красного вина, крайне необходимого для совершения литургии, президиум двадцатки Никольского собора обращается к Вам с покорнейшею просьбой не отказать в Вашем ходатайстве перед соответствующими органами об отпуске Никольскому собору для богослужебных целей (исключительно для выпечки богослужебных просфор) каждый месяц по 20 кг белой муки и по 40 бутылок красного вина-кагора». 3 ноября похожее ходатайство поступило к А. Татаринцевой от приходского совета церкви св. Иова, в заявлении говорилось, что с 11 сентября просфоры выпекаются при храме в небольшом количестве из муки, пожертвованной верующими, но теперь из-за невозможности приобретения вина и муки «в церкви в ближайшее время могут прекратиться богослужения»¹². Для принятия решения об оказании помощи приходам городскому руководству понадобилось почти два месяца. И все-таки в самый разгар страшной голодной зимы с 29 декабря 1941 г. по 3 января 1942 г. семи православным общинам города были впервые выделены в общей сложности 85 кг муки и 100 бутылок (75 литров) вина. Продукты были выданы не бесплатно, прихожане оплачивали их по государственным расценкам. Так, община церкви св. Иова заплатила за 10 кг муки и 7,5 литров вина 296 рублей¹³. Следующая выдача семи общинам состоялась через полтора месяца – 17-23 февраля 1942 г. Теперь им передали 160 кг муки и 150 бутылок вина. За несколько дней до этого – 26 февраля А. Татаринцевой поступила письменная благодарность от верующих, в которой говорилось: «Князь-Владимирский собор сообщает о получении 23 февраля с.г. по разверстке Ленгоротдела вина и муки для культовых надобностей и приносит Вам глубокую благодарность за оказанное Вами содействие в деле получения этих крайне необходимых продуктов». Странно, вероятно, было читать эти слова человеку, лишь недавно рьяно искоренявшему православие в Ленинграде и собственноручно сжегшему в 1940 г. иконы из часовни Ксении Блаженной. Конечно, выделяемых продуктов хватало лишь для удовлетворения минимальных богослужебных потребностей. Так, согласно свидетельству прихожан, в мае 1942 г. в Никольской Большеохтинской церкви просфоры были размером с пятикопеечную монету, а вина выделялось не более двух столовых ложек на службу, и председатель «двадцатки» К.И. Андреев, ссылаясь на данное Татаринцевой указание, «принуждал совершать причастие с предельно разбавленным водой вином». Из-за нехватки дров крещение младенцев происходило в нетопленой церкви и т.п¹⁴. Начиная с февраля 1942 г. выдача продуктов для богослужений стала ежемесячной. Размер ее на протяжении двух лет почти не менялся. В марте-мае 1942 г. семь общин получали по 135 кг муки и 85 литров вина ежемесячно, во второй половине 1942 г. – восемь общин (в их число вошел приход закрытой на несколько месяцев из-за хранения в ней трупов Серафимовской церкви) – по 145 кг и 82-94 литра. Помимо предоставления продуктов для богослужений городские власти сделали и ряд других уступок верующим. Общинам Никольского и Спасо-Преображенского соборов был предоставлен воск для изготовления свечей. Известный ученый-музыковед Н.Д. Успенский, ставший в феврале 1942 г. регентом в Никольском соборе и создавший новый хор, сумел добиться выдачи певчим не только хлебных, но и других продуктовых карточек. На Охте для отопления собора в начале 1942 г. выделили деревянный дом. Своеобразное признание значительной роли религиозного фактора в обороне города со стороны властей произошло весной-летом 1942 г. Когда принималось решение оставить в городе лишь тех, кто необходим для удовлетворения потребностей фронта и «насущных нужд населения», приходское духовенство получило возможность продолжить свое служение. Были эвакуированы лишь два штатных священника – 27 марта Сергий Бычков и 24 июля Илия Попов. Заштатных священнослужителей также было эвакуировано немного, всего лишь два-три человека. Впрочем, и в действующую армию священнослужители Ленинграда призывались чрезвычайно редко, лишь в конце июня 1941 г. – диакон Иоанн Долгинский и протоиерей Николай Алексеев, а в марте 1943 г. – диакон Михаил Воронин¹⁵. Явной уступкой Церкви было последовавшее в апреле 1942 г. разрешение в ряде крупных городов совершать Пасхальный крестный ход вокруг храмов с зажженными свечами. Произошло фактическое снятие некоторых ограничений на внебогослужебную деятельность, проведение массовых религиозных церемоний. О них даже стали сообщать в средствах массовой информации. Так, по указанию городского руководства фотографы В.Г. Куликов и А.А. Шабанов снимали во время богослужения внутренний и внешний вид соборов и церквей Ленинграда на Пасху 1942 г. и Рождество 1943 г.¹⁶ Однако отношения Церкви и государства в первый год войны подлинным диалогом еще не стали. В это время нередки были рецидивы прежней политики, грубых административных, насильственных акций, прежде всего по отношению к приходам. Так, например, 29 января 1942 г. председатель двадцатки Серафимовской церкви К.И. Андреев писал в административный отдел Ленсовета, что здание храма с 22 января оказалось самовольно «взято райсоветом Приморского района под склад-распределитель для приема покойников, доставляемых из города и постепенного их захоронения. По распоряжению председателя тов. Белоусова без меня и члена двадцатки церковь была вскрыта, причем все имущество, утварь и проч. свалено к алтарю. Доступа в здание для меня нет». Деньги и продукты, хранившиеся в церкви, оказались расхищены, часовня внутри разломана, запас дров сожжен. Церковь вернули верующим только в апреле 1942 г.¹⁷ Зимой 1941/42 гг. разобрали на дрова часовню сгоревшей в марте 1941 г. и официально действовавшей до того времени церкви на Красненьком кладбище. У протодиакона Льва Егоровского служащие одной из воинских частей, несмотря на протесты, разобрали на дрова принадлежавшую ему хозяйственную постройку и т.п. Сохранялся запрет на посещение церкви военнослужащими и некоторыми другим категориями граждан. Так, в сообщении шефа германской полиции безопасности и СД о положении в Ленинграде от 16 октября 1942 г. говорилось: «В пределах допущенных Советами уступок были открыты для посещения четыре православные церкви [на самом деле ни один новый храм открыт не был]. Красноармейцам, однако, ходить в церкви строго запрещено».¹⁸ Кроме того, сохранялась довоенная практика максимально тяжелого налогообложения священнослужителей, преследовавшая ранее цель заставить их отказаться от сана. 5 января 1943 г. Патриарший Местоблюститель предпринял важный шаг на пути к фактической легализации Церкви, использовав сборы на оборону страны. Он послал И. Сталину телеграмму, прося его разрешения на открытие Патриархией банковского счета, куда вносились бы все деньги, пожертвованные на нужды войны в храмах СССР. 5 февраля председатель СНК дал свое письменное согласие и от лица Красной армии поблагодарил Церковь за ее труды. Получив разрешение открыть банковский счет, Патриархия приобрела урезанный статус юридического лица.¹⁹ 14 января 1943 г. и митрополит Алексий направил телеграмму И. Сталину: «Православная Русская Церковь вместе со всеми народами великого Советского Союза горит одним желанием — всемерно помогать наступающей Красной Армии… Руководимая мною Ленинградская епархия, находящаяся в условиях блокады, до сего времени внесла в фонд обороны страны 3 182 143 рубля наличными деньгами, а также пожертвования ценными вещами. Руководствуясь призывом Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Московского Сергия, епархия вносит на постройку колонны танков имени Димитрия Донского еще 500 000 рублей. Сбор средств продолжается с непоколебимой верой в близкую победу нашего правого дела над кровавым безумием фашизма. Усердно молим Бога о помощи Вам в Вашем великом историческом призвании – отстоять честь, свободу и славу родной страны». На эту телеграмму был получен ответ: «Прошу передать православному русскому духовенству и верующим Ленинградской епархии мой привет и благодарность Красной Армии за их заботу о Красной Армии. И. Сталин». Обе телеграммы были опубликованы в газетах. О средствах, собранных для армии Ленинградской епархией, Владыка в мае 1943 г. вновь известил телеграммой Сталина, и 17 мая Верховным главнокомандующим была отправлена ответная телеграмма, опубликованная в газете «Правда»: «Прошу передать православному духовенству и верующим Ленинградской епархии, собравшим, кроме внесенных ранее 3 682 143 рублей, дополнительно 1 769 200 рублей на строительство танковой колонны им. Димитрия Донского мой искренний привет и благодарность Красной Армии».²⁰ Сталин послал и персональную благодарственную телеграмму протодиакону Л. Егоровскому, внесшему в фонд обороны наибольшие из ленинградских священнослужителей пожертвования. В начале 1943 г. И. Сталин и его ближайшее окружение пришли к окончательному решению о необходимости приступить к нормализации государственно-церковных отношений. На него повлияла целая группа внутренних и внешнеполитических факторов. Одной из причин была активная патриотическая деятельность подавляющего большинства духовенства и мирян. За полтора года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, Церковь показала свою силу в борьбе против фашизма, сумела во многом расширить и упрочить влияние в стране. Один из руководителей органов безопасности и разведки, П.А. Судоплатов, свидетельствовал, что информацию оперативных работников НКВД, действовавших на оккупированной территории, «о патриотическом настрое церковных кругов совпала с неофициальными зондажными просьбами Рузвельта, переданными через Гарримана Сталину, улучшить политическое и правовое положение православной церкви».²¹ Определенное значение имело обращение в ходе войны к русским национальным патриотическим традициям. «Идеологическая работа в массах» приобрела совершенно иные, чем прежде черты. Этот поворот осуществлялся целенаправленно во всех областях — от культурно-исторической до религиозной. В процессе завершения перехода от интернационального к национально-патриотическому курсу Церкви отводилась роль катализатора и цементирующего компонента. В ней снова увидели опору государственности и патриотизма. Уже 7 ноября 1941 г. Сталин включил в свою речь во время военного парада на Красной площади наряду с именами Козьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова и Михаила Кутузова упомянутые в обращении митрополита Сергия (Страгородского) в первый день войны имена св. кн. Александра Невского и Димитрия Донского. В кинохронике начали показывать немыслимые еще недавно кадры: в освобожденных городах жители с иконами встречают советских солдат, и некоторые из бойцов, осеняя себя крестным знамением, прикладываются к иконам; освящается танковая колонна, построенная на пожертвования верующих и т.д. Следует упомянуть, что зимой 1942/43 г. на студии Ленкинохроники был снят документальный фильм «Сбор ленинградскими верующими средств на танковую колонну имени Димитрия Донского и эскадрилью имени Александра Невского». Его автор известный фронтовой кинодокументалист Н.А. Сотников в 1976 г. вспоминал: «…это был приказ, боевое задание и, как мне намекнули, задание правительственное. Фильм предназначался для показа за рубежом, цели имел пропагандистские, должен был способствовать открытию второго фронта… С самого начала фильму были созданы максимально привилегированные условия — и не только по военным, блокадным меркам. Он должен был в производственном отношении идти «по зеленой улице». Высокие полномочия давались на период работы над фильмом и мне. Во всяком случае, я таких ни ранее, ни далее никогда не имел. Любая моя просьба по этому фильму воспринималась как приказ. А консультантом мне было рекомендовано пригласить самого митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия».²² Владыка принял съемочную бригаду утром в Никольском соборе, и в тот же день около полудня состоялась съемка сбора пожертвований в этом храме. По свидетельству Н. Сотникова, его удивило, сколько верующих пришли внести свою лепту в оборону родного города и страны. Помимо обращения к национальным патриотическим традициям советское руководство стремилось нейтрализовать воздействие гитлеровской пропаганды, представлявшей Германию защитницей христианства в России. Самым существенным образом влияли и отношения с союзниками – США и Великобританией. Однако внешнеполитические планы «вождя народов» были гораздо более глобальными. С весны 1943 г., когда исход войны стал ясен, он начал размышлять о будущем послевоенном переделе мира, разрабатывать планы создания мировой державы. В этих имперских замыслах Церкви отводилась немаловажная роль.²³ Неизбежность значительного изменения курса государственной религиозной политики стала ощущаться многими связанными с Церковью людьми уже вскоре после победы в Сталинградской битве.²⁴ В Ленинграде городское руководство также с большей охотой шло навстречу просьбам верующих. Важной вехой во взаимоотношениях государства и Церкви в блокированном городе стало 1 мая 1943 г. В этот день была введена новая «Инструкция об отнесении населения к группам снабжения при выдаче продовольственных и промтоварных карточек». Служители культа были приравнены в ней к советским служащим, а ведь в 1918-1937 гг. они вообще относились к так называемым «лишенцам». 3 мая 1943 г. приходской совет Никольского собора обратился в общий отдел Ленгорисполкома сразу с двумя ходатайствами: об установке в квартире митрополита Алексия при соборе телефонного аппарата и о выдаче пропусков «на право хождения по улицам во время воздушной тревоги для работы в храме» трем священнослужителям и председателю «двадцатки» Н. Успенскому. И вскоре оба разрешения были получены. В конце августа 1943 г. власти разрешили возвращение митрополита Сергия из эвакуации, о чем он уже неоднократно просил сам. И 29 августа Патриарший Местоблюститель послал из Ульяновска телеграмму митрополиту Алексию, предлагая ему приехать в Москву по возможности на срок со 2 по 15 сентября, но во всяком случае не позднее 5 сентября.²⁵ Владыке пришлось срочно вылететь из Ленинграда в столицу, где его уже ждал митрополит Сергий. Важнейшей вехой новой религиозной политики стало 4 сентября 1943 г. Днем на даче у Сталина прошло совещание с участием Г. Маленкова, Л. Берии, представителей НКГБ, на котором был обсужден новый курс государственной религиозной политики. Вечером же состоялся официальный прием в Кремле И. Сталиным и В. Молотовым митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). В архивном деле сохранилась запись беседы в ходе этой «исторической» встречи, сделанная присутствовавшим на ней полковником госбезопасности Г. Карповым. Согласно этой записи иерархам было сказано, что со стороны правительства нет возражений против желания Церкви избрать на Соборе епископов Патриарха и создать постоянный Синод, причем Сталин настоял на созыве Собора через три-четыре дня. Митрополит Алексий в числе других высказался за образование Синода и обосновал это предложение как наиболее желаемую и приемлемую форму, сказав также, что избрание Патриарха на Архиерейском Соборе считает вполне каноничным. Далее митрополит Сергий поднял, а Владыка Алексий развил вопрос о подготовке кадров духовенства, оба просили Сталина, чтобы им было разрешено организовать Богословские курсы при некоторых епархиях. Относительно открытия новых храмов митрополит Алексий также поддержал в разговоре Патриаршего Местоблюстителя, отметив неравномерность распределения церквей в Советском Союзе и, высказав пожелание в первую очередь открывать их в областях и краях, где совсем нет храмов или где их очень мало. В ответ было дано разрешение на открытие Духовных академий и училищ, дополнительных приходов в епархиях, выпуск ежемесячного церковного журнала. «Затем митрополит Алексий поднял вопрос перед т. Сталиным об освобождении некоторых архиереев, находящихся в ссылке, лагерях, тюрьмах и т.д. Товарищ Сталин сказал им: «Представьте такой список, его рассмотрим». В заключение беседы Ленинградский Владыка остановился на вопросах, имеющих отношение к «церковной кассе». В сделанной Карповым записи об этом говорится так: «а) митрополит Алексий сказал, что он считает необходимым предоставление епархиям права отчислять некоторые суммы из касс церквей и из касс епархий в кассу центрального церковного аппарата для его содержания (Патриархия, Синод), и в связи с этим же митрополит Алексий привел пример, что инспектор по административному надзору Ленсовета Татаринцева такие отчисления делать не разрешила; б) что в связи с этим же вопросом он, а также митрополиты Сергий и Николай считают необходимым, чтобы было изменено Положение о церковном управлении, а именно, чтобы священнослужителям было дано право быть членами исполнительного органа церкви. Товарищ Сталин сказал, что против этого возражений нет». Председатель Совнаркома заверил, что Церковь может рассчитывать на помощь правительства.²⁶ Сообщение о приеме в Кремле на следующий день — 5 сентября — было опубликовано в газете «Известия». Вскоре после завершения встречи митрополит Сергий передал властям список на 26 священнослужителей, находившихся в заключении. Однако почти все из них к тому времени уже были расстреляны или погибли в лагерях ОГПУ-НКВД. В конечном итоге освобождена была очень небольшая часть томившихся в тюрьмах и лагерях священнослужителей. Здесь, как и во многом другом, надежды Патриархии не оправдались. Целый ряд обещаний выполнен не был. Для осуществления контролирующей роли по постановлению СНК от 14 сентября был создан специальный орган — Совет по делам Русской православной церкви при правительстве СССР во главе с полковником госбезопасности Г.Г. Карповым. Последний с 1940 г. возглавлял 3-й отдел 5-го управления, осуществлявший различные антицерковные акции.²⁷ Решение ключевых проблем государственной религиозной политики Сталин оставил за собой. Менее важными вопросами в правительстве занимались В. Молотов, а с 1946 г. К. Ворошилов, в ЦК ВКП(б) — поочередно Г. Маленков и А. Жданов.²⁸ Согласно Положению о Совете по делам Русской православной церкви, он должен был иметь своих уполномоченных при облисполкомах. 21 февраля 1944 г. решением Леноблисполкома уполномоченным по Ленинградской области был назначен полковник госбезопасности А.И. Кушнарев. Глубокие изменения в жизни Русской Церкви начались сразу же после встречи в Кремле. Уже 8 сентября в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единогласно избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия. Собор также обратился к христианам всего мира с призывом объединиться для окончательной победы над фашизмом. Митрополит Алексий принял самое активное участие в предсоборной деятельности и выступил на Соборе с докладом «Долг христианина перед Церковью и Родиной в эпоху Отечественной войны». 12 сентября 1943 г. произошла интронизация Патриарха, а через неделю в здании бывшего германского посольства, переданном Церкви, он приветствовал прибывшую из Великобритании делегацию Англиканской Церкви во главе с архиепископом Йоркским Кириллом Гарбеттом. Все 10 дней пребывания делегации в СССР с ней был митрополит Алексий. Как постоянный член созданного при Патриархе Священного Синода Владыка являлся ближайшим помощником Первосвятителя и играл активную роль в установлении международных связей Русской Церкви, возобновлении в сентябре 1943 г. выпуска «Журнала Московской Патриархии» и др. Митрополит Алексий не только был членом редакционной комиссии журнала, но и активно сотрудничал с ним как автор, опубликовав в первых же номерах две свои статьи. Несмотря на трудности военного времени, с сентября 1943 г. он часто бывал в Москве.²⁹ Подавляющая часть населения Ленинграда положительно отнеслась к сближению правительства с Русской Церковью. Но при этом многие объясняли этот факт давлением, которое оказывали на СССР союзники. Интеллигенция оценила политический смысл маневра Сталина как шаг, направленный на консолидацию общества в ходе войны, а также выбивающий один из козырей нацистской пропаганды. Молодежь же оказалась в основном дезориентирована, поскольку выросла в антирелигиозном государстве. В середине сентября 1943 г. Ленинградское Управление НКГБ переслало в Москву специальную сводку «характерных высказываний населения Ленинграда в связи с приемом товарищем Сталиным митрополитов Алексия, Сергия и Николая».³⁰ Духовенство северной столицы восприняло прием Сталиным митрополитов с большой надеждой, как изменение стратегического курса «всерьез и надолго». Это видно из другой секретной сводки Ленинградского управления НКГБ, содержащей высказывания священнослужителей».³¹ С осени 1943 г. представителей ленинградского духовенства стали привлекать к участию в общегородской общественной работе. Так прот. П. Тарасов участвовал в деятельности городской специальной комиссии, а прот. Н. Ломакин — в городской и областной Комиссиях по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (в дальнейшем он выступил в качестве свидетеля обвинения на Нюрнбергском процессе). Митрополит Алексий вел переговоры о подготовке и издании книги о патриотической работе в Ленинградской епархии в годы войны (в итоге книга не вышла). А 11 октября 1943 г. впервые за все годы советской власти 12 ленинградским священнослужителям, в том числе митрополиту, были вручены правительственные награды — медали «За оборону Ленинграда».³² В дальнейшем Владыка Алексий несколько раз был награжден орденом Трудового Красного Знамени, другими многочисленными знаками отличия, но самой дорогой для себя наградой считал медаль «За оборону Ленинграда». Позднее этой медалью наградили еще несколько клириков, но отнюдь не всех. Всего же правительственные награды получили 24 ленинградских священнослужителя, в том числе 12 – две медали: «За оборону Ленинграда» и «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Награждены были и несколько десятков церковнослужителей. Происходили и другие перемены. Военнослужащие Ленинградского фронта, в том числе офицеры, стали посещать богослужения в храмах города (известно, что на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование фронта во главе с маршалом Говоровым) и даже порой прислуживать в церкви. 14 декабря 1943 г. Совет по дела Русской православной церкви разрешил Ленинградскому митрополиту иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 г. в здании Никольского собора открылась епархиальная канцелярия.³³ Религиозный фактор сыграл существенную роль в обороне города. Действовавшие во время блокады 10 православных храмов активно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Проявления патриотической деятельности Русской Церкви были очень многообразны: морально-нравственное влияние (через послания, обращения, проповеди); сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды, продуктов в фонд обороны; служба церковнослужителей в рядах действующей армии и участие в партизанском движении; помощь раненым бойцам шефством над госпиталями и созданием санитарных пунктов; участие в сооружении оборонительных укреплений, организации противовоздушной обороны и т.д. Личным примером духовенство Патриархии призывало народ к мобилизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Это не могли не учитывать ленинградские власти, их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. В то же время, «потепление политического климата» затронуло не все религиозные движения. Оппозиционные советской действительности церковные группы продолжали выявляться и репрессироваться органами госбезопасности. В целом же к моменту освобождения Ленинграда от вражеской блокады взаимоотношения властей и православных общин города существенным образом изменились, начинался качественно новый этап церковной жизни и деятельности. В январе 1944 г. митрополит Алексий был назначен членом Ленинградской областной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, а 15 мая 1944 г., после смерти Патриарха Сергия, стал Патриаршим Местоблюстителем. 2 февраля 1945 г., на Поместном Соборе он был избран Патриархом. В 1946 г. Патриарх Алексий был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и в 1946, 1952, 1962, 1967 гг. — орденами Трудового Красного Знамени. В 1949 г. Ученые советы Ленинградской и Московской духовных академий удостоили его звания почетного доктора богословия. До конца дней Первосвятитель хранил память о блокаде, в частности, держал в письменном столе влетевший в его комнату осколок немецкого снаряда. 7 апреля 1970 г. Патриарх Алексий скончался в с. Лукино вблизи ст. Переделкино Московской области и был погребен в крипте Успенского собора Троице-Сергиевой Лавры. Михаил Шкаровский.  

---

¹ Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. В 2 кн. СПб.; М., 2002. Кн. 2. С. 29; Дело РСХД в Эстонии // Вестник русского христианского движения. 1995. № 171. С. 289-297. ² Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 7384, оп. 33, д. 153, л. 116; Справки Управления Федеральной службы безопасности Российской Фе­дерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области № 10/16-10918 от 18 января 1994 г. и № 10/14-1779 н/с от 10 мая 1995 г. ³ ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 73, л. 28, 31. ⁴ Одинцов М. Крестный путь патриарха Сергия // Наука и религия. 1998. № 8. С. 10. ⁵ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 6991, оп. 1, д. 6, л. 18; Fletcher W. A Stady in Survival. New-York, 1965. P. 111-112. ⁶ ЦГА СПб, ф. 4, оп. 6, д. 18, л. 2, 8. ⁷ Ломагин Н.А.Указ. соч. Кн. 1. С. 213. ⁸ Иеродиакон Викентий (Кузьмин). Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры. Л., 1985. Рукопись. С. 59. ⁹ ЦГА СПб, ф. 8557, оп. 9, д. 11, л. 10. ¹⁰ Добрынин М. Историческая справка по Троицкому собору Александро-Невской Лавры. Л., 1959. Рукопись. С. 83. ¹¹ ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 12, л. 18-18об. ¹² Там же, ф. 7384, оп. 33, д. 62, л. 75, д. 180, л. 107. ¹³ Там же, л. 120, д. 80, л. 1. ¹⁴ Там же, д. 209, л. 156, д. 153, л. 121. ¹⁵ Там же, д. 62, л. 131, д. 209, л. 173. 16 Там же, д. 76, л. 153. ¹⁷ Там же, д. 213, л. 107. ¹⁸ Ломагин Н.А.Указ. соч. Кн. 2. С. 212. ¹⁹ Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 187. ²⁰ ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 10, 14, 15. ²¹ Судоплатов П. А. «Остаюсь единственным свидетелем…» // Молодая гвардия. 1995. № 5. С. 40. ²²  Сотников Н.А. Три встречи с Патриархом // Родина. 1999. № 10. С. 72. ²³ Кнышевский П.Н. Истоки тотального шпионажа // Государственная безопасность и демократия. 1993. № 2. С. 45. ²⁴ ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 2, л. 49, 51-52. ²⁵ ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 76, л. 177. ²⁶ ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 1, л. 1-10. ²⁷ Васильева О., Кнышевский П. «Тайная вечеря» // Ленинградская панорама. 1991. № 7. С. 27. ²⁸ РГАСПИ, ф. 5, оп. 16, д. 669, л. 4-5. ²⁹ Одинцов М.И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1995. С. 86-87, 91-93. ³⁰ Ломагин Н.А.Указ. соч. Кн. 2. С. 403-404.. ³¹ Там же. С. 45. ³² Ленинградская правда. 1943. 17 октября. ³³ ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 9, л. 1, д. 13, л. 1, ф. 7384, оп. 33, д. 81, л. 15-16.