Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
Ни одно православное богослужение не обходиться без поминовения усопших. Тем не менее, богослужения Великого Поста, в особенности поминальные субботы, в еще большей степени акцентируют наше внимание на заупокойных поминовениях.
Человека, далекого от церковной традиции, при посещении храма в эти особые дни, скорее всего, накроет волна мрачных и далеко не жизнеутверждающих мыслей. Черные облачения, монотонный распев, поминовение усопших – вся атмосфера как бы отсылает мысль к памяти смертной. Все это может стать для «захожанина» либо поводом задуматься о смысле жизни, а значит и о смерти; либо небрежно махнуть рукой и продолжать жить согласно проверенному принципу: «Меньше знаешь – крепче спишь».
Сегодня жизненные ценности ориентированы на молодость, здоровье, внешнюю красоту, материальный достаток, как бы сказал гедонист – на наслаждение. Естественно, что болезни, умирание и смерть в эту систему ценностей никак не вписываются, и общество негласно старается изгнать любые мысли о них.
На эту тему существует грустная притча. В одной то ли китайской, то ли японской деревне жил, вернее доживал свои годы старик. У него уже не было физических сил помогать своим детям в хозяйственных делах. Он просто сидел на крыльце, глядя, как сын пашет или собирает урожай. Однажды сын посмотрел на старика и подумал: «Какой прок в этом старике? Он только зря ест хлеб! Мне же нужно заботиться о жене и детях. Ему уже пора распрощаться с жизнью!» Он сколотил большой деревянный ящик, подвез его к крыльцу и сказал: «Полезай в него, отец». Старик забрался в ящик, и сын покатил тачку к ближайшей пропасти. Когда он достиг ее, то услышал, как изнутри в крышку стучат. «Что тебе, отец?» – спросил сын. «Почему бы тебе не сбросить меня вниз без ящика, – ответил отец, – он когда-нибудь понадобится твоим детям».
Проблема старения и смерти заявляет задолго до пенсионного возраста. Индустрия рекламы делает все для того, чтобы сохранить в «обреченных» на смерть иллюзию молодости. Мамы стремятся быть сестрами своих дочерей, папы – братьями сыновей, дедушки надевают шорты и идут в поход, в то время как бабушки делают пластические операции. Владельцы похоронных бюро заботятся о том, чтобы даже их «холодные клиенты» не выглядели на свой возраст. Все знают, что кривая жизни достигает пика в возрасте тридцати лет, и впоследствии каждый должен пытаться выглядеть, вести себя и мыслить так, как будто он застрял на этом пике.
В попытке примирения человека с мыслью о смерти рождаются учения Сократа, Платона и Аристотеля о бессмертии души и загробной жизни. Эпикур и Лукреций наоборот пытаются освободить человека от страха смерти, доказывая, что душа гибнет вместе с телом, поэтому смерти не стоит страшиться. Но все эти формулы остаются лишь пустым теоретизированием для человека, взглянувшего в бледное лицо смерти. «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор», – заключает известный французский писатель Ларошфуко.
Но однажды в мир пришел Человек. Пришел не для теоретизирования, но чтобы на деле исполнить волю Своего Отца. Будучи полностью свободен от влияния смерти Иисус Христос поступает так, как будто ее не существует. А тот, кто полностью свободен в отношении своей смерти, может окончательно лишить ее жала, показать ее бессилие. Событие Воскресения полностью опустошает реальность смерти, которую теперь можно определить только по следам, оставленным на пронзенных гвоздями руках. Следы эти, как трофеи, показывают, что под смертью мы теперь можем понимать лишь мгновенный переход к Жизни. Смерть опустошена, она может лаять, но не может кусаться.
Замечательно эту же идею высказал американский богослов Теодор Паркер: «Смерть есть только один шаг в нашем непрерывном развитии. Таким же шагом было и наше рождение с той лишь разницей, что рождение есть смерть для одной формы бытия, а смерть есть рождение в другую форму бытия. Смерть – это счастье для человека. Умирая, перестаешь быть смертным».
Исходя из этих предпосылок, мы можем с уверенностью заявить: «Бог есть не Бог мертвых, но живых!» В наших поминовениях преодолевается разделение между живыми и усопшими. Все МЫ составляем одно Тело Христово, одну Церковь Божию. Если когда-то смерть была разделяющим началом, то в свете Воскресного События она не имеет никакого значения.
Поэтому никогда ранняя Церковь не знала различия в молитве «за» обычных усопших и «к» усопшим святым. Ходатайство всегда воспринималось как взаимное: мы молимся за усопших, а усопшие за нас. Ora pro nobis (молись за нас) – почти повсеместная надпись на ранних христианских могилах, и не только на могилах мучеников (то есть «святых» в современном понимании слова). В этом взаимном общении и выражается принцип общения в любви, во Христе. Через этот акт любви к нашим пусть и ушедшим, но все же близким преодолевается смерть, как разлучение.
Великий Пост предлагается нам Церковью как средство для восстановления раздробленности внесенной в нас грехом. Уточняет протопресвитер Александр Шмеман: «Восстановление единства с усопшими через молитву, с живыми – через прощение, со всем миром – через пощение».
Поэтому пусть наше любое великопостное усилие станет усилием любви, которое позволит достойно совершить паломничество к Пасхе. Аминь.
Проповедь студента III курса аспирантуры Богословского отделения диакона Леонида Полякова, произнесенная 25 марта 2016 года за Парастасом в академическом храме святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова.
