Когда человеческий дух раскроет самому себе свои тайны, когда он с точностью определит основные законы своей деятельности и наиболее благоприятные для своего развития внешние условия, тогда наступит время самых широких и разнообразных применений к земным судьбам человека той духовной свободы, которую проповедал и утвердил в мире Христос. Тогда невозможными станут те утопические теории, который доселе нарушали правильный ход общественного развития, тогда без особенных насилий сами собой отвалятся от строя государственной и общественной жизни те исторические наросты, которые безобразят современную историю христианских народов, и человек явится подлинно свободным сыном Божиим.
С факта воскресения великая истина личного бессмертия получает новый характер, приобретает влияние на политический и общественный строй народов, – влияние неизвестное дотоле миру. Она уже не есть более слабое и неясное чувство, не есть отвлеченное умозрение, но, говоря словами Лессинга, «всеобщее и преобладающее убеждение, присущее всем мыслям, входящее во все обычаи и наполняющее все нравственное существо человека». Если истина бессмертия, в своих первоначальных элементах и не была для человечества совершенною новостью, то она никогда не имела такого влияния на дела человеческого рода, какое начала иметь с этих пор. Всякий честный историк, если бы даже он не был расположен признать христианство за веру богооткровенную, должен признать эту эпоху кризисом в мире, а истину бессмертия руководящим принципом в истории человечества в продолжении последних восемнадцати веков самого деятельного и плодотворного развития его. Ряд совершенно новых чувств и направленностей всех сил человеческого существа выступил на политическое поприще, в общественную и индивидуальную жизнь, или, вернее, естественные и всеобщие чувства и идеи пришли в подчинение более возвышенным и широким интересам. Круг опасений и надежд человека расширился и обнял положения не только настоящей, но и будущей жизни. Человек стал личностью дельною, самостоятельною, принадлежащею прежде всего себе, а не обществу, среди которого он живет, как было в древнем классическом мире, его личные права и обязанности стали выше его прав и обязанностей общественных и государственных. Общество и государство для него лишь временные условия земной жизни, более или менее благоприятные для его личного развития; но в другую жизнь он перейдет отдельною, самостоятельною личностью. Вот точка зрения, с которой всемирный историк должен признать совершенно законным продуктом христианства и замечательным моментом в истории развития свободы человеческого духа появление пустынников, анахоретов, отшельников. Это был совершенно естественный и весьма энергичный протест человеческой личности против древнего поглощения ее обществом и попрания государственным деспотизмом. На истине бессмертия церковь воздвигла свое поразительное господство, характеризующее историю нового мира; она управляла миром, как обладающая правом распоряжаться будущей судьбою человека. Этим она отличается от всех духовных каст древности, которые свое влияние обосновывали на наследственных правах и на превосходстве перед остальным населением и представляли из себя род наследственной аристократии. Но если эта новая и непреоборимая власть истины бессмертия в известные эпохи общественного развитая христианского мира давала простор человеческому честолюбию, пред которым падал ниц человеческий дух, то с другой стороны эта истина послужила источником всего чистого, высокого и бескорыстного в христианской цивилизации, она приобрела ту всепокоряющую и гуманизирующую силу, которой во все времена не доставало философии, она вызывала подвиги самопожертвования, которое в древности воспитывалось узким национальным патриотизмом, она ввела то учение о равенстве, которое при своей возвышенности не угрожает, однако, опасностью существующим в человеческих обществах различиям состояний и положений, напротив еще мирит с ними загнанных и недовольных. С утверждением христианства бессмертие души и, как необходимое следствие его, будущее воздаяние послужили основою для законоположений и политических учреждений, и общественное мнение в такой мере настроилось в согласии е этой истиной, что отвержение тем или другим частным лицом принципа бессмертия всегда уступает общему, твердо укоренившемуся убеждению. Со смертью и воскресением Спасителя в истории мира произошел нравственный переворот, потому что в действие вступил великий нравственный двигатель – бессмертие человеческой души. Дело освобождения человека совершилось. От голгофского Страдальца повел и многие тысячи лет будет вести счет дней своих человеческий род. Он сделался для человечества краеугольным камнем, которого нельзя сдвинуть, не поколебав основ всего мира. Царь не от мира сего, Он вознесся на небо, и века и поколения в благоговении стремятся за Ним. Он отверз своим входом небо и первый христианский мученик зрел уже «небеса отверстия» (Деян. 7:56). Небо шлет ободрение и подкрепление пробуждённым Христом высшим нравственным силам человечества, в истории которого вместе с этим начался третий и последний период – божественный. Этим выражением определяется сущность переворота, произведенного христианством в земных судьбах человека; но самое это выражение требует объяснений, а эти объяснения заставляют меня сделать довольно большое отступление от главного предмета речи. Возникает вопрос: какие же периоды предшествовали христианскому или «божественному» периоду в истории человечества? История слагается из взаимодействия трех деятелей: природы, человека и Бога; хотя средоточием истории всегда был и может быть только человек, как существо свободное и изменяющееся, но им не может быть ни неизменный Бог, ни природа, подчиненная законам необходимости. И смотря по тому, в какой мере человек подчинялся влияниям природы и испытывал воздействия Божества история человечества может быть разделена на три периода: физический, человеческий (или гуманный) и божественный. Не надобно понимать этих периодов в обыкновенном значении исторических периодов, т. е., что они следовали, преемственно друг за другом в жизни всего человечества. Из пяти племен человеческого рода: кавказского (здесь подразумеваются народы индоевропейской расы), монгольского, малайского, негритянского и американского только к первому, – в собственном смысле – историческому, племени относится (и то не всецело) это разделение истории на три периода. Остальные четыре племени до сей поры находятся еще в первом периоде – физическом. Охарактеризуем теперь каждый из двух предшествующих христианскому периодов, чтобы показать, что нового внес в жизнь человечества Божественный Обновитель мира. Начну, с характеристики физического периода, пользуясь при этом превосходными замечаниями одного американского ученого. Физический мир развивается, постепенно совершенствуясь от полярных стран до умеренных поясов и от умеренных поясов до мест наибольшего жара. Животный мир приобретает наибольшую силу, породы его улучшаются, формы приближаются к подобию человеческой Фигуры. Человек среди всего живущего на земле, составляет в этом отношении исключение. Если бы он не имел другого назначения, кроме того, которое принадлежит другим обитателям земли, тогда сильного, совершенного человеческого типа мы должны были бы искать в тропических странах; а между тем вся фигура тропического человека обнаруживает близость к животному, – древний европейский язычник посмотрел бы на нее с отвращением, европейский христианин смотрит на нее с глубоким чувством сожаления. Самый совершенный тип человека находится в самом центре умеренной части земного шара почти в средине громадного северо-восточного материка, в областях Ирана, Армении и Кавказа. По мере удаления от этого географического центра человеческого рода правильность в чертах лица и гармония частей тела постепенно исчезают. Проследим это вырождение человеческих племен по направлению в Западу, Югу, Востоку и Северу. Европеец принадлежит к центральной (кавказской) породе, но черты лица его уже не так правильны; лицо его представляет меньше физической, но больше умственной и нравственной красоты. Перейдем в Африку. Здешний араб имеет голову несоразмерно продолговатую, которой лоб слегка уклонился назад. Житель Абиссинии почти уже черен, длинные волосы начинают виться, губы довольно толсты. У кафра кудрявые волосы и толстые губы, как у негра. Готтентот поразительно безобразен. На западном берегу Африки, дальше от Азии, перерождение человеческих форм еще разительнее. Берберы Атласа очевидно принадлежат к кавказскому племени, но их длинный головы, отдувшиеся губы и более темный цвет кожи обнаруживает большое перерождение. Впалый лоб феллатахов и жителей Сенегала, огромный рот, толстые губы, сильно развитая задняя часть головы показывают преобладание чувственных влечений над всеми другими способностями. На южной оконечности Африки живут несчастные бушмены, которые еще безобразнее готтентотов. Если от центра человеческого рода мы пойдем по направлению к Востоку чрез восточную Азию до самой Австралии, то увидим тоже постепенное уменьшение красоты и правильности человеческого тела. Монгол, с выдавшимися скулами, с узкими глазами, с треугольной головой, уже весьма не красив. Папуас Новой Гвинеи, несмотря на черный цвет кожи, сохраняет еще некоторое достоинство форм; но южный австралиец, с своим сухим телом, выгнутыми коленями, сгорбленный, с впалым лбом и выдавшимися челюстями, весьма безобразен. Австралиец и обитатель Вандименовой земли представляют последнюю степень безобразия человеческого существа. Американский индиец с медным цветом кожи, холодный и равнодушный, у которого самые жестокие мучения не в состоянии исторгнуть из груди ни малейшего стона, представляет образчик преобладания в человеке растительного элемента: живя в лесах, он никогда не доходил даже до состояния пастуха; не большое исключение составляют жители Мексики и Перу. В южном американце недостатки эти еще заметнее, и жители Огненной земли – пешерийцы – самые безобразные, самые неразвитые и самые жалкие из туземцев Нового Света. Закон перерождения с одинаковою силою действует и по направлению к северному полюсу: от финнов переходим здесь к лапландцам, от монголов к тунгусам, самоедам и эскимосам. Мы не в состоянии отметить те ступени, но которым проходило это перерождение человека; оно могло произойти особенно быстро в те доисторические времена, когда человеческий род в своем младенчестве имел еще впечатлительную натуру дитяти. Но географическая правильность перерождения составляет факт, который вызывает и допускает некоторые объяснения. Географический ход усовершенствования земных созданий по направлению от полюсов и экватору нарушается в человеке. Это происходит от различия между назначением человека и назначением других органических созданий. Растения и животные не предназначены сделаться чем-нибудь отличным от того, какими они являются в момент своего рождения. Идея их существования осуществляется самым появлением их на свет. Физический же человек, как бы совершенна ни была его организация, еще не представляет собою осуществления идеи человека; он еще не конец, а только начало другого высшего существа, долженствующего развиваться в нем и чрез него. Это другое существо есть умственный и нравственный, словом – духовный человек. Но он не может развиваться, если не будет упражнять способностей, составляющих его достояние. Вот причина, почему человеческая образованность возникла и человеческий тип лучше всего сохранился в средине северных материков или в умеренной части земли, где формы земной поверхности, строение стран и климат так много способствуют развитию как отдельного человека, так и человеческих обществ. Если бы первоначальная родина человека была в центре тропических материков, то бальзамическая, расслабляющая и ласкающая атмосфера усыпила бы его навсегда еще в колыбели. Пример этого мы видим в том жалком положении, в котором наши несчастные собратья разных пород живут до сих пор в отдаленных тропических или полярных странах. Человек физический, не вооруженный нравственным развитием, становится безоружным в борьбе с могучей природой, которая чрез несколько поколений совершенно побеждает его и кладет на сам наружный вид его клеймо неволи. Отрекаясь от своей нравственной свободы, от труда и самодеятельности, человек совершенно отдавался владычеству физической природы. И вот путь, каким совершилось вырождение многих человеческих племен. Сделаем еще несколько замечаний. Если человек должен, так сказать, сам «досозидать» себя, чтобы осуществить назначение, определенное ему его Творцом, идею своего существа, если вполне развить свои способности он может только своим трудом и энергией, то всего удобнее он мог начать это дело в климате умеренных материков. Чрезмерный жар расслабляет человека; он располагает к бездействию и покою. В тропических странах физическая жизнь развита до высшей степени; потому и в тропическом человеке жизнь тела берет верх над жизнью души, физические влечения заглушают потребности высших способностей, страсть и воображение господствуют над рассудком, страдательные способности преобладают над способностями деятельными. Природа слишком богатая, чересчур щедрая на дары, не вынуждает там человека брать у нее с боем каждый кусок. Регулярный климат и отсутствие полумертвых времен года делают для него всякую заботу о будущем излишнею. Ничто не вызывает его ум к борьбе с природой. Он обласкан, побежден ею, покоряется своей участи и остается «физическим» человеком. В умеренных странах все – движение и жизнь. Жар и холод, перемена времен года, более свежий и укрепляющий воздух побуждают человека к борьбе, предусмотрительности и упражнению способностей. Более скупая природа не дает ничего, что не берется у ней трудом, каждый дар ее – награда человеку за усилия. Но, вызывая на борьбу, здешняя природа не отнимает ни надежды, ни возможности победы над нею; вознаграждая разумный и деятельный труд, она дает больше, чем нужно на необходимые физические потребности, доставляет возможность сбережений, чтобы на досуге он мог заняться развитием высших способностей своей природы. В холодных странах – около полюсов – человек также борется с природой, но с природой скудной и суровой. Здесь идет борьба без надежды на победу, борьба за жизнь. С трудом успевает житель холодных поясов спасать себя от голодной смерти и от продолжительных зим. Образование не может развиться, тем более начаться, при таких неблагоприятных условиях. Человек стран тропических – балованный ребенок богатой семьи: среди окружающей его роскоши труд представляется ему излишним; раб своих страстей он оставляет без упражнения свои способности. Человек полярных стран – нищий; он считает уже себя счастливым, если успевает добывать себе насущный кусок хлеба и не имеет времени подумать о чем-нибудь более высоком. Наконец, человек умеренных стран – это человек, рожденный в довольстве, состоянии, самом благоприятном для развития. Все окружающее располагает его к труду и в упражнении своих способностей он находит и наслаждение и залог дальнейших успехов. Представленное описание географического распределения человеческого рода показывает, что больше, чем половина земного шара и его обитателей, находится и в настоящее время в состоянии неподвижной дикости, в состоянии полного подчинения физической природе. Человек и человеческая свобода здесь не сказываются; собственно говоря здесь нет и не было истории, потому что разум и свобода спали и снять, ожидая пробуждёния от более энергичных своих собратий. Потому-то умеренные материки земли, с населяющими их кавказскими народами, и называются историческими. Но и тогда, когда человек начнет сознавать себя отдельным и высшим природы, влияние последней на него и на его историю, которая начинается собственно с сознания человеком своей самостоятельности, не прекращается. Влияние это может быть весьма различно по степени силы, смотря по грандиозности форм и произведений природы и по степени нравственного развития человека или народа. Но оно постоянно, неотразимо и, надобно заметить, преднамеренно Творцом природы и человека. Эту преднамеренность связи между природою и историей признает естествоиспытатель Риттер, когда называет землю «храминой, созданной Провидением для воспитания человечества». «Ход всемирной истории, – говорит наш отечественный естествоиспытатель, – определяется физическими условиями… Никто, конечно, не возьмется определить, как сложилась бы история человечества, если бы физическая условия нашей планеты были другие, чем теперь. Но нельзя не обратить внимания на то, что небольшие отступления от действительно существующих ныне свойств необходимо были бы причиною очень значительных отклонений в ходе всемирной истории. Если бы, например, при неизменности всего остального на поверхности земли Суэцкий залив простирался градусом дальше на север, т. е. достигал бы Средиземного моря, то нет никакого сомнения, что рано установилось бы деятельное сообщение между берегами Средиземного моря и Индии, не говоря уже о берегах Аравии и Африки. Особенности, которым запечатлены природа и развитие человека в Индии, гораздо раньше смешались бы с особенностями Европы. Или, не изменяя очертания Красного моря, предположим, что воды Абиссинии и окрестных стран текут не в долину Нила, а кратчайшим путем прямо в Чермное море: для этого надо было только, чтобы местность на север от Абиссинии понизилась от запада к востоку. Тогда исчез бы великий путь сообщения между северным краем Африки и ее срединой. Египет, не оплодотворяемый приносимым с юга органическим веществом, был бы бесплодной пустыней. Он не имел бы влияния на развитие Греции и, конечно, судьбы народа израильского были бы тогда иные. Но за то тогда Абиссиния пришла бы в тесное соприкосновение с южным берегом Азии; тогда развились бы две надолго чуждые друг другу цивилизации – цивилизация Европы и цивилизация Индийского океана… Сказанного достаточно для уразумения той великой истины, что когда земная ось получила свое наклонение, вода отделилась от суши, поднялись хребты гор и отделили друг от друга страны, судьба человеческого рода была уже определена наперед, и что всемирная история есть не что иное, как осуществление этой предопределенной участи». «Природа, – пишет Грановский, – не есть только предшественница истории, – она постоянная спутница духа… Человечество с начала веков подчинено ее неизменным законам. Она действовала до начала истории и может пережить ее. Поэтому исходной точкой, при определении хода и характера развития человечества, нам должна служить естественная сторона истории». Три южных материка: Австралия, Африка (за исключением Египта, который почти не принадлежит к ней) и Южная Америка не дали начала ни одной из тех великих цивилизаций, которые преемственно развились в мире. До самых позднейших времен сцена истории едва переходила границы Азии и Европы. Посмотрим теперь на ту зависимость от физической природы, в какой находились возникавшие здесь в древности цивилизации. Восточная Азия – с своей монгольской породой – составляет сама по себе целый материк. Это обширная плоская возвышенность, окруженная со всех сторон высокими горными хребтами, которые, подобно колоссальным стенам, охраняют и уединяют ее от всякого внешнего влияния. На некоторых из равнин и на берегах рек развилось впервые образование между народами Восточной Азии. Китай и Индия дали начало двум древнейшим цивилизациям Востока: но варварские страны преобладают в этой части Азии. Высочайшие горы в мире, самые огромные плоские возвышенности, самые обширные равнины, реки, самые большие в старом свете, полуострова, величиною с целые материки, внезапные переходы от гор к равнинам, от жара к холоду, от обилия к бесплодию: вот характеристические особенности Восточной Азии. Какое действие производила на человека эта резкая и массивная природа, показывает история. Различные по своему внутреннему характеру цивилизации Китая и Индии, быстро развившись под влиянием особенно благоприятных физических условий, и в древнейшие времена имели туже степень развития и те же главный черты, которыми отличаются в наше время. Три тысячи лет существования не сделали в положении их никакой существенной перемены. Объяснение этого явления представляет природа этих стран, отнявшая у них возможность сношения друг с другом и с остальными образованными народами. Между тем каждая из этих обширных и богатых стран сама по себе способна была к отдельному, замкнутому существованию. И они существовали замкнуто, не производя влияния на других и не воспринимая оного сами. Образование Западной Азии также, как и Восточной, явилось в первый раз на низменных наносных равнинах и на берегах больших рек, а не на берегах морей, как в Европе. Религиозное, политическое и общественное состояние них народов показывает огромное влияние природы, которого человек здесь преодолеть еще не успел. Но образование Западной Азии, характер которого в разных странах различен соответственно различию стран, не отличалось исключительностью, потому что природа сделала здесь взаимный сообщения легкими. Образование огромных монархий, включавших всю Западную Азию от пределов Индии до малой Азии и от степей Турана до пустынь Аравии, составляет факт, не раз повторявшейся в истории. Народы самой природой спасены были здесь от отчуждения я исключительности. Предания говорят, что первобытные люди сошли с плоских возвышенностей Азии: но впервые стали они соединяться в общества и основывать постоянные жилища на низменных и плодородных равнинах, лежащих у подножия этих возвышенностей. Так было в Индии, Китае, Ассирии, Бактрии, Египте. Эти наносные равнины, орошаемые большими реками, всего лучше были приспособлены к тому, чтобы облегчить, первые, еще детские шаги на поприще образования. Богатая почва, на которую ежегодный разлив рек приносит плодородный ил и которая почти не требует плуга, обеспечивает здесь человеку обильную жатву, в вознаграждение за самый легкий труд. Несмотря на то природа взывала здесь человека и к некоторой самодеятельности: благодетельные реки не всегда регулярно орошали, иногда орошение было слишком обильно, иногда скудно; времена года также взывали здесь к предусмотрительности и запасливости. Особенный отпечаток положила восточная природа на цивилизацию каждого восточного народа. Но есть, однако, некоторые черты, общие всем восточным цивилизациям, есть некоторое фамильное сходство, которое показывает, к какому периоду развития человеческого духа должны быть отнесены эти цивилизации. Представим себе громадные формы восточной природы, все ее резкие противоположности, ее климат – тропический в Индии и в некоторой части Китая, очень жаркий на берегах Евфрата и Нила; представим себе эту силу физической жизни, которая видна в жарких странах везде, где есть обилие влаги, – и мы поймем, что человек, еще в период детства, в присутствии такой природы, должен был чувствовать себя не только в зависимости от ее сил, но и сделаться совершенным ее рабом. Река, приносящая плодородие почве, животное и растение, служащие нуждам человека, а особенно солнце, дающее природе жизнь и смерть, все это делалось предметом поклонения восточного человека. В некоторых странах Востока жители из религиозного страха отказывались истреблять диких зверей и ядовитых змей и таким образом вред, приносимый этими животными, составлял основание для их безопасности. В какой мере грандиозная природа Востока принижала дух и энергию восточного человека, только еще начинавшего свое духовное развитие, – об этом можно найти много превосходных замечаний у Боккля. Мы приведем лишь некоторые. Bсe в естественных явлениях, внушающее нам чувства ужаса или изумления, все это имеет особенную способность воспламенять воображение и парализовать деятельность рассудка: человек сравнивает свои силы с могуществом и величием природы и приходит к грустному сознанию своего ничтожества. Все великие цивилизации Востока развились там, где характер природы самый величественный и грозный. Землетрясения, бури, ураганы, моровые язвы, – все они в этих местах встречаются весьма часто и производят ужасные бедствия. Чувства ужаса и страха отобразились на всех созданиях восточных народов, на литературе, религии и искусстве. Чем дальше от Европы, тем больше заметны на восточном образовании следы зависимости человека от природы, следы слабости и неспособности его бороться с физическими силами. Мифология, например, Индии основана на ужасе. Самыми почитаемыми божествами являются всегда те, с которыми более всего связано картин ужаса. Так поклонение Шиве распространено было в Индии более других культов. Шива представлялся уму индийца в виде страшного существа, опоясанного змеями, с человеческим черепом в руке и с ожерельем, снизанным из человеческих костей. У этого чудовищного создания, порожденного ужасом человеческой фантазии, есть жена Дурга: все ее тело темно-синее, а ладони рук красные, как знак ее кровожадности; у нее четыре руки и в одной из них она носит череп исполина; язык висит изо рта, к поясу прикреплены руки, убитых ею, а шея украшёна человеческими головами, снизанными в виде цепи. Вид окружающей восточного человека природы постоянно напоминает ему о его бессилии; поэтому-то боготворение человека вовсе не встречается ни в индийской, ни в египетской, ни в персидской религиях. Даже восточные храмы, возводимые нередко с большим искусством, поражают своей громадностью и и таинственностью и составляют решительною противоположность легким и грациозным греческим храмам. Все религии Востока, как они ни кажутся различными между собою, состояли в обожествлении видимой природы. Неизменные законы, управляющее движением небесных светил и жизнью природы, – вот боги древнего Востока, – боги непреклонные, деспотические, суровые. Вращаясь в кругу физических явлений, восточный человек никогда переступал границ нравственной зависимости и мир нравственной свободы был ему неведом: как человек, как нравственное лицо, он не пробовал жить. Все знания передавались преданиями. Человек не достигал истины своею собственною мыслью: она не была вознаграждением его усилий, eго развития, усовершенствования его способностей: от предков она передавалась ему готовою. Физическое рождение определяло занятия гражданина в большей части восточных государств (касты); Физическое старшинство, или патриархальная власть, определяла домашние отношения. В государственной жизни везде господствовал деспотизм в разных видах: патриархальный, военный, жреческий и плутократический. Раб в своем сознании пред природою, восточный человек легко терпел и переносил все крайности рабства общественного. Один только небольшой народ на Востоке, именно евреи, составлял в этом отношении исключение. Он был под особенным воздействием Истинного Бога, тогда как все другие образованные народы Востока никогда не выходили из первого периода развития человечества, – периода физического. Второй период истории – человеческий, начинается со времени утверждения образованности в Европе. Нигде и никогда ум человеческий не достигал такой высоты развития, нигде и никогда человек так хорошо не выучился покорять природу и делать ее орудием своих намерений. Наша часть света – первая по нравственной силе. А между тем, какая противоположность между нравственным величием и физической величиной этого самого малого из материков земли. Самые высокие горы здесь едва достигают половины высоты Гималаев и Анд. Европейские полуострова ничтожны в сравнения с Индией и Аравией. В Европе нет ничего подобного тем гигантским рекам, которые орошают бесконечные равнины Азии и Америки, или тем девственным и непроходимым лесам, которые покрывают обширные страны Нового Света, или тем пустыням, которым огромность пространства придает вид ужаса и смерти. В созданиях органической европейской природы встречаем туже умеренность; деревья наши не достигают ни той высоты, ни той толстоты, которых достигают они в странах тропиков. Как согласить такую видную посредственность физической природы Европы с тою важностью, какую приобрел этот материк в истории? Не скрывает ли Европа под своей скромной наружностью каких-нибудь условий, который делают ее более всех способною к содействию прогрессу человеческого рода? Не было ли каких-нибудь особенных, высших влияний, который воспринять, сохранить и развить она оказалась особенно приготовленною? Природа Европы имеет свой особенный характер. В ней нет уже громадных форм Восточной Азии, нет препятствий, неодолимых для человека. В ней нет тех огромных степей, которые уничтожают саму возможность сообщений; нет тех недоступных горных хребтов, которые отчуждают один народ от другого. Север и юг Европы менее противоположны, менее враждебны и климаты их более сходны, чем север и юг Азии. Поверхность почти везде перерезана горными цепями и принимает самый разнообразный вид, так что на самом небольшом пространстве возможно здесь образование многих, политически независимых государств. Прибавим еще к этому умеренный климат, скорее холодный, чем жаркий, требующий от человека труда и усилий, и мы увидим, что природа нигде не способствует в такой мере развивать человеку свои силы. И хотя древнейшие образованные общества появились не в Европе, потому что она слишком отдалена от первобытной родины человеческого рода и вследствие этого первые шаги на пути образованности были сделаны в Азии, но, когда под влиянием Востока на европейских морских берегах образовались первые гражданские общества, тогда образованность начала расти в ней с силой, правильностью и быстротою, небывалыми в Азии. Таким образом, Европа представляет для человека самый удобообуздываемый из материков самый удобный для проявления человеком своей самодеятельности. Потому-то в ней только и мог начаться человеческий или гуманный период истории. Древние народы Востока, подавленные сознанием своего бессилия пред могучей природою, научились только одному – страдательно подчиняться всякой власти, основанной на силе. Древние цивилизации Востока должны были бороться с бесчисленными трудностями, не существующими для европейской цивилизации. Нападения враждебных животных, опустошения, производимые ураганами, бурями, землетрясениями, моровыми язвами, постоянно тяготели над этими странами и возбуждали в уме восточного человека такие сближения понятий, которые доставляли воображению преобладание над рассудком, поощряли в нем расположение пренебрегать исследованием естественных причин физических явлений и везде видеть божественные силы. В Европе действовал закон диаметрально противоположный, в силу которого все естественные явления направлялись, – по крайней мере не препятствовали, – к тому, чтобы возбуждать тот пытливый дух исследователей, который постоянно стремится вперед и от которого зависит исторический прогресс. На небольшом полуострове Европы, соседнем Востоку, где в малом виде соединены все самые характерные черты и преимущества всего европейского материка, началось собственно европейское образование. Здоровый климат, незначительность территории, удивительное разнообразие в строение частей, гостеприимное море, ничто в Греции не стращало, не ужасало человека, но ничто и не усыпляло его. Труд с его стороны, труд не изнурительный, конечно, был необходима и поощрялся хорошим вознаграждением. Множество островов, покрывающих Эгейское море, облегчало греку сношения с малоазийским берегом и с берегами Финикии и Египта. Племенное единство обитателей беретов Малой Азии и Эллады вызывало постоянный обмен произведений почвы и понятий. Сознание своей силы пробудило в древнем греке энергию. Грек своими торжествами, своими песнями, своими играми, как юноша, праздновал освобождение человека от могучих оков природы. В доисторическое время он, как и народы Востока, чтил силы природы, но с тех пор, как Зевс ниспровергнул владычество прежних суровых богов, грек с презрением вспоминал об этом «физическом» периоде своей истории Явилась новая цивилизация: это не был более мир физической природы, это был мир человеческой души. Религия грека в историческое время была обоготворением способностей, привязанностей и занятий человека. Вместо бесстрастных, невозмутимых божеств Египта и Персии, греческий Олимп представлял собой существ человечных, страстных, свободных к независимых, которые далеко не то, что неподвижные, слепые боги Востока, боги необходимости, неограниченно властвовавшие над восточным человечеством. Mope, реки, горы, красота, безобразие, все области внешней и внутренней природы самого человека – все преобразовано было греком и представлялось под видом очеловеченных богов. Боги сделались людьми, люди возводились в достоинство богов, предметы природы представлялись в образе очеловеченных богов. Антропоморфизм грека охватывал весь мир: боги принижались до человека, неодушевленная природа представлялась в форме человека и возвышалась до него. В Греции был только человек и собственно не было ни природы, ни Бога. Этот пананфропизм служит свидетельством того восторга, с каким человек в первый раз встретился с внутренним миром своего духа. Греческое знание не было достоянием преданий, как восточное. Оно было плодом усилий человеческой души и было способно к дальнейшему развитию. Начавши с умозрений о внешней природе, греческая наука, подобно греческой религии, подобно греческой поэзии, постепенно переходила к вопросам о духе. С Сократом и его школами философия перешла из области природы в область человеческого духа: она сделалась нравственной философией. В Греции же сделана была человеческим умом первая рациональная попытка покорения природы человеку – чрез научное исследование ее явлений и законов: Аристотель справедливо признается отцом науки о природе, разоблачающей тайны последней, и с каждым поколением в последние три века все больше и больше ставящей эту прежнюю владычицу человека в служебное к нему отношение. Политическое развитие греков, отличавшееся «крайним разнообразием я раздробленностью политических единиц (государств-городов) не было прочно. Александр Великий покоряет Грецию и распространяет эллинскую образованность по завоеванному им Востоку, за исключением Индия, Китая или восточной Азии. Средоточием греко-восточного умственного развития сделалась основанная македонским завоевателем Александрия: сюда для долгой вековой беседы сошлись идеи Востока и Запада. Окаменелые формы Востока пришли в движение от соприкосновения с европейской мыслью, а для европейской мысли открылась новая природа, несходная с ее развитием история и целый мир самобытных религиозных идей и нравственных представлений. Словом сказать, Александрия сделалась духовною столицею Древнего мира подобно тому, как Рим после стал политическою столицею его. Не прошло 300 лет после смерти Александра, как все части его монархии были провинциями Рима. Подобно Греции, физическая природа Италии была далека от того, чтобы властвовать над человеком. По пространству Италия была на много больше Греции; благорастворенный климат, довольно плодородная почва, близость моря, сношения с Грецией и с греческими колониями, которыми были усеяны берега южной Италии, облегчали древним итальянцам их первые шаги на пути развития. В течении семисот лет от основания Рима до смерти Юлия Цезаря, Рим постепенно перешел три важных периода: период царей или период патриархальной общинной жизни в ограниченных пределах тесной римской области, период великого национального государства в пределах Италии и период завоевания мира республикой. Грек, почувствовав в себе энергию, не останавливаемый влияниями внешней природы, хотел обследовать мир человеческой души, удовлетворить всем ее эстетическим и умственным потребностям, мало заботясь об укреплении общественных и международных связей. Римлянин, напротив, до самого покорения Греции не чувствовавший особенного вкуса к эстетическим и умственным наслаждениям, обратил свою деятельность на более практическую область человеческой жизни – на государственную и общественную. Грек от обожания природы перешел к обожанию человека; римлянин от обожания человека перешел к обожанию человеческого общества. Как на Востоке природа господствовала над человеческим духом, так в Риме общество или государство давило собою не только покоренные народы, но и самих римских граждан. Рим не только лишил древние народы их национальности и дорогих для них преданий, но самые боги покоренных народов отводимы были, как пленники, в римские храмы, Взамен богов, Рим заставил боготворить своих цезарей или себя самого. Грубое поклонение императорам само собою следовало за эпохой упадка политеизма, когда Эвгемер стал проповедовать, что боги не более, как цари, обоготворенные после их смерти. Таким образом, недостаточно было, чтобы народы стали рабами Рима, нужно было, чтобы они обоготворили свое рабство. К такому результату пришел классический мир, оканчивая тот период в развитии человечества, который я назвал периодом человеческим или гуманным. Как видите, оба периода, предшествовавшие христианскому или божественному, закончились одинаково печально для человеческой свободы и для самодеятельности человеческого духа, закончились апофеозой или обоготворением рабства. Да простят мне мои почтенные слушатели и слушательницы это длинное, но необходимое по моему мнению, уклонение от главного предмета моей речи. Я снова приблизился к тому пункту, от которого уклонился в сторону, т. е., к началу божественного периода в истории человечества. Под власть Рима попал, вместе с другими народами Востока, и тот небольшой народ, который называл и имел полное право называть себя народом Божиим, – потому что в еврейской истории божественный элемент имел преобладающее значение сравнительно с элементами физическим и человеческим, – и который сделался непосредственным свидетелем начала переворота, произведенного христианством в судьбах мира, когда сам Бог вторгся, так сказать, во всемирную историю, из которой Он дотоле был удален человеческим неразумием и произволом, чтобы основать на земле царство Божие (Марк, 1:14-15; 25:43 и мн. др.) ила положить начало новому божественному периоду истории. Всемирную историю или историю человеческой образованности, которая должна обнять все народы, когда либо жившие, и все проявления и все степени развития человеческого духа – в течении нескольких тысячелетий, часто сравнивают по громадности ее объема с океаном. Я воспользуюсь этим сравнением, чтобы нагляднее представить отношение божественного или христианского периода всемирной истории к двум предшествовавшим ему. Океан этот разделяется на две половины – островом, который можно справедливо назвать островом обновления человечества; первая половина океана, в свою очередь, делится на две части – восточную и западную, на периоды – физический и человеческий. Воды этой половины океана мутны и чем ближе к острову обновления, тем становятся мутнее и, кроме того, мельче. Однако они совсем не пересохнут и, обойдя остров со всех сторон, потекут дальше. С голгофской горы на этом острове живым и неиссякаемым ключом бьет вода поразительной чистоты и прозрачности, и тихим потоком скатывается в мутный океан. Мутные воды океана особенно яростно пенятся, когда сталкиваются с чистою полосою вод потока; полоса эта, между тем, получая постоянно с острова спасения новые подкрепления, расширяется и углубляется, – это уже целый пролив, это уже целое море, это наконец уже целая половина океана, и притом самая глубокая. Воды языческой половины океана, борясь и пенясь, смешиваются и по краям мутят чистые воды христианства, – мутят и в жизни международной, и в общественной, и в философии, и в законодательстве, даже прорываются в область христианско-церковную, – в область богословия, христианской морали и церковного управления. По краям океана христианско-европейской образованности лежат и занимают огромные пространства стоячие, мелкие и нездоровые лагуны, – с одной стороны языческая древность и иудаизм, с другой исламизм, – лагуны, которых еще не коснулись и до сей пора струи воды с «острова обновления» и в которых наши собратья томятся от жажды освобождения. Всемирный историк, плывя пo океану христианской цивилизации, попеременно вступает то в градусы тишины и мирного прогресса, то в градусы порывистых течений и сильных бурь, где новые национальности вступают в историю, где поднимаются крестовые походы, реформации, революции, где вода смешивается с кровью людей и с потом тружеников и где происходит борьба между высокими началами христианства с унаследованными преданиями древности. Где же и есть ли конец этой половине океана жизни человечества? Конец ее там, где текучее и изменчивое время упадет в бездну неизменной и покойной вечности, когда наступит полное торжество Христа в истории и когда Бог сделается всем во всем. К этой картине жизни человечества за последние 1840 лет мы присоединим лишь несколько объяснительных замечаний. Третий период будет если не вечный, то самый продолжительный. Тысяча восемьсот лет, протекшие с начала его, далеко еще не исчерпали, и не порешили тех великих задач, который поставило миру христианство. Образование и само христианство ограничиваются пока еще одним кавказским племенем, а из частей земного шара почти теми же умеренными материками, которые и до христианства были уже историческими. Одна Европа – страна без промежутков цивилизованная и христианская, если не брать во внимание ничтожного количества европейских магометан. Из всесильных некогда деятелей истории побежден или близок к покорности человеку пока один – физическая природа. Дух исследований, господствующий теперь, создал науку о внешней природе. Трудно перечислить те бесчисленные приложения естественных наук, те дивные изобретения, которые появляются почтой ежедневно, те удивительные машины, которые, под надзором человека, с одинаковой легкостью исполняется и самые гигантские и самые мелкие работы. Океан утратил свой ужас; с помощью пара, моряк идете против ветров и волн, компас ведет его с самой безошибочной точностью к цели его путешествий. Пространство уничтожено железными дорогами; слово человеческое передается электричеством с быстротою мысли, расстояния исчезают, все преграды физической природы, некогда неодолимые для человека, падают. Земля наконец действительно служит (Быт. 1:28) европейцу, а уже не господствует над ним и во всяком случае не боготворится им. Смотря на современное европейское образование, можно подумать, что развитие человека близко к своей цели. Но цель, предначертанная Божественным Основателем христианства, гораздо выше я шире. Эти драгоценные дары веры и образования не должны оставаться исключительною собственностью одного какого либо материка: христианские начала всемирны, как всеобъемляюща любовь Христа. Могут ли в самом деле три южные материка – Африка, Австралия и южная Америка, стоящие теперь так низко, остаться навсегда в стороне от общеисторической жизни земного шара и некогда не разделить благ христианской цивилизация, которая развивается в Европе? Неужели те роскошные дары природы, которыми они владеют, должны будут всегда оставаться бесполезными для человека? Неужели целых четыре человеческих породы должны, чем дальше, тем больше вырождаться? Нет, подобной участи не мог назначить навсегда Создатель. Как некогда Греция передала Востоку и Риму свое «гуманное» образование, точно Европа должна передать всему миру свои знания, свое образование и свое Евангелие. Настоящими пределами христианской образованности должны быть пределы земного шара. Но племена, населяющие южные материки, порабощены могучей природой Юга и сами не в состоянии выйти из рабского, полуживотного состояния. Поэтому жители северных материков первые должны прийти к ним. Тропическая природа может быть побеждена только человеком образованным, вооруженным знанием и энергией. Только жители умеренных материков могут помочь обитателям Юга войти в общее движение всемирной истории, в котором должен участвовать весь человеческий род. Только таким путем низшие племена будут в состоянии выйти из того унижения, в которое они погружены, и войти в круг жизни высших народов. Тогда весь мир, обращенный человеком на общую пользу, исполнит свое назначение. История показывает нам начало осуществления этих надежд. Европа с конца XV века и до наших дней, подобно Риму, завоевывает мир, но не столько оружием, сколько своими колониями, торговлей, образованием, а больше всего своей верою. Открытие и завоевание Нового света было самым великим подвигом этого рода и теперь Америка трудится вместе с Европой над распространением образования по миру. Африка и Австралия имеют европейских переселенцев, перенесших на новую почву, до сих пор враждебную всякому образованию, все нравы и порядки цивилизованного общества. Дряхлая, неподвижня Азия, этот синоним нравственного застоя, потрясена уже до основания. Политическая сила Индии раздавлена искусством и политикой Англии, а христианство и европейское образование окончательно подрывают ветхое знание браминства, существовавшего более 3000 лет. Северная Aзия давно, а Средняя недавно подпали под власть или влияние России. Мусульманские государства и ханства обнаруживают все признаки внутреннего разложения, в не в силах противостоять цивилизующему давлению христианских народов. Япония добровольно открыла, а Китай силой принужден отворить свои ворота и идеи христианства и европейского образования, вместе с произведениями европейской промышленности, проникают понемногу в обе монгольские империи. Наконец на всем пространстве океанов, нет ни одного отдаленного острова, к которому корабль какой-нибудь христианской земли не принес бы начал будущего развития. Такие поразительные успехи сделал человек после того, как христианство освободило и укрепило в нем духовные силы: но ему еще многое остается сделать. Сделанное им сделано пока благодаря той победе, которую христианство даровало ему одержать над физическою природою. Все это результаты науки естествознания, которую еще ожидает впереди большое развитие. Но есть еще другой враг человечества и его прогресса, – это сам человек, – равно его душа, как и тело, – и есть еще другая победа, которую христианство взялось доставить человеку, – это победа человека над самим собою, это – нравственное самоосвобождение. Благодатные силы и высокое учение христианства оказались достаточным для того, чтобы отдельные личности представили образцы высокой нравственной свободы духа: но нравственное освобождение масс возможно только при условии всестороннего и твердого развития науки о человеке. Естествознание, приняв научный метод, покорило христианину природу внешнюю, хотя отдельные личности и прежде с одними благодатными силами возвышались над природою: точно также и наука о человеке, став на твердые основы наведения и опыта, покорит христианину самого человека, мир покорит царству Божию, насилие и неправду – любви и справедливости. Но это великое дело самоосвобождения человеческого духа путем науки только лишь начато в христианском мире, хотя в философских и социальных теориях самых разнообразных здесь не было недостатка. Пока на твердые научные основы стали только те отрасли знания о человеке, которые относятся к его телесной природе. Из наук о человеческом обществе становятся на такую почву только две: политическая экономика и нравственная статистика. Работа, как видно, предстоит многосложная и трудная, она потребует многих веков и усилий многих поколений, но начало уже положено, а результаты будут громадны. Когда человеческий дух раскроет самому себе свои тайны, когда он с точностью определит основные законы своей деятельности и наиболее благоприятные для своего развития внешние условия, тогда наступит время самых широких и разнообразных применений к земным судьбам человека той духовной свободы, которую проповедал и утвердил в мире Христос. Тогда невозможными станут те утопические теории, который доселе нарушали правильный ход общественного развития, тогда без особенных насилий сами собой отвалятся от строя государственной и общественной жизни те исторические наросты, которые безобразят современную историю христианских народов, и человек явится подлинно свободным сыном Божиим. Наука и прогресс, требования первой и успехи второго до сих пор вели только к тому, что земные судьбы человека переустроялись по духу и началам христианства, и нет решительно оснований опасаться, чтобы в будущем подобный порядок изменился. Не наука, а невежество масс – вот что препятствовало доселе и будет впредь препятствовать более обширному и быстрому введению в социальную и политическую жизнь народов христианских принципов. «Познайте истину и истина сделает вас свободными», – учил ХVIII веков назад Божественный Освободитель мира. «Не рабские цепи делают человека рабом, а рабское сознание», – повторяет германский мыслитель в ХIХ-м веке. Раcсмариваемая с этой точки зрения, жизнь христианского человечества есть великий процесс освобождения и торжества человеческого духа, а наука об этой жизни или история христианской культуры есть средство к сознанию или пониманию той степени свободы, которой в данное время успел достигнуть человек. Много степеней уже прошел человеческий дух, но еще больше остается ему пройти, чтобы достигнуть той высоты духовной свободы, на которую предположило христианство возвести его. Пройдут тысячелетия, наука сделает громадные приобретения, жизнь человечества получит великие улучшения, но христианство всегда останется впереди и науки и жизни, подкрепляя первую, освещая путь второй и поощряя обе к дальнейшему прогрессу. Для историка ХIХ-го века великое влияние Христа и христианства, на земные судьбы человечества стало яснее, чем для историков, например, IѴ-го века; для историков будущих столетий оно уяснится еще более, чем для вас. И когда хронология новой христианской истории сравняется с хронологиею древней, когда образованность, охватит весь земной шар и проникнет в страны теперь еще дикие и недоступные даже для наиболее смелых путешественников, когда пешериец и самоед будут слушать академические или университетские курсы, и тогда, т. е. в 5508 году по Рождестве Христове, такие названия, как Вифлеем, Голгофа, Сион, будут произноситься историками с не меньшим, – я даже уверен, – с большим уважением, чем ныне. Христос – не только альфа, но и омега последнего периода в жизни человечества, не только первый виновник и начало, но вместе с тем завершитель и конец освобождения человеческого духа… // Христианское чтение. – 1874. – № 3. – С. 401-434 И.А. Предтеченский. Иисус Христос и история человечества (1 часть) И.А. Предтеченский. Иисус Христос и история человечества (2 часть) И.А. Предтеченский. Иисус Христос и история человечества (3 часть)
