Численное количество подданных Рима во времена Августа доходило, если только не превышало, до 100000000, и между ними, – факт поразительный, – более трех четвертей были признанные законом рабы. По видимому, Спаситель готовил миру самый радикальный переворот с перемещением общественных слоев в порядок совершенно противоположный, при котором все сановитое и богатое будет унижено; на самом же деле едва ли когда-нибудь еще в мире проповедовалось учение более консервативное, чем Евангелие.
Я избрал предмет, о котором легче говорить пространно, чем коротко, но который, как бы о нем пространно не рассуждать, всегда будет шире и пространнее того, что о нем было или будет написано или сказано. Именно я буду говорить о величайшем из всемирных преобразователей и о глубочайшей из реформ, имевших место в семитысячелетней истории человечества, т.е. о Христе Спасителе и христианстве. Богословской стороны избранного предмета я касаться не буду, и ограничусь социально-культурной стороной, указанием того влияния, которое имели на земные судьбы человека палестинские события, начавшиеся за много сотен лет до сего дня. Но, и ограничив таким образом свой предмет, я все таки далек от мысли объять все стороны своей задачи.
Спаситель запретил Своим последователям называться учителями. И я не с уверенностью наставника, а со страхом робкого ученика исповедаю во всеуслышание, что я думаю, после восьмилетних моих занятий всемирной историей, о том величайшем и единственном историческом моменте, который на веки вечные связан с достопокланяемым именем Христа. Моя речь будет некоторым образом символом моей исторической веры. Под тяжестью задачи мысль нередко будет изнемогать, но тогда за нее будет говорить сердце, исполненное безграничного благоговения к божественному Обновителю мира и Освободителю человечества.
Мир уже был стар, от его создания прошло 5508 лет, когда в Вифлеемских яслях нашел Себе приют родившийся Обновитель мира. Лице земли однако не изменилось. Горы стояли по-прежнему твердо, моря волновались, как прежде, реки текли в своих руслах, неорганические тела сохраняли свои изначальные формы, органические и животные создания следовали данным им законам существования и размножения. Зато человек, которому было даровано господство над землею и над всем живущим на ней, после пяти с половиной тысяч лет изменился и среди других творений оказывался больше рабом, чем господином. О народах диких и полудиких я скажу впоследствии, а теперь обращу ваше внимание на те более или менее цивилизованные народы, которые покорились Риму и среди которых христианство прежде всего распространилось.
В более отдаленные века исторический мир древности представлял группу независимых народов: жили они вокруг средиземного моря, углубляясь от берегов его внутрь материков. Особенность их была не политическою только; у них выработались и местные религии, отличавшиеся местными оттенками; закон религиозный везде являлся неразрывно связанным с законом государственным. Как изменился этот древний порядок, когда утвердилось могущество Рима! Все независимые народы древности исчезают. Неразрывно связанные с политической жизнью древние местные религии теперь переносились в Рим. Но какое значение могли сохранить они, оторванные от почвы, на которой возросли? Поклонение Изиде в Египте имело некоторый смысл, но в Риме оно являлось бессмысленным, грубым идолопоклонством. Разнообразные мифологии, приходившие в Риме в соприкосновение, неизбежно опровергали и уничтожали одна другую.
«Ни Ефрат, ни Ливия, ни Дунай, ни Кадикс не удовлетворяли римлян», пишет Иосиф Флавий; «жадные взоры их простирались за пределы мира». Перечисляя «бесчисленные нации», входившие в состав римской империи, иудейский историк замечает: «Афиняне, отразившие Ксеркса, лакедемоняне, не дрогнувшие при Фермопилах и Платее, македоняне как бы во сне все еще бредившие о Филиппе и Александре и о господстве над вселенной, пятьсот городов Азии, иллирийцы и далматинцы, галлы, племена Лузитании и Кантабрии, Африка в длину и ширину, все приняли на себя иго Рима». Численное количество подданных Рима во времена Августа доходило, если только не превышало, до 100000000, и между ними, – факт поразительный, – более трех четвертей были признанные законом рабы. В центре империи лежал полуостров Италия, в центре Италии высился семихолмный город, давший имя империи. Владыки города являлись владыками империи и повелителями почти всего древнего мира. Всюду перестало даже слышаться слово «свобода», за исключением самой столицы и ее ближайших окрестностей. Но по имени и de jure господа над покоренными народами, сами римские граждане на деле были рабами. Централизация, сосредоточившая власть над миром в их руки, их самих подчиняла власти более абсолютной, чем их собственная. Политически-государственный характер древних религий, сосредоточившихся теперь в Риме, проявился здесь в новой форме. Рим обоготворил сам себя, обоготворив представителя своего могущества – кесаря. Императору воздвигали храмы, приносили жертвы на алтарях, клялись его именем и искали убежища у подножий его статуй. Поклонение императору было единственно всеобщим в империи и только под условием поклонения ему народы сохраняли право поклоняться другим божествам. Именно в этой централизации всех древних религий около культа императору в этом подчинении всех народно-государственных вер государственному догмату римской империи сказалась вся глубина, вся безысходность рабства древнего человека перед эпохою явления христианства.
Самолюбие, основа деятельности древнего мира, как суровая зима, сковало человеческую свободу, наложив цепи рабства на самую внутреннейшую область человеческой души – религиозную. Горячие струи свободы скрылись под ледяными утесами рабства, которые с каждым веком росли, пока рабства Азии и Европы не слились в общую массу рабства римского. Засветит ли когда-нибудь над человечеством согревающее солнце правды и любви, наступит ли весна и лето, чтобы растопить эти ледяные громады, насевшие на свободу человеческого рода? Получит ли когда-нибудь свободу языческий подданный, связанный, угнетенный, униженный? Подобные ожидания, если бы они могли явиться, должны были бы показаться несбыточными мечтами. В древнем мире не было закона, покровительствовавшего свободе подданного. Всякое постановление только обязывало его повиноваться и служить, без надежды на освобождение, даже без чувства в себе права на освобождение. Если он мог быть освобожден, то другим законом, а не теми, которые существовали, – законом нечеловеческим. Истинная и всеобщая, обнимающая как правителей, так и подданных, свобода, не могла даже зародиться до тех пор, пока миру не дан был новый закон.
Одному народу обещано было, что помощь придет, когда исполнится мера бедствий человека. Но иудеи, ожидавшие отмщения за себя, ожидавшие господства, царя-завоевателя, ожидали всего, но только не Освободителя и не освобождения в сказанном смысле. Другие народы еще менее готовы были обратиться к новой свободе. Но она тихо и незаметно вступила в мир. Бесконечная благость, следившая за возрастанием рабства в прошлом, уже открывала вход в мир свободой будущего времени.
Податель свободы явился на земле среди подданных, а не среди властителей. Рожденный в яслях, получивший воспитание ремесленника, и Сам занимавшийся ремеслом Своего мнимого отца, Он и Свое детство и Свое раннее мужество провел, окруженный невежеством и страданиями низших классов, переполнявших древний мир. Среди простого народа провел Он большую часть Своей жизни, среди тех галилеян, которые даже в мнении покоренных иудеев, считались особенно низкими и презренными. Своих первых учеников избирает из самых низших классов народа. Свое первое чудо совершает на одном бедном семейном празднике в отечественной деревне. Начальника Он удостаивает загадочной беседы касательно значения чудес, творимых Им: а самарянке, женщине презренного в глазах иудеев племени и греховной жизни, открывает образ истинного поклонения Отцу и тайну пришествия Мессии (Ин 6:6-43). В последующее время Он постоянно отвергал прославление со стороны исцеляемых Им (Мф 8:4; 9:30; 12:16; Мк 1:44; 3:12; 5:43; 7:36; 8:26; Лк 5:14; 8:56). Еще более решительно Он уклонился от чести, когда насыщенная Им чудесно толпа народа хотела провозгласить Его Царем. Даже на более твердые и справедливые восхваления со стороны ближайших Своих учеников, Он постоянно отвечал предсказаниями о поношениях, ожидающих Его и их.
Бедный Сам, не имеющий, где приклонить главу, смиренный, не смотря на то, что и природа и люди не могли противиться Его могуществу, Спаситель Своим примером мирил бедных и загнанных древнего мира с их горьким положением и, так сказать, уничтожил в зародыше всякую мысль в них, чтобы силою поправить к лучшему Свое внешнее состояние. Сделать бедность предметом любви и желания, и освятить рубище простолюдина: эта мысль Спасителя для современного политико-эконома может показаться странной, но перед нею ни моралист, ни историк не могут не преклониться. Чтобы нести бодро бремя жизни, человеку нужно верить, что его тягости не вполне вознаграждаются заработной его платой. Евангелие, в понятии Спасителя, есть утешительное слово бедным: именно Он несет благовестие спасения (Мф 6:6; Лк 6:20-21). Любовь к народу, сострадание к его немощам выступают всюду в Его делах, в Его словах. Мытари и грешники, с сердцами полного искреннего раскаяния, были ближе Его Царствию, чем натуры посредственные, приличное поведение которых часто не имеет никакой нравственной заслуги. Зато как горячо отдавались и как крепко привязывались к Нему души этих презираемых, находя в следовании за Ним путь к возвращению внутреннего мира и собственного достоинства. Круг Его избранных, конечно, представлял смесь не очень благовидную, которая не могла не поражать строгих хранителей наружного приличия в то время. К Нему собирались такие личности, с которыми порядочный еврей не захотел бы знаться. Он явное оказывал предпочтение людям самым незначительным, и даже сомнительного поведения перед особами именитыми и отличавшимися строгим парадным благоповедением. «Мытари и блудницы прежде внидут в Царствие Божие» (Мф 21:31-32), говорил Он. Ниспавшие с общественной лестницы, павшие нравственно, нетвердые по полу и возрасту – женщины и дети – находили в Спасителе приветливейшего и ласковейшего Учителя. Матери несли к Нему грудных своих младенцев, чтобы Он только коснулся их. Он замечал Своим ученикам, что малютки – существа священные, что царствие Божие принадлежит детям, что принимать Его должно, будучи младенцем. Однажды, при споре учеников о старшинстве, Иисус взял на руки чьего-то ребенка и, поставив малютку посреди их, сказал: «кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном» (Мф 18:4). Все, что эгоизм и сила в древнем мире унизили, все это находило в Спасителе поддержку, ободрение и особенное внимание и все это возвышалось и успокаивалось смиренным примером Его. Благодаря примеру и благовестию Христа, жизнь самая мрачная, обремененная обязанностями самыми трудными и в глазах мира унизительными, получила уголок неба, где всегда могла отдохнуть и успокоиться, мало того – смотреть на себя с надеждою и достоинством.
По видимому, Спаситель готовил миру самый радикальный переворот с перемещением общественных слоев в порядок совершенно противоположный, при котором все сановитое и богатое будет унижено; на самом же деле едва ли когда-нибудь еще в мире проповедовалось учение более консервативное, чем Евангелие. Спаситель предрекал ученикам гонения и казни, но ни разу не проводил мысли о вооруженном сопротивлении. Царствие Божие – это кружок людей смиренных, простодушных, кротких, которые именно своею кротостью и одержат над миром победу. Идея торжества чрез страдания и покорность, идея победы истины и искренности над силой и предрассудками – идея в высшей степени консервативная.
И, тем не менее, Спаситель готовил миру величайший переворот. Переворот должен был совершаться медленно, почти незаметно, путем исторического прогресса, но начало ему было положено прочное и никакие силы мира не в состоянии оказались и не в состоянии будут воспрепятствовать совершаться ему. Давая Своим ученикам пример смирения и покорности судьбе, Спаситель давал им обетования возвышения такого, какого никогда не удостаивались ни подданные, ни правители. Сонму, собравшемуся в назаретской синагоге, «Он объявил, что согласно с древним пророчеством, Он пришел проповедовать Евангелие бедным, исцелять, сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение и отпустить измученных на свободу» (Лк 4:16-21).
Перед этими смиренными и простодушными последователями Он постепенно раскрывал тайны Своего пришествия и благовестия: «взгляните на птиц небесных; они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их» (Мф 6:26): внушал Он толпе народа, которую не раз Ему приходилось чудодейственно питать. Бедным и униженным дается в защитники Сам Отец Небесный с Его бесконечным могуществом и с бесконечною же благостию.
Христианское чтение. – 1874. – № 3. – С. 382-392
