Хорошо известно, что любимым «детищем» святого праведного отца Иоанна Кронштадтского был основанный им в Петербурге в 1900 г. Иоанновский женский монастырь, где великий святой завещал похоронить себя после смерти. Поэтому не случайно, что многие ближайшие духовные дочери о. Иоанна уже при его жизни были, или со временем стали насельницами Иоанновского монастыря. Некоторые из них достойны того, чтобы написать о них отдельную книгу. Но в публикуемой статье, ввиду ограниченности объема говорится лишь о четырех монахинях.
Сразу же после получения в феврале – апреле 1900 г. разрешения Святейшего Синода, епархиального начальства и императора Николая II на устройство в столице (на набережной реки Карповки) подворья Сурского Иоанно-Богословского монастыря о. Иоанн благословил быть делопроизводительницей и наблюдать за постройкой здания подворья свою духовную дочь, много лет известную ему по благотворительной деятельности в Кронштадте и глубоко преданную батюшке Анну Семеновну Сергееву. Она родилась в 1867 г. в Петербурге в семье купца С.И. Игнатьева, окончила с правами учительницы Литейную женскую гимназию, затем вышла замуж за временного 2-ой гильдии купца, владельца мастерской М.А. Сергеева. Своих детей у Анны Семеновны не было и в 1898 г. она вместе с мужем удочерила только что родившуюся девочку, которую назвали Надеждой. Но тихая семейная жизнь оказалась не суждена будущей игуменье. В начале 1900 г. в течение короткого времени у нее скончались отец, мать и муж.
После беседы с о. Иоанном и по благословению святого молодая вдова 24 мая 1900 г. подала ходатайство о приеме в число сестер Сурского Иоанно-Богословского монастыря, 1 июня оно было рассмотрено в Архангельской Духовной консистории, и 19 июня Анну Семеновну зачислили в послушницы обители. Около двух месяцев она проживала на родине о. Ионна в Суре, а затем возвратилась в Петербург. 28 августа паспортную книжку Сергеевой выслали из Архангельской епархии в столицу. Вернувшись в родной город, Анна Семеновна тут же включилась в начавшиеся на наб. р. Карповки 8 мая строительные работы. 11 декабря 1900 г. Анна была пострижена в рясофор на Петербургском подворье Леушинского женского монастыря иеромонахом Валаамской обители Маврикием, а 27 октября 1901 г. приняла монашеский постриг в мантию на Леушинском подворье от священномученика смотрителя Александро-Невского Духовного училища архимандрита Никодима (Кононова). При постриге ей было дано имя Ангелина.
В напутственном слове, произнесенном по принятии духовной дочерью ангельского образа, отец Иоанн заповедовал ей: «Распни себя и миру и страстям, и да воцарится в сердце твоем Христос Бог, — верою, любовию святою, усердием к Нему, молитвою, постоянным вниманием к себе, воздержанием, смирением, послушанием, кротостью и незлобием, бескорыстием. Отврати сердце твое от земли и живи умом и сердцем на небесах». Всей своей жизнью матушка Ангелина исполнила завет Кронштадтского пастыря. В 1901 г. она была назначена заведующей Сурским подворьем. Основные строительные работы успешно закончились в очень короткий срок – всего за два года, поэтому 7 августа 1902 г. Святейший Синод принял определение наградить монахиню за труды по постройке подворья наперсным крестом. В январе 1903г. согласно просьбе о. Иоанна Сурское подворье было преобразовано в самостоятельный женский монастырь, названный Иоанновским в честь преп. Иоанна Рыльского – небесного покровителя пастыря. С первых дней матушка Ангелина управляла новой обителью за настоятельницу. А 18-20 марта 1903 г. Святейший Синод постановил назначить ее настоятельницей. 28 марта 1903 г. сестра Ангелина была возведена в сан игуменьи во время богослужения в Иоанновском монастыре митрополитом Санкт-Петербургским Антонием (Вадковским).
Матушка была обязана о. Иоанну не только духовными наставлениями, но и самой жизнью. 23 июля 1904 г. в Вауловском скиту Иоанновского монастыря (в Ярославской губ.) игуменья попала под лошадь и колеса коляски. Оказавшийся рядом Кронштадтский пастырь чудесным образом спас тяжело раненую матушку. Духовная дочь о. Иоанна Екатерина Духонина так писала в своем дневнике об исцелении игуменьи Ангелины: «Никто не думал, что она останется жива. Батюшка в это время усиленно молился, и она не только осталась жива, но даже не изуродовалась (осталась такой же красивой и цветущей как была) и имела силы на другой же день вернуться с батюшкой в свой монастырь в Петербурге». Е. Духонина также записала, что на выраженные одной женщиной сомнения о. Иоанн ответил: «Я сам ведь видел, как по ней переехала коляска, и она осталась жива только чудом. Господь оказал мне великую милость: услышал мою молитву и сотворил это чудо».
Вплоть до кончины 20 декабря 1908 г. святого о. Иоанна Кронштадтского игуменья Ангелина оставалась одной из его ближайших духовных дочерей. Сохранились несколько их совместных фотографий начала ХХ века, в том числе и в Вауловском скиту. Не случайно в своем завещании от 19 декабря 1908 г. отец Иоанн именно игуменью назначил своей душеприказчицей, а почти все имущество завещал Иоанновскому монастырю. Ангелина, проведшая при батюшке весь этот день, просила у него благословения освятить храм-усыпальницу в обители, который был давно готов, но не освящен. На эту просьбу отец Иоанн ответил: «Да, да, освятить» и поднял руку в знак благословения. Игуменья, приняв благословение, уехала в монастырь готовиться к освящению (оно состоялось 21 декабря, а 23-го произошло погребение святого).
Обитель быстро росла – в 1911 г. число сестер уже превышало 200 человек. Игуменья Ангелина успешно руководила всем обширным монастырским хозяйством и духовной деятельностью обители. За свои труды 30 июня 1911 г. она была удостоена пожалованием золотого наперсного креста из кабинета Его Императорского Величества, а 6 мая 1913 г. – золотого наперсного креста с украшениями. Настоятельница участвовала в торжествах по случаю канонизации святого Иоасафа Белгородского. А 28 августа 1912 г. она была представлена в Петергофе вместе с членами Святейшего Синода императору Николаю II.
Церковная деятельность матушки Ангелины постепенно приобрела международную известность. Так, указом короля Сербского Петра I от 16 октября 1910 г. ей был пожалован орден св. Саввы Сербского 4-й степени. 28 марта 1913 г. в обители состоялось светлое торжество в честь десятилетия пребывания матушки Ангелины в сане игуменьи. Литургию и благодарственный молебен совершил святой новомученик епископ Гдовский Вениамин (Казанский, в будущем митрополит Петроградский). А вечером игуменью посетили и поздравили Патриарх Антиохийский Григорий IV, а также митрополит Макарий (Невский) и архиепископ Евлогий (Георгиевский). В 1913 г. исполнялось 300-летие царствования Дома Романовых, и к этому юбилею в Петербурге был построен храм-памятник – собор Феодоровской иконы Божией Матери. Игум. Ангелина сделала значительные пожертвования на его содержание, в связи с чем 11 октября 1913 г. была удостоена благодарности императора, а 24 февраля 1914 г. ей Высочайше пожаловали нагрудный знак почетного члена строительного комитета по сооружению храма-памятника.
В самом Иоанновском монастыре также продолжались строительные работы – были возведены новый корпус, две часовни и т.д. В августе 1913 г. игуменья обратилась с ходатайством о разрешении построить каменный трехпрестольный храм-усыпальницу на 500 мест для почитателей и благотворителей обители. Но вскоре началась Первая мировая война и все работы пришлось прекратить. У настоятельницы появились новые заботы – размещение в обители детей-сирот из Галиции, эвакуированных сестер Леснинского монастыря, организация приюта дочерей Георгиевских кавалеров и т.д. 14 сентября 1915 г. за особые труды по сформированию при монастыре лазарета для раненых воинов императрица Мария Федоровна наградила игуменью знаком отличия Красного Креста 2-й степени. Продолжал проявлять свое расположение к игумении и император Николай II. 29 июня 1915 г. он пожаловал ей свой фотографический портрет с «собственноручным начертанием» своего имени.
В первые годы после Октябрьского переворота игум. Ангелина продолжала оставаться главой обители. После создания 31 августа 1919 г. приходского совета храмов монастыря она была избрана почетным председателем совета с правом решающего голоса и непременным членом президиума. Настоятельница по-прежнему лично занималась всеми сторонами жизни обители, в том числе и деятельностью приходской общины. Сохранились свидетельства сестер об этом периоде жизни игум. Ангелины. В книге воспоминаний монахини Вероники (Котляревской) говорится: «Батюшка, отец Иоанн Кронштадтский, не мог ошибиться, да и не ошибся, поставив именно ее во главе обители. Тихая, задумчивая, молчаливая, смиренная, большая молитвенница – она никогда не пыталась добиться послушания властным окриком или строгим поступком. Лучшие монахини понимали и ценили ее. Одна из них рассказывала: «Вот поспорят и поссорятся сестры, кто-нибудь из них вспылит или вообще сделает какой-либо нехороший поступок. Матушка зовет к себе провинившуюся. Та идет еще полная гнева, готовая к отпору, а матушка станет мирно расспрашивать ее, как она живет, о чем думает. В самую глубину души заглянет. И сестра уходит от нее успокоенная, утешенная с полным сознанием своей вины и недостоинства, хотя матушка ее ни в чем не упрекнула».
В то же время настоятельница умела поддерживать и необходимую в обители дисциплину. Так, послушница Мария Сивко, после ареста в феврале 1932 г. на допросе рассказывала: «Наша игуменья особенно нас куда-либо ходить не пускала, а если уходите, то только с ее разрешения и туда, куда она нам ходить предлагала». 15-летие пребывания матушки Ангелины в сане игуменьи, исполнившееся 28 марта 1918 г. было отмечено грамотой Святейшего Патриарха Тихона. Последующие же годы принесли ей много бед и лишений.
Особенно тяжелыми и трагичными стали 1922-23 гг. Первым испытанием стала развернутая органами власти кампания по изъятию церковных ценностей «на нужды голодающих Поволжья» (в действительности голодающим пошла лишь малая их часть). Опасаясь любого обмана и подозревая всех и каждого, в феврале 1922 г. районные власти потребовали от монастыря предоставления инвентарной книги дореволюционного времени. Однако ее не было до 1919 г., все управление имуществом принадлежало руководству обители, возглавляемому игум. Ангелиной, а она не вела никакой описи инвентаря, не считая это целесообразным. Но доказать этот простой факт враждебно настроенной власти было не так-то просто. Представители духовенства, в том числе настоятельница (4 мая), вызывались по этому вопросу в милицию, где подвергались унизительным допросам. Дело приняло настолько серьезный характер, что игуменья чуть не была привлечена к суду за сокрытие инвентарной книги.
Следует отметить, что еще в конце 1921 г. насельницы обители и прихожане ее храмов добровольно передали для помощи голодающим 936 тыс. рублей. Вопрос помощи поднимался и на общем собрании 26 февраля 1922 г., которое вновь единогласно избрало почетным председателем приходского совета игуменью Ангелину и постановило: «благодарить м. игуменью и всех сестер за поддержание храмов и сохранение имущества в должной чистоте и порядке, за благолепие церковных служб и вообще за все заботы об Иоанновской обители».
19 апреля 1922 г. в монастырь пришли 7 членов комиссии по изъятию ценностей, чтобы вывезти их из обители на подводах, но они встретили неожиданное, стихийно вспыхнувшее сопротивление прихожан. Поднятый по тревоге отряд вооруженных курсантов силой разогнал собравшихся, арестовав 10 человек. После этого ценности были изъяты, но власти все же решили, что необходимо возбудить судебное дело против руководства обители. 18 мая отдел управления просил ГПУ предъявить обвинение игуменье в расхищении предметов, пожертвованных прихожанами и почитателями о. Иоанна Кронштадтского.
30 мая настоятельницу допросил следователь Петрогубревтрибунала. Обвинение в расхищении оказалось абсолютно бездоказательным, и теперь игуменье ставили в вину главным образом организацию противодействия изъятию церковных ценностей. На допросе она все обвинения категорически отвергла: «За несколько дней до изъятия ценностей в монастыре среди церковного совета сложилось определенное мнение в деле помощи голодающим, которое сводилось к тому, чтобы изъятие ценностей прошло благополучно, но по независящим от церковного совета причинам толпа первоначального изъятия не допустила…Агитации против изъятия церковных ценностей среди духовенства монастыря не велось. С моей стороны агитации против изъятия церковных ценностей не было абсолютно, и виновной себя в таковой не признаю». Следует подчеркнуть, что настоятельница 19 апреля лично успокаивала прихожан, уговаривая их не применять насилие.
Однако следствие не желало признать тот очевидный факт, что выступление прихожан было стихийной вспышкой народного гнева. 30 мая следователь после допроса настоятельницы, «усматривая наличность признаков преступного деяния», постановил: «Привлечь игуменью Ангелину к следствию по обвинению в допущении толпы, оказавшей противодействие власти во время изъятия церковных ценностей». Матушка Ангелина была вынуждена дать подписку, что без разрешения губревтрибунала не станет никуда отлучаться из обители (т.е. была посажена под домашний арест).
Начатое в отношении игуменьи следствие было лишь частью задуманного властями грандиозного судебного процесса над цветом петроградского духовенства. Митрополита Вениамина и близких к нему священнослужителей и мирян обвинили в попытке добиться изменения декрета об изъятии церковных ценностей и организации сопротивления его выполнению. 86 человек предстали в качестве обвиняемых на открывшемся 10 июня судебном процессе, в том числе настоятель храмов Иоанновского монастыря протоиерей Иоанна (Орнатский) и трое их прихожан. Еще 7 задержанных 19 апреля у стен обители мирян и игуменью Ангелину власти решили на процесс «не выводить», хотя следствие по их делу продолжали. 5 июля 1922 г. Петроградский губревтрибунал вынес жестокий и несправедливый приговор: четверо человек, в том числе свмч. митрополит Вениамин расстреляны в ночь с 12 на 13 августа 1922 г. Следствие же по делу игуменьи Ангелины продолжалось еще несколько месяцев, но постепенно заглохло.
Осень 1922 – начало 1923 гг. было героическим временем в истории Петроградской епархии. На захват с помощью ГПУ просоветскими обновленцами руководства в Русской Церкви духовенство и верующие ответили массовым сопротивлением. Одной из первых в августе оформилась т.н. Петроградская автокефалия, не признававшая власть обновленческого Высшего церковного управления. В Петроградскую автокефалию входил и Иоанновский монастырь.
В ответ Петроградское епархиальное управление обновленцев 3 ноября приняло решение: «1. распустить приходской совет Иоанновского монастыря…, 3. настоятеля церкви монастыря протоиерея И. Орнатского и игуменью или ее заместительницу вызвать на 8-е сего ноября в епархиальное управление к 2 час. дня для объяснения по данному делу». Но до разгрома Петроградской автокефалии власти не решились проводить какие-либо акции в отношении обители. Ситуация изменилась к весне 1923 г. В феврале под репрессивными ударами автокефалия начала распадаться. Это «развязало руки» властям и 12 мая 1923 г. храмы монастыря были насильно переданы новому обновленческому приходскому совету («двадцатке»).
Большинство насельниц (около 200 человек) во главе с игуменьей Ангелиной, желая сохранить обитель, остались в монастыре. Отношения у них с новой «двадцаткой» были весьма напряженными, а с середины лета уже открыто враждебными. Стремясь покончить с «гнездом контрреволюции», президиум Петроградского губисполкома принял решение о закрытии монастыря и принудительном выселении его насельниц из здания. В результате 14 ноября 1922 г. храмы обители были закрыты, большую часть сестер к тому времени изгнали из монастыря (лишь около 60 человек, проявив невероятную самоотверженность и упорство, продержались в здании обители до 1932 г.).
Духовное руководство сестрами, и оставшимися в здании на наб. реки Карповки и изгнанными из монастыря, вплоть до своей кончины продолжала осуществлять игуменья Ангелина. В ноябре 1923 г. она со своей тетей – бывшей заведующей Вауловским скитом монахиней Евпраксией (Кононовой), казначеей монахиней Иоанной (Лежоевой) и инокиней Натальей Репиной поселилась по адресу: ул. Полозова, д. 22, кв. 37 на Петроградской стороне, сняв квартиру вблизи от нескольких семей бывших прихожан Иоанновского монастыря. При этом настоятельнице удалось вывезти часть документов обители, в том числе книгу записей ее почетных посетителей, в которой были описаны и случаи чудесного исцеления. В дальнейшем матушка Ангелина приняла схиму. В 1926 г. она тяжело заболела, чему способствовал сильный холод в квартире, которая не отапливалась из-за нехватки средств.
В январе 1927 г. несмотря на болезнь схиигуменья навестила общину бывших сестер монастыря при Скорбященской церкви в Невском районе. Монахиня Вероника (Котляревская) позднее вспоминала: «Незадолго до своей кончины она посетила маленькую общину сестер Иоанновского монастыря, поселившуюся недалеко от церкви и часовни с иконой Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Стеклянном заводе. Сестры почувствовали ее присутствие как большой светлый праздник. Если не ошибаюсь, это было в 1927-1928 гг. Она тоже уже жила на частной квартире. Через несколько дней она прислала юродивого нищего Мишу сказать, что ей плохо. А еще через два дня ее не стало».
Схиигуменья скончалась 8 февраля 1927 г. в квартире на ул. Полозова. В это время она находилась под следствием, готовился ее арест. Согласно устному преданию матушка Ангелина молила Бога о том, чтобы умереть до ареста, не попасть в безбожные руки большевиков. Так и случилось: как только агенты ОГПУ вошли в дверь с ордером на ее задержание, схиигуменья скончалась. Митрополит Ленинградский Григорий (Чуков), служивший в конце 1920-х гг. настоятелем Николо-Богоявленского собора, записал в своем неопубликованном дневнике, что он присутствовал на отпевании матушки 10 февраля в Церкви Алексия Человека Божия (ближайшей к закрытому Иоанновскому монастырю). Отпевали схиигуменью два выдающихся архиерея – епископ Петергофский Николай (Ярушевич) – будущий митрополит Крутицкий и Коломенский и архиепископ Хутынский Алексий (Симанский) – будущий Патриарх Московский и всея Руси Алексий I. Похоронили матушку Ангелину на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры, недалеко от церкви святителя Николая. Все годы безбожия православные петербуржцы неизменно почитали эту скромную могилу, на кресте которой находились два портрета схиигуменьи: на первом она изображена одна, на другом вместе со своим духовным отцом – св. Иоанном Кронштадтским.
По свидетельству упоминавшейся монахини Вероники – келейницы святого Серафима Вырицкого, «спустя некоторое время лаврский старец схимник Серафим сидел сон: к нему пришли три игуменьи – основательница Дивеева мать Александра, Шамординская настоятельница и недавно скончавшаяся игуменья Иоанновского монастыря мать Ангелина. Они беседовали с ним и сказали, что им хорошо, что они вместе утешаются в Горных обителях, благословили, передали благословение его духовным детям и исчезли».
Нынешние насельницы возрожденного в 1989 г. монастыря молитвенно чтят память его строительницы и первой настоятельницы. Ежедневно схиигуменья Ангелина с сестрами поминается за проскомидией. В течение нескольких лет каждый год в день ее памяти сестры шли на Никольское кладбище Лавры и служили панихиду. Но 29 октября 1997 г. в жизни обители произошло знаменательное событие – с благословения Патриарха Алексия II состоялось обретение и перенесение останков схиигуменьи Ангелины в монастырь. Сестрам удалось прочитать на сохранившейся части схимы слова, символически отображающие подвиг схиигуменьи: «…Ланиты моя дах на заушение…» и «Яко кроток есмь и смирен сердцем». Гроб с почившей на несколько дней был установлен в монастырском соборе Двенадцати Апостолов, а затем, теперь уже для вечного упокоения перенесен в храм-усыпальницу святого праведного о. Ионна Кронштадтского. Праведница, подвижница, страстотерпица матушка Ангелина обрела благодать у Бога.
Другой ближайшей духовной дочерью святого о. Иоанна Кронштадтского была монахиня Иоанна (в миру Анна Яковлевна Лежоева). Она родилась в 1869 г. в Петербурге в богатой купеческой семье, окончила в столице Патриотическую Рождественскую школу. Девушка с юности хотела принять монашеский постриг и замуж не вышла. О ее близости к о. Иоанну свидетельствуют письма батюшки. Так, например, 10 июня 1901 г. Кронштадтский пастырь писал игуменье Леушинского монастыря Таисии, что Анна Яковлевна сопровождала его в начале июня в поездке в Сурский монастырь и пожертвовала на обитель 200 рублей. Лежоева с самого начала возведения Иоанновского монастыря принимала деятельное участие в его построении и в 1903 г. стала насельницей обители. Сначала она проходила послушание старшей свечницы, а с 1904 г. исполняла обязанности казначеи. 17 декабря 1907 г. Лежоева была определена послушницей монастыря по указу Санкт-Петербургской Духовной консистории.
В 1907-1908 гг. в обители был устроен храм-усыпальница о. Иоанна Кронштадтского, освященный во имя св. пророка Илии и св. царицы Феодоры (имена отца и матери батюшки). Средства на его строительство дала, как сообщалось в периодическом издании «Колокол», одна петербургская жертвовательница, пожелавшая остаться неизвестной. Теперь известно, что это была Анна Яковлевна. Сохранилось опубликованное свидетельство монахини Викторины (Кореневой), считавшей мон. Иоанну (Лежоеву) своей «духовной матерью»: «На средства матушки была устроена усыпальница о. Иоанна Кронштадтского. Батюшка Иоанн говорил: «Как ты матушка приготовила мне место успокоения на земле, так я для тебя приготовлю место на небе». Сама монахиня Иоанна была очень кроткого нрава. Ее келейница говорила, что никогда не видела, чтобы матушка вышла из себя – она всегда была мирная и любвеобильная…Как духовная дочь о. Ионна она от него при жизни получила благословение писать записочки, класть их за образ и вынимать с молитвой, и с полной верой поступать так, как написано в записочке. Так она и поступала. Даже к нам идти или нет. Она клала записочку. И если выходило не ходить, так тогда не приходила. Так она делала каждый раз… Отец Иоанн ее сохранял, и она умерла своей смертью. Он сказал ее сестрам, что она замолит весь их род».
Анна Яковлевна приняла монашеский постриг в мантию с именем Иоанна от св. новомученика епископа Гдовского Вениамина (Казанского) 19 ноября 1911 г. в Иоанновском монастыре, а 9 марта 1912 г. была утверждена казначеей обители. Эти обязанности мон. Иоанна успешно исполняла до закрытия монастыря в 1923 г. 29 марта 1917 г. матушке была вынесена благодарность Святейшего Синода. После образования в 1919 г. при храмах обители приходского совета мон. Иоанну избрали его членом и казначеем совета. В это время – вплоть до 1923 г. монахиня также исполняла послушание помощницы настоятеля храмов обители.
Осенью 1923 г. матушка в числе других сестер активно боролась против закрытия монастыря и выселения его насельниц, в частности 20 сентября подписала соответствующее заявление в президиум Петроградского губисполкома. Но в конце года ей пришлось покинуть родную обитель, и, как уже упоминалось, поселиться в небольшой общине вместе с игуменьей Ангелиной и еще двумя сестрами по адресу: ул. Полозова, 22-37. После закрытия монастыря матушка, не зная кого выбрать своим духовником, обратилась с этим вопросом к викарию Петроградской епархии епископу Гдовскому Димитрию (Любимову). Владыка ответил ей: «Лучше чем отец Викторин не найдешь, ступай к нему». С того времени монахиня Иоанна окормлялась у духовного сына о. Иоанна Кронштадтского, известного петроградского протоиерея священномученика Викторина Добронравова, с 1919 г. служившего настоятелем церкви свт. Николая Чудотворца при Доме-убежище актеров на Петровском острове.
В конце 1927 г. о. Викторин стал одним из активных участников оппозиционного советской власти и Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) т.н. иосифлянского движения (названного так по имени руководителя – митрополита Иосифа). Матушка Иоанна также стала иосифлянкой и до закрытия 8 февраля 1930 г. Никольской церкви была ее прихожанкой.
Неизбежная угроза ареста нависла над о. Викторином, который вместе со своими духовными детьми перешел в Пантелеимоновскую церковь на Пискаревке. В эти трудные дни матушка Иоанна поехала к проживавшей в Ленинграде после разгрома Шамординского монастыря юродивой схимонахине Антонине, просить ее молитв за своего духовника. 19 сентября 1930 г. протоиерей В. Добронравов все-таки был арестован, приговорен к 10 годам лагерей и осенью 1931 г. отправлен в Беломоро-Балтийский лагерь. Матушка Иоанна в это время находилась под домашним арестом.
Сохранилось описание совместной жизни сестер на ул. Полозова после кончины в 1927 г. схиигуменьи Ангелины: «После ее смерти сестры разошлись, и осталась матушка Иоанна одна со своей келейницей инокиней Наталией в одной комнате на первом этаже. Вскоре к ним приехала начальница Сурского подворья [на самом деле бывшая заведующая Вауловского скита] 90-летняя матушка Евпраксия, и Наташе приходилось обслуживать обеих. Главное они были разных толков: матушка Евпраксия была сергианка, а матушка Иоанна – иосифлянка. Трудно им было вместе молиться. Они обе были лишенцы, т.е. им не давали хлеба (хлеб был по карточкам). Они питались за счет благодетелей. У матушки Евпраксии была большая вера в батюшку о. Иоанна Кронштадтского. Вот захочется ей чего-нибудь, она и молится ему: «Батюшка, дорогой (так она его звала), как хочется хлебца или булочки хочется», а то скажет: «апельсинчика», — и через некоторое время на окошке появлялось то, что она просила,– кто-нибудь да принесет. Всегда бывала услышана».
7 октября 1933 г. матушка Иоанна была арестована по делу «нелегальной церковно-монархической группы монашествующих». Всего по этому делу проходили 26 иосифлян. Их обвинили в проведении тайных богослужений на квартирах и антисоветской деятельности. При обыске квартиры мон. Иоанны в октябре 1933 г. агенты ОГПУ обнаружили много литературы о святом о. Иоанне, которая распространялась среди верующих, и церковную утварь, т.к. в квартире проводились тайные богослужения. Матушка на допросе бесстрашно сказала, что она является последовательницей о. Иоанна Кронштадтского, а обнаруженная литература и утварь принадлежат ей, источником же пропитания является исключительно помощь единомышленников. На вопрос о судьбе сестер обители мон. Иоанна ответила, что группы насельниц после закрытия монастыря расселились по разным местам Ленинграда и области, стараясь сохранить монашеский образ жизни и надеясь вернуться обратно, так как советскую власть считает временной. Взяв всю «вину» на себя, матушка фактически спасла от ареста проживавших с ней инокиню Наталью и монахиню Евпраксию.
Бывшую казначею обвинили в церковно-монархической пропаганде, оказании помощи репрессированным и странничестве по иосифлянским храмам Ленинграда и области. Но главное обвинение о принадлежности к нелегальной антисоветской группе доказать не удалось, и 23 декабря 1933 г. монахиню приговорили, учтя ее преклонный возраст, к 3 годам лагерей условно. Большинство других арестованных по данному делу были приговорены к 3-5 годам лагерей или ссылке на 3 года в Казахстан
Мать Иоанна после освобождения в конце декабря 1933 г. вернулась в квартиру на ул. Полозова, а в дальнейшем перешла на нелегальное положение. Господь действительно сохранял ее по молитвам святого праведного отца Иоанна Кронштадтского. Даже т.н. «кировский поток» – массовая высылка из города весной 1935 г. после убийства Кирова «социально-опасного элемента», когда по некоторым сведениям из Ленинграда выслали монахиню Евпраксию и инокиню Наталью, не коснулся матушки. Она мирно отошла к Господу в Ленинграде 25 февраля 1939 г., сказав перед смертью: «Вера до конца будет Господу верна…». Монахиню похоронили на монастырском участке Серафимовского кладбища, где традиционно хоронили сестер Иоанновской обители с 1910-х гг. Могила мон. Иоанны сохранилась.
