Католическая община Ленинграда в годы Великой Отечественной войны
К началу Великой Отечественной войны в «северной столице» России из 10 действовавших до 1917 г. католических храмов остался лишь один — Французская церковь Божией Матери в Ковенском пер., 7 (с 1945 г. стала именоваться церковью Лурдской Божией Матери). Она уцелела, так как советское правительство не хотело испортить отношения с Францией. Единственному в Ленинграде католическому священнику – монаху доминиканского ордена Мишелю (Кловису-Франсуа) Флорану запретили проводить крестные ходы (процессии), а также проповеди на русском языке, разрешалось читать их только по-французски. Мишель Флоран являлся Апостольским администратором Ленинградской администратуры (т.е. церковного округа), 19 марта 1938 г. он оказался первый раз задержан и до 1 апреля должен был покинуть СССР. Священнику помогло остаться в Ленинграде заступничество французского поверенного в делах. После кратковременного ареста в апреле 1938 г. о. Мишель Флоран возобновил служение, но за ним была установлена слежка.[1]
30 июня 1941 г. после нападения нацистской Германии на СССР, профашистское французское марионеточное правительство в Виши разорвало дипломатические отношения с Советским Союзом. И уже вскоре в Ленинграде начались репрессии в отношении французских граждан. Прежде всего, был разгромлен приют для престарелых французов на Васильевском острове, 13-я линия, д. 52. Этот приют существовал при Французском благотворительном обществе с 1885 г., в 1887 – 1918 гг. в его здании действовала католическая церковь святого Викентия Паулинского, а в дальнейшем все проживавшие в приюте были прихожанами Французской церкви Божией Матери в Ковенском пер. 5 июля 1941 г. органы НКВД арестовали директора «французского убежища» Евгению Морленс и 2 августа «для ведения дальнейшего следствия» этапировали ее в г. Андижан Узбекской ССР. Также в июле были интернированы и отправлены в Оранский лагерь НКВД Горьковской области на ст. Шаниха Казанской железной дороги шестеро проживавших в приюте престарелых француженок 1868 – 1872 гг. рождения: А. Декснер, Ж. Лиарг, М. Лями, М. Саблер, Ф. Керю и М. Мартель. Одновременно с ними органы НКВД интернировали и отправили в тот же лагерь пятерых проживавших индивидуально французских граждан: Р. Моле, И. Тами, Е. Лаглейн, Р. Асте и Г. Шовиньи. На запрос Наркомата иностранных дел от 14 августа 1942 г. о приюте престарелых французов Ленгорисполком 29 августа ответил, что с 15 сентября 1941 г. его помещения заняты детской больницей им. Н.К. Крупской, а в городе осталось лишь пять французских подданных.[2]
Репрессии коснулись и о. Мишеля Флорана, его обвинили в шпионаже и выслали из СССР. 15 июля 1941 г. он произнес свою последнюю проповедь в Ленинграде и выехал в Москву в посольство Франции. 21 июля 1941 г. священнику пришлось покинуть Советский Союз. Он прибыл в Бейрут через Тегеран и там присоединился к борющемуся с нацистами генералу де Голлю. В дальнейшем о. Мишель Флоран работал на патриотической радиостанции в Алжире, вещавшей на оккупированную нацистами Францию. В годы войны рассматривалось даже возможное назначение священника в СССР представителем «Сражающейся Франции», но Ватикан не дал санкции на его кандидатуру. В 1945 г. о. Мишель Флоран безуспешно пытался вернуться в Ленинград, в свой храм, где он прослужил более шести лет. Скончался священник относительно недавно 25 апреля 1995 г. в г. Дижоне.[3]
После высылки Флорана Французская церковь Божией Матери официально закрыта не была и числилась действующей, однако богослужения в ней весь период блокады не проводились. Тем не менее, верующие пытались собираться в храме. Особенной активностью отмечалась группа католической молодежи, что вызвало подозрения у органов НКВД и стало причиной проведения в феврале 1942 г. арестов по делу «контрреволюционной католической группы». Одной из арестованных была, в частности, девятнадцатилетняя полька Ядвига Грабовская, работавшая почтовым агентом на Московском вокзале. 9 марта 1942 г. ее административно выслали из Ленинграда в Ямало-Ненецкий автономный округ. Только в 1958 г., после 16 лет ссылки Я.К. Грабовская смогла вернуться в Ленинград. И после разгрома группы католической молодежи репрессии не прекратились. Так, 1 июня 1942 г. по обвинению в нелегальном обучении катехизису из Ленинграда была выслана в административном порядке член приходского совета Французской церкви Божией Матери Екатерина Бунчук.[4]
Несмотря на фактическое закрытие храма и репрессии его прихожан тайные католические богослужения во время блокады все же совершались. Перед своим отъездом из города в июле 1941 г. о. Мишель Флоран сумел передать полномочия Апостольского администратора священнику Павлу Хомичу, который нелегально проживал в Ленинграде с августа 1939 г. После девятилетнего срока заключения в лагерях Хомич поселился в Ленинграде, рассчитывая, что ему удастся в большом городе устроиться служить в какой-либо храм и «легализоваться». Ревностные католички, терциарки приютили своего пастыря. Время шло, отношение властей к Церкви не менялось, почти все католические храмы были закрыты. Отец Павел стал служить тайно в квартирах, где он жил и куда его приглашали. Круг его прихожан был невелик – около 20 человек, в основном пожилые женщины, но были и молодые, приводящие к пастырю своих детей. В «Мартирологе Католической Церкви в СССР» дается следующая характеристика Хомича: «Как священник отец Павел был очень предан своему служению, создавал небольшие группы, объединяющие верующих – общины терциариев, кружки св. Розария. Прихожане очень любили и уважали своего пастыря, восхищаясь его крепкой верой, апостольским рвением и рассудительностью, не поколебленной десятилетней ссылкой на Соловки. Благодаря поддержке прихожан о. Павел смог в течение нескольких лет нелегально жить и служить в Ленинграде, всегда находя помощь. Он осознавал важность своего служения и никогда не упускал возможности отслужить ежедневную мессу на квартире».[5]
Действительно для о. П. Хомича была характерна искренняя и глубокая вера. Он окончил в 1916 г. католическую Петроградскую Духовную семинарию и с тех пор служил в храмах Северо-Запада России, в частности с июня 1923 по январь 1927 гг. был настоятелем ленинградского костела св. Казимира и с 1926 г. возглавлял в городе братство членов Третьего ордена терциариев-францисканцев. После ареста 28 января 1927 г. о. Павел был приговорен Коллегией ОГПУ к 10 годам концлагеря и с 3 июля 1927 по 10 ноября 1936 гг. (с перерывом) отбывал срок на Соловках. После освобождения с запрещением проживать в 12 крупнейших городах священник поселился в Костроме, а затем жил в Калуге, где служил тайно, а в августе 1939 г. нелегально переехал в Ленинград. Вместе с о. Павлом с декабря 1936 г. в Костроме и Калуге проживала его бывшая прихожанка, член Третьего ордена св. Франциска Клементина Калыгина. Поселившись с Хомичем нелегально в Ленинграде, она принимала активное участие в тайных богослужениях и помогла установить связь с о. Мишелем Флораном и служившим в Москве о. Леопольдом Брауном.[6]
С о. М. Флораном о. Павел поддерживал отношения с осени 1939 г., но лично с ним не встречался. К.С. Калыгина взаимно информировала священников об их жизни и передавала от о. Мишеля Хомичу ежемесячно 600-700 рублей, перед отъездом же о. М. Флоран оставил 4 тыс. рублей. Более двух лет – с августа 1939 по ноябрь 1941 гг. о. Павел жил у бывшей прихожанки костела св. Екатерины Текли Папшель, до разрушения ее дома при бомбардировке, затем один месяц у медсестры – терциарки, прихожанки Французской церкви Божией Матери Елены Орло. В дальнейшем – с декабря 1941 по март 1942 гг. о. П. Хомич тайно проживал у бывшей активной прихожанки храма св. Екатерины, терциарки, отбывшей трехлетнюю ссылку в Сибири, Петрунели Урбанович, и, наконец, с марта до своего ареста в июне 1942 г. священник жил у бывшей прихожанки костела св. Екатерины Ядвиги Козаковой.
В начале 1942 г. многие терциарки были принудительно эвакуированы как «неблагонадежный элемент». 13 июля 1942 г., когда город уже обезлюдел и проводилась массовая перерегистрация паспортов, о. П. Хомича арестовали. Его обвинили в организации подпольного костела, антисоветской пораженческой агитации и клевете на советское правительство. На закрытом судебном заседании Военного Трибунала войск НКВД СССР Ленинградского округа 1 сентября 1942 г. о. Павел так говорил о своем служении в блокированном городе и отношении к немцам: «В июле 1941 г., когда Флоран уезжал из Ленинграда, он через Орло передал Калыгиной, чтобы она зашла к нему. Калыгина поехала к Флорану, и он передал ей предложение на мое имя – принять у него администраторство, так как в случае прихода немцев в Ленинград придется легально служить и руководить богослужением. Когда Калыгина известила меня об этом предложении, я передал через Калыгину Флорану, что я согласен принять его функции и считаю, что в случае прихода немцев в Ленинград сумею стать на легальное положение и буду представлять римско-католическую церковь… Я – глубоко религиозный человек. При мне при всех моих переездах был чемодан с самым необходимым для совершения служения, и я, следуя нашему обычаю, при всякой возможности, проживая в Ленинграде у Папшель, Орло, Казаковой и др., устраивал богослужения, на которых присутствовали хозяйки тех квартир, где я проживал, а также Игнатович, Калыгина, Орло и другие… Мое отношение к войне СССР с Германией было таково. Я вообще антифашист и был за союз СССР с Англией и Америкой. Когда началась война СССР с Германией, я считал, что возможен приход немцев в Ленинград, и с их приходом я связывал свою надежду на то, что немцы разрешат свободу католической церкви и что я смогу открыть легально костел, и в этом смысле я желал прихода немцев в Ленинград, хотя вообще окончательной победы Гитлера над Россией я не желал. Все эти мои взгляды и высказывания полностью разделяли Папшель, Калыгина и Орло, которым также надоело отправлять богослужения нелегальным образом и которые также с приходом немцев связывали свою легализацию. Я лично с приходом немцев в Ленинград думал выйти и показать им свой паспорт, полученный в Соловках, а также сказать, что я священник и был репрессирован советской властью, что в течение ряда лет жил нелегально».[7]
До судебного заседания о. П. Хомича допрашивали несколько раз: о существовании ордена францисканцев в Ленинграде, деле архиепископа Иоанна Цепляка 1923 г., о деле самого о. Павла 1927 г. и т.д. Священник не скрывал своих взглядов и отношения к антирелигиозной политике советских властей: «Относительно моих антисоветских настроений я могу показать следующее. Мои антисоветские настроения были у меня в результате моих религиозных убеждений. Вообще говоря, я против советского строя, как государственного строя, никаких резких высказываний не допускал, ибо я сам демократ. Я был недоволен и высказывался против таких мероприятий советской власти, как отношение к церкви. Я был против национализации церковных земель и экспроприации церковной собственности, которые провела советская власть. Я был также недоволен и тем, что советская власть несколько ограничивала свободу религиозных отправлений. И эти мои недовольства советской властью в вопросе о религии я высказывал среди моих знакомых… Я не был сторонником крестового похода, который объявил папа римский против СССР. Вообще я о походе, как о вооруженной крестовой интервенции СССР, ничего не слышал и не могу понять, как мог папа объявить такой поход против СССР, не имея войск. В 1930 г., будучи в ссылке, я в журнале «Безбожник» прочитал буллу папы римского, который объявил крестовый поход молитв – призыв ко всем верующим мира молиться за то, чтобы в СССР была признана свобода церкви. И я признаюсь, что был за этот поход».[8]
По делу о. П. Хомича проходило еще несколько человек. К.С. Калыгина и Е.Б. Орло были арестованы 17 июля, а 13 июля агенты НКВД арестовали бывшую активную прихожанку храма св. Екатерины, терциарку Анну Игнатович. Она знала о. Павла с 1920-х гг., с марта 1942 г., работая в тресте Теплострой, стала помогать ему продуктами, а с мая участвовать в тайных богослужениях. Эвакуированные в первой половине 1942 г. из Ленинграда Т.В. Папшель, Я.А. Казакова и П.М. Урбанович в материалах следствия фигурировали, но к суду не привлекались. Кроме того, по делу проходили помогавшие о. Павлу продуктами и вещами и участвовавшие в богослужениях бывшие прихожане костела св. Екатерины, терциарки Вероника Оскреткова и Мария Кошко (их арестовали 17 и 13 июля соответственно. 1 сентября 1942 г. Военный Трибунал войск НКВД Ленинградского округа приговорил о. П. Хомича к высшей мере наказания, А.Л. Игнатович, К.С. Калыгину и М.И. Кошко к 10 годам исправительно-трудовых лагерей, Е.Б. Орло и В.Я. Оскреткова были оправданы и освобождены. 2 сентября о. П. Хомич подал ходатайство о помиловании, в котором писал: «Вся религиозная деятельность до дня ареста – 13 июля 1942 [проходила с] ограниченным числом лиц (10–12 человек, по несколько человек в разное время и разных местах), только женщины, большинство из которых неграмотны и малограмотны, старушки свыше 60 лет. Кроме того, у 2 матерей присутствовали на богослужении 5 детей». Однако о. Павел помилован не был, его расстреляли 10 сентября 1942 г. в Ленинграде.[9]
Деятельность Католической Церкви в северной столице временно прекратилась. Оставались верующие, которые в 1943-44 гг. неоднократно пытались возобновить богослужения в своем храме. Это вызывало негативную реакцию у органов госбезопасности. Так, в «Заключении об итогах агентурно-оперативной работы Управления НКГБ Ленинградской области за 1944 г.», утвержденном 14 марта 1945 г. наркомом госбезопасности Меркуловым, говорилось: «В производстве УНКГБ имеется представляющее серьезный оперативный интерес агентурное дело «Парижане» на группу французских подданных – активистов католического костела в Ленинграде, поддерживающих подозрительную связь с работниками французского посольства в СССР и нелегальную связь с установленным французским разведчиком – настоятелем католического собора в Москве Брауном. Однако 2 Отделу УНКГБ за это время не удалось выявить конкретных фактов шпионской работы агентуры английской, американской и французской разведок».[10] В дальнейшем агентурное дело «Парижане» так и не стало оперативно-следственным. Видимо, повлияла заинтересованность советского руководства в хороших отношениях с Францией в 1945-1946 гг.
Так, 23 августа 1945 г. Ленинградское Управление НКВД приняло постановление об административной высылке из города француженки Ж.Ф. Степановой, бывшей прежде несколько лет заместителем председателя приходского совета церкви в Ковенском пер. В 1941 – начале 1942 гг. она оказывала активную помощь П. Хомичу, и по признанию самой Степановой «имела инструкцию» пригласить священника в храм «когда в Ленинград войдут немцы». Весной 1942 г. Жанна Федоровна была эвакуирована и к лету 1945 г. вернулась в Ленинград. Постановление о ее высылке не было выполнено, 30 ноября 1945 г. его реализацию приостановили, а затем отменили.[11]
Следует также упомянуть, что в период блокады закрытые католические церкви использовались в основном для хранения военного инвентаря и культурных ценностей. В частности в соборный храм св. Екатерины на Невском проспекте в 1941 г. перевезли несколько сотен тысяч книг так называемого Антирелигиозного филиала Государственной Публичной библиотеки, а в 1945 г. в это здание дополнительно было отгружено до миллиона книг трофейного фонда. При таком положении в храме случился пожар 26 января 1947 г., в огне погибло до 70 тысяч томов книг, причем причины пожара остались невыясненными.[12] Возрождение католического прихода произошло летом 1945 г., в августе в Ленинград приехал из Москвы священник Леопольд Браун, и в храме в Ковенском переулке состоялось первое за четыре года богослужение (по оценке властей в северной столице в то время проживало около 15 тысяч католиков). С тех пор в городе св. Петра католические службы больше не прекращались.
[1] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 7384, оп. 33, д. 50, л. 79-79об.
[2] Там же, оп. 4, д. 67, л. 138-143.
[3] Шкаровский М.В., Черепенина Н.Ю., Шикер А.К. Римско-Католическая Церковь на Северо-Западе России в 1917-1945 гг. СПб., 1998. С. 241-242.
[4] Там же. С. 254, 258-259.
[5] Книга памяти. Мартиролог Католической Церкви в СССР / Авт.-сост. о. Б. Чаплицкий, И. Осипова. М., 2000. С. 178.
[6] Священник Павел Хомич // «Кровь мучеников есть семя Церкви». М., 1999. С. 117-133.
[7] Архив Управления Федеральной службы Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. арх.-след. дел, д. П-83605, л. 319-321.
[8] Там же, л. 149-154, 320-321об.
[9] Там же.
[10] Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. СПб., 2005. Кн. 2. С. 64.
[11] Архив Информационного центра Главного управления внутренних дел по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АИЦ ГУВД СПб ЛО), ф. 71, оп. 1, д. 1, л. 106-109.
[12] Сосуд избранный. История российских духовных школ 1888 – 1932 / Сост. М. Склярова. СПб., 1994. С. 356.
Доклад преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии М.В. Шкаровского на конференции «Северо-Запад России: этноконфессиональная история», прошедшей в Санкт-Петербурге 2-4 марта 2015 года.
