Чем дальше уходят от нас годы Великой Отечественной войны, тем очевиднее становится та значительная роль, которую сыграла Русская Православная Церковь в победе над нацизмом. Складывавшиеся веками на­циональные и патриотические традиции Русского Православия оказа­лись сильнее обид и предубеждений. Несмотря на духовную несвободу, гонения, верующие приняли самое активное участие в борьбе с агрессором.

О нападении на СССР Патриарший Местоблюститель митрополит Сер­гий (Страгородский) узнал, вернувшись в свою скромную резиденцию из Богоявлен­ского собора, где он служил литургию. Сразу же ушел к себе в ка­бинет, написал и собственноручно отпечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». Это было в тот момент, когда многие государственные и партийные руководители пребывали в растерянности — И.В. Сталин смог обратиться к народу только на 12-й день после начала войны. О каком-нибудь да­влении властей на Патриаршего Местоблюстителя при написании им первого военного послания говорить не приходится. «Невзирая на свои физические недостатки — глухоту и малоподвижность, — вспоминал позднее архиепископ Димитрий (Градусов), — митрополит Сергий оказался на редкость чутким и энергичным — свое послание он не только сумел написать, но и разослать по всем уголкам необъятной Родины».[1]

В послании говорилось: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину… Жалкие потомки врагов православного христиан­ства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой… Но не первый раз приходится русскому народу выдержи­вать такие испытания. С Божией помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Гос­подь нам дарует победу». В своем обращении митрополит Сергий нигде не упомянул ни Советский Союз, ни его правительство. Он писал: «…мы, жители России, надеялись, что пожар войны, охвативший почти весь земной шар, до нас не дойдет…» (в этих словах можно найти упрек советским властям, еще в июне 1941 г. уверявшим, что войны не будет). Местоблюститель призывал священников не оставаться мол­чаливыми свидетелями и тем более не предаваться «лукавым сообра­жениям» о «возможных выгодах» по другую сторону фронта, что бы­ло бы, по его словам, «прямой изменой Родине и пастырскому долгу».[2] Здесь звучал намек на то, что после всех репрессий у некоторых священнослужителей могли появиться подобные мысли. Это пастыр­ское послание было разослано по всем приходам страны и уже вскоре читалось после богослужений.

26 июня в Богоявленском соборе митрополит Сергий отслужил молебен «о даровании победы». С этого времени во всех храмах Московского Па­триархата стали совершаться подобные молебствия, по специально для них составленным текстам: «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в дни Отечественной войны». [3]

В проповеди, произнесенной Местоблюстителем после молебна 26 июня, также содержалось прямое указание на то, что положение в СССР перед войной было неблагополучно: «Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы. Да послужит и наступающая воен­ная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной… Мы уже видим некоторые признаки этого очищения».[4]

Так началось активное уча­стие Русской Православной Церкви в патриотической борьбе. В речи на Архи­ерейском Соборе 1943 г. митрополит Сергий, вспоминая июнь 1941 г., гово­рил: «О том, какую позицию должна занять наша Церковь во время войны, нам не приходилось задумываться…».[5]

26 июля глава Ленинградской епархии митрополит Алексий (Симанский) написал свое обращение к духовенству и мирянам «Цер­ковь зовет к защите Родины». Особенную же известность получило его слово за литургией, произнесенное 10 августа в Московском Бо­гоявленском соборе. Владыка говорил, прежде всего, о патриотизме и религиозности русского народа: «Как во времена Димитрия Донского и св. Александра Невского, как в эпоху борьбы с Наполеоном, не только патриотизму русских людей обязана была победа Русского народа, но и его глубокой вере в помощь Божию правому делу… мы будем непо­колебимы в нашей вере в конечную победу над ложью и злом, в окон­чательную победу над врагом».[6] С подобными обращениями вы­ступили и другие православные иерархи.

Послания главы Русской Православной Церкви носили не только призывный и консолидирующий характер, но и имели разъяснитель­ные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Так, 4 октября 1941 г., когда Москве угрожала смертельная опасность и население переживало тревожные дни, митрополит Сергий выпу­стил послание к московской пастве, призывая к спокойствию верую­щих.[7]

В ноябре 1941 г., уже находясь временно в Ульяновске, Владыка Сер­гий издал новое обращение, укрепляющее в народе уверенность в близ­ком часе победы: «Премудрый же и Всеблагий Вершитель судеб чело­веческих да увенчает наши усилия конечной победой и да ниспошлет успехи воинству русскому, залог нравственного и культурного пре­успевания человечества».[8]

Особое внимание в своей патриотической деятельности Русская Православная Церковь уделяла работе с верующими на оккупирован­ной территории. В январе 1942 г. в специальном обращении к право­славным людям на временно оккупированной немцами территории Па­триарший Местоблюститель напомнил, чтобы они, находясь в плену у врага, не забывали, что они — русские, и сознательно или по недомы­слию не оказались предателями своей Родины. Одновременно митропо­лит Сергий призывал содействовать партизанскому движению. Так, в послании было подчеркнуто: «Пусть ваши местные партизаны будут и для вас не только примером и одобрением, но и предметом непре­станного попечения. Помните, что всякая услуга, оказанная партиза­ну, есть заслуга перед Родиной и лишний шаг к нашему собственному освобождению от фашистского плена».[9] Всего за годы войны Патриарший Местоблюститель обращал­ся к верующим с патриотическими посланиями 24 раза, откликаясь на все основные события в военной жизни страны.

Патриотическая позиция Церкви имела особое значение для православных христиан СССР, миллионы которых участвовали в боевых операциях на фронте и в партизанских отрядах, трудились в тылу. Тяжелые испытания и лишения войны стали одной из причин значительного роста рели­гиозности в стране. Представители разных слоев населения искали и находили в Церкви моральную опору и утешение, своеобразную пси­хологическую нишу. Существует множество свидетельств активного проявления религиозных чувств, начиная с 22 июня 1941 г. Так, упо­минавшийся торжественный молебен 26 июня в Богоявленском соборе Москвы «прошел при исключительно большом стечении народа как внутри, так и вокруг храма».[10]

В посланиях иерархов и проповедях священников Русская Церковь не толь­ко утешала верующих в скорби, но и поощряла их к самоотверженному труду в тылу, мужественному участию в боевых операциях, поддер­живала веру в окончательную победу над врагом, способствуя тем самым формированию высоких патриотических чувств и убеждений среди тысяч соотечественников. Кроме того, и от имени Церкви под­вергались осуждению дезертирство, сдача в плен, сотрудничество с оккупантами. Все это способствовало изживанию пораженческих на­строений, получивших определенное распространение в первый период войны, и в конечном итоге создавало «нравственные условия победы», которые в значительной мере изменили ход военных событий.

Проявления патриотической деятельности Русской Церкви были очень многообразны. Сотни священнослужителей, включая тех, кому удалось вернуться к 1941 г. на свободу, отбыв срок в лагерях, тюрьмах и ссылках, были призваны в ряды действующей армии. Так, уже по­бывав в заключении, заместителем командира роты начал свой боевой путь по фронтам войны С.М. Извеков, будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Наместник Псково-Печерского монастыря в 1950-х — 1960-х гг. архимандрит Алипий (Воронов) воевал все четыре года, обо­ронял Москву, был несколько раз ранен и награжден орденами. Буду­щий митрополит Калининский и Кашинский Алексий (Коноплев) на фронте был пулеметчиком; когда в 1943 г. он вернулся к священнослужению, на груди его блестела медаль «За боевые заслуги». Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собо­ра, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности заместителя начальника полковой разведки и т. д.[11]

В докладе председателя Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпова секретарю ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецову о состоянии Московского Патриархата от 27 августа 1946 г. указывалось, что многие представители духо­венства награждены орденами и медалями Великой Отечественной войны и приводились конкретные примеры: священник Ранцев (Та­тарская АССР) — орденом Красной Звезды, протодиакон Зверев и диакон Хитков (Крымская область) — каждый четырьмя медалями и др.[12]

Активно участвовали священнослужители и в партизанском движе­нии. На оккупированной территории они подчас являлись единствен­ным связующим звеном между населением и партизанами. Священни­ки укрывали отставших при отступлении от частей красноармейцев, сбежавших из лагерей военнопленных, вели патриотическую агитацию среди населения, сами вступали в ряды антифашистских отрядов. Де­сятки их были награждены медалью «Партизану Великой Отечествен­ной войны». В том же докладе Г.Г. Карпова говорится, что в Курской области священник Говоров скрывал у себя бежавших из фашистского плена летчиков и помог им перейти к своим, а протоиерей Семыкин не только помогал пленным красноармейцам, но и после прихода со­ветских войск мобилизовал местное население для дежурства и ухода за ранеными в полевом госпитале.[13]

Особенно многочисленны были примеры участия священнослужи­телей в антифашистской борьбе на оккупированной территории в «пар­тизанской республике» — Белоруссии. Так, протоиерей Александр Романушко из Полесья с 1942 по лето 1944 г. лично участвовал в боевых операциях, ходил в разведку. В 1943 г. он при отпевании полицая при большом скоплении народа и в присутствии вооруженной охраны пря­мо на кладбище сказал: «Братья и сестры, я понимаю большое горе матери и отца убитого, но не наших молитв и «Со святыми упокой» своей жизнью заслужил во гробе предлежащий. Он — изменник Ро­дины и убийца невинных детей и стариков. Вместо «Вечный памяти» произнесем же: «Анафема»». Подойдя к полицаям, он просил их искупить свою вину, обратив оружие против фашистов. Эти слова произ­вели на людей очень сильное впечатление, и прямо с кладбища многие ушли в партизанский отряд. Из письма о. Александра, посланного осе­нью 1944 г. митрополиту Алексию (Симанскому) известно, что число священников в Полесской епархии уменьшилось на 55% в связи с рас­стрелами их фашистами за содействие партизанам.[14] Можно привести множество подобных примеров. Не случайно да­же в выпущенном в годы войны кинофильме «Секретарь райкома» священник помогает партизанам, и в конце фильма набат церковного звона призывает на защиту Отечества.

Необходимо отметить не только присутствие священнослужителей в составе действующей армии или антифашистского подполья, но и обращение к вере многих солдат, офицеров, партизан, в том числе старших командиров. Из свидетельства очевидцев известно, что на­чальник Генерального штаба Б.М. Шапошников (полковник царской армии) носил финифтевый образ свят. Николая и молился: «Господи, спаси Россию и мой народ!» Его преемником на посту начальника Ген­штаба стал сын священника из Кинешмы маршал А. М. Василевский. В освобожденной Вене в 1945 г. по приказу маршала Ф.И. Толбухина (двоюродный брат которого — протоиерей служил все годы блокады в Ленингра­де) были отреставрированы витражи в русском соборе и отлит в дар храму колокол с надписью «Русской Православной Цер­кви от победоносной Красной Армии». После Сталинградской битвы стал посещать православные храмы маршал В.Н. Чуйков. Широкое распростране­ние среди верующих получила убежденность, что всю войну с собой в машине возил образ Казанской Божией Матери маршал Г.К. Жу­ков. В 1945 г. он вновь зажег неугасимую лампаду в Лейпцигском пра­вославном храме-памятнике, посвященном «Битве народов» с на­полеоновской армией. А в конце 1940-х гг., отправленный командовать Одесским военным округом, проезжая Киев, Г.К. Жуков принес в храм и попросил оставить в алтаре свою «военную» икону Казанской Бо­жией Матери.[15]

Естественно, что верующими становились и рядовые солдаты, ежедневно рисковавшие своей жизнью. В одном из писем с фронта, характеризующем типичность ситуации того периода, сол­дат М.Ф. Черкасов писал домой матери: «Мама, я вступил в партию. …Мама, помолись за меня Богу».[16] О росте религиозности в армии в годы войны свидетельствуют архивные документы, очевидцы и даже литераторы, например, писатель В.Ф. Тендряков.[17]

О проявлениях религиозных настроений в войсках, как правило, быстро становилось известно в вышестоящих инстанциях, но те, в ос­новном, ограничивались пассивным наблюдением. Так, 16 февраля 1944 г. при взятии г. Луги советскими войсками генерал Лобанов вызвал в д. Заозерье ранее помогавшего партизанам священника Михаила Образцова и предложил ему в присутствии населения окрестных деревень, работников штаба и красноармейцев отслужить благодар­ственный молебен об одержании победы. После молебна генерал пу­блично поблагодарил священника за антифашистскую деятельность.[18]

В отчете уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви в Марийской АССР за 1944 г. отмечалось: «… к великому со­жалению, церковь посещает даже командный состав воинских частей Характерный случай: верующие переносили в сентябре месяце иконы из Цибикнурской церкви в Йошкар-Олу, и по пути следования к этим иконам прикладывались… командиры воинских частей и жертвовали деньгами — было собрано 17 000 рублей».[19]

Г.Г. Карпов, докладывая в ЦК ВКП(б) о праздновании Пасхи в московских и подмосковных храмах в ночь с 15 на 16 апреля 1944 г., также подчеркивал: «Почти во всех церквах города, в том или ином количестве, были военные офицерского и рядового состава, общим числом более 500 человек… В области были также посещения церквей офицерским и рядовым составом. Так, на­пример, в Казанской церкви (с. Коломенское Ленинского района) во­енных было 50 человек, в церкви Александра Невского (пос. Бирюлево Ленинского района) — 275 человек, в Троицкой церкви г. Подольска — 100 человек».[20]

Были случаи, когда с фронтов посылались в Москву телеграммы с просьбами направить в действующую армию материалы с пропо­ведями духовенства Русской Церкви. Так, 2 ноября 1944 г. в Глав­ное политуправление РККА с 4-го Украинского фронта поступила те­леграмма, заверенная подполковником Лесновским, с просьбой «по встретившейся надобности в самом срочном порядке выслать матери­алы Синода для произнесения проповедей в день празднования годов­щины Октября, а также ряд других руководящих материалов Право­славной Церкви».[21] Таким образом, командование хотело откликнуться на настроения солдат. Есть свидетельства о выступлениях в действу­ющей армии не только священников, но и архиереев.[22] Например, о со­вершении в ноябре 1942 г. под Сталинградом, на другом берегу Волги, митрополитом Николаем (Ярушевичем) молебна перед Казанским об­разом Божией Матери.[23]

Когда эта решающая битва войны близилась к концу, 19 января Патриарший Местоблюститель в Ульяновске возглавил крестный ход на Иордань. Он горячо молился о победе русского воинства, но не­ожиданная болезнь заставила его слечь в постель. В ночь на 2 февра­ля 1943 г. митрополит Сергий, как рассказывал его келейник, архимандрит Иоанн (Разумов), пересилив недуг, попросил помочь подняться с по­стели. Встав с трудом, он положил три поклона, благодаря Богу и затем сказал: «Господь воинств, сильных в брани, низложил восстаю­щих против нас. Да благословит Господь людей своих миром! Может быть, это начало будет счастливым концом». Утром радио передало сообщение о полном разгроме немецких войск под Сталинградом.[24]

Показательно для определения значительного роста религиозности рождение в военные годы легенд, объясняющих все крупнейшие по­беды советских войск: под Москвой, Курском, Сталинградом и дру­гие — помощью Небесных сил. Одна из них в современном изложении гласит: «Зимой 1941 г. …изрядно смутившийся Сталин вспомнил свое единственное незаконченное образование — Тбилисскую Духовную се­минарию… и призвал к себе в Кремль духовенство для молебна о да­ровании победы; тогда же …чудотворная Тихвинская икона Бого­матери из Тихвинской в Алексеевском церкви была на самолете обне­сена вокруг Москвы и Москву от врага спасли».[25] Но эта легенда, в отличие от некоторых других событий, практически не опирается на реальные события.

Гражданским подвигом стало поведение духовенства и мирян Ле­нинграда. В городе и его северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, находилось 10 действующих православных храмов, где несмотря на страшный голод ежедневно шли службы. Всего за время блокады от голода умерло около 20 православных священнослужителей. Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой Цер­кви, силой общего воодушевления. Религиозный фактор сыграл существенную роль в обороне города. Действовавшие весь период блокады храмы ак­тивно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил жителей «северной столицы».

Материальная помощь государству и советской армии в целом ста­ла одним из самых важных направлений патриотического служения духовенства и верующих в период войны. Уже с лета 1941 г. не только ленинградские, но и практически все православные приходы страны начали сбор денежных пожертвований и ценных предметов в фонд обо­роны, хотя всецерковный призыв «трудами и пожертвованиями содей­ствовать нашим доблестным защитникам» митрополит Сергий огла­сил 14 октября.[26] Особенно активно в первые месяцы проявило себя духовенство Горького и Харькова.

Протоиерей единственной церкви г. Горького А. Архангельский в апреле 1942 г. писал Патриарше­му Местоблюстителю: «Любовь к родине, защита ее целостности от врагов была заветом всех православных христиан. Поэтому верующие особенно горячо отнеслись к призыву о помощи на нужды фронта, на нужды и помощь раненым бойцам. Достаточно указать, что нами собрано пожертвований и передано в Фонд обороны свыше двух мил­лионов рублей. Верующие охотно несли по примеру своих предков не только деньги, облигации, но и лом серебра, меди и другие вещи, обувь, полотенца, полотно и пр. Было заготовлено и сдано немало валя­ной и кожаной обуви, шинелей, носков, перчаток, белья. Одной шерсти перевязали на носки более 4 пудов. Был организован особый сбор на подарки для бойцов в день годовщины Красной Армии, давший свыше 30 000 рублей. Подарки были разнесены по госпиталям для раненых, которые сердечно приняли такую внимательную о них заботу Выпуск денежной вещевой лотереи также встретил поддержку среди верую­щих. Церковный совет внес за билеты 35 000 руб. с переводом их непо­средственно в Фонд обороны для Красной Армии».[27] В Саратове за 1943 г. верующие собрали 2339 тыс. руб., а к 15 сентября 1944 г. еще 1350 тыс. руб., из них 600 тыс. на строительство 6 самолетов эскадри­льи имени Александра Невского.[28]

В конце 1944 г. каждая епархия прислала в Синод отчеты о своей патриотической деятельности по специальной форме. Выяснилось, что к этому времени общая сумма церковных взносов на нужды войны по предварительным неполным данным составила более 200 млн. рублей, в том числе по Горьковской области — 9234 тыс., Ставропольскому краю — 6130 тыс., Свердловской области — 4615 тыс., Красноярско­му краю — 4179 тыс. и т.д.[29]

Особую страницу составляет создание на церковные средства танковой колонны «Димитрий Донской». Не существовало почти ни одного даже сельского прихода на свободной от фашистов земле, не внесшего свой вклад в общенародное дело. В воспоминаниях о тех днях протоиерея церкви села Троицкого Днепропетровской области И. Ивлева говорится: «В церковной кассе денег не было, а их надо было достать… Я благословил двух 75-летних старушек на это великое дело. Пусть их имена будут известны людям: Ковригина Мария Максимовна и Горбенко Матрена Максимовна. И они пошли, пошли уже после того, каквесь народ уже внес свою посильную лепту через сельсовет. Пошли две Максимовны просить Христовым именем на защиту дорогой Родины от насильников. Обошли весь приход — деревни, хутора и поселки, отстоявшие в 5-20 километрах от села, и в результате — 10 тысяч рублей, сумма по нашим разоренным немецкими извергами местам значительная».[30]

Собирались средства на танковую колонну и на оккупированной территории. Примером тому — гражданский подвиг священника Фе­одора Пузанова из села Бродовичи-Заполье. На оккупированной Псков­щине для строительства колонны он сумел собрать среди верующих целую котомку золотых монет, серебра, церковной утвари и денег. Эти пожертвования на общую сумму около 500 тысяч рублей были переда­ны партизанами на Большую землю.[31]

40 танков «Т-34», которые составили общецерковную танковую колонну, были построены на заводе Челябинска. Их передача частям Красной Армии состоялась у деревни Горелки, что в пяти километрах северо-западнее Тулы, по месту расположения комплектующих воен­ных лагерей.

На торжественном митинге в день передачи колонны, 7 марта 1944 г., выступил митрополит Николай (Ярушевич). Он весь период войны был одним из основных организаторов и руководителей па­триотической деятельности духовенства Московской Патриархии. Уже летом 1941 г., будучи экзархом западных областей Украины и Белоруссии, Владыка был вынужден покинуть свою резиденцию в Луцке, и, переезжая с места на место в прифронтовой полосе, своими богослу­жениями и проповедями поддерживал дух местного населения. Патри­арший Местоблюститель одобрил эту инициативу и 15 июля 1941 г. назначил его митрополитом Киевским и Галицким, экзархом всея Украи­ны. Но 19 сентября Киев был оставлен советскими войсками и владыка Николай эвакуировался в Москву и в период пребывания митрополита Сергия в эвакуации в Ульяновске в октябре 1941 — августе 1943 гг. был управляющим Московской епархии.

Сохранилась обширная пере­писка того времени между митрополитами Николаем и Сергием. В ней, в частности, говорилось, что 25 патриарших храмов Москвы и приго­родов ко дню рождения советской армии — 23 февраля 1942 г. собрали 1159 тыс. рублей, а к 1 мая на подарки военнослужащим — 541 тыс. рублей.[32] Под руководством Владыки Николая московские приходы вне­сли также 2 млн. рублей на танковую колонну «Димитрий Донской», свыше 1 млн. — на эскадрилью «Александр Невский» и т. д. Сам ми­трополит неоднократно выступал с патриотическими воззваниями и обращениями, а 2 ноября 1942 г. был утвержден одним из 10 членов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследо­ванию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. В этом качестве он совершил десятки поездок по разрушенным в ходе боев районам.

С каждым годом войны сумма церковных взносов заметно росла. В 1943 г. саратовские православные клирики и миряне 131 тыс. рублей внесли на восстановление Сталинграда, а новосибирские — 110 тыс. на строительство сибирской эскадрильи «За Родину». Но особенное значение в заключительный период войны имел начатый в октябре 1944 г. сбор средств в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной Армии.

10 октября в своем письме к И. Сталину возглавлявший Русскую Цер­ковь  после смерти  митрополита Сергия  митрополит Ленинградский Алексий писал: «Эта забота со стороны всех верующих нашего Союза о детях и семьях наших родных воинов и защитников да облегчит великий их подвиг, а нас да соединит еще более тесными духовными узами с теми, кто не щадит и крови своей ради свободы и благоденствия нашей Родины».[33] Еще в мае 1944 г. митр. Алексий и его сестра А. Погожева передали свою дачу на станции Сиверская под дет­ский дом детей погибших солдат и офицеров.[34]

После освобождения части территории  СССР ее духовенство  и  миряне также  активно включались в патриотическую работу. Так, в Орле после изгнания фашистских войск было собрано 2 млн. рублей. «День освобождения Донбасса» — 10 сентября, в 1944 г. священники Ворошиловградской области ознаменовали сбором денежных средств — 202 тыс. рублей в фонд Красной Армии.[35]

Епископ Уманский Иосиф (Чернов) в апреле 1944 г. сразу же после вступления советских войск в город обратил­ся с воззванием к его жителям: «Поздравляем вас с освобождением от иноверцев — немецких оккупантов… мы призываем вас… помочь вашими   пожертвованиями  через  Церковь  или   банк  в  Фонд  обороны страны… Женщины и девушки!  Не пожалейте своих колец и серег, своих ценностей, шейных крестиков и других золотых и серебряных предметов, они пойдут на помощь вашим мужьям и братьям. Помогите стране! Боголюбивые старушки! Не пожалейте для ваших сыновей ничего, ваша лепта будет принята самим Господом… да вознаградит вас Господь здесь и в загробной жизни».[36]

В рапорте благочинного Черкасского района Киевской области протоиерея Е. Телишенко Патриарху говорилось, что сразу же после освобождения Черкасс 14 ноября 1943 г. он призвал к сбору пожертвований на оборону страны, и в результате к 1 июля 1945 г. было собрано 223 тыс. рублей и 39 тонн продуктов. Монахи Киево-Печерской Лавры за 1944 г., хотя из 30 тыс. рублей их ежемесячных доходов 25 тыс. выплачивалось в виде налогов, дополнительно внесли на оборону страны более 70 тыс. рублей[37] и т. д.

В советских документах можно встретить самые разные суммар­ные цифры патриотических взносов Русской Церкви в годы войны — от 50 млн. до 10 млрд. рублей.[38] Но если первая цифра явно заниже­на, то вторая представляется многократно завышенной. По подсчетам Московской Патриархии, к лету 1945 г. было собрано более 300 млн. рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Эту же ци­фру указывает в своем отчете в ЦК ВКП(б) от 27 августа 1946 г. Г.Г. Карпов.[39]

Реально общая сумма была больше как минимум на несколько десятков миллионов рублей, так как далеко не везде был органи­зован четкий учет взносов даже прихожан Патриаршей Церкви, не говоря уже об обновленцах, григорианах и иосифлянах. Естественно, не учитывались и суммы, вносимые верующими под влиянием призы­вов иерархов Церкви непосредственно в банки.

Трудно назвать все виды патриотической деятельности духовен­ства. К ним относятся и антифашистские послания к народам за­хваченных Германией стран, и постановление Архиерейского Собора 8 сентября 1943 г. «Осуждение изменников вере и отечеству», в кото­ром говорилось, что «всякий виновный в измене общецерковному делу и перешедший на сторону фашизма, как противник Креста Господня, да числится отлученным, а епископ или клирик — лишенным сана».[40]

В прифронтовой полосе при храмах существовали убежища для пре­старелых и детей, а также перевязочные пункты, особенно в период отступлений 1941-1942 гг., когда многие приходы взяли на себя по­печение об оставленных на произвол судьбы раненых. Участвовало духовенство и в рытье окопов, организации противовоздушной оборо­ны, мобилизуя людей, утешая потерявших родных и кров. В тылу, в сельских местностях, бывали случаи, когда священники после воскрес­ной литургии призывали верующих вместе с ними выйти на колхозные поля для выполнения тех или иных срочных работ.[41]

Особенно много священнослужителей трудилось в военных госпи­талях. Такие госпитали были устроены в значительной части мона­стырей и находились на полном содержании и обслуживании мона­шествующих. Так, например, сразу же после освобождения Киева в ноябре 1943 г. Покровский женский монастырь исключительно свои­ми силами организовал госпиталь, который обслуживали в качестве Медсестер и санитарок насельницы обители, а затем в нем разместился эвакогоспиталь, в котором сестры продолжали работать до 1946 г. Монастырь получил несколько письменных благодарностей от адми­нистрации за отличное обслуживание раненых, а настоятельница игу­менья Архелая была представлена к награждению орденом за патрио­тическую деятельность. Настоятельницу другого — Одесского Михай­ловского женского монастыря игуменью Анатолию (Букач) наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», так как она с сестрами оказала советской армии большую помощь медика­ментами, продуктами и одеждой.[42]

Слишком активную, по мнению властей, помощь духовенства гос­питалям они порой даже пытались ограничить. Так, 12 мая 1943 г. заместитель наркома государственной безопасности Б.З. Кобулов пи­сал секретарю ЦК ВКП(б) А.С. Щербакову: «По сообщению УНКВД по Тульской области, в г. Калуге местный епископ православной цер­кви Питирим обратился к командованию госпиталя № 2751/ФЭП № 1 с предложением принять шефство над госпиталем. Согласовав этот вопрос с …политотделом Западного фронта, командование госпиталя приняло предложение… В дальнейшем, осуществляя это шефство, цер­ковный совет собрал среди верующих 50 000 рублей, приобрел на них до 500 подарков, которые были розданы раненым… На те же средства церковники купили и передали госпиталю плакаты, лозунги, портреты руководителей партии и правительства, нанимали парикмахеров, баянистов и т. д. В апреле месяце силами церковного хора в госпи­тале дважды устраивались концерты с программой русских народных песен и песен советских композиторов. Получив эти сведения, НКГБ СССР приняты меры к недопущению впредь попыток со стороны цер­ковников входить в непосредственные сношения с командованием гос­питалей и ранеными под видом шефства».[43]

В Красноярске в годы войны в должности главного хирурга эва­когоспиталя трудился епископ Лука (Войно-Ясенецкий), известный ученый-медик, прошедший лагеря и ссылки. Благодаря его операциям большому числу раненых воинов были сохранены жизнь и здоровье. В кабинете, операционной владыки висели иконы, и каждую операцию он начинал с молитвы. Это вызвало недовольство Г.Г. Карпова, и 4 мая 1944 г. председатель Совета по делам Русской Православной Церкви попросил Патриарха Сергия принять соответствующие «меры воз­действия». И все же в 1945 г. за капитальный труд «Очерки гнойной хирургии» возведенному в сан архиепископа Луке была присуждена Сталинская премия I степени, большую часть которой он пожертво­вал на помощь сиротам.[44]

Всего за патриотическую деятельность почти 40 представителей духовенства были награждены медалями «За оборону Ленинграда» и «За оборону Москвы», более 50 удостоены медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», несколько десятков — медали «Пар­тизану Великой Отечественной войны». Личным примером духовенство Московского Патриархата призывало народ к мо­билизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Все это, наряду с другими факторами, не могло не оказать воздействие и на религиозную политику советского правительства.[45]

В настоящее время изучение Русская Православная Церковь много делает для патриотического воспитания населения России и изучение ее вклада в победу над нацистской Германией имеет в этом плане большое значение. Важную роль в этой связи имеет устройство храмов-памятников Великой Отечественной войны (в частности, Блокадного храма Успения Пресвятой Богородицы на Малой Охте в Санкт-Петербурге), музейных экспозиций, фильмов, радиопередач и т.п.

[1] Патриарх Сергий и его духовное наследство. М., 1947. С. 48; Русская Православная Цер­ковь 988-1988. Вып. 2. М., 1988. С. 50.

[2] Русская Православная Цер­ковь и Великая Отечественная война. Сборник церковных документов. М., 1943. С. 50.

[3] См.: Правда о религии в России. М., 1942. С. 87-92.

[4] Рар Г. (Ветров Л.) Плененная церковь. Очерк развития взаимоотноше­ний между церковью и властью в СССР. Франкфурт-на-Майне, 1954. С. 42.

[5] Журнал Московской Патриархии (ЖМП). 1943. № 1. С. 7.

[6] Правда о религии в России. С. 104.

[7] Русская Православная Цер­ковь и Великая Отечественная война. С. 50.

[8] Там же. С. 10.

[9] Там же. С. 12.

[10] Лисавцев Э.И.   Критика  буржуазной фальсификации  положения  религии СССР. М., 1971. С. 204.

[11] Кашеваров А.Н. Государство и церковь. Из истории взаимоотношений Советской власти и Русской православной церкви.  1917-1945 гг. СПб, 1995. С. 121; Левитин А.Э. Защита веры в СССР. Рукопись, привезенная из Советской России. С   предисловием архиепископа Иоанна Сан-Францисского. Париж, 1966. С. 56; Священники на фронте // Наука и религия. 1995. № 5. С. 4; Якунин В.Н. Свидетельствует спецхран // Наука и религия. 1995. № 5. С. 15.

[12] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, oп. 125, д. 407, л. 73.

[13] Там же.

[14] Якунин В.Н. «Велик Бог земли Рус­ской» // Военно-исторический журнал. 1995. № 1. С. 37; Васильева О. Ю. Русская Право­славная Церковь в 1927-43 годах // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 43.

[15] Якунин В.Н. Свидетельствует спецхран. С. 15; Саулкин В. Очистительное испытание // Радонеж. 1995. № 3. С. 5; Седов В. Пастырь добрый // ЖМП. 1990. № 5. С. 21.

[16] Советская Россия. 1990. 13 сентября.

[17] Тендряков В.Ф. Собрание сочинений. Т. 1. М., 1978. С. 224.

[18] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 6991, оп. 1, д. 10, л. 1.

[19] Там же, д. 9, л. 193.

[20] Якунин В.Н. Свидетельствует спецхран. С. 15.

[21] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 3, л. 45.

[22] Филадельф,  иеромонах.  Заступница усердная. М., 1994. С. 196.

[23] Саулкин В.  Указ. соч. С. 5.

[24] Там же.

[25] Паламарчук П. Сорок сороков. Т. 1. М., 1992. С. 16.

[26] Куроедов В.А. Религия и церковь в Советском государстве. М., 1981. С. 98.

[27] Крестный путь патриарха Сергия: документы, письма, свидетельства совре­менников (к 50-летию со дня кончины) / Публ. М. И. Одинцова // Отечественные архивы. 1994. № 2. С. 77-79.

[28] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 13, л. 12-13.

[29] Там же, д. 16, л. 2, 10-34; ЖМП. 1944. № 12. С. 11.

[30] ЖМП. 1944. № 7. С. 26.

[31] Московский церковный вестник. 1989. № 2. С. 6.

[32] Крестный путь патриарха Сергия. С. 48, 49, 69-73; Религиозные организации в СССР: накануне и в первые годы Великой Отечественной войны (1938-1943 гг.) / Публ. М. И. Одинцова // Отечественные архивы. 1995. № 2. С. 49-50, 59-60.

[33] ЖМП. 1944. № 10. С. 2.

[34] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 13, л. 19.

[35] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 13, л. 34; ЖМП. 1944. № 7. С. 39.

[36] Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны (1943-1945 гг.) / Публ. М.И. Одинцова // Отечественные архивы. 1995. № 3. С. 51-53.

[37] Там же. С. 67-68; ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 18, л. 50-58.

[38] РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 313, л. 3.

[39] Васильева О.Ю. Указ. соч. С. 42; РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 407, л. 72.

[40] ЖМП. 1943. № 1. С. 16.

[41] Pap Г. Указ. соч. С. 81.

[42] ГАРФ, ф. 6991, оп. 2, д. 530, л. 53; Тихие обители // Наука и религия. 1995. № 5. С. 9.

[43] РГАСПИ, ф. 17, оп. 125, д. 188, л. 13.

[44] ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 4, л. 25; ЖМП, 1946, № 3. С. 44; Поповский М. Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга. Париж, 1979. С. 330, 382-385.

[45] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 4, л. 1-3; Якунин В.Н. «Велик Бог земли Рус­ской». С. 37; Религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной вой­ны (1943-1945 гг.). С. 57-58

Доклад преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии М.В. Шкаровского на конференции «Православная Россия в условиях современных вызовов», прошедшей в Санкт-Петербурге 21 февраля 2015 года.