Храм святителя Иоасафа Белгородского в поселке Парголово является единственной церковью в Санкт-Петербурге и его пригородах, посвященной святому епископу Иоасафу. Храм был устроен в д. Михайловка, вблизи ст. Парголово Финляндской железной дороги, (ныне пос. Парголово) Санкт-Петербургского уезда, и имеет столетнюю историю, в которой было много ярких, как светлых, так и трагических страниц.
Сама деревня Михайловка, как и соседняя Ивановка, возникла в конце XIX века на земле графов Воронцовых-Дашковых по инициативе двух местных крестьян: отца и сына, которые получили разрешение владелицы имения на строительство домов вдоль дороги к Успенскому кладбищу. По именам своих основателей деревни и получили названия: вдоль дороги от станции Парголово на Успенское кладбище — Михайловка, а между железной дорогой и Выборгским шоссе — Ивановка.[1] Свято-Иоасафовский храм был построен в 1909-1912 гг. по дороге из Парголова на Успенское кладбище выходцем из крестьянского сословия Ярославской губернии благочестивым купцом и предпринимателем Константином Тимофеевичем Рыжовым. Он владел несколькими участками земли и магазинами в Парголово.[2]
Строительство храма завершилось в 1912 г. Церковь была возведена на приобретенном К.Т. Рыжовым участке земли и на его собственные средства. Об этом, в частности, говорится в отношении Петроградской Духовной консистории в Строительное отделение Петроградского губернского правления от 13 августа 1913 г. В акте об освидетельствовании, составленном гражданским инженером Строительного отделения Петроградского губернского правления от 27 ноября 1913 г. указано, что церковь святителя Иоасафа Белгородского расположена на участке земли мерой по улице 20 саженей, в 12 саженях от дороги (Церковная улица, дом № 5), общая площадь храма составляла 32 квадратных сажени.[3]
Церковь была деревянной, на каменном фундаменте, однокупольной, с пристроенной над северным входом деревянной колокольней с пятью колоколами. Здание храма имело два входа – с западной и северной стороны, шесть окон, три печи, было оштукатурено снаружи алебастром и цементом и покрашено белой краской, а сверху покрыто железом.[4]
Большой участок церковной земли был обнесен деревянной оградой с чугунными воротами, значительную часть участка занимал церковный сад. В 1916 г. на средства К.Т. Рыжова, который за год до этого стал старостой при храме, на противоположной стороне Церковной улицы (дом № 6) построили двухэтажный деревянный дом для причта, кроме того, были возведены деревянная сторожка и дровяной сарай. До января 1918 г. они являлись собственностью прихода.[5]Завершение строительства и начало богослужений в храме святителя Иоасафа Белгородского было связано с поразившим многих жителей Михайловки свидетельством прозорливости блаженного инока Владимира (Алексеева), насельника Важеозерской Никифоровской пустыни.[6]
Свято-Иоасафовская церковь была освящена в 1914 г. священномучеником епископом Гдовским (будущим Петроградским митрополитом) Вениамином (Казанским). С осени этого года в ней имелся белый атласный антиминс, который был «священнодействован» 30 ноября священномучеником епископом Вениамином. В 1916 г. была заведена инвентарная опись церковного имущества, и первая его проверка, состоявшаяся 7 августа того же года, показала, что все имущество хранится в целости.[7]
В первый год после постройки богослужения в храме свт. Иоасафа совершали члены причтов других парголовских храмов. Только осенью 1913 г. у него появился свой настоятель. С октября 1913 по июль 1915 гг. почти два года в Свято-Иоасафовской церкви служил священномученик, будущий архиепископ Курский и Обоянский, а тогда иеромонах Онуфрий (Гагалюк).[8]
После отъезда отца Онуфрия в июле 1915 г. из Петрограда в Свято-Иоасафовской церкви предположительно около двух лет служили члены причта храма Спаса Нерукотворного Образа на Шуваловском кладбище (ее настоятелем с 27 августа 1912 по 1920-е гг. был протоиерей Алексий Александрович Грацианов). Церковным старостой вплоть до начала 1920 г. оставался строитель храма святителя Иоасафа Белгородского Константин Тимофеевич Рыжов.[9] Однако спокойное развитие церковной жизни продолжалось недолго, надвигались революционные потрясения, гражданская война и смута.
В 1917 г. начался самый тяжелый период в истории Свято-Иоасафовской церкви, завершившийся ее закрытием в июле 1941 г. За полтора месяца до Октябрьской революции — 11 сентября 1917 г. священномученик митрополит Петроградский Вениамин назначил настоятелем храма свт. Иоасафа Белгородского священника (позднее протоиерея) Бориса Константиновича Николаевского. При нем с 1917 г. около двух лет существовало Михайловское братство святителя Иоасафа, занимавшееся просветительской и благотворительной деятельностью.[10]
27 мая 1918 г. приход посетил митрополит Петроградский и Гдовский Вениамин. В это время в храме святителя Иоасафа были пять священно- и церковнослужителей. Общий церковный доход за 1919 г. составил около 1500 рублей, из них священнику выплатили 400 рублей, псаломщику – 200 и церковному сторожу – 115, «при готовой квартире». Приходно-расходные книги о суммах свечной и церковной выручки «велись в целости»; в церковной библиотеке насчитывалось 759 томов. Общее количество прихожан в 1919 г. составляло 404 человека.[11]
Еще в 1918 г. были национализированы все имущество, капиталы и само здание Свято-Иоасафовской церкви, а 26 ноября того же года Парголовский волостной совет изъял метрические книги.[12] Чтобы спасти храм святителя Иоасафа Белгородского от закрытия и разграбления, верующие должны были образовывать так называемую «двадцатку» (приходской совет), с которой заключался договор на аренду инвентаря и помещений. Приходской совет в Михайловке был создан в 1920 г. Несмотря на сильное давление, община Свято-Иоасафовской церкви сохранила верность Патриарху Тихону и не уклонилась в обновленческий раскол, хотя ее отношения с советскими властями складывались непросто.
Несмотря на антицерковные акции советских властей, приходская жизнь Свято-Иоасафовской церкви в 1920-е гг. была довольно активной. При храме был организован хор, в котором пели и дети настоятеля. По воскресеньям читали акафист Божией Матери «Отрада и Утешение», после акафиста проводились беседы. Именно отсюда началась традиция духовных бесед, о которых так тепло вспоминали духовные чада протоиерея Бориса Николаевского по его послевоенному служению в Свято-Троицком храме в Лесном. Вместе с о. Борисом в состав причта храма во имя святителя Иоасафа Белгородского с 1915-1924 гг. входил еще один известный в Петроградской епархии пастырь – отец Симеон Рождественский, позднее служивший в храмах Ленинграда весь период блокады.
В числе духовных чад отца Бориса был известный духовный писатель Евгений Николаевич Погожев (литературный псевдоним Поселянин, 21.04.1870-13.02.1931), прославленный Русской Православной Церковью заграницей в 1981 г., как новомученик. Евгений Николаевич часто бывал в гостях у батюшки в Михайловке, был хорошо знаком с его семьей и, в частности, очень одобрял уроки, которые отец Борис давал своим детям.[13]
Отец Борис был также духовно связан с блаженным иноком Владимиром, который любил бывать в Парголово и молиться в храме святителя Иоасафа Белгородского.[14] Блаженный инок Владимир (Алексеев) родился в 1862 г. в г. Луга Санкт-Петербургской губернии в семье купца и в юношестве учился в Петербургской гимназии. Набожный мальчик часто приходил в Казанский собор, покупал крестики, иконки и все раздавал бедным вместе с продуктами. Он был прост по натуре и слыл за юродивого. В возрасте 20 лет, получив благословение св. отца Иоанна Кронштадтского юноша отправился в паломничество по России, обошел обители 36 губерний, побывал на Святой Горе Афон, в Салониках и на Святой Земле – в Иерусалиме. В возрасте около 40 лет Владимир с благословения святого отца Иоанна Кронштадтского поступил в небольшой отдаленный монастырь Олонецкой епархии – Никифоровскую Важеозерскую пустынь, где принял монашеский постриг с тем же именем. Инок Владимир подвизался в этой обители, неся подвиг юродства, до ее закрытия в марте 1919 г. После изгнания монахов блаженный старец жил в миру, в основном в Петрограде (Ленинграде), постоянно предаваясь подвигу духовного делания. Скончался он в северной столице 26 января / 8 февраля 1927 г. и был похоронен на Спасо-Преображенском кладбище в Невском районе города.[15]
В 1910-е – 1920-е гг. в Михайловке и Парголово проживало немало почитателей блаженного инока Владимира из числа прихожан Свято-Иоасафовской церкви. После кончины блаженного инока протоиерей Борис Николаевский и его жена до конца своих дней хранили память о нем. Сам настоятель Свято-Иоасафовской церкви также обладал многими духовными дарами.[16]
В храме святителя Иоасафа Белгородского в Михайловке пастырь прослужил 16 лет. В 1933 г. он вступил на тернистый путь исповедничества. Пастырь был арестован агентами Сестрорецкого отделения ОГПУ 8 октября 1933 г.[17]Протоиерей Борис Николаевский проходил по групповому делу религиозно-философского кружка «Духовных братьев», руководителем которого следователи ОГПУ считали преподавателя математики Б.А. Корженевского. Кружок возник в 1923 г. и состоял из 15-20 человек. Помимо занятий с членами религиозно-философского кружка, отец Борис проводил беседы нравственно-назидательного и религиозно-философского характера и с группой прихожан церкви святителя Иоасафа Белгородского.[18]
Этого оказалось достаточно, чтобы осудить пастыря. В постановлении о содержании протоиерея Бориса Николаевского в Доме предварительного заключения от ноября 1933 г. о пастыре говорилось так: «Является организатором двух антисоветских церковных группировок на периферии Ленинградской области и входит в состав околоцерковной группировки антисоветско настроенной интеллигенции во главе с Корженевским».[19] 23 декабря 1933 г. Тройка Полномочного представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе вынесла приговор по делу «Духовных братьев». Протоиерей Борис Николаевский и еще три обвиняемых были приговорены к высылке в Казахстан на три года.[20]
Вскоре после ареста отца Бориса – в середине октября 1933 г. настоятелем Свято-Иоасафовской церкви был назначен протоиерей Михаил Аристархович Соколов.[21] Хотя отец Михаил служил в храме святителя Иоасафа Белгородского лишь немногим более года, он оставил о себе очень добрую память у прихожан: часто говорил проповеди, несмотря на запреты властей, служил молебны по домам верующих и т.д. Он также навел порядок в церковном хозяйстве, отстранив за финансовые злоупотребления церковного старосту Антона Антоновича Борисика. В декабре 1934 г. протоиерей Михаил Соколов был переведен в Спасо-Парголовскую церковь и служил в ней до начала марта 1935 г.
В марте-апреле 1935 г. в Ленинграде произошло массовое выселение «чуждого населения» – так называемый «Кировский поток».[22] Отец Михаил Соколов оказался арестован 6 марта по обвинению в антисоветской агитации, несколько недель находился в Доме предварительного заключения на улице Войнова (Шпалерной), но по суду был оправдан. Одно время власти даже планировали оставить его в Ленинграде в ходе «чистки» духовенства,[23] однако протоиерей все-таки был вынужден уехать в г. Кузнецк Пензенской области (фактически в ссылку).
В феврале 1935 г. Ленинградский митрополит Алексий (Симанский, будущий Патриарх Московский и всея Руси) назначил настоятелем Свято-Иоасафовской церкви известного в северной столице пастыря архимандрита Антония (в миру Коробейникова Адриана Филипповича). Но участь храма преподобного Иоасафа Белгородского уже была предрешена. В январе 1935 г. Ленинградская областная комиссия по вопросам культов составила план ликвидации практически всех еще действовавших храмов северной столицы и пригородов в течение трех лет.[24] Попытка его осуществления как обычно сопровождалась кампанией репрессий. Наибольшего размаха они достигли в период так называемого «большого террора» 1937-1938 гг.
Отец Антоний имел много духовных детей и не только среди прихожан храмов Александро-Невской Лавры. Это не могло не вызывать раздражение у советских властей, что в тот период неизбежно означало репрессии. Архимандрит был арестован 25 февраля 1938 г. в Михайловке на своей квартире (ул. Ленина, д. 3) по обвинению в проведении контрреволюционной агитации и пропаганды против советской власти, распространении пораженческих и провокационных слухов, выступлении «с церковного амвона с проповедями контрреволюционного содержания» и членстве в контрреволюционной организации церковников. 10 марта 1938 г. Тройка Управления Наркомата внутренних дел по Ленинградской области приговорила его к высшей мере наказания с конфискацией личного имущества (которого у архимандрита почти не было). Расстреляли отца Антония через два дня – 12 марта в Ленинграде и похоронили на Левашовской пустоши (вблизи поселка Левашово). В 1989 г. следственное дело было признано полностью сфабрикованным, и 16 августа того же года архимандрит Антоний (Коробейников) был реабилитирован.[25]
В храме святителя Иоасафа Белгородского богослужения прекратились в феврале 1938 г., после ареста архимандрита Антония, так как митрополит Алексий из-за острой нехватки духовенства (подавляющее число священнослужителей епархии было репрессировано в период большого террора) не мог назначить нового настоятеля. Более трех лет храм простоял он под замком, причем в 1940 г. его изъяли из ведения приходского совета, обвинив членов последнего в бесхозяйственности.
При этом тут же началось уничтожение церковного имущества и святынь. Один из жителей поселка — Владимир Николаевич Смекалов позднее вспоминал: «В 1936 году [в действительности, вероятно, в 1940 г.] мимо нашего дома в Парголово, на Народной улице шли возы. Супостаты вывозили из храма иконы, чтобы сжечь в кострище во дворе бани: Батюшка мой, Николай Павлович Смекалов, служил в первую мировую войну в разведке и был довольно смелым человеком. Он последовал вместе с народом туда, где совершалось это зверство. Когда иконы полетели в костер, он, не убоявшись супостатов с наганами, перепрыгнул через забор, выхватил из огня большой холст — образ Николая Чудотворца — и благополучно вернулся с ним домой. Этот местами прожженный образ пережил с нами блокаду и хранился в нашем доме вплоть до 1998 года».[26]
Судьба храма святителя Иоасафа Белгородского была решена весной 1941 г. В это время Леноблисполком активизировал свои усилия по закрытию еще формально действовавших церквей области. В апреле общий отдел Леноблисполкома послал в Парголовский райисполком запрос о количестве незакрытых храмов в районе. В ответном отношении райисполкома от 25 мая сообщалось, что в районе имеются семь давно закрытых, три действующие и две бездействующие, но не закрытые, церкви – в Михайловке и Мурино, «вопрос об их ликвидации разрешается путем проведения собраний граждан, причем по д. Мурино проведено 6 собраний (присутствовало 269 человек), а в пос. Михайловка церковь изъята от двадцатки по решению нар[одного] суда за бесхозяйственное состояние; поселковому Совету поручено оформление закрытия».[27]
Стремясь показать себя «в лучшем свете» в глазах областного руководства, районные власти еще до своего ответа, — 19 апреля организовали собрание рабочих и служащих завода «Металлопродукт», на котором 155 собравшихся заслушали доклад тов. Лифшица: «…церковь в пос. Михайловка не функционирует с 1938 г., и вследствие этого здание находится в закрытом виде, от чего оно разрушается, и требует неотложного капитального ремонта согласно технических актов. Существующей двадцаткой ремонт не производился и срывался дважды, несмотря на неоднократные предписания. В настоящее время поступило заявление в Парголовский пос[елковый] совет от существующей двадцатки об отказе от существования ее в дальнейшем. Парголовский пос[елковый] совет, имея на своей территории двадцать тысяч населения, нуждается в данном помещении для организации культурных мероприятий. Учитывая имеющиеся обстоятельства, Исполком пос[елкового] совета считает, что в дальнейшем помещение церкви в таком состоянии оставаться не может». В итоге собрание постановило ходатайствовать перед Парголовским райсоветом и «вышестоящими организациями» о закрытии церкви и передаче ее здания для «соцкультурных нужд». При этом в протоколе собрания не отмечено, — сколько его участников голосовали за принятое решение.[28]
В первой половине июня были проведены еще два подобных собрания: работников совхоза имени Пригородного райисполкома (присутствовало 64 человека) и 12 июня — членов колхоза «Каменка» (присутствовало 97 человек), на котором выступил председатель Парголовского поселкового совета П.И. Андрианов. Следует отметить, что приходскому совету Свято-Иоасафовской церкви было указано произвести ремонт храма в 1940 г., но к этому времени уже два года не было богослужений, и не поступали пожертвования; таким образом, у «двадцатки» отсутствовали необходимые средства.[29] Кроме того, часть ее членов была арестована в период «большого террора», а к оставшимся власти активно применяли различные методы устрашения.
Не дожидаясь проведения всех намеченных собраний и вынесения решения поселковым советом, Парголовский райисполком 11 июня (протокол № 72) постановил закрыть Свято-Иоасафовскую церковь (вместе с Екатерининской церковью в д. Мурино) и просить областной исполком утвердить это решение.[30]
24 июня 1941 г., через два дня после начала Великой Отечественной войны и Парголовский поселковый совет принял запоздалое постановление (протокол № 7) — просить райисполком и вышестоящие организации закрыть церковь и передать ее для проведения социально-культурных мероприятий, «учитывая, что церковь в пос. Михайловка не функционирует с 1938 г., вследствие чего она находится в закрытом виде и приходит в негодность, разрушается. Произвести капитальный ремонт, который требовался еще в 1940 г., существующая двадцатка отказалась и сроки, указанные в технических актах, не выполнила. С течением времени здание все больше и больше разрушается. Кроме того, поступило заявление от существующей двадцатки об отказе в дальнейшем от ее существования. Общие собрания граждан прихода церкви пос. Михайловка поддерживают Исполком Парголовского пос[елкового] совета и просят вышестоящие организации о ходатайстве закрыть церковь в пос. Михайловка для использования данного помещения под социально-культурные нужды».[31] При этом три организованные по указке сверху собрания рабочих и колхозников беззастенчиво выдавались за «собрания граждан прихода».
24 июля 1941 г. на заседании исполнительного комитета Ленинградского областного совета решение Парголовского райисполкома «о ликвидации» Свято-Иоасафовской церкви было утверждено, ее здание передали под клуб.[32] Вероятно, это произошло по инерции – в русле довоенных безбожных акций, так как уже через несколько месяцев после начало Великой Отечественной войны закрытие церквей прекратилось, и даже постепенно начали открываться новые храмы.
После окончания войны церковь первоначально перестроили, — купол разобрали, а колокольню снесли. В здании храма устроили хозяйственные мастерские. В дальнейшем на церковной земле был построен завод, храм святителя Иоасафа Белгородского разрушили, а на сохранившемся фундаменте возвели новое двухэтажное кирпичное производственное здание. Двухэтажный деревянный дом причта (ул. Ленина, д. 6) снесли в 1979 г.[33] В Парголово в 1930-е — 1940-е годы были закрыты все храмы.
15/28 февраля 1991 г. в Санкт-Петербурге состоялось второе обретение мощей святителя Иоасафа Белгородского, в 1992 г. была создана община, добивавшаяся возрождения храма. Он был заново построен в конце 1990-х – начале 2000-х гг. вблизи исторического места.
Доклад 4 декабря 2015 г. на конференции «Анциферовские чтения» в Санкт-Петербурге
[1] Александрова Е.Л. Северные окрестности Петербурга. Историческое прошлое. СПб., 2008. С. 499.
[2] Там же. С. 499; Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Ф. 19. Оп. 113. Д. 4361. Л. 24об-25.
[3] Канцелярия Санкт-Петербургской епархии. Д. Церковь святителя Иоасафа Белгородского.
[4] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 7608. Оп. 12. Д. 43. Л. 25.
[5] Канцелярия Санкт-Петербургской епархии. Д. Церковь святителя Иоасафа Белгородского.
[6] Блаженный инок. Жизнеописание блаженного инока Владимира, Важеозерского чудотворца / Сост. Е.А. Селезнев. М., 2007. С. 36-37.
[7] ЦГА СПб. Ф. 7608. Оп. 12. Д. 43. Л. 4; ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 113. Д. 4361. Л. 21.
[8] Биографическая база данных новомучеников и исповедников Российских Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: http://pstgu.ru//news/martir/2010/06/01/21719; Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные иерархи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 5. Эрланген, 1987. С. 278.
[9] ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 113. Д. 4361. Л. 24об-25, 32-33.
[10] Канцелярия Санкт-Петербургской епархии. Д. Церковь святителя Иоасафа Белгородского.
[11] ЦГИА СПб. Ф. 19. Оп. 113. Д. 4361. Л. 20-21об, 28.
[12] Там же. Л. 21.
[13] Санкт-Петербургский мартиролог. СПб., 2003. С. 194.
[14] Блаженный инок. С. 49, 70-71.
[15] Там же. С. 169.
[16] Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 2. Оп. 3. Д. 7. Самсонова Е.С. Воспоминания: отцы Б.К. Николаевский и М.А. Соколов. СПб, 2001. Рукопись. С. 2-3.
[17]Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Ф. архивно-следственных дел. Д. П-82900. Л. 20-21.
[18] Там же. Л. 28-32.
[19] Там же. Л. 39.
[20] Там же. Л. 235-236.
[21] Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 1. Оп. 3 (2). Д. 300. Л. 1-2.
[22] ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 112. Л. 2-34, Оп. 2. Д. 54. Л. 7.
[23] Там же. Д. 112. Л. 31-32.
[24] Там же. Д. 112.
[25] Там же. Л. 17-19.
[26] Смекалов В. Из огня // Правило веры. № 9. 2001. 29 марта.
[27] ЦГА СПб. Ф. 7179. Оп. 11. Д. 849. Л. 112-113.
[28] Там же. Л. 120-127.
[29] Там же. Л. 114-116, 117-119.
[30] Там же. Л. 112.
[31] Там же. Л. 113.
[32] Там же. Л. 128; Оп. 10. Д. 1890. Л. 43; Д. 1905. Л. 193.
[33] Канцелярия Санкт-Петербургской епархии. Д. Церковь святителя Иоасафа Белгородского.
