Иосиф Бродский Анне Ахматовой
Сегодня Церковь празднует праздник Сретения, праздник Встречи. Так бывает, что среди мирских забот и суеты, среди вереницы однообразных дней, вдруг встретив нового человека, мы как глоток свежего воздуха чувствуем обновление нашей жизни. Радость от такой встречи навсегда запечатлевается в наших сердцах. Встреча с дорогим сердцу человеком – всегда радость, и сегодняшний праздник Сретения предстает перед нами как бы эссенцией новой, чистой и глубокой радости встречи с Самым главным в жизни.
Сегодняшний праздник посвящен воспоминанию о событии, описанном в Евангелии от Луки. Через сорок дней после рождества Иисуса Христа в Вифлееме, согласно обычаю, Он был принесен в Иерусалим, «чтобы представить пред Господа, как предписано в законе Господнем». В Иерусалиме был человек именем Симеон, «Он был праведный и благочестивый… и Дух Святой был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа. И пришел он по вдохновению в храм. И когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал:
«Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет ко откровению язычников и славу народа Твоего Израиля».
«Иосиф же и Матерь Его удивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: вот лежит этот на падение и на восстание многих и в предмет пререканий. Тебе же самой орудие пройдет душу, да откроются помышления многих сердец…».
Читая эти строки, как будто видишь священное величие древнего Храма, мягкий свет теплого утреннего солнца, проникающий сквозь своды, и старца с младенцем на руках. Как глубоки и в то же время удивительны слова старца, сказанные тогда. Но зная все, что произошло далее в жизни этого чистого младенца, вслушиваясь в эти слова, начинаешь постигать их глубину и их отношение к нам, к нашей жизни и нашей вере.
Что может быть радостней долгожданной встречи с любимым человеком? Насколько же велика была радость Симеона, более трехсот лет ожидавшего и, наконец, встретившего своего Господа и Спасителя! Здесь Ветхая скорбь встречается с Новой радостью, счастьем перед неизведанным, но светлым будущим. Древнее знание уступает место обновленной жизни.
В нашей жизни постоянно происходят десятки новых встреч. Но та самая главная встреча с Богом, в которой суть сегодняшнего праздника, как произошла один раз в истории, так и с каждым из нас происходит лишь однажды, но остается в нашем сердце и душе навечно.
Всмотримся сегодня в иконописный образ прекрасного старца Симеона. Он сейчас нам нужен для того, чтобы не забывать о том, что «те, кто ищут Царствия Божия и правды Его не умрут без того, чтобы не узреть очами веры своего Господа и Спасителя» (Ин 8:56; 14:21).
«Ныне отпускаешь раба твоего Владыка», я держал в своих руках, видел и обнимал Того, Кто, «зрак раба приим», Сам содержит все. Святой старец, исполнивший древнее повеление Ангела об ожидании Мессии, уставший от пыльного зноя и шума этого мира, теперь идет спокойно умирать, как бы показывая всему грядущему человечеству пример, как нужно прожить жизнь и как должно уходить в мир иной. Но скорее он шел не умирать, а возрождать, ведь он первый, кто нес проповедь о пришедшей Новой эре, Новой жизни, о Свете туда, где дотоле луч света не рассекал кромешную тьму. Он нес с собой образ Младенца, и этот образ стал первым лучом света, все ярче и ярче светящим и просвещающим тропу спасения для всех нас.
Значимость, глубину эту радость и обновление Встречи прочувствовал знаменитый поэт Иосиф Бродский. В этом произведении он открывается нам как чуткий богослов, выразивший глубину своего понимания совершенного Господом Иисусом Христом дела спасения человечества в своем замечательном стихотворении:
Иосиф Бродский
Анне Ахматовой
Когда Она в церковь впервые внесла Дитя, находились внутри из числа людей, находившихся там постоянно, Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял Младенца из рук Марии; и три человека вокруг Младенца стояли, как зыбкая рама, в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес. От взглядов людей и от взора небес вершины скрывали, сумев распластаться, в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом свет падал Младенцу; но Он ни о чем не ведал еще и посапывал сонно, покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему о том, что увидит он смертную тьму не прежде, чем Сына увидит Господня. Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня, Ты с миром, Господь, отпускаешь меня, затем что глаза мои видели это Дитя: он — твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен, и слава Израиля в нем». — Симеон умолкнул. Их всех тишина обступила. Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя над их головами, слегка шелестя под сводами храма, как некая птица, что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина не менее странной, чем речь. Смущена, Мария молчала. «Слова-то какие…» И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В Лежащем сейчас на раменах твоих паденье одних, возвышенье других, предмет пререканий и повод к раздорам. И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть Его будет, Твоя душа будет ранена. Рана сия даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шагал по застывшему храму пустому к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась.
Что может быть радостней долгожданной встречи с любимым человеком? Насколько же велика была радость Симеона, более трехсот лет ожидавшего и, наконец, встретившего своего Господа и Спасителя!
