С возобновлением церковной жизни на территории Александро-Невской лавры после окончания Великой Отечественной войны было тесно связано возрождение в городе св. апостола Петра духовного образования. Заслуга воссоздания на берегах Невы богословской школы принадлежит митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию (Чукову) – бывшему ректору Петроградского Богословского института. В его лице устанавливалась преемственность новой Духовной школы со старой, уничтоженной властью в 1920-е гг.

Уже во время войны руководство Русской Православной Церкви поставило в качестве первоочередной задачу подготовки пастырских кадров для восстановления церковных общин. Как наиболее опытному богослову-педагогу, в сентябре 1943 г. Патриарх Сергий, через несколько дней после своей интронизации, поручил архиеп. Григорию разработать проект организации Духовных учебных заведений среднего и высшего типа. 1 октября того же года Владыка представил такой проект, получивший одобрение Патриарха и Синода. В соответствии с проектом, предлагалось организовать сеть Богословско-пастырских курсов в епархиях и Богословский институт в Москве. Институт был открыт 14 июня 1944 г., месяц спустя после кончины Патриарха Сергия.

Под названиями средняя (курсы) и высшая (институт) Духовные школы просуществовали два года. Трудности состояли в том, что в послевоенное время по сравнению с дореволюционным и даже послереволюционным сильно изменился контингент учащихся, которые теперь, в большинстве случаев, не имели начального религиозного воспитания с детства. Тем не менее, была найдена оптимальная форма системы богословского образования, получившая затем укоренение и в основных чертах сохранившаяся по настоящее время, в виде двухступенчатой школы — средней и высшей, с 1946 г. получившей название: первая — Духовной семинарии, вторая — Духовной академии с четырехлетним обучением в каждой. Первые два класса семинарии стали пропедевтическими, дающими знание основ вероучения и знакомящими со Священной историей и церковным уставом, способствующими воцерковлению питомцев. Следующие два богословских класса давали уже подготовку, необходимую для пастырской деятельности. В задачу Академии должно было входить совершенствование знаний, полученных в семинарии. В программу Академии, кроме дисциплин богословского, церковно-исторического и практического цикла, древних и новых языков, включалось также преподавание истории религий, русской религиозной мысли, логики, психологии, философии с метафизикой и христианской педагогики. «Таким образом, замысел следует признать высоким: мыслилось возрождение богословской науки и русской богословской традиции».[1] К сожалению, в полном объеме он оказался неосуществленным: помешали противодействие властей, неподготовленность студентов и преподавателей (после репрессий 1930-х гг. в живых остались лишь шесть наставников дореволюционных Духовных академий).

Заняв в январе 1945 г. Ленинградскую кафедру, владыка Григорий сразу же начал прилагать усилия к практическому осуществлению этого замысла. 15 марта председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпов представил на утверждение И. Сталина подготовленные митр. Григорием предложения об открытии в стране девяти Богословско-пастырских курсов, в том числе в Ленинграде. Через несколько дней разрешение было получено.[2]

В письме Карпова Ленинградскому уполномоченному от 26 марта 1945 г. сообщалось, что Совнарком СССР разрешил организацию Богословско-пастырских курсов. Вскоре было найдено подходящее здание – бывшей Духовной семинарии (наб. Обводного канала, д. 19), и, хотя районные власти противились этому, Ленгорисполком 31 июля передал его епархии.[3] Здание сильно пострадало от артиллерийских обстрелов в период блокады, в том числе домовая церковь св. апостола Иоанна Богослова. Требовались значительные средства на проведение ремонтно-восстановительных работ, но и эта проблема вскоре была решена.

За летние месяцы верующие собрали необходимую сумму – городские церкви выделили 325 тыс. рублей, а все остальные благочиннические округа окормляемых митр. Григорием епархий еще 150 тыс., и 13 сентября ремонтные работы начались.[4] Общее руководство подготовкой к организации курсов принадлежало владыке, а «взять ближайшую заботу» об этом он 15 мая поручил благочинному Городского округа прот. Николаю Ломакину, который и стал затем заведующим. Но с формированием преподавательского состава возникли сложности. В результате резко негативных отзывов об их политической благонадежности управляющего делами епархии протоиерея П. Тарасова не были зарегистрированы властями два кандидата, намеченные владыкой. Так, о С.А. Купресове Тарасов написал Ленинградскому уполномоченному: «В 1944 г. Купресов встретился в Ленинграде с арх. Григорием (Чуковым), между ними завязалось зна­комство, и результат – арх. Григорий выдвигает его как ректора курсов. Среди духовенства г. Ленинграда, которое знает Купресова, последний имеет ореол как противник Советской власти, как человек реакционно мыслящий». Аналогичный отзыв был написан и о протоиерее А. Кибардине, в прошлом одном из активных иосифлянских деятелей.[5] В итоге преподавателями стали: заведующий прот. Н. Ломакин, помощник заведующего прот. С. Румянцев, кандидат богословия свящ. В. Ра­евский, прот. П. Фруктовский, Н. Успенский и секретарь Совета курсов А. Шишкин.

12 июня было объявлено об открытии приема слушателей на двух­летние Богословско-пастырские курсы лиц старше 18 лет, со средним образованием, по рекомендациям от приходских священников. По указанию владыки от 23 июля это объявление разослали через благочинных всем настоятелям приходов Ленинградской, Новгородской, Псковской и Олонецкой епархий для неоднократного прочтения с церковной кафедры. 22 ноября 1945 г. состоялось торжественное открытие курсов, которое вылилось в празд­ник верующих ленинградцев. В приветственном письме митрополита Григория говорилось: «Ленинградская епархия радостно празднует сегодня открытие среднего духовного учебного заведения для подготовки бо­гословски просвещенных, духовно настроенных, православно убеж­денных, горящих любовию к Святой Церкви и верностью к родине».[6]

На курсы были приняты 24 человека из 35 подавших прошение о приеме (им предоставили отсрочку службы в армии). Согласно донесению секретного осведомителя властей, «эти 24 ученика представляли собой совершенно особые кадры. Сюда пошли люди, выкристаллизовавшиеся при приходах как преданные церковники, по большей части немолодые… «Отцы» – старшие, оказались старорежимно настроенными фанатиками, мечтавшими к тому же скорее попасть на приходы».[7] Таким образом, это были люди глубоко преданные Церкви, сохранившие верность ей в пору самых тяжелых гонений.

Встав во главе восстановления духовно-учебного дела в Московской Патриархии на посту председателя образованного 4 апреля 1946 г. Учебного комитета при Священном Синоде, владыка Григорий немедленно приступил к возрождению высшей богословской школы в городе на Неве. Решение об организации Ленинградской Духовной Академии и преобразовании Богословско-пастырских курсов в семинарию было принято Священным Синодом 1 июля 1946 г. На первый курс Академии из 19 подавших заявление о приеме были приняты 16, а в семинарию из 61 абитуриента – 36, кроме того, 22 человека после года обучения на Богословско-пастырских курсах зачислили сразу на третий курс семинарии (общежитие в то время вмещало только 25 человек). Характерно, что из принятых на первый курс учащихся около половины составляли недавние участники боевых действий – офицеры и солдаты. Датой открытия Академии считается 1 сентября 1946 г., когда согласно резолюции Патриарха на представлении Учебного комитета, ректор семинарии одновременно был назначен и ректором Академии. 4 сентября произошло первое – организационное  — собрание администрации и педагогического персонала Духовных школ.

Торжественный акт открытия ленинградских Духовных школ состоялся 14 октября 1946 г. в присутствии Патриарха Алексия после Божественной литургии в академическом храме. Митрополит Григорий был глубоко убежден, что получение богословского образования должно находиться в неразрывном сочетании с воспитанием в духе православной церков­ности. В своей речи на открытии Академии он говорил: «Образовательная задача новой духовной школы должна сливаться и перерастать в задачу воспитания будущих пастырей Церкви, когда воспринимаемые в преподавании богословских наук православные истины превращались бы в принципы жизни, содей­ствовали бы развитию нравственных качеств и вместе со всем строем жизни школы, богослужений, взаимоотношений и пр. создавали убеж­денных и твердых носителей святой православной веры, ревностных сеятелей добра и правды, верных и честных граждан своей великой Родины». [8]

Осенью 1946 г. после проведения ремонтно-восстановительных работ в здании Академии была освящена домовая церковь св. апостола и евагелиста Иоанна Богослова. Ее возродили на прежнем месте, в помещении бывшего здесь до революции семинарского храма, закрытого еще в 1918 г. Прежние святыни этого храма не сохранились, поэтому иконостас (изготовленный в спешном порядке из фанеры) и иконы были новые. В частности, в Иоанно-Богословскую церковь передали чудотворный образ «Знамение» Божией Матери, до 1943 г. пребывавший в Знаменской церкви г. Пушкина (Царского Села), затем вывезенный оккупантами в Прибалтику и в 1945 г. возвращенный в Ленинградскую епархию.

Следует отметить, что Духовным школам было возвращено далеко не все бывшее здание Духовной семинарии – 7575 кв. м из примерно 10 тыс. – разрушенное правое крыло здания, центральная часть и уцелевшая половина четвертого этажа в левом крыле. Для приведения этих руин в нормальное состояние требовались огромные восстановительные работы, которыми занимался специально созданный «Строительный комитет по восстановлению здания бывшей Духовной семинарии». Его председателем являлся ректор Духовных школ (сначала прот. Иоанн Богоявленский, а затем епископ Симеон), а членами – секретарь митрополита прот. Евгений Лукин, инспектор Духовных школ (сначала проф.-прот. Александр Осипов, потом проф. Л.Н. Парийский), прот. Василий Павлов и епархиальный архитектор (сначала А.П. Удаленков, затем А.М. Казанский).

Большая часть средств епархии в течение четырех лет направлялась на восстановление зданий академии и семинарии и их содержание (стоимость ремонта за 4 года, начиная с 1945 составила 3296 296 руб., а содержание за три года с 1946 обошлось в 4780 195 руб.). К 1956 г. восстановительные работы были завершены, всего за 1946-1955 гг. на них оказалось затрачено 5867 тыс. рублей. За это время были восстановлены от цокольного этажа разрушенные авиабомбой стены в правом крыле здания, а также флигель во дворе, заменены межэтажные перекрытия, заново перекрыта кровля на всем здании, подключено центральное отопление, осушены подвалы, оштукатурены все фасады, восстановлена канализация во дворах, озеленен передний двор, вымощена булыжником проезжая часть близлежащей дороги и заасфальтированы тротуары. При этом Духовным школам приходилось вносить высокую и к тому же постоянно растущую арендную плату. Так, в 1954 г. она составила 189 375 рублей, а в 1955 г. – 196 203 рубля.[9]

В первый год своего существования Духовные школы в Ленинграде насчитывали 74 учащихся (28 человек на первом курсе семинарии, 30 человек на третьем и 16 человек на первом курсе академии), а корпорация состояла из 10 человек (3 профессора, 5 доцентов и 2 преподавателя). В дальнейшем число учащихся увеличивалось, росла и корпорация. В 1948 г. владыка Григорий попросил Патриарха разрешить открыть в Ленинградской академии, по примеру Московской, параллельный первый класс для восполнения естественного отсева учащихся и принять уже 60 человек на первый курс семинарии. К началу 1948 г. число преподавателей было увеличено до 15 человек, а обучались в Ленинградских академии и семинарии воспитанники 30 епархий, в том числе из Ленинградской 47, Новгородской 6, Псковской 13, Латвийской 16, Эстонской 16, Московской 4, Белорусской, Калининской и Краснодарской по 3, Костромской, Кемеровской и Тарнопольской по 2 и Ярославской, Тамбовской, Орловской, Саратовской, Челябинской, Чкаловской, Крымской, Львовской, Мордовской, Одесской, Вологодской, Фрунзенской, Полтавской, Мурманской, Рязанской, Кировоградской, Грузии и Чехословакии — по 1 человеку. Первым ректором был утвержден выпускник Петроградской духовной академии опытный пастырь и видный деятель духовного просвещения магистр богословия прот. Иоанн Яковлевич Богоявленский (22 июня 1947 г. состоялась его хиротония во епископа Таллинского и Эстонского). Среди профессоров были три бывших наставника Петроградской духовной академии: проф.-прот. доктор богословия Василий Верюжский, проф. А.И. Сагарда и проф. В.В.Четыркин, а также выпускник Высших Богословских курсов 1927 г. проф. Н.Д. Успенский.[10]

Со временем оба руководящих поста в Ленинградских духовных школах заняли церковные деятели, осужденные вместе с владыкой Григорием в 1922 г. на «процессе митрополита Вениамина». В апреле 1948 г. их ректором стал епископ Симеон, до пострижения — про­тоиерей Сергий Бычков, бывший в свое время членом правления «Общества православных приходов Петрограда и его гу­бернии». На посту инспектора в 1950-1967 гг. находился Л.Н. Парийский, слу­живший в канцелярии митр. Вениами­на помощником секретаря. Секретный осведомитель доносил в 1951 г. о том, что в Ленинграде находится немало лю­дей из бывшего Богословского института и из числа почитателей митр. Вениамина: «Первые концентрируются ныне вокруг Мит­рополита Григория, а вторые, главным обра­зом, вокруг Академического храма». Подоб­ных доносов было, очевидно, немало: митро­полит Григорий не скрывал своих убеждений и не сторонился старых друзей ради собствен­ной безопасности.

Примером привлечения владыкой к преподаванию в Духовных школах лучших богословских сил, несмотря на противодействие властей, является судьба Сергея Александровича Купресова, выпускника Духовной и Педагогической академий, преподававшего в 1912-1918 гг. в Петроградской духовной семинарии и входившего в 1918-1919 гг. в Епархиальный Миссионерский совет. В 1942-1944 гг. он преподавал литературу в Военно-морском училище, но в 1946 г. митр. Григорий смог добиться зачисления Купресова доцентом Духовной академии, а после защиты магистерской диссертации Сергей Александрович с 12 февраля 1951 г. до ухода на пенсию в 1960 г. был профессором Ленинградских духовных школ.

Приглашенный митр. Григорием в августе 1946 г. из Таллина в Ленинград инспектором и профессором кафедр Священного Писания Ветхого Завета и истории религии прот. А. Осипов (магистр богословия и бывший докторант Тартуского университета) позднее вспоминал: «Удивительно проходил в Академ[ии] первый год существования Дух[овных] школ. За год до этого, в 1945 г., были организованы Ленинград­ские богословско-пастырские курсы. Занятия у них начались в б[ывшем1 здании Дух[овной1 Семин[арии|. Левое крыло здания принадлежа­ло какому-то заводскому общежитию. Правое кр[ыло] было разрушено 500 кл[г]р. бомбами. Разрушен был очень сильно и внутр[енний] флигелек. Собственно курсы получили первона­чально вестибюль, величественную лестницу до 4-го эт[ажа], актовый зал на 300 персон и на 4-ом этаже серию сан[итарных] установок и 5-6 комнат для библиотеки, канцелярии, классов и квартиры заведующего курсами.

За лето, которое прошло после 1-го уч. года, неск. раз обсуждался вопрос о восстановит[ельных] работах и в нижнем эт[аже]. Удалось отремонтировать квартиру для ректора Академии… Преподавательский состав подобрался, в основном, из знакомых митроп. Григория, кандидатов наук старой Академии. Тут были очень высокого полета люди. Взять, например, Вас. Вас. Четыркина, автора од­ной из лучших в России книг об Апокалипсисе… В Академии в теч[ение] 3-х лет работали сте­нографистки, чтоб дать учащимся возможность учиться и стенограмме. Д[ля] семинар[истов] пе­ределывались и сокращались старые курсы. Не­многие, в т. ч. и я, писали собств. курсы. На первом годовом акте ЛДАиС мне пришлось выступить с актовой речью о вел[иком] князе Ал. Невском — о по­следнем периоде его жизни. На акте было много видных гостей, в т. ч. епископ Адам из Америки, глава тамошних русинов».[11]

Число учащихся Духовных школ росло очень быстро. В августе 1947 г. из 78 абитуриентов, сдававших приемные экзамены в академию и семинарию было зачислено 52, а в 1948 г. из 106 – 67 человек. Общее же число учащихся осенью 1948 г. составило 129 человек, при этом весной уже состоялся первый выпуск 20 человек, завершивших учебу в семинарии. Одним из тех, кто начал учебу в Ленинградской духовной семинарии с самого ее открытия был известный петербургский протоиерей Василий Ермаков. В своих воспоминаниях он так описывал поступление и учебу в ней: «Летом 1946 г. я ждал вызова, а его нет и нет. Вот уже и август. И неожиданно получаю телеграмму из Петербурга от моего друга Алексия Ридигера [Святейшего Патриарха Алексия II] Текст короткий: «Вася, приезжай в семинарию». И, оставив родных, я ринулся в неизвестное будущее… Я опоздал на приемные экзамены. И все же меня приняли. А в октябре всех семинаристов, кто был в оккупации, вызывали в Большой дом. Питерский дух не очень ласков. Учились мы в полуразрушенном здании… Холод, карточная система, но годы эти были освящены надеждой и верой. Наставники были очень заботливы».[12]

Вызов в октябре 1946 г. на допрос в НКВД чуть было не закончился отчислением В. Ермакова, так как в возрасте 14-17 лет он находился на оккупированной немцами территории. «Дали волчий билет, чтобы в течение суток я уехал, покинул свою родную семинарию», — вспоминал батюшка. С большим трудом, с помощью руководства духовных школ ему удалось остаться в городе на Неве. Но как писал о. Василий: «Еще долго меня царапали, пытаясь обвинить в предательстве, назвать врагом народа».[13]

«В Семинарии я проучился три года и окончил ее в 1949 г., а затем еще четыре года учился в Духовной Академии. Что я мог вынести из этой духовной школы за семь лет? Нам привили любовь к Храму. Я и прежде был верующим, потому и пошел по этой стезе, но мою веру углубили знаниями духовных богатств, которые накопила Православная Цер­ковь за свою многовековую историю; мы также изучали языки, учились пению, умению проповедовать и т.д. И чтобы с Богом на «ты» не разговаривали, а коль Господь призвал нас служить Ему и людям, то мы должны с верой и старанием отдать себя этому духовному поприщу. Бог поругаем не бывает и Его пути неисповедимы, – вспоминал отец Василий, – в мой академичес­кий период – четырехлетие – я укрепился в своём намерении стать священником. Но я искал: каким я должен быть? Это было нелегко».[14] В Духовной академии о. В. Ермаков в 1953 г. защитил кандидатскую диссертацию «О роли русского духовенства в освободительной борьбе нашего народа в начале XVIII века против польских захватчиков», за которую его дважды резко критиковали в советской печати.

Через год после о. Василия в Ленинградскую духовную семинарию сразу на третий курс поступил будущий Патриарх Алексий II. Окончив в 1949 г. семинарию, он затем поступил в Духовную академию, завершив там свое богословское образование в 1953 г. Об этом периоде жизни Святейший вспоминал так: «Здание семинарии еще носило следы прямого попадания авиабомбы. Наставникам и студентам, пережившим ужасы войны, репрессии, но сохранившим святую православную веру, был присущ духовный подъем, который давал силы переносить трудности. Ощущение сопричастности подлинному чуду возрождения церковной жизни сопровождало нас все годы учебы. С глубокой благодарностью вспоминаю наших наставников, иным из которых, например, профессору протоиерею Василию Верюжскому, довелось к тому времени засвидетельствовать свою верность Церкви подвигом исповедничества. Мне вспоминается замечательная плеяда профессоров старой Санкт-Петербургской Академии, которые с необыкновенным энтузиазмом восприняли факт возрождения духовных школ, – некоторые из них буквально «спели» свою «лебединую песнь». Они передавали нам свои знания, свой огромный жизненный опыт, и, вместе с тем, являли пример глубокой веры и православной церковности… Особое значение для духовного становления возрождавшихся бого­словских школ имела личность замечательного церковного иерарха приснопамятного митрополита Григория. Получив фундаментальное бо­гословское образование в Санкт-Петербургской Духовной Академии в конце XIX века и употребив поистине подвижнические усилия для сохранения на руинах своей родной Алма матер богословского образо­вания еще в двадцатые годы, митрополит Григорий в 1946 г., вопреки невероятным трудностям, сумел возродить некогда сформировавшую его как богослова и пастыря Духовную школу. Для всех нас, учив­шихся тогда в Духовных Академии и Семинарии, владыка митрополит Григорий являлся не только мудрым правящим архиереем, но и забот­ливым архипастырем. С благодарностью вспоминаю беседы приснопа­мятного Митрополита со мной, молодым студентом Академии, перед рукоположением в священный сан. На всю жизнь я сохранил в своем сердце светлую память о дне хиротессии во чтеца, совершенной над вос­питанниками нашего семинарского курса владыкой митрополитом Григорием 9 октября 1949 г. Проникновенные слова митрополита Григория о том, что «образовательная задача новой духовной школы должна сливаться и перерастать в задачу воспитания будущих пастырей Церкви», глубоко отозвались в наших сердцах и определили жизненный путь каждого из нас как путь служения Церкви Христовой. Я не знаю ни одного из выпускников моего семинарского и акаде­мического курсов, кто бы не служил нашей Матери-Церкви именно в качестве священнослужителя».[15]

Случаи репрессий учащихся Духовных школ в конце 1940-х – начале 1950-х гг. были не таким уж редким явлением. Первый арест семинариста произошел уже в 1947 г., еще один был в 1950 г. и т.д. Учащихся изгоняли не только за пребывание в годы войны на оккупированной территории, но и по другим «политическим» причинам. Так, 1 апреля 1952 г. под давлением уполномоченного был исключен с 1 курса академии Михаил Егоровский за религиозное влияние на несовершеннолетнего ученика средней школы К. Логачева. Кроме того, двум учащимся семинарии был объявлен строгий выговор за то, что они дали Логачеву книги религиозного содержания.[16]

Власти принимали меры и для того, чтобы ограничить посещения верующим богослужений в академическом храме. Со временем они приобрели большую популярность, особенно среди молодежи. 12 марта 1948 г. Ленинградский уполномоченный А.И. Кушнарев, используя в качестве аргумента два факта повреждения здания (и травмы 32 человек во время Пасхального богослужения 1947 г.), написал митрополиту Григорию о необходимости прекратить допуск верующих «со стороны» в храм: «В здании Ленинградской Духовной Академии и Семинарии (Обводный канал, 19) разрешено открытие домовой церкви. Администрация Духовных учебных заведений эту домовую церковь превратила в приходскую с обслуживанием большого количества верующих. Несмотря на неоднократные предупреждения о недопустимости большого скопления молящихся в академической церкви, администрация учебных заведений эти указания не выполняет и по-прежнему использует ее как приходскую церковь. Невыполнение указанных мероприятий повлекло за собой в 1947 г. обвал лестничной клетки с серьезными телесными повреждениями большой группы молящихся, и 10-го марта с.г. произошел обвал штукатурки во вновь ремонтируемой комнате (ниже храма). В целях недопущения повторных аварий прошу Вас дать соответствующие указания администрации Ленинградской Духовной Академии и Семинарии».

Однако владыка 16 марта, сообщив уполномоченному о том, что причины аварии расследуются и устраняются, фактически ответил отказом на требование преобразовать храм из приходского в чисто домовый: «…считаю нужным пояснить, что храм при Духовной Академии и Семинарии является практиче­ской школой для слушателей, как будущих пастырей Церкви. Как таковой, этот храм, будучи домовым, в то же время должен отражать в себе до известной степе­ни весь характер приходского храма, чтобы действительно быть практической школой для отправле­ния всех церковных богослужений, какие требуются в приходских храмах.

Поэтому, в целях безопасности от скопления на­рода, речь может идти только о недопущения боль­шого числа молящихся в храме, для чего специальная Комиссия из технически компетентных лиц должна установить норму свыше которой не должно быть допускаемо в храм число богомольцев. Это предлага­ется администрации Академии в дальнейшем принять к неуклонному исполнения.

До настоящего времени такой нормы установлено не было, делались лишь предупреждения общего ха­рактера. Самое увеличение числа богомольцев в Академическом храме шло постепенно и стихийно вследствие отсутствия действующих храмов поблизости. Со стороны семинарского духовенства никаких специальных мер для этого не принималось и ни лично духовенство, ни правление Семинарии и Академии, ни Епархиальное Управление не были заинтересованы в увеличении числа богомольцев: никто из духовенства не получал никакого содержания из церковных доходов, а перечислявшиеся на содержа­ние Академии и Семинарии эти доходы составляли за 1947 г. всего 1/40 часть годового бюджета Ака­демии и Семинарии (около 75 тыс. рублей в год, при 3-х миллионном расходе на содержание Академии и Семинарии с ремонтом).

Таким образом, меры предупреждения, указываемые Вашим письмом, в настоящее время приняты, а в дальнейшем весь вопрос по существу упирается в необходимость открытия храма вблизи Академии (например, Лаврского Собора) для отвлечения туда богомольцев».[17]

Доступ верующим в храм был лишь ограничен определенным количеством из соображений технической безопасности. Но популярность Иоанно-Богословской церкви не стала меньше. Это хорошо видно из доклада секретного осведомителя в июне 1951 г. «Храм, где поют семинаристы (мужской хор, не в пример другим церквам, очень многих привлекает), они же читают и прислуживают — привлекает во множестве женскую молодежь. Сюда ходит верующая часть интеллигенции. Самое значение слов «Академия», «Высшая школа церкви», «Академическая церковь» – очень велико. Чуть ли ни ежедневно можно бывает слышать, как в митрополичьем садике верующие женщины объясняют: «А тут вот наша Академия и наш храм. Да, да! Все, как в любом Вузе — и профессора, и доценты и все для церкви. Готовят пастырей… Сходите, увидите…». И ходят, и смотрят, и убеждаются. По праздникам толпы собираются у дверей Академии, ибо храм не вмещает всех желающих».[18] Для преподавания церковного пения владыка пригласил заслуженного учителя К.М. Фёдорова, который с начала века и во время войны служил регентом Спасо-Парголовской церкви.

В 1952 г. в храме св. ап. Иоанна Богослова вместо прежнего фанерного был установлен иконостас из закрытой в 1930-е гг. Красненской церкви, ранее он хранился в Музыкальном государственном издательстве, и по настоянию митрополита еще 11 мая 1946 г. Инспекция охраны памятников дала согласие на перенос этого иконостаса в здание Духовных школ.

Митрополит Григорий заботился не только об академическом храме, но и в первую очередь о высоком уровне учебных программ и их преподавания, достойных стипендиях и зарплате преподавателей, о качестве постановки обучению церковному пению, о наличии необходимой литературы. Он обращался с просьбами к Патриарху о возможности получения литературы отовсюду, откуда было возможно, например, через советы зарубежных экзархатов (Западно-Европейского, Северо-Американского) и от братских Церквей (из Софии), и к 1948 г. библиотечный фонд увеличился до 100 тысяч экземпляров. Митрополит планировал организацию собственного издательства при Академии (оно не было разрешено властями). В дальнейшем Владыка продолжал неустанно заботиться о пополнении библиотеки Духовных школ. Так, по его указанию в феврале-марте 1950 г. в библиотеку была передана почти вся хранившаяся в храмах города богословская литература.

При этом проблем и препятствий было множество, жесткая цензура, пре­пятствовавшая распространению религиозных знаний, ограничивала возможности плодотворного разви­тия образования и церковной науки. Отсутствовали нормальные условия для обеспечения Духовных школ учебными пособиями: библиотеки академий и семинарий содержа­ли в своих фондах только дореволю­ционные издания (собранные в ос­новном из частных пожертвований), поскольку новые книги не издава­лись (издательский отдел Москов­ской Патриархии имел право выпус­кать только богослужебную лите­ратуру, но не катехизическую и не учебную). Единственным цензур­ным послаблением было разрешение на ограниченное количество маши­нописных копий — в таком виде пре­подаватели пытались создавать но­вые учебные пособия, большинство из которых являлись изложением дореволюционных семинарских учебников и лишь некоторые носили характер самостоятельных исследо­ваний или богословских концепций. Определенную перспективу создавали дипломные и кандидатские работы выпускников Академий, но и они в большинстве своем ставили задачу не столько исследовательской но­визны, сколько поддержания достиг­нутого в России к началу XX века уровня богословских знаний. Также и нормальные науч­ные контакты со светскими учреж­дениями (университетами, институтами Академии Наук) поддерживались с большим трудом. В условиях изоляции наибольший урон понесли церковно-исторические дисциплины.[19]

Одной из самых сложных была проблема установленной властями жесткой нормы количества учащихся, превышать которую запрещалось. Неоднократные попытки митрополита Григория добиться почти двойного увеличения дозволенных норм приема на первые курсы Духовных школ закончились неудачей. И все же в 1948 г. владыка смог одержать чрезвычайно важную победу. Под предлогом необходимости подготовки православных пастырей в западных областях страны (где власти в то время боролись с униатами), в 1948 г. удалось получить разрешение на открытие в Ленинградских духовных школах единственного в стране сектора заочного обучения.[20]

Заочный сектор вскоре стал даже более популярен, чем стационарный. Число учащихся на нем жестко не регламентировалось и стремительно росло с каждым годом. Так, если в 1950 г. в Духовной академии учились 38 заочников и в семинарии – 39, то в 1951 г. соответственно 61 и 90, в 1952 г. – 85 и 122, в 1953 г. – 101 и 138, а в 1955 г. – 144 и 252 (то есть за пять лет количество учащихся выросло в пять раз!). «Повышать квалификацию приезжали часто убеленные сединами протоиереи, игумены, архимандриты — при золотых крестах и с каменьями. Каково было видеть порой, как седовласый отец-протоиерей тащит из широкого рукава рясы шпаргалку и воровато заглядывает в нее. Я таких, разумеется, оставлял на следующую сессию. Митрополит, внутренне улыбаясь, соглашался с этим: для шпаргалки, отцы, юношеская гибкость нужна! Вы уж лучше на снисходительность профессора надейтесь… Раз у меня на Ветхом Завете срезался один из лучших священников епархии, настоятель кладбищенской церкви, да еще в присутствии митрополита, который попытался помочь ему двумя-тремя наводящими вопросами, но разволновавшийся протоиерей действительно не знал вопроса и запутался окончательно. Я поставил ему «неуд» а митрополит, улыбаясь, подытожил: Это вам не панихиды петь, ваше высокопреподобие», — вспоминал один из профессоров.[21] С момента создания заочного сектора в 1948 г. до 1960 г. его заведующим был упоминавшийся профессор С.А. Купресов.

В доносе секретного осведомителя 1951 г. отмечалось, что именно этот сектор представляет «наибольшую опасность»: «Духовные школы через гибкий аппарат Заочного Сектора, который, существуя при Ленинградской Семинарии и Академии (единственный в Союзе), и, являясь курсами повышения квалификации духовенства – на 1 июня 1951 года насчитывает около полтораста учащихся и по существу перерос матернюю школу, при которой учрежден – сильно связаны со многими районами Союза. Пропагандная роль Сектора растет с каждым днем. Всех прибывающих заочников студентов, как правило, заставляют служить в Академическом храме и сводят широко со всем коллективом Духовных школ… И слава и влияние Лен. Дух. школ растет с каждым днем. Внешним знаком служит рост самих заочников. Это уже не просто курсы повышения квалификации. Это подковка пропагандистских сил и реальное научение духу единства и духовно-церковного коллективизма или, что тоже, – соборности».[22]

Конечно, развивалась не только заочная, но и стационарная форма обучения. В 1949/50 учебном году из Духовной академии были выпущены первые кандидаты богословия. Из семи выпускников двое в дальнейшем стали известными архиереями: архиепископы Михаил (Чуб) и Никон (Фомичев). Двое других начали преподавать в Духовных семинариях, священник Феодор Григорьев вскоре скончался, а еще двое выпускников начали работу над магистерскими диссертациями. Так, священник Николай Петухов в 1952 г. работал в библиотеке Академии над монографией «История Ленинградской епархии», приуроченной к 250-летию Ленинграда, которую он собирался представить в качестве магистерской диссертации в Ученый совет Духовной академии. К сожалению, празднование юбилея северной столицы в 1953 г. запретили (оно состоялось только в 1957 г.), и этот план не был осуществлен.[23]

К концу 1949/50 учебного года в Ленинградских духовных школах обучались без учета заочного сектора 114, а через год – 117 человек. Подавляющее большинство их поступало на учебу «через приходы». Так, из 74 человек, учившихся осенью 1950 г. в семинарии, 23 (30%) прислуживали до этого в приходах, 15 (20%) являлись детьми священно- и церковнослужителей, 11 (15%) были «сагитированы духовенством», 7 (10%) ранее являлись монастырскими послушниками и т.п. 65 % учащихся имели городское происхождение и лишь 35% – сельское. 78% их до учебы проживали на территории СССР в довоенных границах, а 28% – в западных областях Украины, Белоруссии, в Прибалтике и Молдавии.[24]

Большое впечатление на учащихся в то время оказала речь Патриарха Алексия I в Ленинградской духовной академии 6 декабря 1949 г. в день памяти св. кн. Александра Невского, в которой Первосвятитель нарисовал образ пастыря: «Православный народ исто­мился в искании истинных добрых духовных пастырей. Их, верим, не­мало и теперь, но далеко не так мно­го, как бы хотел православный рус­ский народ и сколько их нужно для блага и процветания нашей право­славной Церкви. Поэтому, молясь здесь вместе с теми, которые со вре­менем будут пастырями, которые теперь готовятся быть пастырями, русский народ с особой любовью смотрит на них как на будущую на­дежду Церкви, как на будущих пас­тырей, чуждых того соблазна, кото­рый в недавнее время, как ураган, во­рвался в нашу Церковь и которому были, к сожалению, причастны мно­гие и многие пастыри. Православ­ный русский народ очень тонко уме­ет узнавать и ценить истинного пас­тыря… Он ищет у пастыря разъяснения слова Божия, ждет, чтобы в проповеди своей указал ему путь, по которому ему надлежит ид­ти; и тогда такому пастырю откры­вается его сердце».[25]

Численность корпорации к середине 1951 г. выросла до 19 человек: ректор – епископ Симеон, 4 профессора: Л.Н. Парийский, А.А. Осипов, Н.Д. Успенский и С.А. Купресов, 8 доцентов: А.А. Углянский, И.И. Зеленецкий, Г.П. Миролюбов, М.Ф. Русаков, А.И. Макаровский (с ноября 1951 г. профессор), К.А. Сборовский (с 1952 г. профессор), прот. Иоанн Козлов и прот. Андрей Сергеенко, 6 преподавателей: Д.Д. Вознесенский, А.Ф, Шишкин (с конца 1951 г. доцент), К.М. Федоров, свящ. Михаил Чуб, Е.Н. Бояновская и Н.Н. Нелидова. Подавляющее большинство их них закончили дореволюционные Духовные академии или другие богословские учебные заведения, например, о. А. Сергеенко в 1931 г. знаменитый Свято-Сергиевский институт в Париже.

Все они не только преподавали, но и активно участвовали в церковно-общественной жизни: писали статьи в «Журнале Московской Патриархии», давали консультации различным отделам Патриархии, поддерживали научные связи с Ленинградским университетом, консерваторией, Публичной библиотекой, Академией Наук, создавали новые учебники, распространявшиеся путем перепечатывания через заочный сектор по всей стране, участвовали в международной деятельности Церкви. Например, Л.Н. Парийский, работая инспектором Академии в августе 1950 – августе 1967 гг., до 1 апреля 1952 г. также являлся секретарем Учебного комитета при Священном Синоде и редакции «Журнала Московской Патриархии», позднее (с 1958 г.) он активно участвовал в межхристианских конференциях в защиту мира. А.Ф. Шишкин в 1947 г. был секретарем экзарха Московской Патриархии в Чехословакии, в начале 1950-х гг. – редактором журнала «Голос Православия» в Берлине, в 1960-1961 гг. – ответственным редактором «Журнала Московской Патриархии», с 1961 г. – членом ЦК Всемирного Совета Церквей и т.д.

Митрополит Григорий постоянно стремился усилить состав преподавателей Духовных школ, порой преодолевая категорическое несогласие уполномоченного. Подобный случай произошел с профессором-протоиереем Василием Верюжским, который до своего примирения в 1946 г. с Московской Патриархией был одним из руководителей иосифлян, настоятелем их главного собора – храма Воскресения Христова и чудом выжил в лагерях и ссылке. Еще 5 июня 1947 г. о. Василию была присвоена ученая степень доктора церковной истории, но лишь в 1951 г. он смог приступить к преподаванию в Ленинградской духовной академии, возглавив вновь созданную кафедру Византологии и истории славянских церквей (такой же кафедрой о. В. Верюжский заведовал в 1913-1918 гг. в Петроградской духовной академии).

О трудности этого назначении говорит резко негативное письмо уполномоченного Кушнарева (который долго не мог смириться со своим поражением) в Совет по делам Русской православной церкви в апреле 1951 г.: «Несколько месяцев назад доцент Лен. Дух. Академии А.И. Макаровский вошел в контакт с бывшим профессором Петербургской Дух. Академии протоиереем Василием Максимовичем Верюжским. По­водом к их сближению послужило поручение, данное Верюжскому Патриархом, — дать отзыв на диссертацию Парийского. Напомню, что Верюжский, б. настоятель храма «Воскресение на крови», был репрессирован в свое время как заядлый иосифлянин и по возвращении в Ленинград ни разу не служил, продолжая оста­ваться враждебным к Советской власти и не желая участвовать в богослужениях, на которых за Советскую власть молятся. Несмотря на это, или в уважении к этому, Патриархия всячески поддерживает Верюжского. Ему дали в Москве ученую степень доктора богосло­вия, первую в Советском Союзе, его усердно желали продвинуть профессором в Л.Д.А., и только несогласие властей воспрепятство­вало этому протежированию.

При первых же встречах Верюжский заговорил с Макаровским, как с историком, о необходимости открытия в ЛДА кафедры Византологии и истории славянских церквей. Это специальность самого Верюжского. Макаровский ухватился за эту мысль и стал уговари­вать Верюжского кандидатироваться на эту кафедру, если она откро­ется. Верюжский ответил, что «наученный горьким опытом палец о палец сам не двинет, но от предложения ему кафедры не отвернет­ся». Тогда Макаровский составил петицию на имя Патриарха. В Мо­скве к петиции отнеслись благоприятно. Митрополит Григорий ее поддержал, но высказал мнение, что «Кушнарев Верюжского не про­пустит». Макаровский, как человек инициативный и понимающий, что требуется для церкви, был митрополитом выдвинут, а Патриар­хом утвержден членом Учебного Комитета при Патриархе.

В Москве насчет кафедры Византологии и истории славянских церквей начали действовать очень осторожно. Сначала отдельным решением открыли с осени 1951 года кафедры этого предмета в Мо­сковской и Ленинградской Духовных Академиях. Потом на заседа­нии Учебного Комитета, первом с участием Макаровского, стали подыскивать формулу, как протянуть в Академию Верюжского так, чтобы власть это проглядела и пропустила. Выход был найден во временном назначении Верюжского. Вот выписка из этого поста­новления, так, как она отражена в Журнале Совета Академии.

«Журнал №31 (126) от 23.03.51. Статья 2. Учебный Комитет постановил: «Ввиду отсутствия кандидатов для замещения кафедры Визан­тологии и истории славянских церквей в Ленинграде ходатайствовать пред святейшим Патриархом о временном допущении к чтению лекций… б. профессора по тому же предмету Петроградской Д.А. док­тора богословия профессора протоиерея В.М. Верюжского».

Резолюция Патриарха: «1951. Февр. 21. Согласен».

Постановили: «Принять к сведению… Сообщить… Верюжскому».

Как видно, «трюк» был подхвачен и одобрен Патриархом как вполне соответствующий его собственным желаниям и направлен­ности. Таким образом, Верюжский собирается читать лекции. Ка­федра Византологии интересна тем, что в ней ставятся непрерывно вопросы взаимоотношения церкви и государства, затрагиваются общественно-философские проблемы. Кафедра рассматривает про­блемы византийских влияний и заимствований в России. При жела­нии она может быть обращена в острое оружие идеологического и политического характера. Здесь все зависит от того, какого рода че­ловек будет ее вести. Специалистов византологов при этом исключительно мало, их в Союзе буквально единицы, а Верюжский явля­ется несомненной величиной первого разряда, но несомненны также его настроения, не только далекого от современности, но и враждеб­ного всему прогрессивному человека».[26]

В дальнейшем о. Василий не долго имел временное назначение и уже после нескольких месяцев преподавания был зачислен на полную ставку профессора. 21 июня 1952 г. митрополит написал в рапорте Патриарху: «Профессор ЛДА прот. В. Верюжский в 1951-52 учебном году прочитал студентам 3 и 4 курсов курс лекций по Византологии, в предстоящем учебном году приступает к чтению курса церковной истории славян, которая разрабатывается преимущественно славянскими учеными. Почтительнейше прошу Ваше Святейшество оказать содействие в приобретении изданий Софийской Академии Наук по церковной истории славян для библиотеки Академии. В настоящее время проф. В. Верюжский получает половину ставки, что морально умаляет и унижает его по сравнению с другими профессорами и доцентами — его же учениками, получающими больше него. Почтительнейше прошу Ваше Святейшество разрешить выдавать проф.-прот. В.М. Верюжскому полную ставку, как единственному из профессоров Духовных школ, имеющему ученую степень доктора богословия». На рапорте Владыки Патриарх написал: «Достойно и праведно. Одобряю». В 1950 г. митрополит выхлопотал пенсию вдове проф. А. Сагарда, несмотря на то, что по учебному стажу сам покойный профессор не мог на нее претендовать. В июле 1953 г. Синод вынес постановление о желательности преподавания литургики лицами в священном сане, поэтому профессор Успенский и доцент Георгиевский, преподававшие этот предмет, были заменены лицами в священном сане.[27]

30 июля владыка Григорий в числе прочих вопросов сообщил уполномоченному о последних постановлениях Учебного отдела и Свящ. Синода: принятии программы и устава Духовных семинарий, присвоении священного сана для преподавателей литургики и гомилетики, назначении одного общего оклада за уроки в семинариях независимо от ученой степени. Однако не все эти решения оправдали себя, и 14 июля 1954 г. митрополит обратился к Патриарху с просьбой позволить, в качестве исключения, разрешить проф. Н.Д. Успенскому преподавать литургику, поскольку «трудно найти соответствующего кандидата в Академию из лиц в священном сане, который мог бы с достоинством его заменить». Владыка в первую очередь всегда думал о пользе дела и о людях. Просьба митр. Григория была выполнена, и Николай Дмитриевич Успенский до 1987 г. преподавал в Ленинградской духовной академии, возглавляя кафедру литургики. В 1957 г. ему была присвоена ученая степень доктора богословия, затем звание заслуженного профессора Академии, почетного доктора Фессалоникского университета в Греции и других учебных заведений.[28]

Владыка заступался даже за арестованных и осужденных преподавателей Духовных школ. Так, 9 июля 1953 г. он, пытаясь спасти проф. А.И. Макаровского, отправил письмо в его защиту председателю Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпову: «Простите за смелость обращения к Вам по делу, которое не имеет пря­мого отношения к кругу моих обязанностей, но которое тревожит меня, так как касается судьбы человека, повергшегося большому несчастию. Профессор нашей Ленинградской духовной академии по Русской и Общей древней церковной истории Александр Иванович Макаровский 5 марта с.г. был арестован и 21-22 мая городским судом осужден на 10 лет. Суд проис­ходил при закрытых дверях. Известно только, что ему была предъявлена 58 ст. Дело рассматривалось 16 июня в Верховном суде РСФСР, который от­менил конфискацию имущества. Предстоит рассмотрение дела в Верховном суде СССР.

Как известно от ведущего дело адвоката, обвинение касалось деятельности Макаровского как преподавателя школы в Эстонии (до перехода его в Ленинградскую академию) и как профессора академии. По сообщению адво­ката, в Московском суде все обвинения, касавшиеся прежней деятельности М-го, отпали; остался только донос об его деятельности в академии; касающийся специфически религиозных его убеждений. А.И. Макаровский – большая научная сила, пользовавшийся большим авторитетом среди студентов. Не мудрено, что нашлись люди, которые по своему осветили религиозные убеждения и авторитет М-го, может быть даже в целях самореабилитации.

Если дело М-го таково, как мне его передали, то оно важно для нас с чисто принципиальной стороны (по отношению к марксистским взглядам) и было бы желательно, чтобы при рассмотрении его в Верховном суде СССР присутствовал хорошо богословски образованный эксперт, и самое дело было вытребовано из Ленинграда. Ведь дело по существу касается принципиаль­ной стороны преподавания богословских предметов и вообще богословского образования. И только с этой стороны я счел возможным беспокоить Вас своим обращением. Не откажите, если это возможно, выяснению этого дела при рассмотрении его в Верховном суде СССР».

В этот раз ходатайство митр. Григория не помогло, А. Макаровский был осужден, но Владыка не забыл о пострадавшем профессоре и 12 ноября 1953 г. написал Г. Карпову о необходимости напечатать статью осужденного в «Журнале Московской Патриархии»: «По поводу исполнившегося в 1950 году (18 апреля) 50-летия со дня смерти известного церковного историка, профессора С. Петербургской Духовной Академии Василия Васильевича Болотова мною предложено было отметить память знаменитого профессора торжественным собранием Совета Академии, посвященным его памяти. Составление соответствующей речи было поручено профессору Академии А.И. Макаровскому. Составление речи затянулось, а когда она была готова, то проф. Макаровский по независящим от него обстоятельствам был лишен возможности выступить с ней пред собранием.

Ныне, 1-14 января 1954 года исполняется 100-летие со дня рождения В.В. Болотова и было бы очень желательно отметить эту дату хотя бы помещением в «Журнале Московской Патриархии» статьи, посвященной памяти проф. Болотова, написанной проф. Макаровским. Статья очень ценна по содержанию и достойно изображает личность и научные за­слуги проф. Болотова. Так как автор статьи сейчас находиться в изоляции, то является вопрос, можно ли под статьей поставить подпись А. Макаровского или можно ограничиться подписью «А.М.». Очень прошу Вашего содействия к напечатанию в Журнале указан­ной статьи и указаний относительно подписи под нею».[29] Помощь митрополита сыграла определенную роль в дальнейшем освобождении А.И. Макаровского и его возвращении к преподаванию в Ленинградской духовной академии.

Начало 1950-х гг. было не лучшим периодом для Духовных школ. Количество учащихся на дневном отделении в 1953 г. по сравнению с 1949 г. почти не увеличилось. В полтора раза сократилось число подававших заявление о приеме на первый курс академии или семинарии. С 1950 г. не имевших священного сана учащихся стали забирать в армию. Гражданские власти энергично отсеивали абитуриентов по политическим мотивам. Исключение составлял заочный сектор в Ленинграде. Это особенно беспокоило власти, и намеченное на сентябрь 1952 г. открытие подобного отделения в Московских Духовных школах так и не состоялось.[30]

В последние годы жизни Сталина вновь усилилось политическое и идеологическое давление на Церковь. Так, например, 6 ноября 1952 г. в Ленинградских духовных школах пришлось провести торжественное собрание, посвященное 35-й годовщине Октябрьской революции, на котором инспектор Л. Парийский произнес доклад о значении революции, а академический хор исполнял кантату Александрова о Сталине и песни «Голубь мира», «Ах ты, степь», «Советский простой человек». В рамках празднования учащимся было также показан кинофильм «Композитор Глинка».[31]

Ситуация начала меняться после смерти «вождя народов», и митрополит Григорий сразу же попытался использовать появившиеся благоприятные возможности. Уже 13 июня 1953 г. он обсуждал с Ленинградским уполномоченным вопросы об увеличении числа заочников, временном (на лето) допущении студентов к занятию вакантных мест в приходах и получении Духовными школами части их здания, занятой общежитием Ленэнерго. Последняя проблема стояла очень остро. С 1945 г. три этажа левого крыла здания на наб. Обводного канала, 19 (общей площадью 2200 кв. м) занимало общежитие рабочих строительного управления Ленэнерго, и это соседство сильно мешало учебному процессу в Духовных школах, которые испытывали сильную нужду в дополнительных помещениях.

Летом 1953 г. Епархиальное Управление предложило Ленгорисполкому заключить договор об освобождении Ленэнерго занимаемой площади с оплатой Церковью ее метража, а также стоимости достройки расположенного неподалеку законсервированного здания, куда предлагалось перевести общежитие. 30 сентября и 30 октября распорядительное собрание Духовной академии приняло постановления ходатайствовать о скорейшем разрешении этого вопроса. 28 ноября 1953 г. новый ректор духовных школ профессор-протоиерей Михаил Кронидович Сперанский (назначенный вместо скончавшегося 30 июня 1952 г. еп. Симеона) обратился с соответствующим письмом к А. Кушнареву. Он писал, что за семь лет разрушенное в период блокады здание было полностью восстановлено Церковью, благоустроена прилегающая территория, но в связи с расширением заочного сектора (сейчас 400 учащихся, а в будущем году до 500) помещений для учебного процесса не хватает.

Ректор также отмечал, что часть здания Духовных школ используется епархиальными мастерскими. Действительно, еще в 1946 г. здесь было налажено изготовление свечей и выпечка просфор, а в июле 1948 г. открыто штамповочное производство нательных крестиков. Эти мастерские снабжали своей продукцией не только Ленинградскую, но и Новгородскую, Псковскую, Олонецкую и Эстонскую епархии. Кроме того, в 1950 г. близ здания Академии был построен епархиальный гараж и т.п.[32]

Весь 1954 г. Епархиальное Управление неоднократно обращалось в Смольнинское райжилуправление с просьбой об организации технической экспертизы для выяснения состояния той части здания, которое занимало общежитие, но экспертной комиссии назначено не было. 26 января 1955 г. с этой просьбой и также безрезультатно ректор Духовной академии обратился к председателю Смольнинского райисполкома, а 30 января изложил обстоятельства дела в рапорте митрополиту Григорию. 3 февраля владыка переслал рапорт в Москву Г.Г. Карпову с просьбой о помощи и через несколько дней в беседе с Ленинградским уполномоченным также просил его содействовать скорейшему разрешению вопроса. Вскоре после этого, 1 марта 1955 г. , экспертно-проверочный отдел Управления по делам архитектуры Ленгорисполкома провел экспертизу, в акте которой была зафиксирована необходимость срочного капитального ремонта части здания, занятого общежитием, так как «состояние деформированных перемычек северо-западной пристройки является угрожающим общественной безопасности».[33] Уже была создана Комиссия по отводу части здания от Ленэнерго к Ленинградской духовной академии, но, к сожалению, до своей смерти митр. Григорий не успел довести решение дела до конца, и полностью здание передали Академии только в 1987 г.

Однако в целом положение Духовных школ к середине 1950-х гг. существенно улучшилось. Если в 1951 г. в них по всей стране было подано 382 заявления абитуриентов (принято 275), то в 1954 г. – 560 (принято 312). Сократился отсев из академий и семинарий. Уполномоченные Совета по делам Русской православной церкви почти престали вмешиваться в процесс зачисления новых учащихся, следя лишь за тем, чтобы не превышались лимиты, установленные для первых курсов. Правда, на все ходатайства на открытие новых Духовных семинарий последовал отказ. Тогда осенью 1954 г. Патриарх Алексий I попросил у Г. Карпова разрешение хотя бы допускать эстонцев-мирян в специальную секцию заочного сектора Ленинградских духовных школ, где разрешалось учиться только священнослужителям. Патриарх обосновывал свою просьбу тем, что в Эстонии усиливается давление протестантов, и там особенно необходимо просвещенное православного духовенства. Но Карпов заявил, что никакого давления нет. В 1954 г. появились и все более настойчивые ходатайства об открытии краткосрочных пастырских курсов, а также одномесячных курсов летом в семинариях для повышения квалификации приходского духовенства. На последнюю просьбу инспекторский отдел Совета, отдавая это дело на усмотрение Патриархии, все же отметил, что нельзя курсы делать постоянным явлением, так как они якобы не соответствуют уставу Русской Церкви.[34]

Наиболее динамично по-прежнему развивались Ленинградские духовные школы. И основная заслуга в этом принадлежала митрополиту Григорию. При нем академия и семинария были не просто учебными заведениями, а своеобразным центром церковно-общественной жизни епархии. Об этом говорилось и в докладе А. Осипова 1951 г.: «Здание Академии является культурным средоточием всей жизни Митрополии. Здесь устраиваются духовные концерты, общие собрания духовенства в связи с подписанием воззвания о мире и т.п., сюда в первую очередь привозят почетных гостей. Годовые акты Академии – это смотр Ленинградского и пригородного духовенства и церковных активов. Здесь выковывается чувство церковного коллектива, единство в служении церкви. Уже упомянутый неоднократно Заочный Сектор, раздвигает эти рамки общения и единения до самых границ Союза. Всех прибывающих заочников студентов, как правило, заставляют служить в Академическом храме и сводят широко со всем коллективом Духовных школ. И слава и влияние Лен. Дух. школ растет с каждым днем. Внешним знаком служит рост самих заочников. Это уже не просто курсы повышения квалификации. Это подковка пропагандистских сил и реальное научение духу единства и духовно-церковного коллективизма или, что тоже, – соборности… При Академии выковалась и своя группа обслуживающего персонала, свой церковный актив служащих, многие из которых затем переходят в приходы и там пополняют ряды активистов церкви. Этому содействует то, что в Академическом здании помещены просфорная и свечная Митрополии. Сюда приходят люди со всей Митрополии и здесь из обстановки простой мастерской окунаются в атмосферу большого духовно-просветительного учреждения. Они несут вдаль и вширь славу Дух. школ, а Духовные школы, в свою очередь, придают им сил, бодрости и уверенности в борьбе за «Христово дело»».[35] Таким образом, ко второй половине 1950-х гг. Ленинградские духовные школы подошли на подъеме.

М.В. Шкаровский

[1] Прот. Александр Шмеман. Богословская школа в СССР (1943-1955) // Вестник института по изучению СССР (Мюнхен). 1957. № 1(22). С. 85. [2] Русская православная церковь стала на правильный путь // Исторический архив. 1994. № 4. С. 97. [3] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 9324, оп. 1, д. 26, л. 29, д. 30, л. 74. [4] Там же, д. 25, л. 75-78. [5] Там же, л. 1-2. [6] Там же, л. 59. [7] Там же, оп. 2, д. 37, л. 78-79. [8] Архиеп. Выборгский Кирилл. Богословское образование в Петербурге-Ленинграде: Традиция и поиск // Богословские труды. Юбилейный сборник, посвященный 175-летию ЛДА. М., 1986. С. 23-24; Христианские чтения. 1997. № 14. С. 37. [9] Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 25, д. 2; ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 60, л. 148; Архив Л.К. Чуковой-Александровой. [10] Там же. [11] Фирсов С.Л. Апостасия. «Атеист Александр Осипов» и эпоха гонений на Русскую Православную Церковь. СПб., 2004. С. 264, 265, 267. [12] Прот. Василий Ермаков, прот. Георгий Митрофанов, Б. Гусев. С Богом в оккупации. СПб., 2002. С. 79. [13] Там же. С. 91. [14] Ильюнина Л. Народный батюшка // Православный летописец Санкт-Петербурга. 2003. № 16. С. 34. [15] Христианское чтение. 1999. № 18. С. 5, 1997. №14. С. 12-13. [16] Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и советское государство в 1943-1964 годах. От «перемирия» к новой войне. СПб., 1995. С. 210. [17] Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 25, д. 1. [18] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 83. [19] Православная энциклопедия. Т. Русская Православная Церковь. М., 2000. С. 422-423. [20] Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. 17, оп. 132, д. 111, л. 127. [21] Архив Л.К. Чуковой-Александровой. [22] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 77, 84. [23] Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 25, д. 1. [24] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 80-81. [25] Настольная книга священнослужителя. Т. 1. М., 1997. С. 719-720. [26] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 85-86. [27] Архив Л.К. Чуковой-Александровой. [28] Там же; Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 25, д. 1. [29] Там же, д. 2. [30] РГАСПИ, ф. 17, оп. 132, д. 569, л. 50-84. [31] Архив Санкт-Петербургской епархии, ф. 1, оп. 25, д. 1. [32] Там же; ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 47. [33] Там же, д. 60, л. 150. [34] РГАСПИ, ф. 5, оп. 16, д. 704, л. 2-3; Поспеловский Д.В. История Русской Православной Церкви в XX веке. М., 1995. С. 271. [35] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 2, д. 37, л. 83-84.

Доклад, прочитанные на ІІ Международной научно-практической конференции «Духовное и светское образование: история взаимоотношений – современность – перспективы», г. Киев, 19 октября 2010 г.