Несколько сотен тысяч православных священно и церковнослужителей были убиты. Этот трагический опыт имеет глубокий духовный смысл, который требует изучения и осмысления. Ведь нынешнее возрождение России происходит в значительной степени благодаря крови, пролитой новомучениками.

Между тем до настоящего времени данная тема остается недостаточно изученной, хотя интерес российской общественности к основным переломным моментам истории Церкви в советский период не спадает уже около 20 лет. С начала 1990-х гг. стало возможным сказать правду о тех временах, вспомнить о людях, пострадавших в период гонений на Церковь Христову, назвать их поименно, почтить их страдания и жизненный подвиг.

Сделать это – наш нравственный долг перед теми, кто погиб за исповедание веры. Не исполнив его, мы не сможем в дальнейшем правильно строить свою духовную жизнь. Церковь Христова созиждется на крови мучеников, и не только древних, но также тех, кто погиб в 20-м веке, самом кровавом столетии за всю историю человечества. В памяти о новомучеников – наше будущее, и от того, насколько глубоко мы сможем ее возродить, будет зависеть степень полноты восстанавливаемой сегодня церковной жизни.

К 2014 г. канонизировано (причислено к лику святых) почти две тысячи православных священнослужителей и мирян, убиенных и умученных репрессивными органами советской власти (в том числе более 800 на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 г.). Комиссия по канонизации новомучеников и подвижников благочестия Санкт-Петербургской епархии была создана в 2001 г., и к 2014 г. было канонизировано около 100 священнослужителей и мирян епархии, погибших в результате антицерковных гонений советского периода. В наиболее полной биографической базе данных новомучеников, составленной Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом, содержатся сведения более чем о 30 тысячах пострадавших за веру, в том числе 15358 представителях белого духовенства, 4709 монашествующих, 426 архиереях и свыше 10 тысячах мирян, но это лишь одна десятая часть репрессированных. [1]

В тоже время, несмотря на определенные положительные изменения, информация о подвиге новомучеников, осознание его нравственного аспекта еще не вошли должным образом в массовое сознание российского общества и в повседневную жизнь Русской Православной Церкви. В изучении подвига священнослужителям и светским исследователям еще предстоит сделать очень много.

При этом выявился ряд сложностей и проблем, сохраняющих актуальность до настоящего времени. Одной из таких проблем является канонизация новомучеников первых двух лет советской власти, прежде всего расстрелянных во время красного террора лета 1918 – весны 1919 гг. Еще в 1992-2000 гг. было прославлено несколько таких первомучеников: петроградские протоиереи Иоанн Кочуров, Петр Скипетров, Философ Орнатский, Алексий Ставровский и др. Однако к настоящему времени процесс прославления первомучеников почти прекратился. В 1918-1919 гг. не оформлялись следственные дела, отсутствуют протоколы допроса арестованных, акты расстрела и т.п. Это служит препятствием для канонизации погибших в период красного террора верующих, что представляется неоправданным. Мучения и смерть первомучеников очень напоминает мучения христианских святых в Римской империи: зачастую сохранились свидетельства людей, присутствовавших при их казни. В тоже время следственные дела 1930-х гг. не дают представления о поведении расстрелянных верующих в последние минуты их жизни.

Другой серьезной проблемой стала канонизация представителей так называемой «правой оппозиции» курсу примирения с советской властью Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского), прежде всего участников иосифлянского движения, возникшего в 1927 г. и названного по имени митрополита Ленинградского Иосифа (Петровых). К концу 1990-х гг. руководство Московского Патриархата перестало считать иосифлян раскольниками, но их канонизация идет очень медленно и с большими препятствиями. В частности, лишь в августе 2006 г., после третьего предоставления соответствующих материалов в Синодальную комиссию по канонизации была прославлена в лике святых схимонахиня Мария Гатчинская, чьи мощи обрели в марте 2000 г. Однако до сих пор не канонизированы руководители иосифлянского движения: митрополит Иосиф (Петровых), архиепископ Димитрий (Любимов) и епископ Сергий (Дружинин).

Еще одним существенным затруднением является поиск мест расстрела и захоронения новомучеников, что представляет собой одну из главных тайн органов госбезопасности, в значительной степени нераскрытую до сих пор. Поэтому точно неизвестны места упокоения мощей многих святых XX века, в частности расстрелянного в августе 1922 г. митрополита Петроградского Вениамина (Казанского). Лишь предположительно, с большой долей вероятности, установлено, что это был Ржевский полигон к северо-востоку от Санкт-Петербурга. Там где такие места удалось найти, они служат важными центрами нравственного воспитания новых поколений (Бутово в Москве, Левашово под Петербургом, Сандормох в Карелии и др.).

Важную проблему представляет собой признание Московским Патриархатом канонизации новомучеников, проведенной в 1981 и последующие годы Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ). Эта канонизация была проведена без невозможного тогда изучения следственных дел и других архивных документов, поэтому оказались возможны различного рода ошибки. В настоящее время, когда произошло восстановление канонического общения Московского Патриархата и Зарубежной Русской Церкви, автоматическое объединение списков святых было отклонено как нежелательное, но задача составления общего списка является очень актуальной и сложной.

При этом следует отметить, что Русская Православная Церковь за границей, имея возможность в условиях относительной свободы осуществлять свою деятельность и ощущая себя продолжательницей тех традиций политической жизни, которые были характерны для России до Октябрьской революции, попыталась использовать все имевшиеся у нее возможности для того, чтобы продолжать идеологическую борьбу с большевиками. Это было важной нравственной исторической задачей, которую решала РПЦЗ. Опыт Зарубежной Русской Церкви в плане воспитания у русских православных христиан непримиримого отношения к коммунизму очень важна. Последовательная, духовно исторически трезвая позиция Русской Церкви в отношении коммунизма, которая формулировалась, богословски осмыслялась, и пастырски привносилась в жизнь поколений русских православных христиан, чрезвычайно нужна для живущих в стране, которая еще не стала православной национальной Россией, а во многом остается посткоммунистической Россией, в которой рудименты советского сознания порой проявляют себя даже в церковной жизни.

Конечно, антирелигиозным гонениям в СССР подвергалась не только Русская Православная Церковь, но и все другие конфессии, прежде всего христианские. Между тем подвиг новомучеников различных конфессий изучался очень неравномерно. Значительные успехи были сделаны Московским Патриархатом и Католической Церковью, правда пока из тысяч католический новомучеников состоялась беатификация только экзарха российских греко-католиков Леонида Федорова, сейчас готовится беатификация епископа Антония Малецкого. Однако это объясняется, прежде всего, значительно более длительным процессом прославления новомучеников в Католической Церкви. В других же христианских конфессиях, например, Евангелическо-Лютеранской Церкви, Старообрядчестве, изучение подвига новомучеников осуществлялось значительно хуже или вообще находится в начальной стадии.

Лишь в исключительных случаях в некоторых регионах проводились комплексные исследования репрессий верующих различных конфессий. В частности в Санкт-Петербургской епархии Епархиальная комиссия по канонизации Русской Православной Церкви в 2002 г. выпустила Мартиролог, включавший краткие биографии пострадавших за веру священнослужителей и мирян всех, существовавших в этом регионе конфессий. В настоящее время готовится новое существенно дополненное издание этого Мартиролога. Некоторыми общественными организациями Петербурга, в частности Российско-итальянским фондом «Диалог культур», готовится серия живописных изображений христианских новомучеников советского периода, книга их жизнеописаний и т.д. Однако, таких примеров пока мало.

Между тем, нередко христиане различных конфессий вместе противостояли богоборческой власти и этим также дают нам нравственный урок. Так, например, летом 1918 г. с благословения священномученика митрополита Вениамина в Петрограде планировался совместный крестный ход христиан: православных, католиков, лютеран и других в защиту сохранения преподавания Закона Божия, предотвращенный репрессиями ЧК. В 1921 г. Святейший Патриарх Тихон в письме советскому правительству заступался за арестованных в Могилеве католических священников. В свою очередь Папа Римский и иерархи Англиканской Церкви выступали за освобождение Патриарха Тихона в 1923 г. и в защиту гонимой Русской Церкви в начале 1930-х гг. Это совместное противостояние христиан гонениям за веру прослеживается до 1980-х гг., когда в движении религиозных диссидентов и различных правозащитных организациях состояли представители большинства христианских конфессий СССР, в том числе священнослужители Московского Патриархата.

Антирелигиозные гонения и репрессии духовенства существовали почти весь период истории Советского Союза, однако наименее изученным и наиболее тяжелым периодом являются 1930-е гг. Самым непосредственным образом затронули они и Санкт-Петербургскую епархию и в целом Северо-Запад России. Образованная в 1928 г. Ленинградская области была значительно больше послевоенной и включала в тот период также нынешние Новгородскую, Псковскую, Мурманскую области, а также часть Вологодской, Тверской и даже Смоленской областей. На 1917 г. на этой огромной территории действовало 2654 храма всех конфессий, в том числе около 2500 православных. Из них к 1929 г. были закрыты 530, главным образом домовых, храмов [2]). Однако основные гонения были впереди.

С рубежа 1928 – 1929 гг. начали быстро нарастать массовые гонения на Русскую Православную Церковь. Произошло существенное изменение всего курса политики по отношению к религиозным организациям в СССР. Период относительно спокойных контактов с ними сменился длительной полосой крайне воинственного, нетерпимого отношения к Церкви. Это было связано с принятием общего курса руководящей группы ЦК ВКП(б) во главе с И.В. Сталиным на свертывание новой экономической политики, насильственную коллективизацию, обострение классовых отношений в городе и деревне. В период ликвидации нэпманов, кулачества власти обрушились и на Церковь, усмат­ривая в ней инструмент эксплуататорских классов, охранителя старого строя. Еще в конце 1927 г. И.В. Сталин утверждал, что «партия не может быть нейтральной в отношении носителей религиозных предрассудков, в отношении реакционного духовенства, отравляющего сознание трудя­щихся масс. Подавили ли мы реакционное духовенство? Да, подавили, беда только в том, что оно не вполне ликвидировано». Так усиленно формировалось общественное мнение о враждебной сущности всех рели­гиозных организаций по отношению к интересам социалистического государства. [3] Как следствие по всей стране началось массовое закрытие приходских храмов, как «тихоновских» (Московского Патриархата), так и обновленческих. Эта кампания сопровождалась массовыми репрессиями духовенства, не прекращавшимися все 1930-е гг., но имевшими при этом три заметных пика – в 1932-1933, 1935 и 1937-1938 гг.

Первая кампания массовых арестов православных священнослужителей и, прежде всего монашествующих, в Ленинграде была развернута в начале 1932 г. Главный удар по еще проживавшим в городе насельникам различных обителей и монастырских подворий, а также связанным с ними мирянам органы ОГПУ нанесли в так называемую «святую ночь» с 17 на 18 февраля 1932 г.

Общее количество арестованных в ночь с 17 на 18 февраля составляло около 500 человек, в том числе более 40 членов последнего остававшегося в северной столице братства – Александро-Невского. Но даже такая массовая акция не смогла охватить всех монашествующих Ленинграда. В течение двух последующих месяцев агенты ОГПУ выявляли уцелевших монахов и представителей белого духовенства и мирян, связанных с братством или монастырями, арестовав еще около 200 человек. [4]

Все арестованные в ночь с 17 на 18 февраля были разбиты на несколько отдельных следственных дел, в среднем по 50 человек в каждом. И лишь в отношении Александро-Невского братства органы ОГПУ сделали исключение, сфабриковав огромное дело почти на 100 человек. Оно подразделялось на две части, каждая из которых имела свое обвинительное заключение. Первое было составлено на 41 человека, арестованного в Ленинграде, а второе – на 51 человека из «филиалов» братства на периферии, в том числе на семь членов петергофской общины, четырех монахинь и послушниц поселка Вырица и 40 насельников Макариевской пустыни (расположенной в Тосненском районе Ленинградской области).

Этот монастырь, хотя и имел связи с Александро-Невским братством, никогда его «филиалом» не был, но реальная картина мало интересовала следственные органы. Вся братия обители во главе с настоятелем архимандритом Никифором (Тихоновым) и проживавшем в монастыре на покое схиепископом Макарием (Васильевым) была привезена в Ленинградский Дом предварительного заключения (ДПЗ). 9 мая 1932 г. президиум Леноблисполкома вынес решение о закрытии трех церквей пустыни. [5]

 Так оказался уничтожен последний (не считая закрытой осенью 1933 г. Александро-Невской Лавры) действующий монастырь епархии. Впрочем, монашествующие Александро-Невской Лавры также пострадали в ходе массовых арестов в ночь с 17 на 18 февраля. При этом, кроме части насельников обители были арестованы и все 11 проживавших на территории Лавры членов женской монашеской общины, состоявшей из сестер закрытого еще в 1923 г. Иоанновского монастыря.

При завершении уничтожения монашества в Ленинграде 18 апреля 1932 г. были арестованы еще 129 человек: насельники и насельницы Очаковского, Воронцовского, Творожковского подворий, Александро-Невской Лавры и т.д. В ходе следствия 15 арестованных были освобождены, а остальные 114 постановлением Коллегии ОГПУ от 16 июня 1932 г. приговорены к 3-5 годам заключения в лагерь или к 3 годам ссылки в Казахстан. [6].

Один из тяжелых ударов по духовенству Ленинградской епархии был нанесен весной 1933 г. при проведении в Ленинграде (как и в других крупных центрах страны) паспортизации населения. 16 марта на совещании районных инспекторов по вопросам культов представитель ОГПУ Медведев проинформировал о проживании в городе около 600 служителей культов, из которых только 60% прошло регистрацию, и указал, что остальным паспортов выдавать не следует. [7] В результате, в ленинградских паспортах было отказано примерно 200 священнослужителям, в основном не зарегистрированным, и им пришлось покинуть город. В их числе был и священномученик митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов), кото­рый, оставаясь правящим архиереем, должен был теперь жить в Тихвине – в конце концов, осенью 1933 г. он был заменен митрополитом Алексием (Симанским).

Самым крупным церковным следственным делом середины 1930-х гг. в Ленинграде было так называемое дело «евлогиевцев», по которому проходил 171 человек (из них 157 арестовали и с 14 взяли подписку о невыезде). Сутью дела была полностью выдуманная ОГПУ концепция – якобы в 1932-1933 гг. в Русской Православной Церкви произошел новый раскол, по тактическим соображениям не имевший открытого выражения. После того, как проживавший во Франции глава Западно-Европейского экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский) разорвал отношения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) и перешел в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, «наиболее контрреволюционная часть» духовенства и мирян будто бы вступила на путь антисоветской борьбы, ориентируясь на митрополита Евлогия, белую эмиграцию и Англиканскую Церковь. Их целью, по версии ОГПУ, было свержение советской власти и установление конституционной монархии, подобной английской. Аресты начались 22 декабря 1933 г. и продолжались до 26 января 1934 г. В Доме предварительного заключения оказались священники главных храмов города, церковные активисты-миряне и даже два епископа – Сергий (Зенкевич) и Валериан (Рудич). [8]

В ходе расследования дела «евлогиевцев» органами ОГПУ была разгромлена тайная монашеская община под руководством известной церковной писательницы монахини Анастасии (Платоновой). «Евлогиевцы» были осуждены Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе 25 февраля 1934 г. Сестер «платоновской» общины приговорили к трем, а мать Анастасию к пяти годам лагерей.

Во второй половине 1930-х гг. советская религиозная политика еще более ужесточилась. В декабре 1934 г. был убит первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) С.М. Киров Его гибель использовали для нагнетания широкомасштабной кампании репрессий и террора. Она затронула все слои населения, но особенно пострадали духовенство и верующие. Церковные организации все чаще и чаще обвинялись в контрреволюционной, антисоветской деятельности Гонения на них в 1935-1938 гг. шли по нарастающей. Требовались все новые жертвы для обоснования бесчеловечной и авантюристической кон­цепции Сталина об обострении классовой борьбы в обществе по мере строительства социализма. И Церкви отводилось место только в лагере про­тивников этого строительства. В 1937 г. председатель Центрального совета Союза воинствующих безбожников Е. Ярославский заявил, что «религиоз­ные организации – единственные легальные реакционные вражеские организации», а другой член Центрального совета Ф. Олещук писал: «Реак­ционные церковники действуют в одном направлении с троцкистско-бухаринскими шпионами и диверсантами, буржуазными националистами и прочей агентурой фашизма». [9]

В послании IV расширенного пленума Центрального совета Союза воинствующих безбожников И.В. Сталину в феврале 1938 г. также отмечалось, что перед трудящимися «все ярче обнаруживается реакционная роль религии и гнусная контрреволюционная деятельность религиозных организаций, смыкающихся с фашистскими контрреволюционными элементами». В конце 1930-х гг. общественное мнение обрабатывали уже таким образом, чтобы создать представление о подготовке в стране широкого заговора духовенства, руководимого зарубежными центрами и направленного на свержение советской власти. Для этого органами НКВД выстраивалась версия, что подобные шпионско-диверсионные организации действуют во многих областях СССР. [10] Практически встал вопрос о самом существовании Православной Церкви, религии в стране.

В марте – апреле 1935 г. в Ленинграде произошло массовое выселение «чуждого населения» – так называемый Кировский поток. В газетах сообщалось, что из города «выселено некоторое количество граждан из царской аристократии и из прежних эксплуататорских классов». Под последними, видимо, подразумевалось и духовенство, так как его эта кампания коснулась прежде всего. На совещании районных инспекто­ров по вопросам культов от 21 марта 1935 г. им были даны указания о проведении массовой «чистки» среди клириков. [11]

К 15 апреля «чистка» духовенства в основном была закончена, всего, согласно хранящимся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга спискам из 429 священнослужителей Ленинграда и пригородов выслали в сельскую мест­ность, на периферию, почти половину – 198 человек. [12] Согласно же справке начальника Управления НКВД по Ленинградской области Л.М. Заковского из Ленинграда двумя партиями были высланы 267 служителей культа различных конфессий (в январе – середине марте 1935 г. – 219 человек и еще 48 – в конце марта). [13] При этом большинство из удаленных священнослужителей выслали в административном порядке с помощью милиции (в основном в города Поволжья и Среднюю Азию), а некоторые клирики были арестованы НКВД и приговорены к различным срокам наказания (лагерей или ссылки).

Органы НКВД также целенаправленно уничтожали легальный молодежный церковный актив, фабрикуя соответствующие дела. В качестве примера можно привести инсценированное весной 1934 г. «дело Захарие-Елизаветинского братства», якобы контрреволюционной организации, смыкавшейся с троцкистами. По нему были арестованы 8 молодых обновленческих священно- и церковнослужителей. В феврале 1936 г. в Ленинграде прошли аресты по делу контрреволюционного молодежного кружка в Патриаршей Церкви, который будто бы возглавлял протоиерей Иоанн Орнатский. В итоге 12 молодых людей, прислуживавших в храмах, были приговорены к 5-10 годам лишения свободы и т. д. [14]

Довершил разгром духовенства северной столицы и Ленинградской области «большой террор» 1937-1938 гг., сопровождавшийся массовым закрытием храмов. Особенного размаха репрессии достигли в 1937 г. В отечественной историографии утвердилась точка зрения, что все монастыри в СССР были ликвидированы к середине 1930-х гг. Это не так. На Северо-Западе России в Боровичском районе (тогда Ленинградская, а ныне Новгородская область) в труднодоступном месте вплоть до лета 1937 г. с дореволюционных времен продолжал существовать небольшой мужской монастырь – Забудущенская пустынь. Все его насельники были арестованы и расстреляны в конце 1937 г.

За еще оставшимися действующими храмами был установлен тщательный контроль. Большинство посещавших их было известно и всех представлявших, по мнению НКВД, какую-либо опасность постепенно высылали. Относительно безопасным являлось посещение храмов лишь в праздничные и воскресные дни ввиду большого наплыва народа. В этих условиях многие прежние формы церковной работы стали невозможны. Резко изменился возрастной состав членов приходских советов. К концу 1930-х гг. в них остались почти одни пенсионеры. Менялся и состав участников церковных хоров, прислуживавших в храмах, которые теперь также стали регистрироваться.

Руководство антирелигиозной кампанией возглавлял лично нарком внут­ренних дел Н.И. Ежов. По стране прокатилась волна судебных процессов над священнослужителями по обвинению их в шпионаже и террори­стической деятельности. «Вершину логики» демонстрировал тогда в своих рассуждениях начальник Управления НКВД по Ленинградской области Л.М. Заковский, утверждавший, что «очень большую роль в разведке играет духовенство, особенно католические ксендзы. Ксендзы занимают­ся шпионажем в пользу Польши, а значит, и в пользу Японии…». [15] К 1938 г. церковные организации в СССР оказалась в основном разгромлена. Только в 1937 г. было закрыто более 8 тысяч православных церквей, ликвидировано 70 епархий и викариатств, расстреляно около 60 архиереев. [16]

О количестве репрессированных иерархов существуют различные мнения. Так, по подсчетам историка и публициста Р. Медведева, в 1936-1938 гг. было арестовано около 800 архиереев (в том числе обновленческих, григорианских). Историк А. Левитин полагал, что в 1937-1939 гг. погибло около 670 епископов (280 патриарших и 390 обновленческих). [17] Но эти оценки несколько завышены, более точен канадский исследователь Д. Поспеловский, оценивавший число до 1956 г. скончавшихся насильственной смертью архиереев в 300 человек. [18] По подсчетам сотрудников Свято-Тихоновского гуманитарного университета за весь период советской власти репрессиям подвергались 426 архиереев Московского Патриархата (4 Патриарха, 52 митрополита, 154 архиепископа и 213 епископов), из них 247 расстреляли. Самые большие жертвы пришлись на 1937-1938 гг., в этот период советские власти стремились уничтожить весь епископат, и в результате 80 % арестованных в то время архиереев – 165 человек были расстреляны или замучены. [19]

Общее количество репрессированных священно­служителей Д. Поспеловский занижает – 45 тыс. в 1930-е гг. и еще 5-10 тыс. в 1918-1929 гг. В ноябре 1995 г. председатель Комиссии при президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий А. Яковлев привел следующие данные: за годы советской власти в СССР были уничтожены 200 тысяч священнослужителей, еще полмиллиона подверглись репрессиям. [20] Но эта информация явно неточна, хотя она касается представи­телей всех конфессий. В указанную цифру включены, вероятно, и православные церковнослужители: псаломщики, дьячки, сторожа храмов и т. п., а также миря­не, проходившие по церковным делам. Наиболее точными представляются под­счеты Комиссии по реабилитации Московского Патриархата – 350 тыс. репрессированных за веру к 1941 г. (в том числе не менее 140 тыс. священно­служителей). Из них 150 тыс. было арестовано в 1937 г. (80 тыс. расстреляно). Последняя цифра почти совпала с данными, указанными А. Яковлевым в его книге – за 1937-1938 гг. репрессировано 165, 2 тыс., в том числе 106, 8 тыс. расстреляно. [21]

Согласно же сделанным в последнее время подсчетам сотрудников Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета за весь период советской власти по церковным делам были репрессированы не менее 500 тыс. священнослужителей и мирян, из них одна треть расстреляна; пик гонений пришелся на 1937-1938 гг. – около 200 тыс. арестованы, в том числе 100 тыс. расстреляны. Пока же в базе данных университета имеются биографические сведения лишь о 30 тыс. мучениках (из них 8950 были расстреляны). [22]

К осени 1938 г. антирелигиозная политика государственных орга­нов достигла пика своего развития. 7 октября Президиум Верховного Совета РСФСР постановил отменить положение о Центральной и мест­ных комиссиях по рассмотрению религиозных вопросов. [23] Это означало уничтожение самой возможности контакта Церкви и государства. К тому времени в среде партийного и советского актива получило широкое распространение мнение о необходимости полной ликвидации законодательства о культах и в частности постановления ВЦИК и СНК РСФСР «О религиозных объединениях» 1929 г. С таким предложением к И.В. Сталину обращался, в частности секретарь ЦК ВКП(б) Г.М. Маленков. Выдвигалось и требование «покончить в том виде, как они сложились, с органами управления церковников, с церковной иерархией». [24] С 1938 г. единственной организационной структурой, занимавшейся религиозной политикой, оставался специальный церковный отдел в НКВД.

Однако разгром церковной организации не привел к желательным для советских властей результатам. С уничтожением большей части духовенства не ис­чезла потребность колоссального количества людей в религиозной вере, она лишь принимала другие формы. Даже на страницах органа ЦК ВКП(б) – журнала «Большевик» появилось признание, что отсутствие молитвенных зданий и служителей культа не дает преодоления Церкви, такого рода борьба «лишь укрепляет позиции религиозных организаций». [25] Поразительные результаты дали результаты переписи 1937 г., включавшей вопрос о религии. Из 98 412 тыс. опрошенных – 55 278 тыс. (56, 17%) заявили о своей вере в Бога. [26] Кроме того, часть верующих в обстановке террора, когда людей порой арестовывали лишь за то, что у них дома хранилась Библия, уклонилась от ответа. Учитывая это обстоятельство, можно с уверенностью сказать, что в СССР в тот период более половины граждан страны верило в Бога.

Особенно страшный удар в период «большого террора» был нанесен по жителям северной столицы, в том числе ее священнослужителям и мирянам. В эти трагические годы погибло много выдающихся церковных деятелей. Так, 25 ноября 1937 г. Особая тройка Управления НКВД по Ленинградской области приговорила к расстрелу величайшего мыслителя и ученого священника Павла Фло­ренского. 8 декабря он был казнен и похоронен на Левашовской пустоши. В феврале 1937 г. арестовали, а затем после пыток расстреляли в здании областного управления НКВД бывшего управляющего Ленинградской епархией, до августа 1936 г. архи­епископа Новгородского Венедикта (Плотникова). Он также был похоронен на Левашовской пустоши.

В 1937-1938 гг. не фабриковались такие массовые церковные следственные дела, как в прежние годы, обвиняемым в основном выносили приговоры в составе небольших групп или в индивидуальном порядке. При этом репрессиям уже активно подвергались не только священнослужители Московского Патриархата, но и других течений. Правда, на территории Ленинградской области (включавшей тогда нынешние Новгородскую и Псковскую области) органы НКВД иногда создавали церковные дела, по которым проходили несколько десятков обвиняемых.

По одному из таких дел, в частности были осуждены два члена Александро-Невского братства – Екатерина Ивановна Арская и Кира Ивановна Оболенская, причисленные к лику святых Русской Православной Церковью 8 мая 2003 г., вместе с руководителем братства священномучеником архимандритом Львом Егоровым. Обе они после отбытия лагерного срока заключения поселились в г. Боровичи (ныне Новгородская обл.), так как проживание в Ленинграде было запрещено. Боровичи тогда являлись местом ссылки многих священнослужителей и церковных активистов-мирян северной столицы. Все эти лица, в том числе Екатерина Арская и Кира Оболенская, вместе с духовенством Боровичей были арестованы осенью 1937 г. (всего около 60 человек) и объявлены состоящими в контрреволюционной организации. Арестованные подвергались многочасовым допросам и пыткам, которые смогли выдержать только две женщины – Екатерина Арская и Кира Оболенская. Они до конца отрицали свою вину и отказывались давать ложные показания. 17 декабря 1937 г. обе святые (вместе с еще 50 осужденными по Боровичскому делу) были расстреляны. [27]

В сентябре – октябре 1937 г. органы НКВД арестовали в Боровичском районе еще одну большую группу священнослужителей и мирян – церковных активистов, в том числе священномученика известного петроградского протоиерея Викторина Добронравовова. По этому делу в общей сложности в Боровичскую тюрьму был помещен 31 человек, из которых стали «выбивать» признания в антисоветской деятельности. [28] 28 декабря отца Викторина Добронравова и 24 других осужденных расстреляли по месту заключения в тюрьме г. Боровичи. [29]

К 10 июня 1937 г. в Ленинграде осталось 34 открытых право­славных храма — 25 Патриаршей Церкви и 9 обновленческих, в которых служило соответственно 79 и 43 члена причта. Кроме того, еще 14 церквей дей­ствовали в южных пригородах — Петергофе, Пушкине и Колпине. [30]

К лету же 1941 г. (началу Великой Отечественной войны) в одной из крупнейших епархий страны – Ленинградской уцелел лишь 21 незакрытый православный храм, в том числе 13 в Ленинграде и пригородах. В храмах северной столицы и ее пригородов оставалось 28 официально зарегистрированных священнослужителей, кроме того в городе проживало еще около 30 приписных и заштатных священников. Это было все, что осталось от превышавшего тысячу человек дореволюционного духовенства Петрограда. Подобные же страшные потери понесло и духовенство других районов страны.

Сейчас память о новомучениках в северной столице возрождается. В помещениях церкви иконы Божией Матери «Всех Скорбящих Радость» на Шпалерной ул. в 2004 г. был устроен Музей новомучеников Санкт-Петербургской епархии, часть экспозиции которого посвящена св. Екатерине Арской, дочери ктитора этого храма А.П. Уртьева. День памяти этой новомученицы (17 декабря) стал особым праздником Скорбященской церкви и совершается с торжественностью храмовых дней. При Александро-Невской Лавре воссоздано Александро-Невское братство, которое получило имя священномученика архимандрита Льва (Егорова). В стенах обители создается и музейная экспозиция, посвященная петербургским новомученикам ХХ века, первая выставка на эту тему открылась в декабре 2013 г.

Под руководством председателя Комиссии по канонизации новомучеников и подвижников благочестия Санкт-Петербургской епархии протоиерея Владимира Сорокина подготовлены Синодик и Мартиролог репрессированных за веру, составляется база данных новомучеников и собираются экспонаты для открытия Епархиального музея. С начала 2000-х гг. в Санкт-Петербурге прошло несколько церковных выставок посвященных подвигу новомучеников, в январе 2010 г. в Санкт-Петербургском отделении Союза художников России была открыта выставка большая художественная выставка «Мученичество и святость» и т.д.

Доклад преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии М.В. Шкаровского, прочитанный им на Рождественских чтениях в Тихвине 9 февраля 2014 г.

[1] Доклад Н.Е. Емельянова на конференции Свято-Тихоновского гуманитарного университета в ноябре 2007 г.

[2] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 7383, оп. 1, д. 72, л. 41, 38-39, 45.

[3] Алексеев В.А. Цели разные, участь общая // Агитатор. 1989. № 21. С. 39.

[4] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. архивно-следственных дел, д. П-77283.

[5] ЦГА СПб, ф. 7179, оп. 10, д. 431, л. 6об.

[6] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-77283.

[7] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 205, л. 116, 120.

[8] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-66773, т. 12 , л. 1-57.

[9] Алексеев В.А. Указ. соч. С. 39-40.

[10] Там же.

[11] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 112, л. 2-3.

[12] Там же, л. 16-17, 24, 84.

[13] См.: Нева (Санкт-Петербург). 1996. № 10.

[14] Краснов-Левитин А. Лихие годы. Париж, 1979. С. 257; АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-64611.

[15] Алексеев В.А. Указ. соч. С. 41.

[16] Цыпин Владислав, протоиерей. История Русской Православной Церкви, 1917-1990. М., 1995; С. 106; Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе. Т. 1. Нью-Йорк, 1988. С. 178-180.

[17] Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991. С. 327; Краснов-Левитин А. Указ. соч. С. 322.

[18] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 170-171.

[19] Доклад Н.Е. Емельянова на конференции Свято-Тихоновского гуманитарного университета в ноябре 2007 г.

[20] Известия. 1995. 29 ноября.

[21] Доклад Н.Е. Емельянова на конференции в Российском государственном историческом архиве в мае 1995 г.; Яковлев А. Н. По мощам и елей. М., 1995. С. 94-95.

[22] Доклад Н.Е. Емельянова на конференции Свято-Тихоновского гуманитарного университета в ноябре 2007 г.

[23] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 69, л. 21.

[24] Одинцов М. И. Государство и церковь в России. XX век. М., 1994. С. 96.

[25] Фоминов Н. Против благодушия и беспечности в антирелигиозной работе // Большевик. 1937. № 20. С. 43.

[26] Всесоюзная перепись 1937 г. Краткие итоги. М., 1991. С. 106-107.

[27] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Новгородской области, ф. архивно-следственных дел, д. 1-а/1307, т. 5, л. 507.

[28] Там же, д. 1-а/8822, т. 1, л. 133-136.

[29] Там же, т. 3, л. 76-77, 101, 113.

[30] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 69, л. 1, 22-23, д. 208, л. 113.