Профессор Михаил Шкаровский. Архиепископ Гдовский Димитрий и новомученики-иосифляне

dimitriy-lubimov

Один из создателей и фактический руководитель иосифлянского движения в первые два года его существования Владыка Димитрий (в миру Дмитрий Гаврилович Любимов) родился 15/27 сентября 1857 г. в г. Ораниенбауме Петергофского уезда Санкт-Петербургской губернии в семье митрофорного протоиерея Гавриила Марковича Любимова (1820-1899), сподвижника св. о. Иоанна Кронштадтского. Отец Гавриил был известен как устроитель целого ряда богоугодных заведений, щедрый благотворитель, талантливый законоучитель и проповедник, а также храмоздатель, выстроивший 96 храмов в различных губерниях России. В честь него в начале XX века одна из улиц Ораниенбаума была названа Любимовской (ныне ул. Рубакина). Происходил род Любимовых из Тамбовской губернии. [1] Окончив в Петербурге в 1878 г. семинарию и в 1882 г. Духовную академию, по первому разряду со степенью кандидата богословия, Дмитрий Гаврилович не сразу принял священный сан. 23 марта 1882 г. он был послан псаломщиком в Никольскую церковь при Российском посольстве в Штутгарте (Германия), где священником служил его старший брат Сергий, ставший затем настоятелем русского Никольского собора в Ницце (Франция).

Прослужив два года в Штутгарте, Д. Любимов возвратился в Ораниенбаум и 11 сентября 1884 г. определился преподавателем латинского языка в Ростовском Димитриевском духовном училище. Через полтора года молодой учитель вступил в брак с дочерью потомственного почетного гражданина Агриппиной Ивановной Чистяковой. У них родилось четверо детей: дочери Вера (7 апреля 1888 г.), Анна (12 ноября 1891 г.) и Надежда (23 июня 1896 г.), а также сын Гавриил (8 октября 1893 г.). Однако трое младших детей, вероятно, умерли в младенчестве.

6 мая 1886 г. Д. Любимов был рукоположен во иерея в петербургском Исаакиевском соборе архиепископом Казанским и Свияжским Палладием (Раевым) и по прошению отца получил назначение в дворцовую Пантелеимоновскую церковь Ораниенбаума. Одновременно с 30-го мая 1886 г. он работал законоучителем Ораниенбаумского городского училища. 5 сентября 1895 г. священник сменил своего отца на должности настоятеля главного храма Ораниенбаума – церкви св. Архангела Михаила. 16 августа 1898 г. о. Димитрий участвовал в освящении последнего «детища» прот. Г. Любимова – построенной в Ораниенбаумском Градском лесу церкви во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радосте». 12 сентября 1898 г. о. Димитрия перевели третьим священником в петербургскую Покровскую церковь в Большой Коломне, в которой он за три десятилетия последующего служения снискал большую любовь, авторитет у своих прихожан и получил многочисленные церковные награды. 14 мая 1903 г. о. Д. Любимов был возведен в сан протоиерея, 6 мая 1913 г. награжден палицей, а с 14 октября 1915 г. служил помощником благочинного IV округа Петрограда. [2]

Лично знавший Владыку Димитрия церковный писатель А. Краснов-Левитин писал о нем: «До революции он был энергичным, деятельным пастырем, одним из руководителей общества трезвости. В 1914 г. его постигло первое серьезное испытание: его единственная дочь, учившаяся в немецкой школе «Annenschule» вышла замуж за немецкого офицера и уехала с ним в Германию, а через несколько месяцев разразилась война. Отец с дочерью были разлучены навсегда. После революции, в голодные годы, от тифа умерла его жена. Отец Димитрий стал еще духовнее, еще преданнее Богу, еще молитвеннее. Во время обновленческого раскола он хранил непоколебимую преданность церкви. Надо сказать, что Покровский храм имел особое значение в духовной жизни Питера. Причт этого храма отличался просвещенностью и энергией. Настоятелем был известный питерский протоиерей о. Василий Акимов – магистр богословия, окончивший, кроме Духовной академии, университет. В прошлом – законоучитель созданной Победоносцевым образцовой Свято-Владимирской Духовной гимназии на Забалканском проспекте, пользовавшийся любовью своих учениц. Великолепный администратор и народный деятель. Вторым священником был популярнейший питерский протоиерей отец Николай Чепурин, высококультурный человек, биолог, получивший образование в Оксфорде, впоследствии окончивший Духовную академию. Отец Димитрий был третьим священником этого храма. Окончив в свое время Петербургскую Академию по 1-ому разряду, о. Димитрий был, пожалуй, популярен еще более, чем два его сослужителя, благодаря своей молитвенной ревности». [3]

Впервые с советскими органами власти о. Д. Любимову пришлось столкнуться в 1919 г. 16 марта на общеприходском собрании он был избран в число 42 человек, уполномоченных подписать договор о принятии богослужебного имущества и здания церкви в «бесплатное и бессрочное пользование». Однако этот список не устроил отдел юстиции Петросовета, и по его требованию 30 ноября на новом собрании был избран приходской совет из 14 человек, в который снова вошел о. Димитрий. 13 декабря протоиерей в числе других членов совета подписал договор с представителем отдела юстиции. [4] Гораздо более серьезные потрясения произошли в 1922 г. 24 апреля о. Димитрию пришлось присутствовать на изъятии из Покровской церкви ценностей, а вскоре был арестован настоятель храма прот. В. Акимов (6 июля его приговорили к трем годам заключения). 10 июля о. Димитрий на общеприходском собрании был избран председателем приходского совета и исполняющим обязанности настоятеля.

Одной из первых проблем, которую пришлось решать батюшке в качестве настоятеля, был введенный властями контроль за произнесением проповедей. С июля 1922 г. требовалось заранее подавать заявления о разрешении их произнесения. Протоиереи Д. Любимов и Н. Чепурин попытались бороться против такого порядка и 31 августа подали заявление в совет Центрального городского района: «В виду того, что проповедь, посвященная наставлению в вере и христианской нравственности, составляет неотъемлемую часть богослужения, без чего богослужение это оказывается неполным и лишенным значительной части своего смысла и наставления… Покровский причт просит совет ЦГР, в отмену ограничения его богослужебно – проповеднических прав, сделанных б. 2-м городским районом, разрешить ему постоянное беспрепятственное ведение духовных бесед за богослужениями в своем храме на общем, по законам РСФСР, основании». Со временем, хотя и не сразу, такое разрешение было получено. [5]

Другой важнейшей проблемой являлась борьба с обновленцами, создавшими вскоре после ареста митр. Вениамина свое Епархиальное управление. Отец Димитрий отказался признать его власть и вошел в число основателей так называемой Петроградской автокефалии, которая в условиях отсутствия канонической власти в Русской Церкви, самостоятельно боролась с обновленчеством. 26 августа авторитетная группа верующих подала в Петроградский губисполком заявление о регистрации «Православной Кафолической Церкви» г. Петрограда, а 1 сентября представила проект ее устава. [6] Однако власти не только не зарегистрировали новую организацию, но и попытались покончить с ней путем репрессий.

Летом 1922 г. о. Д. Любимов сблизился с группой священнослужителей и активных мирян города, собиравшихся на квартирах и обсуждавших вопросы борьбы с обновленцами и создания Петроградской автокефалии. Случайность и простодушие настоятеля Введенского храма о. Димитрия Кратирова имели для членов этой группы печальные последствия. 6 августа 1922 г. имевший коммунистические убеждения инженер-строитель Г.П. Снежков пришел во Введенскую церковь и обратился к настоятелю с просьбой отслужить молебен для больной жены. 19 августа после молебна священника угостили чаем. Не представляя, с кем имеет дело, о. Димитрий неправильно оценил молчаливое внимание хозяина и поделился с ним своими мыслями. На следующий день Снежков написал в ГПУ донос на священника: «Он после молебна за чаем развил агитацию, что бороться необходимо с советской властью путем сорганизовывания в подпольную организацию попов и прихожан – для свержения существующего государственного строя. Он заявил, что это уже воплощено в жизнь, и, что подобного рода организация существует, и что она держится на строгой конспирации. Но что некоторые члены этой организации, не имея выдержки, выступили отдельно и уже высланы. Считаю, что этот гражданин, как вредный элемент, должен быть изъят из общества, которое нуждается в покое после гражданской войны и в мирном строительстве. Я его не считаю нужным скрывать от ГПУ и делаю это с полным сознанием своего гражданского долга перед народами РСФСР, и желал бы быть обвинителем на суде этих церковников».

Заявление Снежкова попало на благоприятную почву. В ГПУ как раз искали повод для разгрома зарождавшегося в Петроградской епархии движения сопротивления обновленцам. 5 сентября 1922 г. арестовали священника Д. Кратирова и в тот же день прот. Д. Любимова и еще 20 священников и мирян. Как выяснилось, о. Д. Кратиров Снежкова и его семью совершенно не знал, и после молебна задержался не более чем на 10-15 минут. И по его словам, «никаких особых разговоров у нас там не было». На вопрос следователя, не говорил ли он там о существовании какой-либо подпольной организации, священник ответил: «Ни о какой подпольной организации и помина не было. И вообще, по моему личному мнению, таковой, в особенности среди церковников, и быть не может». [7]

Так же стойко вел себя и о. Д. Любимов. Протокол его единственного допроса от 6 сентября 1922 г. составлен в форме вопросов и ответов. На вопрос следователя, что протоиерею известно «о подпольной организации духовенства в Петрограде», батюшка заявил, что ни в каких организациях не состоит, об их существовании ему ничего не известно, и он полагает, что таковых вообще нет; при Покровском храме никакой самостоятельной организации также не существует, разве что церковный совет. Далее «диалог» продолжался следующим образом: — Известно ли вам что-либо о существовании в Петрограде так называемого комитета помощи пострадавшему при изъятии церковных ценностей духовенства? — О существовании такового мне ничего неизвестно, но частным образом мне известно, что в нашем приходе жертвовали прихожане на уплату судебных издержек по приговору суда с бывшим настоятелем нашей церкви Акимовым, который осужден трибуналом на три года, но как производился этот сбор, и куда что отдавалось, я хорошо не припомню. — Знаете ли вы лично священника Пищулина? — Фамилию слыхал, но где служит, я лично не знаю. И еще раз добавляю, о существовании каких-либо организаций в Петрограде мне ничего не известно. Кроме того, добавляю, что мы, группа духовенства, количества точно не знаю, подавали заявление в Петрогубисполком об оставлении нас независимыми от «Живой церкви» ибо последнюю мы считаем неправославной и пастырей ее незаконными. Но я полагаю, что эта группа есть официальная. [8]

В тот же день было вынесено официальное постановление о заключении о. Димитрия под стражу. Расследование оказалось недолгим и весьма поверхностным. Уже 13 сентября было составлено обвинительное заключение на 22 человека, которых обвинили в «антисоветской деятельности в рамках религиозного объединения». В этом документе говорилось о необходимости высылки арестованных лиц, «стоящих на особом учете как неблагонадежных в политическом отношении… для пресечения дальнейшей антисоветской деятельности». 14 сентября Петроградский губернский отдел ГПУ постановил в отношении трех лиц дело продолжить, а остальных 19 выслать на три года в различные отдаленные губернии, в том числе о. Д. Любимова – в Уральскую. [9]

26 сентября осужденные были высланы из Петрограда, и в тот же день помощник начальника 6-го отделения секретного отдела ГПУ Чепурин в своем «Заключении» написал, что, «…просмотрев следственные материалы и обвинительное заключение Петроградского Губотдела ГПУ, по сему делу нашел: гражданин Любимов Д.Г. …настроены против обновленческого движения. На основании этого Петроградским Губотделом ГПУ означенные лица как крайне неблагонадежные в политическом отношении 26 сентября с.г. были высланы из Петроградской губ. на три года каждый. Пищулин В.Ф., Казакевич Е.М., Пичугин П.Т., Никитин А.Н., Венустов В.А. – в Двинскую губ., Любимов Д.Г., Балыков П.П., Боголюбов Н.В., Устименко Ф.П., Тихомиров А.Н. – в Уральскую губ., Никольский А.П., Черняева Т.М., Курляндский А.Ф., Покровский В.А. – в Тюменскую губ., Афанасьев В.П., Гидаспов Д.Ф., Сербаринов Г.А., Вознесенский С.А., Пищулин В.Ф. – в Оренбургскую губ.

А потому, принимая во внимание вышеизложенное, полагал бы высылку означенных выше лиц санкционировать, дело о них следствием прекратить и сдать в архив Петроградского Губотдела ГПУ.

…Дело возникло на основании письма инженера Снежкова, который заявил, что он из беседы с одним попом Кратировым узнал, что Петроградское духовенство для борьбы с советской властью организуется в нелегальные группы, члены которых для разрешения вопросов антисоветского характера собираются на конспиративных квартирах. Дальнейшим следствием факт нелегальных собраний означенных выше лиц установлен. Установлен также факт распространения ими ложных слухов, что якобы Соввласть печатает статьи в «Правде» и других органах о том, что, кто не признает «Живую церковь», тот идет против власти и прочее, чем возмущали народ и создавали в нем настроение против обновленческого движения». [10]

С сентября 1922 г. о. Димитрий отбывал ссылку в казахском г. Уральске, но 27 декабря того же года Комиссия НКВД по административным высылкам постановила приговор Петроградского губотдела ГПУ в отношении батюшки и ряда других осужденных изменить на трехлетнюю высылку в Туркестан. В начале 1923 г. прот. Д. Любимова перевели в г. Теджен Закаспийской области (ныне Туркмения). В туркестанской ссылке его добровольно сопровождала Александра Георгиевна Куликова. Она родилась в 1899 г. в Кронштадте, работала портнихой, еще в молодости поступила прислугой в дом о. Димитрия, а когда он овдовел, вела хозяйство священника. Уже после возвращения в город на Неве, в 1925 г. она приняла монашеский постриг с именем Анастасия, а позднее и постриг в схиму. 26 сентября 1924 г. Особое Совещание при Коллегии ОГПУ постановило досрочно освободить 14 осужденных по делу петроградской группы духовенства, в том числе о. Димитрия. Фактически же он был освобожден 1 марта 1925 г. по распоряжению ГПУ г. Полторацка и, вернувшись домой, 31 марта явился в Ленинградское ГПУ, где получил вид на жительство. [11]

К моменту возвращения о. Димитрия настоятелем Покровской церкви вновь служил освобожденный к тому времени из тюрьмы прот. Василий Акимов. 2 апреля президиум приходского совета с участием настоятеля, заслушав заявление о. Д. Любимова о зачислении его в состав причта храма, единогласно решил выполнить эту просьбу и в тот же день подал ходатайство о регистрации протоиерея в райисполком. ?9 апреля и общее собрание «двадцатки» постановило принять о. Димитрия с жалованием по смете штатного протоиерея. [12]

Меньше чем через год после возвращения из ссылки вдовый протоиерей был удостоен архиерейской хиротонии. По свидетельству о. М. Чельцова, принять епископство о. Димитрия убедил управлявший тогда Ленинградской епархией еп. Григорий (Лебедев). В декабре 1925 г. батюшка выехал в Нижний Новгород. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митр. Сергий (Страгородский) совершил его монашеский постриг и рукоположил во архимандрита. По просьбе принявшего постриг за ним сохранилось прежнее имя, только небесным покровителем вместо свт. Димитрия Ростовского стал великомученик Димитрий Солунский. 30 декабря/12 января 1926 г. митр. Сергий и его сомолитвенники, в том числе еп. Алексий (Буй), хиротонисали архим. Димитрия во епископа Гдовского, викария Ленинградской епархии. После возвращения в город св. Петра, судя по записям о. М. Чельцова, «еп. Димитрий на правах не столько епископа, сколько близко ставшего к Григорию человека, часто бывал у Григория, как и Григорий у него, и они… управляли епархией… Григорий как бы делил дела с Димитрием, предоставив последнему бракоразводные неприятности и отдаленные – Гдовский с Ладожским – уезды». [13]

Следует отметить, что епископы Димитрий и Григорий активно поддержали митр. Сергия в его конфликте с григорианским Временным Высшим Церковным Советом и 5 апреля 1926 г. написали суждение о канонической правомочности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и закономерности мер, предпринятых им в отношении организаторов григорианского раскола. [14]

16 января 1926 г. «двадцатка» Покровского храма известила районный стол регистрации, что «Любимов возведен в сан епископа… и по прежнему будет продолжать служение в нашей церкви». Авторитет Владыки среди прихожан существенно вырос. 22 сентября 1926 г. приходской совет постановил пригласить в престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы нового Ленинградского митрополита Иосифа (Петровых) для служения всенощной и поздней литургии вместе с еп. Димитрием и по предложению последнего, на торжественное богослужение еще еп. Григория и архидиакона Евлогия из Александро-Невской Лавры. Как известно, митр. Иосиф был выслан в Ростов, и торжественное богослужение в церкви 14 октября совершили Владыки Димитрий, Григорий и Гавриил (Воеводин). [15]

Отношения еп. Димитрия с другими членами причта Покровской церкви стали портиться во второй половине 1927 г. Архим. Феодосий (Алмазов) писал позднее об этом периоде, характеризуя ленинградских архиереев: «…епископ Димитрий (Любимов), крайне правый. Доходами он пользовался от Покровской церкви, (впоследствии закрытой), занимая вторую вакансию при настоятеле протоиерее В. Акимове, никогда не говорившем проповедей, но бывшим профессором Богословского института, управлявшегося протоиереем Чуковым, потом закрытым. Попытка епископа Димитрия стать настоятелем Покровской церкви потерпела поражение. Протоиереи Акимов, Чепурин и Казанский (первый и третий уже в могиле) не уступили ему настоятельства, вопреки желанию народа». [16]

Конфликты с другими членами причта Покровской церкви у еп. Димитрия стали возникать после выхода 29 июля известной «Декларации 1927 г.». Уже в середине августа по свидетельству Н.А. Мещерского через него епископ Гдовский, прот. Александр Советов, схимон. Анастасия (Куликова) и еще несколько священнослужителей отправили высланному в Моденский монастырь митр. Иосифу послание с выражением своего несогласия с политикой Заместителя Патриаршего Местоблюстителя. [17]

Впрочем, когда 28 августа временно управлявший в то время сторонник митр. Сергия епископ Петергофский Николай (Ярушевич) послал в административный отдел заявление с просьбой зарегистрировать Епархиальное управление, он включил в его состав помимо себя еп. Димитрия, еп. Серафима (Протопопова) и семь протоиереев в качестве временного совета. Из этих кандидатов три протоиерея (все будущие иосифляне) были отведены ОГПУ, а когда 14 ноября 1927 г. Леноблисполком, наконец, зарегистрировал Епархиальный совет, в нем не оказалось и еп. Димитрия. [18]

К этому времени отношения Владыки и еп. Николая резко обострились. Несмотря на указ от 13 сентября о переводе митр. Иосифа на Одесскую кафедру еп. Димитрий постоянно поминал за богослужением митрополита и игнорировал распоряжения еп. Николая. После того как «двадцатка» Покровской церкви 4 октября пригласила на торжественное богослужение в престольный праздник епископа Петергофского, Владыка Димитрий не стал служить вместе с ним. Прот. М. Чельцов так написал об этом инциденте: «На Покров (1 октября ст. ст.) в храмовый праздник церкви, при которой он в течение многих лет священствовал и теперь епископствовал, он не служил, будучи вполне здоров и оставаясь в своей квартире. Отчего? Почему? Да потому, что Николая он поминать не хотел, но и Иосифа не мог ввиду распоряжения церковной власти и принятого причтом церкви решения. Ярко отмеживавши себя от Николая, Димитрий старается чаще служить в Лавре, где Николая не поминали». [19]

dimitriy-lubimov

Заслушав доклад еп. Николая о ситуации в «северной столице», митр. Сергий и Временный Синод 25 октября постановили подтвердить перевод митр. Иосифа на Одесскую кафедру, а «Преосвященным викариям Ленинградской епархии Димитрию и Серафиму предписать всякий выезд из пределов Ленинградской епархии с ведома и благословения времен. управл. Ленинградской епархией Преосвященного Николая и вообще находиться в должных к нему, как временно управляющему епархией, отношениях». [20]

Однако это постановление выполнено не было. Епископ Димитрий, «ничем доселе не проявлявший себя, активно и резко становится на защиту Иосифа и отказывается поминать Николая». Постепенно конфликт все более расширялся. В Ленинграде образовалось две церковных группы: еп. Николая (Ярушевича) и еп. Григория (Лебедева), который по свидетельству о. М. Чельцова «сам как-то не выставлялся, оставался как бы в тени, но все к нему сводилось, и от него исходило. У него собирались некоторые из священников и мирян, его глазами смотрел и его словами говорил епископ Димитрий». [21]

24 ноября епископ Гдовский присутствовал на первом собрании руководителей оппозиционеров на квартире прот. Феодора Андреева, а через несколько дней уже на квартире Владыки Димитрия был заслушан текст обращения к митр. Сергию, который устроил далеко не всех. После бурной дискуссии на этом собрании было решено написать три новых послания к Заместителю Местоблюстителя с критикой курса его церковной политики. Одно из них – от шести викариев Ленинградской епархии, в числе других архиереев, подписал еп. Димитрий. Он же возглавил и знаменитую делегацию представителей духовенства и мирян «северной столицы» к митр. Сергию. Однако двухчасовая беседа с Заместителем Местоблюстителя 12 декабря не принесла желаемых результатов. Вот как рассказывал об обращении Владыки Димитрия к митр. Сергию участник этой беседы: «Епископ Димитрий, семидесятилетний старец, пал перед митрополитом на колени и со слезами в глазах сказал: «Владыко, во время моей хиротонии вы сказали мне, чтобы я был верен Православной Церкви и в случае необходимости готов был и жизнь свою отдать за Христа. А вы вашей Декларацией вместо пути Голгофы предлагаете встать на путь сотрудничества с богоборческой властью, гонящей и хулящей Христа». Но убедить митрополита сойти с пути компромиссной легализации Церкви и встать на путь Голгофы Владыке не удалось». [22]

Тяжело было епископу порывать с хиротонисавшим его архиереем, но религиозная совесть все же побудила его после возвращения из Москвы, взяв на себя инициативу, подписать 26 декабря вместе с еп. Сергием (Дружининым) акт отхода от Заместителя Местоблюстителя. В этот день еп. Димитрий на своей квартире объявил еп. Николаю (Ярушевичу) о том, что он и его единомышленники порывают молитвенное общение с митр. Сергием.

Вскоре после оглашения акта отхода в кафедральном соборе Воскресения Христова еп. Димитрий написал письмо духовенству ст. Сиверская (расположенной вблизи г. Гатчина) с обоснованием своего шага: «Вас смущает прежде всего то, что мы так долго не пор[ы]вали канонического общения с митрополитом Сергием, хотя и послание его, и дело митрополита Иосифа давно уже были перед нашими глазами. На сие ответствую так: Последнее представлялось нам первоначально одним из обычных даже для Патриарха подтверждений о невмешательстве Церкви в дела гражданские. И нам пришлось изменить отношение к нему лишь тогда, когда обнаружилось, что послание начинает оказывать сильное влияние и на дела чисто церковные и искажать не только канонически, но даже и догматически лицо Церкви. Плоды его выявились не сразу, а самые крупные из них, по крайней мере, до сего времени, отразившиеся и в нашей епархии следующие: 1. Закрепление Временного Синода, который, в сущности, не Синод, так как не представительствует совершенного лица Русской Церкви, а простая канцелярия, каковой первоначально представил его митрополит Сергий, закрепление его в качестве соуправляющего Заместителю органа, без которого уже ни одно решение не исходит от митрополита Сергия, что является незаконным и самочинным действием. Искажен самый патриарший образ управления Церковью.

2. Одновременно с таким самоограничением митрополита в своих правах является требование возносить имя его вместе с Местоблюстителем митрополитом Петром, что еще более искажает единоличную форму правления Церковью, установленную Собором 1917-1918 гг., да и вообще противно духу Св. Церкви, никогда не допускавшей на одно епископское место двух соуправителей или хотя бы именования двух имен с одинаковым значением.

3. Также незаконно и объясняемое, по словам митрополита Сергия, лишь гражданскими причинами массовое (до 40 случаев) перемещение епархиальных епископов.

4. Такую же цель принизить значение епископа для епархии имеют и учрежденные ныне епархиальные советы, под надзор которых будет попадать каждый вновь назначенный на епархию епископ.

5. Незаконно и требование, обращенное митрополитом Сергием к русским православным людям, помимо отношения внешней подчиненности к гражданской власти, которую они доблестно являли в течение десяти лет, не нарушая гражданского мира, и, не восставая против законов страны, не противоречащих христианской совести, – незаконное требование от них и внутреннего признания существующего строя, и общности, и радости, и печали с людьми, совершенно чуждыми и враждебными Церкви.

Таковы первые плоды, возросшие на почве послания; другие подрастают еще, и о них говорить преждевременно, но и явившихся оказалось достаточно для того, чтобы поставить пред совестью вопрос о дальнейшем отношении к митрополиту Сергию и его делу». [23]

30 декабря митр. Сергий и Временный Синод приняли постановление о запрещении Владыки Димитрия в служении. Вскоре епископу пришлось оставить свою «родную» Покровскую церковь. Еще 9 декабря ее «двадцатка» «признала себя входящей в юрисдикцию Митрополита Сергия» и постановила принять к исполнению новую формулу возношения за богослужением: «О Господине нашем Патриаршем Местоблюстителе Преосвященнейшем Митрополите Петре и Господине Преосвященнейшем Митрополите Сергии». Владыке Димитрию не удалось склонить на свою сторону основную часть причта и прихожан храма, и 1 января он и два приписных священника – Василий Тулин и Иоанн Быстреевский подали заявления об оставлении службы в Покровской церкви. 5 января «двадцатка», заслушав эти заявления, постановила просить епископа «отложить свое намерение выйти из состава Покровского причта и быть в единении со всею Православною Церковью». Однако 6-13 января приходской совет «вследствие ухода епископа Димитрия» покинули шесть его членов, а оставшиеся заняли непримиримую по отношению к иосифлянам позицию. 20 января «двадцатка» так написала в районный стол регистрации о выходе отделившихся от митр. Сергия из ее состава: «С этого момента они перестали быть нашими единоверцами и членами одного с нами исповедания». А 24 января приходской совет, заслушав новые заявления еп. Димитрия в свой адрес и на имя настоятеля, постановил считать Владыку «выбывшим из состава причта». [24]

С начала января кафедральным храмом епископа стал собор Воскресения Христова (Спас-на-крови). На первой же службе в нем Владыка Димитрий произнес яркую проповедь, провозгласив, что «митрополит Иосиф, он, епископ Димитрий, и верное митрополиту Иосифу духовенство защищает чистоту Православной веры, что настало время каждому стать на страже веры, а если нужно, и пострадать за нее». Позже некоторые арестованные иосифляне на допросах покажут, что тогда же еп. Димитрий объяснял, что поминовение за богослужением богоборческой власти «по существу, сразу же уничтожает всю Церковь, никакое соотношение Церкви с советской властью невозможно, что Сергиевская Церковь – «советская» Церковь». Говоря о будущем истинного православия, Владыка предупреждал прихожан о необходимости быть готовыми к тому, чтобы «уйти в подполье, рассеяться, укрыться от всякого контроля советской власти, а если существовать открыто – то как организация, которая должна сопротивляться всем мероприятиям советской власти». [25]

Фактически с момента создания иосифлянского движения еп. Димитрий управлял оставшимися верными митр. Иосифу приходами Ленинградской епархии, хотя формально митрополит передал ему временное управление епархией 8 февраля 1928 г. Позднее, на допросе осенью 1930 г. Владыка Иосиф так описал эту ситуацию: «Ленинградская группа духовенства, опротестовавшая произвол м[итрополита] Сергия в моем перемещении и фактически уже отложившаяся от него, указала и мне на мой долг не покидать их на произвол судьбы и, если нет мне возможности и надежды быть в Ленинграде, все же не отнимать у них права считать меня их законным архипастырем. Непосредственное же управление может быть оставлено в руках еп. Димитрия, около к[отор]ого сплотилось отложившееся от Сергия духовенство. Так как это нисколько не изменяло и ничего не прибавляло к моему Ростовскому ничегонеделанию, то я не видел для себя никакой опасности в попущении этого, и дальше как-то все пошло самотеком. Еп. Дмитрию предоставлена была полная свобода управления до того, что он позволял себе действовать даже вопреки моим ожиданиям и определенно выраженным желаниям и советам. Я не претендовал в таких случаях, оправдывая такие поступки еп. Димитрия тем, что на месте ему виднее большая или меньшая целесообразность такого или иного решения. Во многих случаях, когда он спрашивал моего совета, я так и отвечал ему, предлагая на месте обсуждать дело с более опытными лицами из духовенства, если он не надеется на свой опыт и рассуждение. Более близко пришлось мне проявлять себя в делах лишь после ареста еп. Димитрия… Полнота прав, предоставленная епископу Димитрию (в силу, между прочим, и Ярославской декларации), позволяла ему, помимо моего участия, удовлетворять духовные запросы и нужды отдельных лиц не только Ленинградской епархии, но и других местностей. Отсюда и произошло то, что к нему ехали с этими нуждами и запросами отовсюду, где не было по близости другого, пользовавшегося доверием, архиерея. Непосредственно ко мне ездить им не было никакой надобности, чем и объясняется крайне незначительное количество таковых приездов и обращений». [26]

По некоторым сведениям еп. Димитрий уже в январе 1928 г. объявил митр. Сергия безблагодатным и потребовал от своих сторонников немедленного разрыва молитвенного общения с ним. 4/17 января в качестве временно управляющего епархией епископ написал обращение «к отцам настоятелям»: «В ответ на прошение Ваше от 30.12 [ст. ст.], обращенное к моему недостоинству, ответствую, что с любовью приемлю Вас в свои молитвенное общение и архипастырское руководство и сам прошу усердно ваших св. молитв о мне грешном, да даст нам Господь Бог, по богатству благодати Своей, пребыть верными Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, возглавляемыми в порядке земного церковного священноначалия Местоблюстителем Патриаршим Петром, Митрополитом Крутицким, впредь до того времени, как совершенный поместный Собор Русской Церкви, представленный всем наличным епископатом, т. е. теперешними изгнанниками-исповедниками, не оправдает нашего образа действий своей соборной властью, или же до тех пор, пока сам митрополит Сергий, пришед в себя, не покается в том, что погрешил не только против канонического строя Церкви, но и догматически против ее лица, похулив святость подвига ее исповедников подозрением в нечистоте их христианских убеждений, смешанных якобы с политикой, соборность – своими и синодскими насильственными действиями, апостольство – подчинение Церкви мирским порядкам и внутренним (при сохранении ложного единения) разрывом с митрополитом Петром, не уполномочившим митрополита Сергия на его последние деяния, начиная посланием от 16 (29) июля с. г. «Тем же убо, братие, стойте и держите предания»». [27]

iosiflyane-mucheniki

Уже в первый месяц после отделения от митр. Сергия Владыка Димитрий предпринял энергичные усилия по распространению движения сопротивления политике Заместителя Местоблюстителя в целом ряде епархий – Московской, Воронежской, Новгородской, Псковской и др. Известно, что он даже посылал своего послушника Сергия в Соловецкий лагерь, стремясь заручиться поддержкой «Соловецкого епископата», но заключенные архиереи в беседе с послушником осудили действия еп. Димитрия, [28] и лишь еп. Нектарий (Трезвинский) 8 февраля 1928 г. присоединился к иосифлянам.

В качестве ответной меры митр. Сергий и Временный Синод 25 января приняли постановление о раздорнической деятельности епископов Димитрия и Сергия: «1. Принимая во внимание, что Преосвященный Гдовский Димитрий не подчинился постановлениям Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Временного Патриаршего Священного Синода и не только служит в состоянии запрещения, но и продолжает чинить смуту и раскол, распространяя среди верующих клевету на Высшую Церковную Власть, якобы она уже уклонилась от православия, призывает народ порвать молитвенно-каноническое общение как с законным Заместителем Патриаршего Местоблюстителя, так и единомышленными с ним епископами, при этом епископ Димитрий и его единомышленники называют храмы, где поминают Митрополита Сергия, «[ново]обновленческими храмами», православных пастырей – безблагодатными.

2. В своем ослеплении расколом епископ Димитрий дошел до такого безумия, что один из православных храмов (Спаса на водах) публично назвал храмом сатаны, и на основании 28-го и 34-го правил Святых Апостолов, [4-го Антиохийского] 13, 14, 15-го правил Двукратного Собора, 38-го правила Карфагенского Собора Преосвященного Димитрия уволить от управления Гдовским викариатством на покой, с оставлением под запрещением в священнослужении и предать его за учинение церковного раскола, с одной стороны, и за служение в состоянии запрещения – с другой, каноническому суду православных епископов». [29]

Это постановление, подтвержденное еще раз 27 марта 1928 г., не содержало ничего принципиально нового по сравнению с постановлением от 30 декабря, и было также проигнорировано еп. Димитрием. Впрочем, на одно ложное обвинение Владыка ответил «опровержением клеветы» в обращении ко «всем чадам Православной Церкви»: «В январе месяце сего года я получил указ от м. Сергия и его Синода, запрещающий мне священнослужение. В нем было сказано, что я дошел до такого безумия, что одну церковь – храм «Спаса на водах» публично назвал «храмом сатаны». Недавно был прислан 2-ой указ, в котором повторяется это обвинение. Вероятно, с какою либо целью это обвинение было связано с церковью, которая особенно была близка моему сердцу. Свидетельствую моею архиерейскою совестью, что ни в частной беседе, ни публично я таких слов не произносил. Указ рассылается повсеместно, и найдутся люди, которые поверят этой клевете и соблазнятся. Будем молиться, чтобы Господь охранил слабых, колеблющихся людей от соблазна, а тех, которые прибегают к такой клевете, вразумил и наставил на истинный путь». [30]

Это опровержение епископ высказал и устно в день Вознесения Господня после литургии в соборе Воскресения Христова. Как известно из архивных документов община храма «Спаса-на-водах» в 1928 г. была «непоминающей», оппозиционной митр. Сергию, и оскорблять ее, хотя бы по этой причине, Владыка Димитрий действительно не мог. 8 марта в «северную столицу» прибыл назначенный Заместителем Местоблюстителя митрополитом Ленинградским Владыка Серафим (Чичагов). Он сразу же послал пригласительное письмо еп. Димитрию, но тот письма не принял, заявив, что знает только Ленинградского митрополита Иосифа, заместителем которого является. [31]

Весной 1928 г. Владыка Димитрий был признан в качестве руководителя оппозиционного митр. Сергию движения многими «непоминающими» в различных районах страны. В это время епископ непосредственно окормлял иосифлянские приходы на Северо-Западе России, частично на Украине, Кубани, в Ставрополье, Московской, Тверской, Витебской епархиях, а также, после ареста 4 апреля еп. Виктора, викториан Вятской губернии и Удмуртии. С осени 1928 г. он начал совершать хиротонии тайных епископов для других епархий, в частности 2 октября вместе с еп. Сергием (Дружининым) хиротонисал во епископа Серпуховского Максима (Жижиленко).

Владыка Димитрий вел обширную переписку не только со своими сторонниками, но и противниками. Так, весной 1928 г. он написал письмо с обоснованием своей позиции поддерживавшему митр. Сергия известному ленинградскому архимандриту Льву (Егорову), а 1 июля того же года послал обширное ответное письмо еп. Иннокентию (Тихонову). При этом архиепископ Гдовский часто служил в различных иосифлянских храмах своей епархии и посещал дома и квартиры своих последователей, в частности, неоднократно приезжал в Гатчину к схимонахине Марии (Леляновой). [32]

Согласно показаниям арестованных иосифлян в собор Воскресения Христова с начала 1928 г. стали стекаться священники, лишенные приходов по указанию митр. Сергия, насельники закрытых монастырей, богомольцы, странники, юродивые, и все они подходили под благословение и причащение к Владыке Димитрию. Воссоединение же приезжавшего духовенства происходило не в храме, а на квартирах членов причта. После личной беседы архиепископ давал «приезжающему из разных мест высшему духовенству право принимать в общение священников через исповедь, освобождая их от необходимости лично приезжать в Ленинград». Клирики, после разговора с Владыкой, «испытывались через исповедь в стойкости идей ИПЦ у духовника Никитина в храме Воскресенья на Крови, посвящались, и, получив литературу и наставления самим твердо стоять в ИПЦ и воспитывать массы, уезжали на места».

Многие обвиняемые рассказывали о стремлении иосифлян использовать для распространения своего влияния в стране, прежде всего, старое монашество и тайное новое. На собраниях духовенства архиеп. Димитрий говорил, что монашество – «наша опора, так как, будучи враждебно настроены против советской власти за разоренные монастыри и подворья, они не меньше нашего ненавидят советскую власть и ждут ее погибели. Они помогут нам разъяснять верующим, что только мы стоим на защите истинного православия». Владыка возлагал большие надежды на молодых, тайно постриженных монахов и монахинь – именно их посылали с воззваниями и листовками в различные епархии. Принимая в молитвенное общение приезжавших в Ленинград священнослужителей, архиеп. Димитрий разъяснял, что не следует гнаться за количеством прихожан, гораздо важнее, «чтобы наши сторонники держались крепко, ничего не боясь». Приезжали к Владыке в Ленинград и присоединившиеся к иосифлянскому движению архиереи: епископы Варлаам (Лазаренко), Иоасаф (Попов), Алексий (Буй) и Николай (Голубев).

Расширению влияния иосифлян в провинции способствовало принятие в молитвенное общение различных групп «полусектантов», в частности стефановцев и иоаннитов, которых Владыка Димитрий особенно ценил. Осенью 1930 г. на допросе еп. Василий (Докторов) показал: «Первое время немалое смущение в рядах нашей организации было то, что епископ Димитрий Любимов благоволил иоаннитам. Священник Ф. Андреев был особенно против того, чтобы иоанниты приходили причащаться, отталкивая их от чаши, считая их неправославными за то, что они, иоанниты, Иоанна Кронштадтского считают за бога. Епископ Димитрий Любимов отрицал возводимое на иоаннитов такое обвинение и говорил, что они являются стойкими борцами за истинное православие, ведут праведную жизнь и так же, как и мы, ненавидят советскую власть, и отталкивать их от себя не следует… Доверяясь всецело епископу Димитрию Любимову и наблюдая за тем, что иоанниты своей преданностью церкви, своей горячей верой в бога помогают нам вести борьбу с врагами церкви Христовой, распространяют через своих книгоношей не только религиозно-нравственные брошюры и книги, но и брошюры в защиту нашей организации. Я считал и считаю, что из их среды могут быть стойкие православию пастыри, и обращающихся ко мне с просьбой посвятить их в иеромонахи посвящал тайно у себя на квартире». [33]

Ближайшими помощниками Владыки были протоиерей Феодор Андреев и профессор М.А. Новоселов. Позднее некоторые арестованные иосифляне на допросах показали, что «антисоветский характер политики Дмитрия в значительной мере объясняется влиянием Новоселова», а один свидетель даже утверждал, что «Новоселов руководил епископом Дмитрием Гдовским». Впрочем, вполне вероятно, что подобные показания были инициированы агентами ОГПУ. При этом сам архиеп. Димитрий на допросе подтвердил, что к словам еп. Марка относился с большим вниманием, считая, что тот в церковных вопросах разбирается лучше. Позже, отвечая на обвинение в подготовке вооруженной борьбы с советской властью, архиепископ пояснял, что «установку нашу, т.е. необходимость, в случае надобности «пострадать до крови», надо понимать в смысле мученичества». [34]

Со временем среди руководителей движения обозначились две группы – более радикальная и относительно умеренная. Во второй половине 1928 г. отношения членов причта и Владыки Димитрия изменились, его решительность и бескомпромиссность стали смущать некоторых клириков. По мнению прот. Василия Верюжского, «причина изменений заключалась в том, что архиеп. Димитрий, как бы становился на место митр. Иосифа, затеняя собою до некоторой степени даже личность самого митр. Иосифа, и, совершенно почти его отстраняя». Часть иосифлян возмущало и то, активные помощники архиепископа, в том числе иоанниты, «склонны были смотреть на него, как на единственного истинно-православного епископа, считая других недостаточно твердыми». К 1929 г. началось расхождение в руководстве иосифлян, что позднее подтвердил на допросе один из обвиняемых по делу Истинно-Православной Церкви, показав, что одна часть – «архиеп. Димитрий, Николай Прозоров и др. – была наиболее непримирима по отношению к митр. Сергию и его Декларации, другая часть – еп. Сергий Нарвский, прот. Верюжский и другие – держались более умеренных взглядов, склоняющихся к взглядам митр. Кирилла (Смирнова)». [35]

При этом разделения групп не произошло. Принадлежавший к умеренной части митр. Иосиф всегда оставался для Владыки Димитрия духовным авторитетом, и он нередко следовал его советам. Сам митрополит на допросах 27 сентября и 9 октября 1930 г. говорил: «Первое время епископ Дмитрий являлся моим заместителем только по Ленинградской епархии, но впоследствии, когда антисергианское течение разрослось далеко за пределы Ленинградской епархии, я не мог ему запретить, да и сам с ним был согласен за то, чтобы всем обращающимся к нему за руководством он давал советы. Сам епископ Дмитрий по всем вопросам меня ставил в известность, спрашивая у меня как у своего митрополита советов и руководства…. Мой заместитель архиепископ Дмитрий Любимов через монахиню Анастасию Куликову запросил меня, как ему быть и поступать с вновь вступающими в нашу организацию. На этот запрос я через Куликову же дал указание, чтобы архиепископ Дмитрий в приеме новых лиц, как из духовенства, так и из мирян был бы крайне осторожным, остерегаться провокации. Тут же я ему писал, чтобы ни в коем случае не прекращать поминовение митр. Петра, так как это свидетельствует массам о нашем единении с митр. Петром. Писал ему, что, если по этому вопросу будет какое-либо «давление» извне, то, не боясь никаких репрессий, твердо стоять на своем. Предупреждал еп. Дмитрия, чтобы он строго следил за тем, чтобы каждая двадцатка представляла из себя крепко слитое ядро. Без единомыслящей двадцатки, лиц в ней состоящих, никакую работу духовную проводить нельзя». [36] 7 января 1929 г. митр. Иосиф возвел Владыку Димитрия в сан архиепископа.

Между Владыками существовала постоянная связь. Чаще всего в Николо-Моденский монастырь с пакетами от еп. Димитрия приезжала схимонахиня Анастасия (Куликова). В одном из ответных писем к епископу от 6 августа 1928 г. митр. Иосиф писал: «Дорогой Владыко! Да укрепит Вас Господь на Ваши святые труды для блага Церкви Его. Помолитесь, чтобы и мой «отдых» был на пользу и на лучшее, чем то, что мог бы я сделать трудами своими. Премного утешило меня сообщение о том, что Вы все бодро и терпеливо идете своим тесным путем. Эти сообщения премного устыждают меня в моем нетерпении и малодушии и дают новые силы и побуждения крепко стоять и впредь за дело Христово!»[37]

Вся деятельность иосифлян проходила под постоянной угрозой репрессий, и Владыка Димитрий понимал неизбежность своего ареста. В сообщении Ленинградского представительства ОГПУ в Москву начальнику 6-го отделения Е. Тучкову от 29 декабря 1928 г. говорилось о беседе 17 декабря «на квартире руководителя всего иосифовского движения епископа Дмитрия Гдовского. Дмитрий собравшимся священникам высказывал свое опасение, что он чувствует, что скоро его ГПУ арестует. На вопрос нашего осведома – за что могут арестовать, ведь для этого нужно иметь какое-то основание, – Дмитрий ответил: «От таких негодяев и мерзавцев можно всего ожидать. Ведь они митр. Иосифа сослали, не имея никаких оснований на это… Ну ладно, ничего, эта власть долго не продержится, бог не допустит издевательств, найдутся люди, которые пойдут во имя Христова и восстанут против власти, а мы должны стараться объединиться и помочь в этом. Наша главная задача сейчас – это вливать в свои ряды молодые стойкие силы духовенства, без этой силы нам трудно, старикам, вести борьбу со многими врагами за нашу правоту. Вот если бы нам разрешили открыть пасторские курсы, тогда было бы хорошо, но об этом и мечтать не приходится» … и т.д.». [38]

В это время Владыка Димитрий принял под свое непосредственное руководство часть киевских и поволжских иосифлян, продолжая при этом окормлять московские, вятские и некоторые другие истинно-православные общины. Так, 12 декабря 1928 г. он писал настоятелям московских иосифлянских храмов: «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца да будет с Вами, возлюбленные о Господе о. Александр Сидоров, о. Сергий Голощапов, о. Никодим и все священнослужители церквей Крестовоздвиженской, Грузинской Божией Матери и Николы [Большой] Крест, – да поможет Вам Господь пребывать в мире, единодушии и единомыслии, в твердом исповедании чистоты и Истины православной веры, с любовию во всем помогая друг другу. Не смущайтесь никакими прещениями, которые готовят Вам отступившие от веры Христовой. Никакое запрещение или извержение Вас из сана митрополитом Сергием, его Синодом или епископами, для Вас недействительно. Доколе останется хоть один твердо православный епископ имейте общение с таковым. Если же Господь попустит, и Вы останетесь одни без епископата, – да будет Дух Истины, Дух Святый со всеми Вами, Который научит Вас решать все вопросы, могущие встретиться на Вашем пути, в духе Истинного Православия. Где бы я ни был, моя любовь и мое благословение будет с Вами и с Вашей паствой». [39]

Весной 1929 г. архиеп. Димитрий потерял двух ближайших помощников: 23 марта был арестован М.А. Новоселов, а 23 мая скончался прот. Ф. Андреев. Владыка отпевал о. Феодора в соборе Воскресения Христова и хоронил его на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры. На могиле протоиерея архиеп. Димитрий сказал: «Я сегодня хороню сына…». Позднее появилось предание, будто бы кто-то из присутствовавших на похоронах Владыки в 1935 г. в Ярославле взял горсть земли с его могилы и захоронил в могилу о. Феодора. [40]

После этих утрат помогали архиепископу, прежде всего, свящ. Николай Прозоров и схимон. Анастасия (Куликова). По свидетельству свящ. Петра Белавского они «фактически вели все дела группы. Некоторое духовенство говорило Дмитрию, чтобы Анастасия не вмешивалась в церковные дела, но Дмитрий защищал ее, и был под ее влиянием». Сам о. Н. Прозоров показал: «По поручению еп. Дмитрия я писал резолюции о присоединении к нашей группе духовенства СССР, выполняя всевозможные поручения, вплоть до увещевания не торговать свечами». [41] Впрочем, значительную роль в руководстве движением играли также протоиереи Сергий Тихомиров, Иоанн Никитин, Василий Верюжский и Викторин Добронравов.

Во второй половине 1929 г., в условиях нарастающих репрессий, архиеп. Димитрию приходилось брать под свое непосредственное окормление новые иосифлянские приходы в различных районах страны. Так, 6 августа он писал благочинным Задонского округа: «Призываю на Вас Божие благословение, с любовью принимаю Вас временно в свое молитвенное каноническое общение, о чем и прошу поставить в известность всех православных окружных о.о. благочинных епархии. О.О. благочинным предоставляю право в случае необходимости, по своему усмотрению, назначать себе заместителей. Благочинническим Советам предоставляю право назначения и перемещения священнослужителей… Да поможет Вам Господь до конца дней Ваших понести крест служения Святой Церкви ». [42]

При этом Владыка и тогда старался удержаться в рамках легальности. Характерным примером служат его переговоры в ноябре 1929 г. с посланцем южнороссийских иосифлян, священником Алексием Шишкиным. Кубанские общины «твердо решили выступить против закона о регистрации, как закона, сужающего церковную деятельность до минимума – требоисправления». Отец Алексий старался убедить архиепископа в связи с предстоящей регистрацией полностью перейти в подполье (согласно показаниям на допросе священника Сергия Бутузова от 6 марта 1930 г.). При этом архиеп. Димитрий, поддерживаемый большинством ленинградских иосифлян, с ним не согласился. [43]

Однако это не имело никакого значения для органов ОГПУ, осуществивших в конце 1929 – начале 1930 гг. первую масштабную операцию по разгрому иосифлянского движения в его центре. Всего в Ленинградской области с 23 ноября по 25 февраля было арестовано более 50 человек, священнослужителей и мирян. Из них 46 прошли по сфабрикованному групповому делу «Истинно-Православной Церкви».

Одним из поводов к арестам послужило то обстоятельство, что после принятия правительственного постановления о введении патентов на продажу свечей и просфор в храмах во многих иосифлянских церквах его первоначально отказались выполнять. Правда, в ответ на запрос архиеп. Димитрия – какой тактики следует придерживаться в отношении новых указов – митр. Иосиф предложил в письме: «…священники должны внушать церковным советам и доводить до их сознания, что от патентов отказываться не следует, но что это мероприятие власти противно духу Православия, как приравнивание Церкви к лавочке». [44] Владыка Димитрий указал на необходимость руководствоваться советом митр. Иосифа и пытаться удержаться в рамках легальности.

Однако 29 ноября 1929 г. архиепископ был арестован на даче в пос. Тайцы по обвинению в том, что он «состоял фактическим руководителем церковной группы «Защита истинного православия», совместно с руководящим ядром этой группы вел контрреволюционную агитацию, направленную к подрыву и свержению Советской власти. Принимал духовенство и руководил этой группой по СССР». При обыске у Владыки конфисковали фотографии, переписку, личную печать и 150 рублей.

Настоятель кафедрального собора Воскресения Христова прот. Василий Верюжский был арестован 3 декабря 1929 г. по обвинению в том, что «состоял в группе защиты истинного православия, распространял контрреволюционную литературу, направленную на подрыв и свержение Советской власти. Принимал приезжающее из различных мест СССР духовенство, исповедовал и давал инструкции по борьбе с Советской властью». Во время ночного обыска в соборе было задержано девять монахинь и мирянок, на престоле под парчой обнаружено воззвание Ярославской группы архиереев и акафисты, в камине алтаря – разорванное письмо митр. Антония (Храповицкого), а в ризнице – послание митр. Кирилла (Смирнова). [45]

В качестве серьезного вещественного доказательства монархической пропаганды была воспринята висевшая на алтарной стене картина «Освящение храма в присутствии императора Николая II». Органы следствия расценили эту картину как намек на «воскресение монархии на крови» и даже приложили ее фотографию к обвинительному заключению. [46]

Одним из первых 23 ноября был арестован прот. Сергий Тихомиров, затем его брат, прот. Александр. В тюрьму попали также секретарь архиеп. Димитрия схимон. Анастасия (Куликова), иеромон. Гавриил (Владимиров), протоиереи Иоанн Никитин и Николай Загоровский, священники Петр Белавский, Василий Вертоский, Николай Прозоров, многие другие монашествующие и священники, а также несколько десятков мирян. Отец Сергий Тихомиров на допросе показал: «До перехода в иосифлянство я был благочинный, и как благочинный должен был распространить выпущенную митрополитом Сергием декларацию. Получив эту декларацию от еп. Ярушевича, я ее дома прочитал и нашел, что этой декларацией митрополит Сергий душой и телом сливается с антихристовой властью… Соввласть стремится уничтожить церковь, она гонит, разрушает и всячески искореняет религию, а я как истинно-православный стою на защите православной церкви и после того, как была выпущена декларация, я увидел, что для спасения истинного православия надо избрать путь такой, который бы противодействовал намерениям митр. Сергия церковь подчинить антихристовой безбожной власти, и я вместе с другими присоединился к группе духовенства, впоследствии названным «иосифлянами»… По своей пастырской обязанности я говорил всем верующим, чтобы они вышедшие в свет воззвания и послания, направленные против декларации и распоряжений митр. Сергия, всячески размножали, переписывали и перепечатывали». [47]

Архиепископа Димитрия допрашивали четыре раза: 4, 6, 13 декабря 1929 г. и 20 января 1930 г. Он не скрывал своих убеждений, и, в частности, резко негативного отношения к политике митр. Сергия. Так, на допросах 6 и 13 декабря 1929 г. Владыка говорил: «От митрополита Сергия мы отошли и не признаем его своим духовным руководителем по следующим причинам: 1) перевод митрополита Иосифа из Ленинграда в Одессу, 2) учредил незаконно самовольно Синод, 3) после выпуска митрополитом Сергием декларации мы требовали изменения курса церковной политики – прекратить перемещения епископов и категорически отрицаем, что радости Соввласти – наши радости. Мы не можем радоваться гонению и разорению церквей, т.е. тому, что радует Соввласть и 4) это указ о молении за власть, за власть отрицающую Бога… Мы – иосифляне сохраняем истинное православие. Как истинно-православные мы выступали против декларации митрополита Сергия с требованием изменить курс церковной политики. Мы считаем, что своей декларацией митрополит Сергий подчинил церковь антихристовой власти. Мы не можем сочувствовать политике Соввласти за гонения, преследования и разрушение православной церкви». [48]

Согласно показаниям свидетелей архиеп. Димитрий в своей приемной неоднократно заявлял: «Терпеть долго не придется, народ полон злобы, Соввласть долго не продержится. Бог не допустит издевательства. Найдутся люди, которые пойдут во имя Христа на все жертвы. Нам нужно объединиться, усиливать приходы, работать над ними и в нужную минуту сказать свое слово». [49]

Архиепископ назвал семь поддерживавших его архиереев: «В настоящее время у нас в Ленинграде кроме меня еще два епископа: епископ Сергий Дружинин и епископ Василий Каргопольский, и недавно приехал с Олонецкой губернии епископ Варсонофий. Кроме этих епископов к нам примыкают: епископ Виктор Вожский и Максим Серпуховский, они находятся в ссылке; Иоасаф и епископ Николай. Иоасаф находится в Екатеринославской губернии, а Николай – в Костромской». Однако в этом перечне не упоминались многие другие истинно-православные архиереи, в том числе лично приезжавшие к Владыке Димитрию епископы Алексий (Буй) и Варлаам (Лазаренко) и состоявшие с ним в активной переписке епископы Павел (Кратиров) и Нектарий (Трезвинский). На допросе 13 декабря архиепископ упомянул о связях с другими регионами, но никаких имен приезжавших оттуда священнослужителей и мирян следователю не назвал: «Помимо Ленинграда истинное православие имеется в Вятской губернии, в Воронежской губернии и на Кубани. Из этих мест приезжало духовенство, а иногда и миряне, получали у меня благословение и инструкции по распространению и закреплению на местах истинного православия». [50]

Несколько раз Владыку спрашивали об известных следствию из других источников приездах в Ленинград харьковского протоиерея Григория Селецкого, привозившего письма от проживавшего тогда в г. Стародубе епископа Глуховского Дамаскина (Цедрика). Увидев, что поездки о. Григория известны следователю, архиеп. Димитрий подтвердил встречи с ним: «Священник Селецкий Григорий, сам, лично приезжал ко мне в Ленинград и оставил письмо на имя митрополита Иосифа, в котором Селецкий писал, что епископ Дамаскин наладил связь с митрополитом Петром, получил от него ответы о том, что мы епископы сами должны отказаться от митрополита Сергия, что письмо епископа Василия сообщает неправду, какие-то еще пункты, но забыл. На именины я получил от епископа Дамаскина письмо, в котором он выражал мне благодарность в моем трудном деле стоять на посту истинного православия». [51]

Следствие велось более полугода, обвинительное заключение составлено 22 июня 1930 г. на 44 человека (в том числе 23 священнослужителя). В нем говорится, что руководящий «церковно-административный центр организации» находился в храме Воскресения Христова. В качестве «периферийных ячеек» особенно выделялись 19 приходов Ленинграда и области: «Церковь Святого Николая во главе с прот. В. Добронравовым, видным деятелем организации, группировала в своем приходе преимущественно интеллигенцию, антисоветски настроенный слой населения. Архиеп. Дмитрий весьма уважал и ценил Добронравова как хорошего работника – пропагандиста и организатора прихода и нередко советовался с ним, считаясь с его мнением… Церковь в Пискаревке во главе с Н. Прозоровым, видным деятелем в организации и близким советником архиеп. Дмитрия. Уединенное положение этой церкви позволяло использовать ее для некоторых секретных дел, как тайное посвящение в епископы Максима Жижиленко… Церковь в Тайцах во главе со священником Петром Белавским, близким к архиеп. Дмитрию. Кафедра архиеп. Дмитрия в летнее время. Здесь происходили тайные посвящения приезжающих» и т.д.

В обвинительном заключении арестованные во главе с архиеп. Димитрием обвинялись в том, что они «превращали церкви в очаги своей контрреволюционной монархической деятельности», особенно активно действуя в деревнях. «При этом контрреволюционная агитация иосифлян сводилась к распространению провокационных слухов, к запугиванию крестьян скорым падением советской власти…, агитация обычно заканчивалась призывом к борьбе за свержение антихристовой власти и замене ее монархией». Была составлена схема «контрреволюционной организации» с центром в Ленинграде и филиалами в Воронеже, Серпухове, Новгороде, Пскове, Вятке, Великом Устюге, Одессе, Екатеринославе, Стародубе, на Кубани и Северном Кавказе. [52]

Органы следствия ставили перед собой единственную цель: изобразить сторонников митрополита Иосифа заклятыми и неисправимыми врагами советской власти. При этом ОГПУ выполняло заранее намеченный план поэтапного разгрома иосифлян не только как своих идейных противников, но и как противников, более послушных режиму сторонников митр. Сергия, помогая последним установить контроль над церковной жизнью.

Коллегия ОГПУ вынесла свой приговор 3 августа 1930 г. В соответствии с ним 21 августа в тюрьме на Шпалерной были расстреляны священники Сергий Тихомиров (у него при обыске изъяты антисоветские «Деяния Собора в Сремских Карловцах») и Николай Прозоров. Владыку Димитрия от смертной казни спас лишь преклонный возраст – его приговорили к 10 годам заключения в лагерь. Всего по делу были осуждены 44 человека (двое арестованных умерли во время следствия): 10 из них, в том числе протоиереи Василий Верюжский, Иоанн Никитин, Александр Тихомиров, архим. Сергий (Андреев), иеромон. Гавриил (Владимиров) и техник судостроительного завода М.А. Коптев – духовный сын архиеп. Димитрия, последовавший за Владыкой из Покровской церкви (у него на квартире в 1928 г. останавливался епископ Майкопский Варлаам), получили по десять лет, 12 – по пять лет, 8 – по три года лагеря. Остальных сослали в Северный край или в Казахстан. [53]

Владыку Димитрия должны были отправить на Соловки, но в связи с привлечением его сначала как свидетеля по делу Всесоюзного центра «Истинное Православие» в конце сентября 1930 г. перевели из Ленинграда в московскую Бутырскую тюрьму ОГПУ. После первого допроса, мало что давшего следствию, 21 октября последовало указание начальнику Бутырской тюрьмы с первым этапом направить архиеп. Димитрия на Соловки. На следующий день было даже отправлено предписание в Ленинград – выслать все еще находящиеся в местном Доме предварительного заключения деньги и вещи архиепископа в Управление Соловецкого лагеря для выдачи владельцу. Однако вскоре было решено «переквалифицировать» Владыку Димитрия из свидетеля в обвиняемого и подвергнуть новым допросам.

Аресты по делу «Всесоюзного центра церковно-монархической организации «Истинное Православие»», будто бы существовавшему в Москве, начались с апреля 1930 и продолжались по февраль 1931 гг. 28 января 1931 г. был выпущен циркуляр о препровождении обвинительных заключений по местным иосифлянским организациям начальнику секретного отдела Я. Агранову. И со всей страны в Москву полетели шифрограммы о ликвидации «филиалов ИПЦ». Следствие велось более года, в столицу свозились руководители движения из различных епархий Советского Союза: митр. Иосиф (Петровых) из Череповецкого округа, еп. Алексий (Буй) из Воронежа, о. Анатолий Жураковский и его жена Н.С. Жураковская из Киева, о. Алексий Никитин и вдова прот. Феодора Андреева Н.Н. Андреева из Ленинграда.

Из Суздальского политизолятора доставили находившегося там с мая 1929 г. М.А. Новоселова, Подавляющее большинство обвиняемых (25 человек из 32) составили москвичи. Одним из первых 18 апреля 1930 г. был арестован профессор А.Ф. Лосев. А вскоре в Бутырской и Лубянской тюрьмах оказались священники Владимир Воробьев, Измаил Сверчков, монахи Михаил (Коробков), Борис (Туголесов), художник Ф.С. Булгаков, астроном В.М. Лосева-Соколова, а также преподаватели и научные сотрудники московских вузов – Д.Ф. Егоров, Н.В. Петровский, А.Б. Салтыков, А.В. Сузин, Е.Ф. Ушакова, П.А. Черемухин, В.Н. Щелкачев и др.

По данному делу наряду с иосифлянами Московской епархии были привлечены и участники течения имяславцев, по мнению ОГПУ, находившихся на тождественных церковных позициях. Это лишний раз демонстрирует основной критерий репрессивных акций властей – нелояльность к советскому строю. В действительности это течение оказало лишь определенное влияние на московских иосифлян. Так, архим. Давид еще с дореволюционных времен возглавлял в Москве имябожников, или имяславцев. Многие имябожники полагали, что обрушившиеся на Россию войны, революции – наказание за оскорбление имени Божия Свят. Синодом в 1913 г. Они резко отрицательно отнеслись к советской власти, считая Ленина антихристом, а коммунистов — слугами его. Был близок к имяславцам и настоятель главного иосифлянского храма столицы – Крестовоздвиженского на Воздвиженке – о. Александр Сидоров. Некоторые идеи имябожников были созвучны взглядам выдающегося философа, профессора Московской консерватории и 2-го университета А.Ф. Лосева. Не чужд им был и известный издатель религиозно-философской литературы М.А. Новоселов.

Стержнем дела Всесоюзного центра «Истинное Православие» являлось полностью сфальсифицированное утверждение о существовании с конца 1927 г. в Москве нелегального антисоветского политического и идеологического центра иосифлянского движения во главе с профессорами М.А. Новоселовым, А.Ф. Лосевым и Д.Ф. Егоровым, который будто бы руководил легальным административным центром в Ленинграде, возглавляемым архиеп. Димитрием.

Решающую роль сотрудники ОГПУ отвели М.А. Новоселову, который проявлял значительную активность в объединении антисергианского духовенства, написал около 20 различных воззваний и циркуляров и был сторонником перехода иосифлянских приходов на нелегальное положение. Пребывание М.А. Новоселова в течение нескольких лет в подполье, его таинственные приезды под чужими фамилиями в Самару, Серпухов, Тверь, Вышний Волочек, Ленинград вызвали повышенное внимание следователей. Следует отметить, что открытые письма профессора в 1920-е гг. действительно широко распространялись в самиздате. Впервые они были опубликованы только в 1994 г. Например, в письме от 31 декабря 1927 г. Новоселов так характеризовал политику митр. Сергия: «…нас постигло в истекшем году испытание, значительно, можно сказать — несравненно тягчайшее: накренился и повис над бездной весь церковный корабль. Небывалое искушение подкралось к чадам Церкви Божией. Новые сети раскинул князь мира сего – и уже уловил множество душ человеческих». [54]

В следственном деле утверждалось, что «Всесоюзный центр» сумел за короткое время создать свои ячейки и филиалы почти на всей территории СССР. Его практическая работа якобы выражалась в повстанчестве, проведении террористических актов, массовых выступлений, изготовлении и распространении листовок, контрреволюционной литературы, пересылке за границу материалов о разгроме Церкви в Советском Союзе. Агитация велась главным образом в деревне, так как ставилась задача борьбы с коллективизацией сельского хозяйства.

Вся богослужебная деятельность иосифлян была объявлена антисоветской: «Подчинив легальную церковную деятельность главной цели – нелегальной контрреволюционной работе – организация последовательно проводила принцип использования легальных возможностей для нелегальных целей: передвижение активных работников связи, распространение контрреволюционной литературы, организационная работа и пр. – все делалось под видом назначения попов на приход и поездок за благословениями, рукоположениями и других «богоугодных» целей». [55]

Идеологией организации было названо имяславие. В протоколе допроса А.Ф. Лосева говорилось: «Советская власть и социализм рассматриваются имяславием как проявление торжества антихриста, как дело рук сатаны, восставшего против бога. Политический идеал имяславия – неограниченная монархия, всецело поддерживающая православную церковь и опирающаяся на нее. Имяславие – наиболее активное и жизнедеятельное течение внутри церкви. Резко отрицательное отношение имяславия к Советской власти породило у его сторонников положительную оценку вооруженной борьбы, направленной на свержение Советской власти и сочувствие как вооруженным выступлениям, так и иного рода активной антисоветской деятельности». [56]

На основе этого документа следствием было сформулировано основное обвинение: «…руководящий центр имяславия, ставивший себе целью восстановление монархии путем вооруженного восстания крестьянства против Советской власти, методом подготовки вооруженного восстания избрал пропаганду своих идей под прикрытием религиозной пропаганды». [57]

По этому делу архиеп. Димитрия допрашивали пять раз – с 1 октября 1930 по 4 марта 1931 гг. Как и на допросах в Ленинграде он бесстрашно обличал религиозную политику советской власти и действия митр. Сергия и не скрывал свои монархические убеждения: «Мы считали, что Церковь не может быть лояльной к власти, которая ее гонит, а советская власть, по моему разумению, именно гонит Церковь. Самый факт существования безбожного общества, шествия, антирелигиозные плакаты – это гонение, а тем более, сочувственное отношение власти к этому вопросу… Мы считаем, что советская власть по религиозным соображениям не является для нас государственной властью, такой, какой мы подчиняться можем… Властью называется иерархия, когда не только мне кто-то подчинен, а и я сам подчиняюсь выше меня стоящему, т.е. все это восходит к Богу, как источнику всякой власти. Иначе говоря, такой властью является помазанник Божий, монарх». [58]

Допросы Владыки в течение пяти месяцев проходили для органов следствия не просто. С целью оказания давления на архиепископа применяли различные методы воздействия, в том числе изоляцию от других обвиняемых. Так, 28 ноября 1930 г. коменданту Бутырской тюрьмы пришла телефонограмма от Е. Тучкова о необходимости изолировать архиеп. Димитрия от 10 других арестованных по делу Всесоюзного центра «Истинное Православие», в том числе еп. Алексия (Буя), прот. Николая Дулова и свящ. Измаила Сверчкова. [59]

Архиеп. Димитрий был обвинен в том, что «являлся заместителем митрополита Иосифа Петровых по руководству церковно-административным центром Всесоюзной к-р организации «ИПЦ». Он насаждал на периферии ячейки этой организации, куда посылал своих представителей. Любимов инструктировал приезжавших к нему участников организации, требуя от них борьбы с колхозным строительством, пропаганды повстанчества, подготовки поддержки интервенции, которую он и другие участники организации ждали в ближайшее время. Кроме того, Любимов распространял контрреволюционную литературу организации». [60]

Постановлением Особого Совещания Коллегии ОГПУ от 3 сентября 1931 г. большинство обвиняемых приговорили к разным срокам заключения. Архиеп. Димитрий, еп. Алексий (Буй) и свящ. Анатолий Жураковский были осуждены на смертную казнь с заменой на 10 лет концлагеря, А.Ф. Лосев – на 10 лет концлагеря, М.А. Новоселов – на 8 лет тюрьмы и т.п. [61]

Хорошо знавшая Владыку Димитрия иосифлянка В.Н. Ждан-Яснопольская позднее писала в своих воспоминаниях: «В эти же первые дни ноября 1931 года объявили приговоры и другим обвиняемым по нашему делу. Епископа Димитрия (Любимова) и киевского священника о. Анатолия Жураковского вызвали из камеры в коридор и прочли: Приговорены к высшей мере наказания – расстрелу» (оба они перекрестились) – и после небольшой паузы закончили: «…с заменой 10 годами концлагерей». Епископ Димитрий сказал: «Я не рассчитываю прожить еще 10 лет». Ему было тогда 82 года». [62]

Из Москвы Владыку с первым же этапом осенью 1931 г. отправили в Ярославский политизолятор, где обычно содержались важные политические заключенные. Родственники долгое время ничего не знали о нем. Дочь архиепископа Вера в 1932 и 1935 гг. писала в Политический Красный Крест, прося сообщить о судьбе отца на свой адрес: Ленинград, ул. Петропавловская, 4-38. Затем Владыка смог переслать дочери письмо, в котором писал, что ему сделана операция на глазах, в результате которой он ослеп. В декабре 1931 г. в Ярославский политизолятор был заключен епископ Сергий (Дружинин). Именно на его руках архиепископ Димитрий скончался 4/17 мая 1935 г.l[63] Дата кончины Владыки долго не была известна, поэтому в устной традиции и церковной литературе до конца 1990-х гг. можно было встретить самые различные версии. И после смерти архиепископа в церковном подполье некоторое время существовали группы верующих, называвших себя «дмитровцами».


Примечания

[1] Попов И.В. Ораниенбаумский пастырь – протоиерей Гавриил Любимов // С.-Петербургские епархиальные ведомости. 1995. ? 14. С. 90-96.

[2] Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 805, оп. 1, д. 1540, л. 9-17; Туренский И.Д. Церковь Покрова Пресвятой Богородицы, что в Большой Коломне, в Санкт-Петербурге. СПб, 1912. С. 214-216; Антонов В.В. Священномученик архиепископ Димитрий и его сподвижники // Возвращение. 1999. ? 12-13. С. 43-45.

[3] Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. Париж, 1977. С. 102.

[4] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 7384, оп. 33, д. 254, л.

[5] Там же, л. 48, 59, 62, 112.

[6] Там же, ф. 1001, оп. 7, д. 22, л. 3-3об.

[7] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. арх.-след. дел, д. П-89251, л. 1-21.

[8] Там же, л. 114.

[9] Там же, л. 194-196.

[10] Там же, л. 238-241.

[11] Там же, л. 242, 286; ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 278, л. 51.

[12] Там же, л. 49-50, 56.

[13] Прот. М.П. Чельцов. В чем причина церковной разрухи в 1920-1930 гг. / Публ. В. Антонова // Минувшее. Т. 17. М.-СПб, 1994. С. 438-439.

[14] Акты Святейшего Патриарха Тихона. М., 1996. С. 450-451.

[15] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 278, л. 116, 172, 190.

[16] Архим. Феодосий (Алмазов). Мои воспоминания (записки соловецкого узника). М., 1997. С. 69.

[17] Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу: прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 10-11.

[18] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему. Донесения из Ленинграда в Москву, 1928-1930 годы / Публ. А. Мазырина // Православный Свято-Тихоновский Богословский институт. Богословский сборник. Вып. 10. М., 2002. С. 366.

[19] Прот. М.П. Чельцов. Указ соч. С. 461; ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 321, л. 50.

[20] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 519.

[21] Прот. М.П. Чельцов. Указ. соч. С. 461.

[22] Жития и жизнеописания новопрославленных святых и подвижников благочестия в Русской Православной Церкви просиявших / Авт.-сост. М.Б. Данилушкин, М.Б. Данилушкина. Т. 1. СПб, 2001. С. 492.

[23] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 540-541.

[24] ЦГА СПб, ф. 7384, оп. 33, д. 321, л. 84, 88-90, 94, 100-103.

[25] Осипова И.И. «Сквозь огнь мучений и воду слез…». М., 1998. С. 52.

[26] «Я иду только за Христом…» Митрополит Иосиф (Петровых), 1930 год / Публ. А. Мазырина // Православный Свято-Тихоновский Богословский институт. Богословский сборник. 2002. ? 9. С. 409-410..

[27] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 560-561.

[28] Митр. Иоанн (Снычев). Церковные расколы. Сортавала, 1991.С. 195.

[29] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 565.

[30] Китеж. С. 178-179.

[31] Митр. Иоанн (Снычев). Церковные расколы. С. 186.

[32] Там же. С. 209, 229.

[33] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-77463, т. 4, л. 239.

[34] Осипова И.И. Указ. соч. С. 35-37; АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-78806, т. 1, л. 83-85.

[35] Осипова И.И. Указ. соч. С. 56.

[36] «Я иду только за Христом…». С. 391, 404.

[37] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 619.

[38] «Сов. секретно. Срочно. Лично. Тов. Тучкову» и не только ему. Донесения из Ленинграда в Москву, 1928-1930 годы / Публ. А. Мазырина // Православный Свято-Тихоновский Богословский институт. Богословский сборник. 2003. Вып. 11. С. 341.

[39] Акты Святейшего Патриарха Тихона. С. 620-621.

[40] Андреева М.Ф., Можанская А.Ф. Воспоминания. Рукопись. С. 12.

[41] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-78806, т. 1, л. 240-241, т. 2, л. 484.

[42] Государственный архив общественно-политической истории Воронежской области (ГАОПИВО), ф. 9323, оп. 2, д. П-24705, т. 4, л. 115.

[43] Там же, л. 463.

[44] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 10035, оп. 1, д. 28850, л. 41.

[45] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-78806, т. 2, л. 478.

[46] Там же, л. 475-476.

[47] Там же, т. 1, л. 11об-12.

[48] Там же, л. 83-85.

[49] Там же, л. 85об.

[50] Там же, л. 83-85.

[51] Там же, л. 81-86.

[52] Там же, т. 2, л. 474-497.

[53] Там же, л. 387.

[54] Новоселов М.А. Письма к друзьям. М., 1994. С. 280.

[55] ГАРФ, ф. 10035, оп. 1, д. 28850, т. 7, л. 3.

[56] ГАОПИВО, ф. 9323, оп. 2, д. П-24705, т. 1, л. 6,7.

[57] Там же, л. 14.

[58] Осипова И.И. Указ. соч. С. 42; Ее же. История Истинно Православной Церкви по материалам следственного дела // Православная Русь. 1997. ? 14. С. 5; См.: Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации, д. Н-7377, т. 11, л. 204-212.

[59] АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П -78806, т. 2, л. 423-425.

[60] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Самарской области, ф. арх.-след. дел, д. П-17773, т. 6, л. 20.

[61] Антонов В.В. Указ. соч. С. 50-51; Осипова И.И. «Сквозь огнь мучений и воду слез…». С. 40-41, 267.

[62] Мироносицы в эпоху ГУЛАГа. Нижний Новгород, 2004. С. 543.

[63] Андреева М.Ф., Можанская А.Ф. Указ. соч. С. 12.

// Доклад профессора М.В. Шкаровского, преподавателя СПбПДА, на конференции «Мученичество и святость», Русская христианская гуманитарная академия, г. Санкт-Петербург, 31 мая 2010 г.


Опубликовано 26.06.2010 | | Печать

Ошибка в тексте? Выделите её мышкой!
И нажмите: Ctrl + Enter