Судебное заседание Военного Трибунала войск НКВД по охране тыла Северо-Западного фронта проходило 24 октября в закрытом порядке, без вызова свидетелей. В своем последнем слове монахиня Анастасия сказала лишь следующее: «Какое бы наказание суд не определил, я остаюсь при своих убеждениях, моя жизнь – это вера в Бога. Я сознаю свои ошибки в нарушении законов о нелегальных сборах и прошу суд это учесть, я человек больной, но могу еще работать и приносить пользу».

Монахиня Анастасия (в миру Александра Федоровна Платонова) родилась 16/29 апреля 1884 г. в Петербурге в семье известного художника-иконописца Федора Константиновича Платонова (сына крепостного крестьянина Вологодской губ.). Ее отец в 1902 – 1903 гг. написал большую часть образов для трех иконостасов собора во имя Святых Двунадесяти Апостолов столичного Иоанновского женского монастыря на наб. реки Карповки, а в 1907-1908 гг. – все иконы в храме-усыпальнице во имя св. пророка Илии и св. царицы Феодоры той же обители, где 22 декабря 1908 г. был погребен великий святой земли Русской отец Иоанн Кронштадтский. В это же время Федор Константинович написал иконы для иконостаса церкви св. преподобного Серафима Саровского Серафимо-Антониевского скита Александро-Невской Лавры в с. Зечеренье Лужского уезда Санкт-Петербургской губернии.

С юных лет Александра была тесно связана с Иоанновским монастырем в Петербурге и глубоко почитала своего духовного отца – святого праведного о. Иоанна Кронштадтского. Она получила хорошее образование, окончив 8 классов известной Введенской гимназии (в которой в свое время учился поэт Александр Блок), педагогические курсы, а в 1912 г. – Императорский педагогический институт. С 1 сентября 1912 по 1918 гг. Платонова работала преподавательницей истории и педагогики в женском училище принцессы Терезии Ольденбургской и в Петровской женской гимназии. В 1917 г. Александра Федоровна даже была назначена начальницей этой гимназии, находившейся на Плуталовой ул., 24. Первые два десятилетия молодая учительница проживала поблизости от гимназии на Большой Пушкарской ул. Петроградской стороны, сначала в доме № 28б, затем в доме № 50.

Еще будучи гимназисткой Платонова начала писать в церковных журналах и вскоре, несмотря на молодость, стала известной церковной писательницей. Первая ее книга «Жертва разлада. Причина самоубийства по В.С. Соловьеву и Ф. Тютчеву» была издана в 1908 г., а следующая – «Пастырь –молитвенник», представляющая собой очерк о жизни о. Иоанна Кронштадтского – в 1912 г. 6 января 1912 г. вышел первый номер еженедельного журнала «Кронштадтский пастырь». Это было уникальное издание, содержавшее множество сведений о жизни и деятельности о. Иоанна, его прижизненных и посмертных чудесах, истории Иоанновского монастыря. Журнал издавало созданное в 1909 г. «Общество в память отца Иоанна Кронштадтского», членом которого состояла Александра Федоровна. Она сразу же вошла в число постоянных авторов «Кронштадтского пастыря». Так, уже в 1912 г. в журнале было опубликовано 24 ее стихотворения и три рассказа, в том числе замечательный рассказ об отце Иоанне «Неугасимая свеча». И в дальнейшем редкий номер обходился без статьи, очерка, стихотворения Платоновой.

В 1912 и 1914 гг. вышли два больших сборника рассказов и стихотворений Александры Федоровны «На высотах духа» и «К радости совершенной». Именно они принесли Платоновой значительную известность и поставили ее в ряд крупных церковных писателей начала ХХ века. Оба сборника были посвящены современникам писательницы, их герои – учителя, студенты, гимназисты — преимущественно молодые люди, искренне верующие или ищущие веры, стремящиеся жить по совести. В 1914-15 гг. из под пера писательницы вышло более 10 брошюр о святых подвижниках: мученице Татиане, просветительнице Грузии св. равноапостольной Нине, св. епископе Тамбовском Питириме и др. Кроме того, были опубликованы книги рассказов о первых христианах, статьи о событиях I Мировой войны, очерк о жизни архиепископа Японского Николая, исторические повести о Древней Руси. Так, в повести «Над Днепровскими курганами» увлекательно описана Киевская Русь на пороге величайшего события, промыслительно преобразившего ее судьбу – крещения. В основе другой повести – «Под грозой» лежат жизнь и подвиги святого благоверного великого князя Михаила Тверского. В книге показано, как в годы тяжелейших испытаний, когда над Русью нависло монголо-татарское иго, а внутреннюю жизнь расстраивали княжеские междоусобицы, святой князь и его супруга, святая благоверная княгиня Анна Кашинская, явили своим примером высоту служения Русской Православной Церкви и Отечеству.

Исторические повести, как и ряд других произведений Платоновой, были адресованы, прежде всего, детям. В 1914-17 гг. писательница редактировала и издавала православный детский журнал «Незабудка». Цель этого издания была определена следующим образом: «Будить и укреплять в детях благородные стремления духа и любовь ко всему родному».[1] Можно отметить, что и собственное творчество Александры Федоровны было подчинено тем же целям. Опубликованные в журнале рассказы, стихотворения, короткие повести и сейчас читаются с большим интересом. Не случайно в 1998 г. в Москве был издан составленный из них сборник «Незабудка».

Активно публиковалась Платонова и в целом ряде других журналов: «Русский паломник», «Голос Церкви» и т.д. Известный церковный историк А. Краснов-Левитин так писал о ее творчестве: «Ее очерки, статьи, разбросанные по церковным журналам, выходившим в Петербурге в предреволюционные годы, перечитываешь с живым интересом. Овеянные живым религиозным чувством, они трогают читателя и теперь, а ее очерк об архиепископе Николае Японском, изданный отдельной брошюрой в 1914 г., остается пока лучшей на русском языке биографией знаменитого миссионера. Читая эти очерки, угадываешь ее дальнейшую судьбу».[2]

За 10 лет – с 1908 по 1917 гг. Александра Федоровна написала 32 книги и брошюры. Но эта кипучая писательская деятельность была прервана безбожной Октябрьской революцией. Впрочем, первые неблагоприятные симптомы появились еще весной 1917 г. В это время «из-за растущей дороговизны печатного дела» перестал выходить журнал «Кронштадтский пастырь». Среди публикаций его завершающих номеров привлекает внимание статья А. Платоновой о дневнике о. Иоанна «Жертва Богу», в которой говорилось: «Над страницами дневника о.Иоанна всегда возникает целый рой светлых мыслей, отрадных упований, спокойных переживаний…».[3] Последний номер журнала вышел 29 апреля 1917 г. и заканчивался он статьей А. Платоновой «Суд человеческий». Тогда же перестал выходить и журнал «Незабудка», в начале 1918 г. закрылись церковные издательства и т.д. Последние статьи Александры Федоровны были опубликованы в газете «Петроградский церковно-епархиальный вестник» – почти единственном церковном печатном органе, еще выходившем в Петрограде в 1918-1919 гг.

В первые послереволюционные годы Платонова продолжала работать учительницей в образованной на базе Петровской гимназии единой трудовой школе. Однако в это время Александра Федоровна все яснее понимала, что в новых условиях гонений на Церковь ее путь заключается в другом – стоянии за истину Христову. Уже в 1919 она стала активно участвовать в деятельности созданного в этом же году при соборе Апостола Андрея Первозванного на Большом пр. Васильевского острова Андреевского братства.

Руководителями этого братства были два младших брата Александры Федоровны – Николай и Семен. Первый из них родился 12 ноября 1889 г., окончил Введенскую гимназию и в 1914 г. – Петербургскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия. Он женился на сестре профессора Академии Сергея Михайловича Зарина – Софье Михайловне, 17 мая 1914 г. был рукоположен во священника и с 6 июля 1915 г. стал служить в Андреевском соборе. В 1914-15 гг. о. Николай преподавал в Петербургской Духовной семинарии и был известен как талантливый проповедник. В 1917 г. он некоторое время состоял в кадетской партии и поэтому впоследствии неоднократно подвергался арестам ЧК – в первый раз на 2 недели летом 1918 г. Вторично о. Николай был арестован по обвинению в принадлежности к партии кадетов 31 августа 1919 г. и освобожден через полтора месяца «ввиду неподтверждения обвинения».[4] После освобождения он и возглавил братство при Андреевском соборе.

Другой брат Александры Федоровны – Семен родился в 1898 г., также окончил Введенскую гимназию и в 1917 г. поступил в Петербургскую Духовную Академию, но смог отучиться в ней только один год из-за закрытия Академии. Резолюцией митрополита Петроградского Вениамина от 1 июля 1918 г. С. Платонов был назначен на место псаломщика в Серафимовскую церковь с. Александровское за Невской заставой с возведением в сан диакона. В том же месяце юноша был рукоположен во диакона и с 1919 г. стал служить в Андреевском соборе.

Вместе со своими братьями Александра Федоровна входила в совет братства, членами которого были такие известные ученые, как академик Б. Тураев и профессор С. Зарин. Братская жизнь была налажена по уставу: в 7 часов утра братчики собирались на молитвенное собрание; А.Платонова вела беседы по изучению творений святых отцов; диакон Симеон дважды в неделю собирал на спевки любительский братский хор, певший на ранних обеднях; женщины оказывали «помощь нуждающимся больным» больницы Марии Магдалины при содействии работавшей в ней сестрой милосердия братчицы; по четвергам в соборе собирались для пения 12 псалмов все желающие и свободные от работы члены братства; работала библиотека и т.д.[5]

Используя свой многолетний педагогический опыт, А. Платонова уделяла большое внимание работе в существовавшем при соборе в рамках братства Андреевском детском союзе. Об этой организации много говорится в воспоминаниях профессора Н.А. Мещерского: «В 1919 году после возвращения из Воханова мы стали часто бывать в Андреевском соборе…Тогда при изучении Закона Божия при церквах преподавали священники и много добровольцев. Моя мама тоже стала в этом участвовать. Тогда уже существовало Андреевское братство, и мама стала членом Андреевского братство официально. Было официальное посвящение для женщин в братство – они носили белые платы, как у сестер милосердия… А для мужчин – повязки на руке – белые с голубым. В Андреевском братстве, так же как и в Александро-Невском были организованы специальные детские богослужения. Таким образом, дети прислуживали в алтаре, читали, пели… Кроме того, в Андреевском детском союзе бывали всякие вечера и утренники художественного содержания. Я выступал с декламацией стихов. В каком-то году (в 1921 или 1922) была инсценировка драмы К[онстантина] Р[оманова] «Царь Иудейский», и я играл Иосифа Аримафейского… Устраивались «экспедиции» детского союза –ездили по городу и за город – в Павловск, в Царское Село – полупаломничества, полуэкскурсии.»[6]

В мае 1920 г. в Петрограде состоялась первая общебратская конференция, принявшая решение об объединении в союз всех существующих в городе братств и создании совета общебратского союза. О. Симеон Платонов стал членом совета, и на заседаниях этого органа нередко обсуждалась деятельность братства при Андреевском соборе. Так, 28 марта 1921 г. совет отметил, что инокиня А. Платонова проводит беседы по изучению творений святых отцов, а 6 июня того же года после получения сообщения о новом аресте священника Николая Платонова за его прошлую принадлежность к кадетской партии совет постановил, что каждое братство должно организовать передачи арестованному от имени своего руководителя.[7]

К весне 1921 г. в общебратский союз входило уже более 10 петроградских братств, возникла необходимость совместного обсуждения новых задач и проблем. Образованное в связи с этим организационное бюро занялось подготовкой второй общебратской конференции. На заседании оргбюро 26 апреля были назначены организаторы 8 запланированных секций конференции, и в число организаторов первой богослужебной секции вошли о. Симеон Платонов и монахиня Анастасия (Платонова), а четвертой – административно-хозяйственной секции – о. Николай Платонов.[8] Состоялась вторая общебратская конференция в начале августа 1921 г.

Именно в 1921 г. в жизни Александры Федоровны произошли важнейшие изменения. Она поступила в число насельниц Иоанновского монастыря, была пострижена в рясофор, а затем в мантию с именем Анастасия. Совершал постриг святой новомученик митрополит Петроградский Вениамин (Казанский). Согласно показаниям самой монахини на допросе в декабре 1933 г. митрополит «знал ее по отцу – иконописцу» и после пострижения указал ей на необходимость организации при советском строе тайных монашеских общин, что она и сделала после расстрела Владыки (в ночь с 13 на 14 августа 1922 г.).[9]

Трагические события 1922 г. – обновленческий раскол в Русской Православной Церкви и массовые репрессии духовенства под предлогом будто бы оказанного священнослужителями сопротивления изъятию церковных ценностей самым непосредственным образом коснулись семьи Платоновых. В мае 1922 г. государственные структуры СССР организовали упомянутый обновленческий раскол и после ареста Патриарха Тихона власть в Церкви на год захватили просоветски настроенные обновленцы. Митрополит Вениамин категорически отверг их и 28 мая в своем послании к пастве отлучил от Церкви руководителей обновленцев — петроградских священников А. Введенского, В. Красницкого и Е. Белкова. После нескольких неудачных попыток убедить митрополита отменить послание его арестовали. Наряду с проведением судебного процесса по делу Владыки Вениамина и близких к нему священнослужителей и мирян власть задумала разгромить и руководство петроградских братств. В числе 42 арестованных в июне 1922 г. активистов братств – были отцы Николай и Симеон Платоновы. Правда, голословные обвинения в контрреволюционной деятельности большинства арестованных ГПУ доказать не удалось, и в конце августа 35 из них, в том числе братьев Платоновых, освободили.[10]

Пребывание в тюрьме и давление ГПУ оказали воздействие на о. Николая. С апреля 1922 г. он являлся настоятелем Андреевского собора и благочинным Василеостровского округа и сначала решительно осуждал обновленцев. Но вскоре после освобождения из тюрьмы Н. Платонов признал обновленческое Высшее церковное управлении и стал бороться со сторонниками Патриаршей Церкви. В знак протеста из Андреевского братства ушло большинство его членов, и оно распалось. Для матери Анастасии такой поступок любимого брата был худшим из предательств, и она порвала с ним всякие отношения.

Дальнейший жизненный путь Н. Платонова был трагичен – сначала сотрудничество с ГПУ и успешная «карьера» в обновленческой иерархии, затем отречение от Бога и, наконец, раскаяние и голодная смерть в блокадном Ленинграде. В 1924 г. о. Николай был назначен уполномоченным обновленческого Священного Синода по Ленинградской епархии и членом Епархиального управления, 8 ноября 1925 г. произошла его хиротония во «епископа Охтинского», 3 августа 1926 г. – возведение в сан «архиепископа» и назначение членом Священного Синода. С 5 сентября 1934 г. Платонов являлся обновленческим митрополитом Ленинградским, но 8 декабря 1937 г. был арестован и после освобождения в январе 1938 г. снял сан и отрекся от Бога. Затем он до осени 1941 г. работал в Институте и музее религии и атеизма, писал антицерковные статьи в атеистических журналах.

Умер Н. Платонов 5 марта 1942 г. и перед смертью покаялся в своих грехах и преступлениях и причастился в Николо-Богоявленском соборе. Его кончина описана в двух источниках. Лично встречавший Платонова в блокадном Ленинграде А. Краснов-Левитин писал так: «На третьей неделе Великого Поста в среду во время литургии Преждеосвященных Даров в Николо-Морском соборе происходила общая исповедь. Исповедовал престарелый протоиерей о. Владимир Румянцев. Неожиданно в толпу исповедников замешался Н.Ф. Платонов и начал громко каяться, ударяя себя в грудь. Затем в общей массе он подошел к священнику. О. Владимир молча накрыл его епитрахилью и произнес разрешительную молитву. «Господи, благодарю Тебя за то, что Ты простил меня! Веровал, верую и буду веровать! – Воскликнул он, отходя от Святой Чаши. Он умер на другой день в холодную ленинградскую мартовскую погоду, и погребен на Смоленском кладбище в братской могиле, среди бесконечной груды трупов умерших от голода людей».[11]

Несколько по другому пишет об этом событии со слов вдовы академика Б.А. Тураева монахини Иулиании (Церетели-Тураевой) профессор Н. Мещерский: «Это было блокадной зимой (в январе 1942 г.) в Князь-Владимирском соборе. Тогда там на хорах жил митрополит Алексий (Симанский), будущий Патриарх…[12] О. Николай держит чашу с причастием, к нему подходят причащающиеся, и среди них высокий, едва держащийся на ногах, исхудавший, совершенно седой старик, поддерживаемый двумя женщинами. Он подошел к чаше, назвал свое имя – Николай. О. Николай (Ладыгин) сообразил: «Это же Платонов». Немедленно дал знать Владыке Алексию, и тот распорядился: «Сразу же приведите его ко мне». Но он уже ушел. Вернувшись домой, он тотчас же скончался. Мать Иулиания сказала: «Это по молитвам праведницы матери Анастасии». Несмотря на свое отступничество, Бог дал ему возможность причаститься перед смертью. Мать Анастасия в лагере за него молилась. Говорят, он был весь седой, изможденный, слезы лились рекой».[13]

Другой брат мон. Анастасии – о. Симеон вместе с ней категорически отверг обновленчество, ушел из Андреевского собора и до мая 1924 г. служил в русско-эстонской Исидоровской церкви. В начале 1924 г. он был рукоположен во священника временно управляющим Ленинградской епархией епископом Кронштадтским Венедиктом (Плотниковым) В мае 1924 г. о. Симеон покинул Ленинград и стал служить в церкви села Ледовское Щигровского уезда Орловской губернии. 10 августа 1930 г. он был арестован и 29 сентября 1930 г. приговорен Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Центрально-Черноземной области к 5 годам лагерей. Затем приговор был пересмотрен, о. Симеон к осени 1931 г. освобожден и 17 сентября направлен епархиальным начальством служить в Казанскую церковь села Нижне-Долгое Елецкого округа. Но в 1932 г. последовал новый арест и повторный приговор к 5 годам лишения свободы.

Своего брата мон. Анастасия увидела только в 1938 г. Трагический 1922 г. принес ей и другие несчастья – почти одновременно скончались ее отец и мать – Александра Ивановна Платонова. В мае следующего – 1923 г. обновленцы захватили храмы Иоанновского монастыря, а через полгода — в ноябре обитель вообще была закрыта, и большую часть насельниц выселили из монастырского здания. Вероятно, еще весной 1923 г. покинула монастырь мон. Анастасия. Известно, что в мае небольшая часть сестер во главе с монахиней Серафимой (Голубевой) ушла из обители и поселилась общиной при церкви и часовне иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в Невском районе.

Мать Анастасия в 1923 г. создала общину из нескольких сестер в частной квартире на 2-й линии Васильевского острова. Упоминавшийся Н.А. Мещерский бывал там, о чем писал в своих воспоминаниях: «Она…основала общинку, обитель в миру, на Васильевском острове, 2-я линия, д. 9. В этой общине жили девушки, причем высокоинтеллигентные. Она была настоятельницей. Однако только она была монахиней, остальные монашества не имели. Вели благочестивую жизнь. Одна из них, из членов этой общины, Ксения Ильина, востоковед, иранистка…Ростислав [Лобковский] вместе с о. Николаем Комарецким стал бывать в общине матери Анастасии. Когда Николай Федорович Платонов возглавил обновленчество, мать Анастасия отошла от него, твердо держась патриаршей церкви. В общине время от времени устраивались богослужения. Там было что-то вроде гостиной, оборудованной под церковь. Когда в 1925 г. вернулся из ссылки епископ Иннокентий [Тихонов], мать Анастасия пригласила его на пасхальной неделе; мне пришлось прислуживать. Вторым иподиаконом был Ростислав».[14]

Среди членов общины была и выпускница Петроградского Богословского института Валентина Владимировна Соболева, 4 января 1924 г. постриженная в монашество с именем Дамиана настоятелем Александро-Невской Лавры епископом Шлиссельбургским Григорием (Лебедевым). Ректор института протоиерей Николай (Чуков) записал в своем дневнике, что постригалась она в общине мон. Анастасии (Платоновой) и входила затем в эту общину.[15]

В 1926 г. мать Анастасию избрали старшей монахиней общины бывших сестер Иоанновского монастыря при церкви Алексия Человека Божия, расположенной недалеко от обители на Геслеровском (ныне Чкаловском) проспекте, д. 50. В храме служили бывшие священники монастыря – протоиереи Павел Виноградов и Михаил Бобковский, а также почитаемый верующими старец епископ Стефан (Бех). Широкой известностью в городе пользовалась главная святыня церкви – икона Державной Божией Матери. Растущая популярность храма вызвала тревогу у властей и в 1927 г. они передали его обновленцам. Членов причта и приходского совета Алексеевской церкви обвинили в принудительном взимании членских взносов с прихожан. Дело передали в суд, и хотя обвиняемые были оправданы, 3 августа 1927 г. храм передали новой обновленческой двадцатке. Монашеская община, возглавляемая матерью Анастасией, была вынуждена покинуть Алексеевскую церковь и поселиться на частных квартирах, где просуществовала до разгрома органами ОГПУ в декабре 1933 г.

А. Краснов-Левитин так описал (с некоторыми ошибками в датах) послереволюционную судьбу Платоновой: «Основные этапы ее жизни: после революции – монахиня Иоанновского монастыря (была пострижена в 1919 г. с именем Анастасия), 1923 г. – разрыв с горячо любимым братом, закрытие монастыря. В 1926 году она избирается игуменией общины разогнанного монастыря, которая продолжает свое существование при храме Алексия Человека Божия. Многочисленные аресты, в которых молва обвиняет ее брата. Высылка из Ленинграда в 1929 г., нелегальный приезд в город в 1930, случайная встреча в трамвае с братом. Обмен репликами: «Что же ты не подходишь, Шура, или брата не узнаешь?» – «И ты меня еще спрашиваешь, Коля? Ведь папа и мама в могиле переворачиваются. Ты дьяволу служишь». И загадочная реплика в ответ: «Может быть, я сам дьявол и есть!» 30-е годы. Последний арест. Лагерь. 1937 год. Ее следы исчезают».[16] О встрече в трамвае Краснову-Левитину рассказала свидетельница ее А.В. Волкова.

В 1928 – июле 1932 гг. мон. Анастасия исполняла обязанности псаломщика в церкви Коневской иконы Божией Матери Коневского Рождествено-Богородицкого мужского монастыря на Загородном проспекте, д. 7. После закрытия этого храма 11 июля 1932 г. она зарабатывала на жизнь в качестве домработницы, проживая в доме 20 по Красной улице. Община ее со временем значительно выросла – с 7-8 до 23-25 человек. Пришли новые сестры, многие из которых имели высшее образование и работали в институтах, библиотеках, больницах. Например, монахиня Феоза (в миру Потулова Наталия Васильевна) и послушница Елизавета Александровна Мерхилевич окончили Высшие женские Бестужевские курсы. К началу 1930-х гг. в общину вступила и вдова начальника Главного тюремного управления при Временном правительстве, профессора Петроградского университета А.А. Жижиленко Любовь Ивановна. Она также имела высшее педагогическое образование, в начале 1920-х гг. училась в Петроградском Богословском институте, в 1929 г. подвергалась аресту по делу религиозно-философского общества «Воскресенье» и была тогда приговорена к заключению в концлагерь условно. Активным членом общины стала и упоминавшаяся вдова старосты университетской церкви академика Б. Тураева монахиня Иулиания (Елена Тураева-Церетели).

Ближайшей помощницей матери Анастасии была ее племянница инокиня Анна Александровна Усс. Она родилась 4 июля 1891 г. в Петербурге в семье члена правления товарищества посыльных, окончила профессиональную школу и с 1909 г. работала телеграфисткой на Центральной телеграфной станции. После Октябрьской революции Усс состояла секретарем церковного приходского совета, приняла постриг в рясофор, в 1920-е гг. была подвергнута аресту, но оправдана по суду. Проживала она на Большой Охте по адресу: Черновская ул., 47-1. На ее квартире существовала тайная домовая церковь, хранились предметы церковной утвари и облачения.

Служили в этом храме и совершали монашеские постриги духовники общины. Сначала – вплоть до его смерти 25 июня 1931 г. общину окормлял бывший член Государственной Думы протоиерей Николай Ананьевич Комарецкий. Он служил в Благовещенской церкви лейб-гвардии Конного полка, а после ее закрытия в храме подворья Коневского монастыря на Охте и Никольской Большеохтинской церкви. С июля 1931 г. духовником общины стал другой известный пастырь – бывший настоятель Петропавловского собора в одноименной крепости митрофорный протоиерей Феодор Александрович Боголюбов. Еще одним духовным отцом сестер был игумен Илия (Ярош), совершавший тайные монашеские постриги.

Мать Анастасия написала в начале 1930-х гг. ряд духовных произведений: «О Кресте», «О Голгофе», «Одиннадцать воскресных Евангелий», несколько стихотворений. В одном из них – «За Церковь» – содержался призыв к борьбе за веру, «не страшась смерти и страданий». Все эти произведения распространялись членами общины во многих храмах города. Была даже выпущена брошюра с изображением на обложке ангела, держащего крест и меч с надписью: «Сим победиши, с нами Бог». В ней в аллегорической форме говорилось о гонениях на Православную Церковь в СССР. Регулярно устраивались собрания членов общины, на которые приглашались и прихожане различных храмов. Мон. Анастасия читала собравшимся не только свои произведения, но и проповеди о. Николая Комарецкого. Сестры оказывали материальную помощь репрессированному духовенству, отчисляя определенные суммы из своих заработков. Кроме того они проводили сбор средств среди верующих, так Л.И. Жижиленко собрала для этой цели в 1933 г. в храмах города около 35 тыс. рублей.[17]

Община мон. Анастасии была разгромлена органами ОГПУ в ходе фабрикации ими одного из самых крупных церковных следственных дел 1930-х гг. – так называемого дела «евлогиевцев», по которому проходил 171 человек (из них 157 арестовали и с 14 взяли подписку о невыезде). Сутью дела была выдуманная ОГПУ концепция – якобы в 1932-33 гг. в Русской Православной Церкви произошел новый раскол, по тактическим соображениям не имевший открытого выражения. После того, как проживавший во Франции глава Западно-Европейского экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский) разорвал отношения с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским), «наиболее контрреволюционная часть» духовенства и мирян будто бы вступила на путь антисоветской борьбы, ориентируясь на митр. Евлогия, белую эмиграцию и Англиканскую Церковь. Их целью, по версии ОГПУ, было свержение советской власти и установление конституционной монархии, подобной английской. Аресты начались 22 декабря 1933 г. и продолжались до 26 января 1934 г. В Доме предварительного заключения оказались священники главных храмов города, церковные активисты-миряне и даже 2 епископа – Сергий (Зенкевич) и Валериан (Рудич).[18]

Мон. Анатасию арестовали 22 декабря на квартире инокини Анны Усс на Черновской ул. вместе с хозяйкой. В тот же день агенты ОГПУ схватили еще 7 сестер «платоновской» общины. Их обвинили в принадлежности к контрреволюционной тайномонашеской ячейке «Братство Евлогия» или в другом варианте «Союз евлогиевцев». Следователи пытались доказать, что Платонова через бывшую настоятельницу Холмского монастыря игумению Анастасию (Громеко) получала какие-то директивы от митр. Евлогия, хотя никаких реальных подтверждений этому не существовало. Последние контакты игумении с митр. Евлогием были в 1910-е годы, когда Владыка управлял Холмской епархией. В начале 1930-х игум. Анастасия жила в пригороде Москвы или в Ленинграде, на квартире Потуловых.

На допросе 9 января 1934 г. мон. Анастасия (Платонова) смело заявила о своих взглядах: «По своим политическим убеждениям я являюсь противницей существующего строя, политику коммунистической партии я не приемлю и в своей практической деятельности оказываю противодействие установкам советской власти и коммунистической партии…Мои политические настроения и противодействие политике властей в основном вытекают из моих религиозных убеждений, противоположных установкам советской власти. Кроме того, я не считаю советскую власть отвечающей нуждам всего русского народа, так как данная власть не являлась выражением стремлений и желаний всего народа, а пришла к управлению страной путем захвата власти. Не признавая политики диктатуры пролетариата, а вместе с тем считая своим долгом вести борьбу против ликвидации церкви в Советском Союзе, я свою деятельность направила на организацию верующих масс, укрепление в них и внедрение в массы религиозной идеологии…Наиболее приемлемым строем я считаю строй монархический, как строй, наиболее укрепляющий христианство. Я считаю, что падение монархии в России произошло из-за того, что руководители страны уклонились от правильной линии, начертанной христианством. Идеалом же строя я бы считала христианский строй, основанный на христианских началах». На первом же допросе – 31 декабря 1933 г. мон. Анастасия показала, что организовала женскую монашескую общину после расстрела священномученика митрополита Петроградского Вениамина, руководствуясь наставлениями Владыки: «Еще при жизни митрополит Вениамин указывал нам на необходимость при советском строе организации нелегальных тайных монашеских общин, при помощи которых можно было бы сохранить ликвидируемый советской властью институт монашества…Цель нашей общины заключалась в сохранении верующих кадров церкви, организации монашеского уклада жизни членов общины в противовес воздействию на них советского влияния, насыщенного антирелигиозностью».[19]

Вместе с сестрами общины были арестованы протоиерей Феодор Боголюбов и тесно связанный с матушкой Анастасией бывший товарищ председателя приходского совета церквей Иоанновского монастыря Мирофан Митрофанович Колтовский. «Евлогиевцы» были осуждены Тройкой Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе 25 февраля 1934 г. Сестер «платоновской» общины и М.М. Колтовского приговорили к трем, а мать Анастасию к пяти годам лагерей. Первоначально – 7 марта 1934 г. ее и инокиню Анну Усс отправили в Северо-Восточный лагерь (г. Владивосток).

Однако затем свой пятилетний срок лагерей монахиня Анастасия в основном отбывала в печально известной Томской исправительно-трудовой женской колонии № 2. С зачетом 211 рабочих дней она была освобождена по окончании срока наказания 1 июня 1938 г. и в тот же день выехала из Томска к избранному месту жительства – на станцию Малая Вишера Новгородского округа Ленинградской области. Как побывавшая в заключении матушка Анастасия могла проживать лишь за пределами 100-километровой зоны вокруг крупнейших городов, в том числе Ленинграда. Поэтому она и выбрала ближайший возможный для проживания поселок на железной дороге, также равноудаленный от города Вышний Волочек (ныне Тверской обл.), где жил ее брат о. Симеон Платонов.

14 июня 1938 г. матушка была взята на учет в органах НКВД Малой Вишеры, поселилась она у освобожденной раньше Анны Усс, на иждивении которой в дальнейшей находилась. Все церкви в округе были уже закрыты, и монахиня Анастасия периодически ездила в Вышний Волочек к брату. Он также после ареста в1932 г. – отбыл пятилетний срок в Темниковском исправительно-трудовом лагере, был освобожден в 1937 г. и поселился в Вышнем Волочке, так как там жила сестра его жены Софьи Харитоновны – Мария Харитоновна Милюкова. В 1937-39 гг. о. Симеон работал в регистратуре городской больницы, по очистке улиц в горкомхозе, сторожем городского театра, а с 1939 г. – сторожем дровяного склада ткацкой фабрики «Парижская коммуна», одновременно он служил регентом церковного хора в городском соборе до его закрытия в июле 1940 г. Верующие пытались отстоять храм – в феврале 1941 г. староста М.Р. Данилов ездил в Москву с коллективным ходатайством об открытии собора, но безрезультатно. В этих условиях о. Симеон стал окормлять бывших прихожан храма, с июля 1940 г. устраивая молебны, всенощные, совершая требы в своем доме, а также в домах монахинь Нектарии, Репсилии и ревностной прихожанки собора Марии Николаевны Малышевой.

Эти тайные богослужения и посещала мать Анастасия, приезжая на несколько дней в Вышний Волочек. Так, в мае 1941 г. она приехала на 10 суток в город, остановившись у Малышевой по адресу: ул. Урицкого, 67. В это время матушка случайно встретилась с известным ленинградским протоиереем Константином Верзиным, с которым в 1934 г. была вместе осуждена по делу «евлогиевцев». Пыталась она встретиться и с подругой по лагерю Верой Соколовской, но не смогла. В этот, как и в другие приезды, мон. Анастасия участвовала в тайном богослужении у Малышевых, исполняя обязанности псаломщика. 10 июня она отправила брату письмо, в котором отмечала правильное религиозное воспитание детей Марии Николаевны.

С началом Великой Отечественной войны прежняя жизнь стала невозможна. О. Симеона призвали в армию, и он на призывном пункте просил зачислить его санитаром. Но затем Платонова освободили от службы по здоровью, и он стал работать табельщиком хозяйственного отдела и счетоводом подсобного хозяйства фабрики «Парижская Коммуна». Призвали в армию старшиной и мужа М.Н. Малышевой, также бывшего прихожанина Вышневолоцкого собора Бориса Алексеевича. Мон. Анастасия вместе со своей племянницей А. Усс 5 сентября 1941 г. в связи с объявленной эвакуацией выехала из Малой Вишеры и отправилась к брату.

К тому времени Вышний Волочек оказался в прифронтовой полосе, и матушка, обратившись в местное отделение милиции, как «социально-опасная» получила отказ в прописке. Не желая покидать родных, она все-таки вместе с племянницей осталась жить в городе, как и прежде в доме Малышевых. Ее настроение тех дней хорошо передает конфискованная при аресте записка к брату: «Я в своем уголке, только долго ли будем, Господь знает. Ну его воля и слава и благодарение ему за все, за все, за всю жизнь, за все скорби и радости. Храни тебя Господь, м.б. тебя и всех Вас».[20]

Относительное благополучие было недолгим. 17 октября 1941 г. агенты НКВД арестовали по обвинению в антисоветской агитации о. Симеона, а на следующий день еще 5 человек, в том числе мать Анастасию. В постановлении на ее арест указывалось: «Платонова Александра Федоровна, будучи враждебно настроенной к существующему в СССР строю, проводит враждебную советской власти деятельность. В условиях военного времени участвует в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводится антисоветская деятельность. С сентября месяца проживает в г. Вышний Волочек на нелегальном положении».[21]

Матушка была доставлена в городскую тюрьму № 6 и в тот же день допрошена старшим оперативным уполномоченным Вышневолоцкого городского отдела НКВД сержантом госбезопасности Голубкиным. Ее первый допрос практически ничего не дал следствию. На следующий день допрос повторился. Мон. Анастасии предъявили изъятую у нее при обыске адресованную брату записку с высказанной по версии следствия просьбой об устройстве службы в доме Малышевых. Матушка сказала, что записку написала она, но в ней говорится не о богослужении, а о «выполнении причащения запасными дарами, если была бы смертная нужда». Впрочем, увидев, что следствию известно о тайных службах в доме Малышевой, монахиня признала, что они «регулярно» проводились, но никаких бесед, тем более на антисоветские темы при этом не было.[22]

Органы НКВД очень спешили и не слишком заботились о сборе доказательной базы. Уже 19 октября было принято постановление об официальном предъявлении обвинения, в котором говорилось: «Платонова Александра Федоровна достаточно изобличается в том, что, являясь враждебно настроенной к существующему в СССР строю, издавна встала на путь антисоветской деятельности. Несмотря на примененную к ней репрессию в 1934 г. за антисоветскую деятельность, таковую до сих пор не прекратила, возобновив ее сразу же после отбытия срока наказания, до момента ареста по настоящему делу в условиях военного времени принимала участие в нелегальных сборищах на частных квартирах социально-опасных лиц, где наряду с отправлением религиозных обрядов проводилась антисоветская деятельность. Заведомо зная об ответственности за уклонение от прописки, с сентября месяца и по день ареста проживала на нелегальном положении в доме арестованных ныне бывших торговцев Малышевых, прививала детям Малышевых антисоветские взгляды на религиозной почве».[23]

Следователям было важно, прежде всего, добиться от матери Анастасии признания в антисоветской деятельности и агитации. Поэтому ее третий и последний допрос – 20 октября проводил лично начальник городского отдела НКВД лейтенант госбезопасности Способин. Допрос проводился ночью с ноля часов 5 минут до 2 часов 50 минут. Неизвестно какие методы воздействия (а в то время пытки были обычной практикой) применялись к больной престарелой женщине, но, в конце концов, она признала себя виновной в антисоветских действиях и «чистосердечно раскаялась». В протоколе допроса указывалось: «Просит снисхождения, чтобы имела возможность честным трудом принести какую-либо пользу». Впрочем, матушка конкретно назвала лишь одну свою фразу в разговоре с Малышевой, которую можно было расценить как «контрреволюционную». Позднее она повторила ее на суде: «Я говорила, что советская школа портит детей, и записываться в пионерский отряд значит идти против Бога. До революции я была учительницей и часто писала стихи в духовных журналах». М.Н. Малышева также была настроена против пионерских отрядов и советского антирелигиозного воспитания в школах и естественно в разговоре выразила согласие со словами Платоновой. Признание факта этого частного разговора органам следствия оказалось вполне достаточно для доказательства обвинения в антисоветской агитации.[24]

По делу мон. Анастасии и ее брата о. Симеона проходили кроме Марии Николаевны и Бориса Алексеевича Малышевых бывший ктитор собора Михаил Романович Данилов и певчая соборного хора Валентина Николаевна Троицкая, которая вообще отказалась давать показания о ком-нибудь, заявив на допросе: «Я готова идти даже на смерть, но пусть пострадаю одна, а никого не выдам». Кроме конфискованных писем, фотографий, церковных книг органы следствия в качестве улики использовали рукопись бывшего полковника царской армии А.А. Давыдова «Для заметок религиозного содержания». Он до 1939 г. в качестве жильца проживал у Малышевых и после переезда в Лугу оставил свою тетрадь с записями в Вышнем Волочке. Все обвиняемые признали свою вину лишь частично, например, о. Симеон – только в проведении нелегальных служб для узкого круга лиц, известных «глубокой религиозностью» и хорошо знакомых священнику. Остальные в основном признали только факт своего присутствия на богослужениях. Всего в доме Малышевых, по их словам, таких служб было около 10 с участием 6-8 человек.[25]

22 октября органы НКВД сфабриковали обвинительное заключение с разоблачением «антисоветской группировки» из 6 человек. Судебное заседание Военного Трибунала войск НКВД по охране тыла Северо-Западного фронта проходило 24 октября в закрытом порядке, без вызова свидетелей. В своем последнем слове монахиня Анастасия сказала лишь следующее: «Какое бы наказание суд не определил, я остаюсь при своих убеждениях, моя жизнь – это вера в Бога. Я сознаю свои ошибки в нарушении законов о нелегальных сборах и прошу суд это учесть, я человек больной, но могу еще работать и приносить пользу».[26]

Несмотря на то, что никто из обвиняемых свою вину полностью не признал, и фактических доказательств их «антисоветской деятельности» не имелось, приговор Военного Трибунала оказался очень жесток – матушку Анастасию, Малышевых и В.Н. Троицкую приговорили к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с последующим поражением в политических правах на 5 лет и конфискацией личного имущества, а о. Симеона Платонова и М.Р. Данилова – к высшей мере наказания с конфискацией имущества. Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Но очевидная сфабрикованность дела об «антисоветской группировке» бросилась в глаза, и военный прокурор Северо-Западного фронта вынес протест в связи с приговором. Рассмотрев его, 5 ноября 1941 г. Военный Трибунал решил заменить расстрел о. Симеона и Данилова на 10 лет лагерей. В отношении остальных осужденных прежний приговор остался в силе. В дальнейшем о. Симеон скончался в лагере.

Все шестеро приговоренных были реабилитированы 10 июня 1992 г. с указанием, что «материалами дела обвинение в антисоветской агитации не подтверждено». После вынесения приговора монахиня Анастасия прожила меньше месяца. К моменту ареста ей было 57 лет, а здоровье после первого срока в Томском лагере уже было серьезно подорвано. В медицинской справке от 21 октября 1941 г., выданной после осмотра матушки врачом тюрьмы № 6 говорилось, что она имеет «декомпенсированный порок сердца и годна лишь к легкому труду». Скончалась мон. Анастасия в тюрьме 19 ноября 1941 г.[27]

Дальнейшее изучение необыкновенной судьбы и поиски места упокоения выдающейся духовной дочери святого отца Иоанна Кронштадтского будут продолжаться. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что литературное творчество монахини Анастасии (Платоновой) пережило десятилетия забвения. Ее духовные очерки, рассказы, стихи вновь начали активно публиковаться в последние годы и находят горячий отклик у современных читателей.

1. Платонова А.Ф. На высотах духа. Рассказы. М., 1998. С. 3.
2. Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925-1941. Воспоминания. Париж, 1977. С. 123-124.
3. Кронштадтский пастырь. 1917. № 4. С. 52-54.
4. Санкт-Петербургская епархия в двадцатом веке в свете архивных материалов 1917-1941. Сборник документов. СПб., 2000. С. 245.
5. Антонов В.В. Приходские православные братства в Петрограде (1920-е годы) // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1993. С. 436.
6. Мещерский Н.А. На старости я сызнова живу, прошедшее проходит предо мною… Л., 1982. Рукопись. С. 62-64.
7. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по С.-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО), ф. архивно-следственных дел, д. П-88399, т. 1, л. 60.
8. Там же, т. 2, л. 232.
9. Там же, д. П-66773, т. 7, л. 22.
10. Там же, д. П-88399, т. 2, л. 79, 452, 681, 703.
11. Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Кюснахт, 1978. Т. 3. С. 368-369.
12. На самом деле митр. Алексий жил в Николо-Богоявленском соборе.
13. Мещерский Н.А. Указ. соч. С. 68-69.
14. Там же, С. 44-45.
15. Прот. Николай Чуков. Один год моей жизни. Страницы из дневника / Публ. В. Антонова // Минувшее. Вып. 15. М.-СПб., 1994. С. 531.
16. Краснов-Левитин А. Указ. соч. С. 124.
17. АУФСБ СПб ЛО, ф. арх.-след. дел, д. П-66773, т. 7, л. 22-32.
18. Там же, т. 12, л. 1-57.
19. Там же, т. 7, л. 30-32.
20. Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Тверской обл., д. 28304-с, л. 111.
21. Там же, л. 25.
22. Там же, л. 32-35.
23. Там же, л. 38.
24. Там же, л. 36, 124.
25. Там же, л. 107.
26. Там же, л. 124.
27. Там же, л. 31; Санкт-Петербургский мартиролог. СПб., 2002. С. 193.

 Доклад преподавателя Санкт-Петербургской православной духовной академии профессора Михаила Витальевича Шкаровского на IV Анциферовских краеведческих чтениях «Личность в истории Петербурга», состоявшихся в Аничковом дворце 28-29 октября 2011 года. Санкт-Петербург.