Начинаем публикацию воспоминаний об архиепископе Вологодском и Великоустюжском Михаиле (Мудьюгине), ректоре Ленинградских духовных школ в 1966-1968 гг., его бывшего келейника и иподиакона, ныне настоятеля храма Тихвинской иконы Божией Матери на пр. Науки в Петербурге протоиерея Евгения Палюлина.
Архиепископ Михаил (Мудьюгин), бывший Вологодский и Великоустюжский — начертано на гранитном памятнике на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры. Архиепископ Михаил — один из замечательных иерархов Церкви, о котором написано, к сожалению, немного. Богословское наследие Владыки, однако, богато. Издания и машинописи трудов Владыки находятся в библиотеке Санкт-Петербургской Духовной Академии, что-то можно найти в разрозненных журналах богословских трудов и журналах Московской Патриархии того времени. В настоящее время почитатели Владыки стали издавать его труды. Поэтому наследие выдающего богослова XX века, видимо, еще предстоит открыть. Автору этих строк довелось знать Владыку и быть рядом с ним на протяжении нескольких лет, в качестве келейника и иподиакона. О его жизни в Петербурге, уже на покое, немного написано. Но, ни слова нет о его пребывании на его последней кафедре — Вологодской. Я решил восполнить этот пробел, так как на протяжении нескольких лет оставляю небольшие записи в своем дневнике. В итоге, получился рассказ… у которого, возможно, еще будет продолжение, так как живы люди, близко знавшие Владыку. О том, каким был он в быту и повседневной жизни, на богослужении и в кругу друзей,- в воспомининаниях его современников. Это всего лишь небольшой срез событий того времени…
Вологодская епархия, годы 1986–1988
Знакомство
Год 1986. Дождливым осенним вторником спешу на улицу Ворошилова. Ныне уже нет этого названия, улица переименована, нет и деревянных домиков с запахом дуста и хлора у подворотен, известных вологжанам по утреннему воплю котов и пению петухов из покосившихся во дворах сараев. Вот передо мной деревянный двухэтажный дом с забитыми наглухо окнами на фасаде. Человеку несведущему даже и в голову не придет, что из этого полуразвалившегося здания осуществляется управление Вологодской епархией, разве что черная «Волга», которая ежедневно по утрам въезжала во двор дома, вызывала неистощимое любопытство советских граждан, жителей старинного русского города Вологды.
А все дело в том, что последние полгода я стал посещать богослужения в кафедральном соборе и, надо сказать, открыл для себя много нового и неожиданного. Во-первых, со мной стали здороваться, и первым это сделал диакон о. Леонид, что было необыкновенно приятно, значит, меня воспринимают как своего, правда, этот «свой» еще мало чего понимал в богослужении и много додумывал своей головой; кажется, все получалось, но до определенного момента. Во- вторых, вот этот самый отец Леонид в кульминационный момент богослужения вышел с Евангелием в руках и звучным фальцетом возгласил: «Прокимен “глаз” третий…» Этим он сбил меня с толку окончательно, мало того что я не знал, что такое прокимен (или «проткни мне», или, может быть, «противен»… но это бы звучало совсем не по-христиански), я прекрасно помнил, что две недели назад был «глаз» первый, в прошлую субботу — второй, но чтобы третий? Тут явно что-то не то. Уже гораздо позднее мне станет ясно, что к глазам это никакого отношения не имеет и что речь идет о чередующихся напевах, которые и называют гласами. Так вот, в прошлую субботу, после полиелея, ко мне подошел архиерейский иподиакон Алексей:
— Тебя как звать? Я тут тебя давно заприметил. Ты из верующей семьи?
Киваю головой, мол, да, из верующей. — Тебе повезло, у меня все по-другому… Я чего к тебе подошел: меня во диаконы собираются рукополагать, у Владыки будет вакансия иподиакона — может, ты?
— Конечно, я готов… но у меня…
— Так я скажу о тебе Владыке. — И, не дав договорить, убежал в центр храма, где на возвышенности стоял архиепископ, благословляя молящихся, которые по очереди подходили к нему, слагая руки ладонями вверх. Видимо, Алексей решил брать «быка за рога» или уж хиротония его была совсем близко, во всяком случае, он уже что-то нашептывал Владыке на ухо… Нашептывал Владыке, а уши горели у меня.
— Ну вот, — вернувшись с важным видом, сказал он. — Подойдешь к Владыке и скажешь, что ты Евгений и хотел бы, чтобы он взял тебя в свои иподиаконы.
— Что, так и сказать?
— Ну да, он уже все знает…
Испарина выступила на всей голове: что, так сейчас и пойду говорить? Нет, лучше как-то по-другому. В голове крутятся всякие слова, как бы это помягче сказать… Подхожу к Владыке, из алтаря послышался возглас священника, и архиерей прямо перед моим носом рукой осенил воздух по направлению к алтарю, я понял, это относилось не ко мне…
— Владыка, — дрожащим голосом, пытаясь сохранить уверенность, — хочу послужить святой Церкви, возьмите к себе…
— А как тебя зовут?
— Евгений.
— Ну, приходи ко мне в епархиальное управление во вторник, поговорим.
Я принял благословение Владыки, поцеловав руку.
Дальше службы уже не слышал, сердце было готово выскочить из груди. Оставшиеся дни почти не спал, ждал вторника.
***
Деревянные ворота открыты, вхожу во двор уже знакомого дома. Поднимаюсь по высокой, местами скрипучей лестнице, застланной красной дорожкой. За дверью голоса и стук пишущей машинки.
Навстречу из соседнего кабинета вышел высокий полный священник. Это секретарь епархии, во всяком случае, так было написано на двери.
— Вы к кому, молодой человек?
— А я к Владыке, он сказал, чтоб во вторник пришел…
— Ну, тогда проходите и ждите в приемной, а как Ваше имя?
— Евгений.
Приемной оказалось помещение, устланное большим напольным ковром, на окнах стояли цветы: герани, вьюны и еще что-то, что создавало некую домашнюю теплоту…
— Вы к кому, молодой человек? — слышу уже второй раз.
Эту женщину я видел в храме, как, впрочем, и она меня…
— Наверное, к Владыке?
— Да, он сказал во вторник прийти…
— Если у него будет время, он должен скоро к уполномоченному ехать. Как вас представить?
— Евгений.
— Ну, присядьте.
Выйдя из кабинета и, очевидно, доложив обо мне, она сообщила:
— Надо подождать, Владыка занят пока.
Изучаю приемную. Шкафы, книги, кресла, в углу висят иконы с горящей лампадой. Со стен, с полотен картин смотрят архиереи, видимо, предшественники нынешнего.
Двойная высокая дверь с табличкой «управляющий Вологодской епархией».
Вдруг эта дверь отворятся, и с каким-то шумом из кабинета выходит еще одна дама с кипой бумаг в руке и, прикрыв дверь, торжественно объявляет:
— Владыка хочет чаю!
Началась суета, откуда-то прибежала еще одна женщина, появилось печенье, варенье… принесли чайник и красивую чашку. Все это, установленное на поднос, было торжественно внесено в кабинет «управляющего».
И вот, наконец:
— Вас просит Владыка. Зайдете — не забудьте взять благословение.
На голове вновь появляется испарина.
Захожу, крещусь на иконы, подхожу к Владыке, который привстал, преподавая благословение.
Сажусь на предложенный стул.
Владыка совсем домашний, таким я его еще никогда не видел: на нем подрясник с заплатками на локтях, широкий вышитый пояс, съехавшая под мышку панагия…
— Вы по какому вопросу, молодой человек, и как Ваше имя?
Я чуть со стула не упал, как «по какому вопросу?» думаю про себя….
— Вы, — начинаю робко, — пригласили во вторник, вот я и пришел… А зовут Евгений.
— Ах да… — откинувшись на спинку кресла. — Так что Вы хотите?
— Да я, Владыка, — повторяю уже заученную фразу, — хочу послужить святой Церкви, если благословите…
Владыка начал расспрашивать, сколько мне лет, чем занимаюсь, когда крестился и кто мои родители, и не против ли они будут, если я окажусь в каком-то качестве в Церкви. Получив, видимо, удовлетворительные ответы, Владыка поинтересовался, какие книги я читаю и читал ли Евангелие…
Рассказал немного о себе, поведав, что с детства полюбил храм Божий, ходил на Афонское подворье в Петербурге, где прислуживал в алтаре. Что полюбил с отрочества Слово Божие и желает мне того же…
— Ну так вот, я сейчас уезжаю по делам, а завтра в Ленинград, где читаю лекции в Духовной Академии, после на неделю в Женеву, на конференцию, давай приходи через три недели, и мы подумаем относительно твоего желания потрудиться в Церкви.
***
Улица Ворошилова, запах дуста и хлора, деревянный дом с забитыми на первом этаже окнами, ворота, лестница, приемная, стук машинки… Уже знакомые лица.
— Вы к Владыке?
— Да, он сказал, чтоб пришел..
— Ой, он сегодня занят сильно, но, может, примет…
Екатерина Александровна, как я узнал позднее, скрылась за дверью, но ненадолго:
— Владыка Вас просит…
Кабинет, благословение… Владыка пересаживается из-за стола в кресло, на нем неопределенного цвета, что-то между черным и коричневым, подрясник с широким поясом, панагия, которая опять съехала под мышку. Совсем непривычно видеть Владыку в таком виде, да еще и в домашних тапочках, выглядывающих из-под подрясника.
— Вот, Владыка, как сказали, пришел, хочу потрудиться в Церкви…
— Да-да, помню, есть у меня для вас одно предложение, мне нужен ризничий, тот, кто будет следить за всеми моими облачениями, также будете помогать во время богослужений в качестве иподиакона, сейчас я попрошу подготовить соответствующее распоряжение, и через час поедете вместе со мной, все покажу.
Резиденция
Так назывался архиерейский дом на улице Панкратова, скрывавшийся за высоким деревянным забором. Уже раньше приходилось слышать, что тут самый главный поп живет. Деревянные ворота открыл дежурный, и наша машина въехала во двор. «Ну вот, это моя резиденция, — важно произнес Владыка, приглашая войти. — Вот кухня, столовая, зал, а это мой кабинет, книги в библиотеке можешь читать, но клади обязательно на то место, где взял. Ах, Мусенька…» — внимание Владыки переключилось на заспанную и потягивающуюся на письменном столе рыжую полосатую кошку. Из-под задней Муськиной лапы медленно выехал журнал богословских трудов и смачно шлепнулся на пол.
— Ну сейчас, Мусенька, нальем тебе молочка, — ласково, почти мурлыча, произнес Владыка. На кухне Его Высокопреосвященство обследовал холодильник, заглянул в кастрюли, что стояли на плите, причмокнул и, видимо, остался доволен их содержимым.
— Это, — наливая молоко для кошки, — Вера Кондратьевна все делает, повариха моя. — А вот и ризница, — показывает на большой шкаф в коридоре. В шкафу висели облачения, на полках, замотанные в платки, одна на другой стояли митры. — Ага… вот этим ты и будешь заведовать.
В знак согласия киваю головой.
— Ну, осмотрись пока, — Владыка удалился в свою комнату и через некоторое время появился переодетым в костюм с галстуком, чем сильно меня удивил, вот уж никогда не предполагал, что Владыки ходят в костюмах.
— Вот тебе комплект ключей, это будут твои. Изучи дом и с завтрашнего дня приступай. Будешь уходить, все выключи и дверь закрой.
В растерянности беру благословение. Владыка надевает шляпу, берет короткую тросточку с серебряным наконечником и направляется к выходу, напевая про себя какую-то мелодию. Провожаю Владыку до калитки, которую закрывает за ним дежурный. Вот уж никак не думал, что Владыки так вот спокойно разгуливают по городу… Поднимаюсь в дом, может, в окно посмотреть, куда это он собрался, да еще и один? Бегу к окну: Владыка переходит дорогу и неспешно направляется в сторону автобусной остановки, где скрывается за дверями подъехавшего шестнадцатого автобуса. Ну и дела…
Потекли будни в архиерейском доме…Уволилась Вера Кондратьевна, и мне пришлось быть вдобавок еще и стряпчим Его Высокопреосвященства. Владыка оказался неприхотлив и прост, а еще явил большое смирение, ведь даже несмотря на то, что мне пришлось перелопатить сборники кулинарных рецептов, архиерейское меню большим разнообразием не отличалось. Впрочем, этого просил и сам Владыка, — все как можно проще. Тем более что кулинарных изысков хватало на приходах епархии, куда Владыка часто выезжал для совершения служений и где приезд архиерея был большим праздником.
Ризница
Итак, ризницей Владыки именовался шкаф, который стоял в коридоре архиерейского дома. Содержание шкафа насчитывало около десяти облачений, на полках, как я уже заметил, поблескивая камушками, стояли закутанные в платки митры. В глубине полки, спрятавшись за митрами, стоял покрытый патиной серебряный евхаристический набор. Ризницу составляли еще несколько подрясников, большая часть которых была заштопана заплатками на локтях или в нижней части полы, вероятно, оказавшейся прожженной кадилом. На отдельных вешалках висели греческие рясы, с длиннющими рукавами, и несколько ряс русских, с широкими рукавами у кистей рук, но узкими в предплечьях.
К моему ризничему хозяйству относились еще несколько посохов Владыки и две тросточки, одна из которых была с серебряным чеканным наконечником, с ней Владыка почти никогда не расставался, эта трость всегда сопровождала Владыку в его прогулках по городу. Уже позднее стало известно, что трость эта принадлежала некогда великому пастырю Церкви святому праведному Иоанну Кронштадтскому. К сожалению, не знаю, откуда она появилась у Владыки. Когда открылся монастырь на Карповке, в тогдашнем еще Ленинграде, архиепископ Михаил передал туда реликвию.
Кстати, про посох. Как видный богослов и специалист в области межцерковных отношений, архиепископ Михаил участвовал в работе комиссии Священного Синода по вопросам христианского единства, для этого Владыке приходилось выезжать за границу на собеседования с инославными. Все, кто знали Владыку, могут припомнить, что он был человек рассеянный, но касалось это только бытовых вопросов. Он мог забыть панагию, шляпу, надеть чужие калоши или взять чужой посох. Именно так и было на очередном богословском собеседовании, которое возглавлял митрополит Киевский и Галицкий Филарет (ныне раскольнический патриарх Филарет). Заседание с римокатоликами. Архиепископ Михаил по какой-то причине должен был улететь раньше остальных членов делегации. Попрощавшись с митрополитом и произнеся на прощание с католиками несколько слов на латыни, взяв посох, Владыка удаляется. И лишь только прибыв в Вологду, он вспоминает, что, собираясь на богословское собеседование, не брал с собой посох. А тот посох, который он прихватил, удаляясь с собеседования, принадлежал митрополиту Филарету. Смущению Владыки не было предела. Посох он вернул спустя уже несколько месяцев, на встрече в Москве. На что митрополит Филарет сказал: «Будем считать, что я Вам его подарил». Так в ризнице вологодского архиерея появился еще один посох.
В моем ведении отчасти оказались и панагии Владыки. Отчасти потому, что у них никогда не было своего постоянного места, Владыка мог снять и положить их где угодно. Поиски панагий мы, как правило, осуществляли вместе, по утрам, когда после завтрака Владыка собирался в епархию. Мы находили их в прихожей, на вешалке, под пальто или рясой, на холодильнике в кухне или в столовой на столе под кипой газет. Они могли быть в гостиной на пианино. Панагии можно было найти в кабинете под грудой книг, которые он перекладывал с вечера. Позднее все вероятные местонахождения панагий были мною изучены и «всесвятая» находилась без затруднений. Хотя пару случаев следовало бы отметить обстоятельно. К слову сказать, такое отношение Владыки к вещам не было небрежностью, но являлось следствием рассеянности или его постоянной занятости. Владыка практически всегда был занят мыслительным процессом — это доставляло ему огромное удовлетворение. Так, например, в машине, по дороге от епархиального управления до резиденции рождались важные мысли или богословские рассуждения, которые впоследствии ложились в основу трудов. Нередко, сразу по приезде он спешил что-то записывать или шел к книжному шкафу в поисках нужной ему святоотеческой цитаты. Так вот, вернемся к поискам утраченной панагии. Как обычно, после завтрака собираю Владыку в епархию. Вот утренний, шелковый, до пят, халат, в котором Владыка выходил к утреннему кофе, сменяет его любимый, коричневый, потертый до заплаток, рабочий подрясник. И вот знакомая фраза: «Евгений, ты не знаешь, куда я дел вчера панагию?» Евгений тут же обегает весь дом в надежде встретить искомое в уже известных местах, но безрезультатно.
— Владыка, а Вы точно вчера приехали с панагией, может, забыли ее в епархии… а в портфеле смотрели? — Владыка направляется к портфелю и, кряхтя, перекладывает его содержимое.
— Да нет, и не кладу ее туда никогда…
Хотя как-то раз панагия оказалась именно в портфеле.
Поскольку поиски не принесли результата, Владыка надел другую найденную им панагию и направился к выходу. В прихожей, на тумбе, зарывшись носом в рукава свесившейся рясы, беззаботно спала Муся. Рясу пришлось снять, и кошкин сон оказался нарушен, но из-под передней Муськиной лапы блеснула знакомая цепочка. В другой раз панагию нашли в гостиной, под захлопнутой крышкой клавиатуры пианино. Вероятно, вечером Владыка музицировал, и каким-то образом панагия осталась на клавиатуре.
Заниматься ризницей оказалось несложно, но интересно, тем более что это было мое первое церковное послушание (конечно, не обошлось и без примерки панагии, уж больно соблазнительно было примерить ее на себя). Ризницей до меня занимался диакон отец Анатолий, добрейшей души человек, но по натуре своей очень беспокойный и суетливый, поэтому ризница находилась в некотором беспорядке. В какую-то свою бытность отец Анатолий потерял голос, а был у него некогда звучный тенор. Теперь он исполнял обязанности старшего иподиакона.
Практически одновременно началось и иподиаконское послушание. Приходилось не только собирать Владыку в епархию или поездки, но и сопровождать, участвуя в богослужениях и деловых поездках.
Продолжение следует
