Сегодня одним из самых волнующих вопросов является проблема соотнесения научного и религиозного взглядов на мир. Актуальность такого вопрошания связана с тем, что ныне наряду с небывалым расцветом рационального научного знания наблюдается практически повсеместный рост религиозности. На смену секулярному обществу, вытеснившему все духовное в сферу субъективного мира индивидуума, приходит общество постсекулярное, происходит возвращение религии в общественную и политическую жизнь. В связи с этим с особой остротой встает задача определения места богословия в современной системе знания.
Традиционно богословское знание – и это вполне справедливо – относится к разряду знания гуманитарного. Считается, что они относятся к разным сферам: естествознание изучает мир дольний, богословие свидетельствует о мире горнем; кроме того, гуманитарное знание, в том числе и знание богословское, относится к разряду «мнений», каковых может быть великое множество, вопрос же об истинности тех или иных воззрений, как правило, не ставится. Это позволяет избежать серьезных столкновений между объективным научным знанием, добываемым естественными науками, и знанием богословским.
Эта точка зрения имеет свои основания. Действительно, богословие, занимающееся осмыслением экзистенциального религиозного опыта и опирающееся на Откровение, возвещающее человеку смысл и цель его бытия, личностно, тогда как естественные науки принципиально элиминируют человеческую личность. Впрочем, последнее утверждение не совсем корректно. Дело в том, что современное «объективное» естествознание неожиданно натолкнулось на то, что наблюдающий мир субъект не может быть полностью исключен из картины мира. В то же время богословие, по крайней мере в предельной своей форме, стремится постичь замысел Творца, тем самым претендуя на объективность в высшем смысле этого слова – на то, что оно способно указать единственно верную точку зрения – точку зрения Творца на мироздание.
Таким образом, некоторые зоны соприкосновения между наукой и богословием все-таки имеются. Это соприкосновение порой превращается в конфликт, когда традиционные богословские положения приходят в столкновение с данными современного естествознания (религиозная «система мира», неявно подразумеваемая богословской традицией, органично включает в себя средневековые представления о мироздании). Кроме того, сегодня наука вплотную подошла к предельным вопросам, ранее относившимся к компетенции философии, метафизики и теологии: как возник мир? что такое материя? чем живое отличается от неживого? как произошел человек? каково соотношение физического и психического? Конфликт возникает еще и потому, что наука дает человеку возможность преобразовывать этот мир, а значит, в определенном смысле, присваивать себе функции если не Творца, то по крайней мере демиурга.
Для того чтобы правильно разрешить вопрос о соотношении научного и религиозного взглядов на мир, следует прежде всего вспомнить о религиозных корнях современной науки. Именно в контексте европейской христианской традиции, укорененной в библейском мировосприятии, возникло и укоренилось представление о двух Книгах Творца – Книге Мира и Книге Откровения, между которыми нет и не может быть противоречия. Книга Природы повествует о могуществе Божием, Книга Откровения – Библия – возвещает Его замысел. При этом если в эпоху средневековья Книга Природы прочитывалась исходя из Библии, то в эпоху научной революции на первый план стала выходить Книга Мира.
Такая перемена акцентов была связана с тем, что библейский текст давал простор для множества вариантов прочтения, что приводило к дроблению исходно единой христианской традиции на все новые и новые деноминации. Поэтому наука обратила свой взор прежде всего к Книге Природы, к тому авторитетнейшему Тексту, который был создан Самим Творцом. Создатели новоевропейской науки верили в то, что постигая закономерности мироздания, человек сможет припомнить райский язык, позволявший Адаму нарекать имена всему сотворенному (Быт 2:19) и утраченный после Вавилонского столпотворения. Постижение подлинного языка Книги Природы должно было, как надеялись на заре научной революции, дать человеку почти божественное могущество, разрешить противоречия различных вероисповеданий и преодолеть едва ли не самое ощутимое последствие грехопадения – необходимость со скорбью питаться от земли и в поте лица есть хлеб свой (Быт 3:17–19). Таким образом, новоевропейская наука возникла не просто как эффективный способ познания мира, но как своего рода новое – естественное – богословие, богословие Книги Природы, восполняющее прежнее – сверхъестественное – богословие, богословие Откровения.
Разумеется, такой подход мог оказаться эффективным лишь при условии нахождения правильной методологии «прочтения» Книги Мира. Родоначальником такой методологии считается Галилей. «Человек и природа, – утверждал он, – говорят на разных языках, и потому мы должны описывать природу не на языке человеческих умозрительных категорий, а на ее собственном языке, точнее, на языке Творца, создавшего Вселенную мерою, числом и весом (Прем 11:21) – на божественном языке математики».
Хотя такое привычное нам сегодня количественно-математическое объективное описание природы появилось лишь в XVII столетии, оно стало возможным только потому, что к этому вела вся история богословской мысли. Именно в контексте библейской традиции выросло и укрепилось понимание того, что мир есть Книга Творца, организованная по некоторым вполне определенным правилам. Постичь мироздание как Текст Бога и понять его структуру и смысл может лишь человек, сотворенный по образу и подобию Творца мироздания.
Возникшая в результате исследования структуры Книги Творца теоретическая физика заняла особое место среди множества научных дисциплин. Выделенность физики как науки о структуре Книги Природы обусловлена тем, что она дарует человеку теоретическое видение мира, а значит, в определенном смысле, позволяет увидеть мироздание «глазами Творца»: изначально само слово θεω-ρία – теория – прочитывалось как Бого-вúдение, а новоевропейская наука возникла как бого-словие – θεο-λογία – Книги Природы. И характерно, что Эйнштейн, сегодня воспринимающийся как ярчайший выразитель духа науки, говорил: «Я хочу знать, как Бог создавал мир. Меня не интересует здесь тот или иной феномен, спектр того или иного элемента. Я хочу постичь Его мысли, все остальное – детали».
Несмотря на колоссальные достижения новоевропейской науки рисуемая ею «научная картина мира» принципиально не полна. Объективация выводит за пределы научной картины мира личность, сознание, психическое. Кроме того, остается невыясненным онтологический статус законов природы. Наконец, наука принципиально отказывается от постановки самого главного вопроса – вопроса о смысле и цели существования мира и человека.
Сегодня фундаментальная физика, похоже, дошла уже до уровня онтологических структур мироздания – в пользу этого свидетельствует утверждение об отсутствии так называемых «скрытых параметров». Означает ли это остановку познания, то, что порой называется «концом науки»? Вовсе нет! Скорее это можно назвать достижением «объективного предела объект(ив)ности». Продвинуться далее можно, идя по пути наполнения получаемых наукой «формальных» законов природы со-ответствующим им содержанием, по пути интерпретации формальных математических закономерностей.
Задача интерпретации естественнонаучной теории есть, по существу, задача герменевтическая (в ХХ столетии произошел настоящий «герменевтический взрыв», инспирированный, с одной стороны, [психо]аналитическими интерпретациями, с другой – работами Хайдеггера, Гадамера и Рикёра). В теоретической физике мы имеем строгие «тексты», написанные на вполне развитом математическом языке, которые должны стать «понятными». Правда, в отличие от традиционной филологической герменевтики, предполагающей, что текст написан человеком, здесь возникает проблема авторства. И проблема эта может решаться в двух направлениях. Прежде всего, за математическими структурами, угадываются универсальные закономерности, характерные для деятельности сознания вообще. Поэтому логично попытаться увидеть в математических закономерностях отражение процессов, происходящих в человеческой душе, в человеческом сознании. Это – взгляд «со стороны человека».
С другой стороны, поскольку новоевропейская наука возникла как естественное богословие Природы, восполняющее сверхъестественное богословие Откровения, то ее результаты могут и должны интерпретироваться в широком богословском контексте. Поэтому, возвращаясь к тому исходному для новоевропейской науки тезису, что мир есть Книга Творца, написанная тем же Автором, что и Библия (а потому между ними нет и не может быть противоречия), в поисках способа истолкования обнаруживаемых естественными науками структур мироздания можно попробовать обратиться к библейскому Откровению. Это – взгляд «со стороны Бога».
Обращение к «авраамическим» традициям понимания Священного Писания – традициям иудаизма, христианства и ислама, в культурном контексте которых возникла современная наука, – может помочь дать содержательную интерпретацию тем формальным закономерностям, которые обнаруживает наука, изучающая структуру Книги Творца, и выработать новый понятийный язык, адекватный современному состоянию развития науки. Создание такого языка станет важным шагом на пути преодоления разрыва гуманитарного, естественнонаучного и богословского знания.
Развитие междисциплинарных научно-богословских исследований такого рода имеет и чрезвычайно значимое социально-политическое измерение: совместное изучение возможностей содержательной интерпретации последних достижений естественных, гуманитарных и общественных наук может придать позитивный характер как диалогу науки и религии, так и диалогу различных религий. Богословское осмысление достижений современной науки в контексте разных религиозных традиций даст возможность различным религиям вступить в соприкосновение не через конфликт зачастую диаметрально противоположных богословских воззрений, а через науку, являющуюся единым языком описания и постижения современного мира. Исследование и осмысление фундаментальных структур, общих как для религиозного опыта, так и для опыта естественнонаучного, является естественным продолжением новоевропейского проекта поиска универсального «естественного» языка, «языка Адама», способного, как верили творцы научной революции Нового времени, преодолеть противоречия различных вероисповеданий. Наконец, именно в такой многоконфессиональной среде, объединенной общим полем фундаментальных научных исследований, может произойти рождение объединяющей идеи, способной обеспечить межрелигиозное согласие и социальную стабильность.
// Доклад кандидата богословия, кандидата физико-математических наук, директора Научно-богословского центра междисциплинарных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, секретаря Ученого совета Санкт-Петербургской духовной академии протоиерея Кирилла Копейкина на круглом столе «Интеллектуальные стратегии XXI века: наука, философия, богословие», Санкт-Петербург, 6-8 сентября 2012 года
