Не исключено, что «музыка микрокосма» сможет подсказать нам, с одной стороны, направление поиска тех математических форм, в которые должно быть облечено познание реалий микромира, с другой стороны, сможет содействовать более глубокому проникновению в сферу психического – ведь число, с одной стороны, характеризует закономерности внешнего космического строя, с другой – оно описывает структуру пространства человеческой души, структуру, находящую свое отражение в строе музыкальном.
Современная наука смотрит на мир как на космос – некоторую упорядоченную структуру, существующую независимо от человека и подчиняющуюся строгим – «объективным» – закономерностям. Собственно, само греческое слово κόσμος означает порядок. Впервые по отношению к окружающей нас Вселенной его употребил Пифагор.
Именно с именем Пифагора традиционно связывается начало математики как науки. Почему? Искусство вычислений – знание рецептурное – существовала задолго до Пифагора, а так называемые «пифагоровы треугольники» были известны и в Древнем Египте, и в Месопотамии. Дело в том, что, по существу, именно Пифагор ввел в математику доказательство.
Сила же доказательства состоит в том, что, единожды доказав теорему, мы доказываем ее для бесконечной совокупности математических объектов, удовлетворяющих ее условиям. Таким образом, именно в математике человеческий ум впервые по-настоящему встречается с бесконечностью и, в каком-то смысле, обретает способность встать на «точку зрения Бога».
Примечательно, что пифагорейская традиция связывает имя Пифагора с тремя величайшими культурами древности: египетской, вавилонской и ветхозаветной иудейской. По преданию, Пифагор, достигнув совершеннолетия, отправился в Египет, где был посвящен в храмовые мистерии древности. Затем он был пленен персидским царем Камбизом, завоевавшим Египет, и увезен в Вавилон, незадолго до того взятый персами, где как раз в это время находились переселенные туда (во время так называемого Вавилонского пленения) иудеи.
Неважно, насколько эти рассказы соответствуют историческим реалиям (большинство исследователей в этом сомневаются) – важно, что предание сохранило представление о сакральном характере математического знания. Сакральность математики обусловлена тем, что она сумела обнаружить «идеальные» объекты, обладающие свойствами универсальности и общезначимости. Действительно математика – одна на всех, независимо от этнической или конфессиональной принадлежности.
Более того, идеальные математические объекты, существующие «в человеческом сознании», удивительным образом соответствуют окружающей реальности – и отсюда проистекает та непостижимая эффективность математики в естественных науках, которая впоследствии так поражала многих исследователей.
Примечательно, что для пифагорейцев, заложивших фундамент математического знания, число было не только и не столько мерой количества, сколько онтологической категорией. Подлинная первооснова мира с точки зрения пифагорейцев и унаследовавшей их подход античной философской мысли – идеи, сегодня относимые нами к сфере психического.
По преданию, именно Пифагор первым обнаружил, что интонационно стабильные интервалы, которые в современной теории музыки принято называть чистыми, получаются лишь в том случае, когда длины струн, издающих эти звуки, соотносятся как целые числа первой четверицы, т.е. как 1:2, 2:3, 3:4; эти интервалы позднее получили латинские названия октава, квинта и кварта. На основе представлений о том, что источник гармонии лежит в мире натуральных чисел, пифагорейцами был создан так называемый «пифагоров строй», использовавшийся на протяжении более чем двадцати столетий.
С точки зрения пифагорейцев весь этот движущийся, текучий мир представлялся огромным непрестанно звучащим музыкальным инструментом. Они верили в то, что законы мироздания едины на всех уровнях, а потому любое движение – как движение струны, так и движение небесного тела – создает звучание.
Космос устраивается подобно тому, как изготавливается музыкальный инструмент, пропорциональное натяжение струн которого обусловливает гармонию звука – а потому, описывая устроение космоса демиургом, Платон в Тимее говорит о его числовом строении по принципу музыкальной гармонии.
Пифагорейский идеал античности – гармонический мусический человек, настроенный «в резонанс» со всем космосом. Занятия музыкой, как, впрочем, и занятия математикой, способствуют достижению соглас(ован)ия человеческой души со всем мирозданием. «Познай самого себя – γνω̃θι σαυτόν – и ты познаешь Вселенную» – этот тезис стал апофеозом пифагорейской концепции гармонии.
Пифагорейская идея космической числовой гармонии внешнего и внутреннего миров служила источником многочисленных (и чрезвычайно плодотворных) спекуляций в течение почти двадцати столетий, способствуя возникновению новых научных теорий.
Условным рубежом перехода от магико-символического к современному количественно- математическому описанию природы может считаться полемика между первооткрывателем законов движения планет Солнечной системы Иоганном Кеплером и видным представителем герметической традиции Робертом Фладдом, философские взгляды которого сложились под влиянием ренессансной магии и каббалы.
При помощи системы символических аналогий между внутренним и внешним мирами Фладд пытался постичь сокровенный смысл Природы. Кеплер же, напротив, достоянием объективной науки считал лишь обнаружение количественно исчисляемых математически выраженных структур мироздания, всё остальное относя к сфере субъективного.
Хотя современное количественно-математическое объективное описание природы в исторической перспективе появилось относительно поздно, следует подчеркнуть, что к нему вела вся история европейской мысли. Дело в том, что современная наука возникла в контексте представления о двух книгах Творца – Библии и Природе, созданных одним и тем же Автором, а потому друг друга взаимодополняющих. Естественнонаучное «прочтение» Книги Природы оказалось функционально похоже на герменевтическое исследование библейского текста.
В семиотике, исследующей знаковые системы, знаки могут быть осмыслены либо в своих взаимоотношениях с другими знаками, т. е. синтаксически, либо в своем отношении к обозначаемому предмету, т.е. семантически, либо в отношении к создателю или адресату сообщения, т. е. прагматически. С известной долей условности можно сказать, что раннехристианское богословие было занято, прежде всего, прагматикой Книги Мира. Было осознано, что мир представляет собою послание Творца, обращенное к человеку. Средневековое богословие исследовало символизм мироздания, изучало семантику Книги Мира.
Новоевропейская наука от исследования прагматики и семантики мироздания перешла к изучению синтагматики Книги Природы, ее структуры: суть объективного метода познания состоит в том, что изучается математическая форма отношения различных «элементов» мира.
Примечательно, что в ХХ столетии пифагорейская Harmoniа mundi, уйдя из макрокосма, неожиданно вновь зазвучала в микрокосме. «Имя и дела Кеплера столь же живы сегодня в микрокосмосе, как и в макрокосмосе», – сказал выдающийся немецкий физик-теоретик Арнольд Зоммерфельд в 1925 году в докладе, прочитанном в Киле по программе недели искусства и науки; Зоммерфельд особо отметил тот «удивительный поворот к арифметическому, целочисленному, который совершила современная физика. Этот поворот был намечен квантовой теорией Макса Планка и охватил проблему строения атома после работ Нильса Бора. <…> Рука об руку с этим поворотом к арифметическому возникло известное влечение современной физики к пифагорейской мистике чисел. <…> Управляемые целыми квантовыми числами спектральные серии фактически по смыслу являются обобщениями древнего трезвучия лиры, из которого пифагорейцы еще 2500 лет назад выводили гармонию явлений в природе, а наши кванты действительно напоминают о той роли, которую, по-видимому, играли целые числа у пифагорейцев, причем не в качестве некоего атрибута, а как сама суть физических явлений».
По утверждению одного из крупнейших физиков ХХ столетия лауреата Нобелевской премии Вернера Гейзенберга, «физика [элементарных] частиц [представляющих собою простейшие элементы мироздания] информирует нас, строго говоря, о фундаментальных структурах природы, а не о фундаментальных частицах».
Обнаруженные физикой ХХ века «пифагорейские» структуры являются, вероятно, структурами уже онтологическими. В пользу этого свидетельствует фундаментальное утверждение об отсутствии в квантовой механике, описывающей наиболее глубокий из достигнутых к настоящему моменту уровней реальности, более «глубоких» структур, так называемых «скрытых параметров».
Достижение структурного предела свидетельствует в пользу того, что сегодня, похоже, приближается время синтеза, мы подходим к следующему витку спирали познания, когда синтаксический, семантический и прагматический способы прочтения Книги Природы смогут объединиться в каком-то принципиально новом единстве.
Как это возможно? Как мне представляется, художественная интерпретация обнаруживаемых наукой фундаментальных закономерностей мироздания может позволить им «заговорить» на языке искусства. Если это удастся, то научная теория, сформулированная на формальном языке математики и до сих пор бывшая «орудием воздействия» на внешний мир, будучи проинтерпретированной в художественных категориях сможет стать тем, чем мир — а значит, в определенном смысле, сам Творец мироздания — отвечает нам, воздействуя на наш внутренний мир.
Одним из возможных способов художественной интерпретации естественнонаучных теорий может стать интерпретация музыкальная. Музыка многозначна, но за множественностью ее смыслов лежит неизменный каркас музыкального синтаксиса, описываемый математическими структурами. Именно благодаря многозначности и подвижности своих смыслов музыка является чрезвычайно тонким способом моделирования мира.
Примечательно, что реальность, открывающаяся нам в сфере микромира, больше похожа на реальность психическую, нежели на школьные представления о «материальности» бытия. В работе «Метафизика современной физики», немецкий философ Алоиз Венцель писал, что устроенный таким образом «материальный мир <…> не может называться мертвым. Этот мир – если уж говорить о его сущности – скорее есть мир элементарных духов [может быть, лучше сказать, элементарных логосов]; отношения между ними определяются некоторыми правилами, взятыми из царства духов[а λόγος это не только слово, но и отношение и правило]. Эти правила могут быть сформулированы математически. Или, другими словами, материальный мир есть мир низших духов, взаимоотношения между которыми могут быть выражены в математической форме. Мы не знаем, каково значение этой формы, но знаем форму. Только сама форма, или Бог, может знать, что она сама в себе значит».
Уподобить материальные частицы духам, пусть и низшим, – для физика смелость необычайная. Но интересно, что уже в 1919 году Чарльз Галтон Дарвин (внук Чарльза Роберта Дарвина), одним из первых начавший поиски логически последовательных основ квантовой механики, в своей (оставшейся неопубликованной и ныне хранящейся в Библиотеке Американского философского общества) статье «Критика основ физики» писал: «Я давно уже считал, что фундаментальные основы физики находятся в ужасном состоянии. <…> Может случиться, что потребуется фундаментально изменить наши представления о времени и пространстве, <…> либо даже в качестве последней возможности приписать электрону свободу воли». Таким образом, сами физики под влиянием неумолимых фактов стали склоняться к выводу, что «материя» демонстрирует свойства, традиционно относившиеся к категории «психических».
Современный австралийский философ Дэвид Чалмерс, известный своими работами, посвященными проблеме сознания, утверждает следующее: «Физическая теория характеризует свои базовые сущности лишь относительно, в терминах их каузальных и иных отношений к другим сущностям. <…> Получающаяся в итоге картина физического мира – это картина громадного каузального потока, но она ничего не говорит о том, что соотносится этой причинностью. <…> Интуитивно кажется более разумным предположить, что базовые сущности, соотносимые всей этой каузальностью, имеют какую-то свою внутреннюю природу, какие-то внутрениие свойства, так что мир не лишен субстанции. <…> Имеется лишь один класс внутренних, нереляционных свойств, с которым мы непосредственно знакомы, и это класс феноменальных свойств [так Чалмерс называет непосредственно переживаемые психические свойства]. Естественно предположить, что неопределенные внутренние свойства физических сущностей и известные нам внутренние свойства опыта могут быть как-то соотнесены или даже перекрываться». Несмотря на шокирующую неожиданность такого предположения Чалмерс утверждает, что «эта идея на первый взгляд кажется дикой, но лишь на первый взгляд. В конце концов, у нас нет никакого представления о внутренних свойствах физического. Их место вакантно, и феноменальные свойства выглядят не менее достойным кандидатом на их роль, чем какие-то другие. Здесь, конечно, возникает опасность панпсихизма. Я не уверен, что эта перспектива так уж плоха, – добавляет Чалмерс, – если феноменальные свойства фундаментальны, то естественно предположить, что они могли бы иметь широкое распространение».
Именно музыка способна выразить сокровенные внутренние движения феноменальных свойств человека, динамику психического. Как утверждал один из крупнейших музыкальных теоретиков ХХ столетия Эрнст Курт, музыка есть воплощение в звуке глубинной энергии души. «Музыка есть борьба сил, становление внутри нас, – писал Курт в работе «Основы линеарного контрапункта». – <…> Я определяю это состояние напряжения, господствующее во всем процессе мелодического напряжения и насыщающее его отдельные тоны как “кинетическую (двигательную) энергию”, заимствуя это выражение из физики».
Быть может, благодаря открытиям физики ХХI столетия впереди нас ожидает воскрешение, – разумеется, уже на новом уровне, – древних представлений о гармонии макро- и микро-косма.
По преданию, тритон или полуоктава своей неблагозвучностью «подсказал» Архиту из Тарента, выдающемуся представителю пифагорейской школы, другу Платона, «музыкальное доказательство» иррациональности √2. Не исключено, что «музыка микрокосма» сможет подсказать нам, с одной стороны, направление поиска тех математических форм, в которые должно быть облечено познание реалий микромира, с другой стороны, сможет содействовать более глубокому проникновению в сферу психического – ведь число, с одной стороны, характеризует закономерности внешнего космического строя, с другой – оно описывает структуру пространства человеческой души, структуру, находящую свое отражение в строе музыкальном.
В своей последней работе «О сущности музыки» выдающийся отечественный музыковед Юрий Николаевич Холопов писал: «Ощущая нашим слуховым сознанием каждое движение музыкальной мысли, мы овладеваем музыкой самóй и становимся причастными продолжающемуся процессу великого Творения, начавшемуся еще гласом «Et fiat lux!» – да будет Свет! – и идущему теперь в высших сферах духовного бытия».
