28 июля не только наша Церковь, но и вся страна отметила 1000-летие со дня преставления святого равноапостольного князя Владимира. На радио, телевидении и в прессе выходили передачи и публикации, посвящённые крестителю Руси. Один из их участников и авторов — заведующий аспирантурой Санкт-Петербургской Духовной академии, кандидат исторических наук и богословия протоиерей Константин Костромин.
На распутье
— Отец Константин, Крещение Руси — это выбор одного человека, князя Владимира, или его через него действовал некий коллективный разум?
— У каждого события есть своя предыстория. Выбор веры — слишком серьезный вопрос, чтобы он решался одним человеком. Это процесс, весьма длительный и непростой. Он имел цивилизационное значение и потому это сложный социально-политический процесс, в который вовлечено много людей разных интересов, социального положения и даже поколений. Начинался этот выбор, причем вполне сознательно, задолго до князя Владимира, оформления государственности и появления исторической памяти. Вехами этого выбора были посольство русов в Константинополь и Ингельгейм в 839 году, вероятное крещение Аскольда в Константинополе в начале или середине 860-х годов, получившее у историков XIX века неудачное наименование «Фотиева крещения», и вероятное крещение Рюрика в Ингельгейме, если верно отождествление летописного Рюрика и конунга Рорика из Фрисландии. В этом выборе активно участвовала княгиня Ольга, крестившаяся в Константинополе и искавшая церковную иерархию у императора Оттона в Германии. Сегодня исследователи практически единодушны в том, что сюжет «выбора веры», описанный в «Повести временных лет», символически отражает длительный процесс, продолжавшийся с переменным успехом, по меньшей мере, в течение 150 лет.
— В исторических хрониках есть подтверждение этому?
— Много! Практически все перечисленные выше сюжеты получили отражение не столько в русской письменности, сколько в европейской. Можно назвать и процитировать больше трех десятков каролингских, германских, византийских хроник, где сохранились свидетельства о выборе русами между византийским христианством и римским.
Что касается неевропейских хроник, то там свидетельств о выборе веры мало, но тоже есть. Известно сообщение арабского историка врача рубежа ХI-ХII веков Ал-Марвази. «Случилось у них так, — писал он о русах, — что они приняли христианство в 300 (по христианскому летоисчислению в 912-13) году. А когда стали христианами, притупила вера их мечи, закрылись перед ними двери добычи, и принесло им это вред и крах. Стало недоставать им средств к жизни, и захотели они обратиться в ислам, чтобы возможными стали для них война и борьба и чтобы вернуться к привычкам, которые были у них. Направили послов к правителю Хорезма, группой в 4 человека из числа приближённых царя… Послал к ним хорезмшах учителей, чтобы научить их закону ислама и обратить в ислам». Это, конечно, попытка выдать желаемое за действительное, но косвенно этот текст подтверждает, что выбор не замыкался исключительно между двумя христианскими культурами — греко-славянской и латинской.
Что касается иудеев, то в исторической литературе нет никаких намёков на то, что они присылали в Киев своих проповедников. Хазарский каганат был разгромлен ещё отцом Владимира — Святославом Игоревичем. Именно поэтому с такой издевкой писал о них русский летописец. Но иудеи все-таки всегда были поблизости. Их общины имелись и в Тмутаракани, и в Херсонесе, и в Киеве. Едва ли они что-то могли предложить, но все же и иудейская вера представляла собой, хоть и умозрительную, но альтернативу.
— Что-то послужило толчком для окончательного выбора?
— Из внушительного списка причин я выделил бы две. Это политическая ситуация, которой нужно было пользоваться, и острая необходимость социальных преобразований — борьбы с родовой клановостью и оформления государственности. В общем, это стечение массы обстоятельств плюс проявление воли самим князем Владимиром.
Сам исторический сюжет таков. В 987 году Варда Фока, племянник византийского императора Никифора Фоки, поднял в Антиохии восстание и дошёл со своей армией до практически до Константинополя, покорив почти всю Малую Азию. Одновременно болгарский царь Самуил также перешёл границу и захватил ключевой на пути к Фессалоникам город Верию. Константинополь оказался в очень тяжёлом положении. Как писал арабский хронист Яхья Антиохийский, один из первых, кто обратился к этому сюжету, император Василий II решил подключить дипломатию: «Побудила его нужда послать к царю русов — а они его враги, — чтобы просить их помочь ему в настоящем его положении».
Стороны довольно быстро достигли соглашения, и Владимир выслал свои войска в Константинополь. Шеститысячный отряд русов сражался под Абидосом и вынудил Варду Фоку отступить. Условием оказания военной помощи, выдвинутым князем Владимиром, была женитьба на сестре византийского императора. Это означало, что он согласен принять христианскую веру, поскольку выдать замуж за язычника порфирородную принцессу было невозможно. По всей видимости, решение было принято заранее, поскольку долго князь Владимир не раздумывал, принял святое Крещение сразу после переговоров. При этом никаких пышных торжеств, которые бы вошли в анналы истории, он не устраивал — это было сделано скромно, если не тайно. В «Повести временных лет» говорится: «Крести же ся въ церкви святое Софьи, и есть церкви та стояще в Корсуни граде, на месте посреде града, идеже торгъ деють корсуняне… Се же не сведуще право, глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же рЪша — в ВасилевЪ, друзии же рЪша инако сказающе». Это как раз свидетельствует о том, что крещение не было публичным — спустя 130 лет никто уж точно и не помнил, где и как крестился князь.
Свобода выбора
— Но летописец же утверждает, что он сведущ и называет город Корсунь (Херсонес). Мне кажется, это больше похоже на правду, чем привязки к Киеву или Василёву — там могла быть замешана политика или просто патриотизм, мол, мы сами с усами, Великий князь веру принял на своей родине. А тут какой-то городок Херсонес, мало кому ведомый… Какой смысл было летописцу что-то придумывать?
— Да, тут интересный момент. Корсунь и вправду не был столь уж значимым городом для Руси. В «Повести временных лет», кроме двух сюжетов — легенды об апостоле Андрее, который посещение Руси начал с прибытия в Херсонес, и рассказа о походе князя Владимира на Корсунь, — он упоминается только единожды, мельком, в рассказе о судьбе князя Ростислава Тмутараканского. Практически не фигурирует Корсунь и в древнерусской литературе, если не считать сюжет о перенесении иконы Николы Зарайского из Корсуни в Рязанские пределы. Впоследствии город пришёл в упадок, а его порт затонул. Это дружное молчание древнерусских источников говорит о том, что город для русской торговли конца Х-ХI века интереса не представлял.
Не был он столь важен и для Византии, хотя оставался одной из немногих выживших её колоний в Крыму. Так совпало, что как раз накануне крещения Руси печенеги захватили весь Крымский полуостров, разгромив большинство селений, кроме Херсонеса и городов на Керченском полуострове. В византийских документах того времени этот город очень редко упоминается. Вероятно, самым важным свидетельством о его истории в Х веке являются слова императора Константина Багрянородного: «управителем всего являлся так называемый протевон с так называемыми отцами города… С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних [местных]». Это говорит о том, что город был почти независим от империи, являясь одним из локальных центров Северо-Причерноморского региона.
Тут возникает другой вопрос: если Херсонес был столь незначителен для Константинополя и был независим, то зачем князю Владимиру захватывать его для шантажа? Тогда легенда о том, что захват Корсуни связан с требованием отдать ему в жёны сестру императора, ставится под большое сомнение. Тут цепочка причинно-следственных связей обрывается в самом начале — в ценности самого города.
— Может, всё было проще? Князь Владимир принял решение о крещении, и место для этого выбрал на нейтральной территории — в византийском городе, который не подчинялся напрямую Константинополю. Опять же там ступала нога апостола Андрея…
— Мы можем только гадать. Вполне возможно, что особую роль в той истории сыграл другой город, который был на территории нынешней России. Сейчас там, на месте Тмутаракани, станица Тамань Темрюкского района Краснодарского края.
В отличие от Корсуни, Тмутаракань имела важное стратегическое и торговое значение. Эта бывшая византийская крепость по-гречески называлась Таматарха, а по-хазарски — Самкерц. Город был полиэтническим, жили там хазары, болгары, греки, евреи, зихи и касоги, аланы, арабы, русы, армяне, выходцы из кочевых печенежских, венгерских и гузских орд. Здесь был перекрёсток торговых путей — по Дону через Волгу в Каспий или на север через Новгород в Европу, а также через Чёрное море в Византию или Грузию. Думается, не случайно этот город не упоминался среди городов, разрушенных в войнах Святослава и хорезмшаха в третьей четверти IХ века. Он был слишком нужен окружавшим его странам и народам, чтобы подвергать его перипетиям войны. И кто контролировал его, получал определённую власть.
Как мы знаем, поход на Корсунь оказался приурочен к восстанию Варды Фоки в Византии. Случайно ли это? Если, как мы выяснили, у Византии было мало интереса к Херсонесу (что и проявилось в византийских исторических памятниках), то он, безусловно, сохранялся в отношении Таматархи. И взять этот торговый центр под свой контроль князь Владимир мог только в такой удачный момент, когда все основные заинтересованные лица были бы заняты своими проблемами и не смогли бы ему помешать в его планах. Херсонес являлся почти идеальным плацдармом для овладения Керченским проливом и Таматархой.
Надо сказать, уверенность в своих силах у князя была. Несколько ранее, в 985 году, Владимир организовал поход на Булгарию, с который был заключён «вечный» мир: «Иде Володимиръ на Болъгары съ Добрынею, уемъ своимъ, в лодьяхъ, а торкы берегомъ приведе на конехъ. И тако побЪди болгары». В летописях ничего не говорится о боях за Тмутаракань. Но в «Повести временных лет» первое упоминание об этом городе относится как раз к 988 году, когда была захвачена и Корсунь. Там говорится, что в Тмутаракань был посажен править князь Мстислав, сын князя Владимира. В последующем Тмутаракань часто упоминается в летописях, она становится влиятельным политическим центром южной Руси в ХI веке. Русское Тмутараканское княжество просуществовало до 1094 года, после чего перешло под суверенитет Византии.
— А какое отношение к принятию христианства имело вот это воцарение в Таматархе?
— Захват его показывает, что князь Владимир был свободен в своём решении. Он не просил, а требовал. И нужно помнить, насколько все эти сюжеты взаимосвязаны. Здесь ни одно событие не происходило без последствий «по всем фронтам». Религиозная проблема сохранялась и даже усугублялась в период активной внешней политики, когда государство не было достроено.
— То есть легенда о шантаже — мол, я захватил важный город, поэтому отдайте мне в жёны сестру императора и моей стране дайте вашу религию — всё-таки имеет основания? Но там же речь шла о Корсуни…
— Вполне возможно, что в летописном пересказе все события были сжаты в один сюжет, ограниченный одним местом действия. Так ведь проще излагать. Для рассказчика Корсунь стоит на первом месте, ведь именно с ней связаны и походы в Византию против мятежников, и вопрос о крещении и женитьбе, и поход в Тмутаракань. К этому месту летописец мог привязать всё остальное, чтобы не вдаваться в несущественные с его точки зрения детали.
А для нас это существенно. Мы уже говорили, что выбор религии на Руси проходил сознательно — разные веры испытывались на протяжении довольно долгого времени. То есть никто извне нам веру не навязывал. А история с завоеванием Таматархи показывает, что и само принятие религии также происходило свободно, без внешнего давления и с полным осознанием ответственности за выбор.
Кстати сказать, на протяжении четверти века после крещения Руси ни в древнерусских, ни в византийских произведениях ничего не говорится о контактах Византии и Руси. То есть все важные для Руси события происходили не по линии Киев-Константинополь, а в пределах самой Руси. Она была не объектом, которым бы управляли внешние силы, а непосредственным творцом истории.
Преображение
— Что для вас главное в образе князя Владимира — до и после его крещения?
— Чем больше я слышу, читаю, думаю о князе Владимире, тем больше понимаю, что ничего о нём не знаю. Единственное, что точно можно сказать о нём однозначно — это о его духовном перерождении.
То, что у нас написано о князе Владимире в семинарских учебниках или, например, у Георгия Петровича Федотова — всё это может оставить ощущение недостаточности и лубочности. При этом стороннему человеку будет непонятна разноголосица наших авторов. Ведь каждый исследователь использует свои аргументы, чтобы подтвердить, показать, объяснить, почему князь Владимир должен был переродиться в результате Крещения. Кто-то большее значение придаёт влиянию самого Таинства, после которого князь внутренне переродился. Кто-то говорит, что духовное его перерождение произошло раньше, а Крещение стало лишь результатом его прихода к вере. Кто-то — и вот к этим третьим я бы причислил себя — предполагают, что князь Владимир, наоборот, не ожидал увидеть те результаты, которые получились в результате Крещения. Именно они вдохновили его на дальнейшие действия, преобразившие Русь.
— А в чём заключалось перерождение? Глядя из нашего времени, ничего особенного там и не увидишь.
— Да, это непросто. Я постоянно что-то читаю о Древней Руси и вообще о раннем средневековье, но далеко не сразу проникся тем, сколь отличными от нас были люди того времени. Привычный нам гуманизм им был чужд, там царили другие нравственные нормы. Прекраснодушные идеи возникали уже потом, когда нужно было осмыслить тот путь, который был пройден. Но сначала его следовало пройти. И князь Владимир находился в самом в начале пути.
Ведь изначально князь Владимир был довольно жестоким и циничным человеком — как и положено властителям тех времён. Принятие христианства от Византии, думаю, он понимал прагматично. Он строил государство. Государство же не может существовать без письменного закона. Именно письменного, а не устного договорного. Арабский хронист Яхья Антиохийский, сам христианин, писал о принятии христианства князем Владимиром и проговаривал, что русские до этого не признавали никакой веры и не знали никакого закона. Так вот, упрощая, — знание закона отличает государство от племени, которое закона не знает.
И вот он с прагматической целью всё затеял, а когда принял христианство, то получил то, что и не ожидал. Он изменился сам, и изменилась его страна, которой он управлял. «Повесть временных лет» вторит другому древнему памятнику «Похвала князю Владмиру» — что князь Владимир не просто изменился, а изменился прежде всего в сторону любви к людям. Она проявлялась в виде описанного летописцами нищелюбия, которое как-то даже странно звучит применительно к этому проницательному, циничному, решительному и воинственному до крещения князю. В том, что устраивал пиры для всех, кто мог на них прийти. Проявлял милосердие к нарушителям мирского закона. Источников, свидетельствующих об этой его перемене в поведении, имеется достаточно много и все они более или менее единодушны.
— Может, летописцы приукрашивали?
— Эти сведения содержатся не только в летописях, но и в других источниках, которые никак не заподозришь в желании что-то приукрасить. Например, на границе с Польшей жил хронист-немец, епископ Титмар Мерзебургский, который терпеть не мог ни поляков, ни русов, ни князя Владимира, потому что они славяне. И тем, не менее он был вынужден оговорить, что даже в этом «блудодее и язычнике», закоренелом грешнике Господь разбудил самые добрые качества.
Вот представьте. Он же рос и воспитывался в языческой среде, которая была, так скажем, довольно распущена. До Крещения князь Владимир был многоженцем с большим количеством наложниц. Мы не знаем подробностей про его отца, князя Святослава, но, судя по всему, у него тоже была не одна жена. Во всяком случае, у Владимира имелись братья от разных матерей. Это предполагало довольно агрессивное отношение к окружающему миру. Все эти наложницы…
— Рабыни?
— Там были и рабыни. Но в основном они были заложницами при его дворе от лица тех народов, которые он присоединял к Киеву. И, тем не менее, он смог от этого отказаться, поставив во главу угла милостыню, которая предполагает любовь. Это совсем другой тип взаимоотношений. Хотя, конечно, навряд ли он смог полностью преодолеть в себе агрессивные начала, ведь он оставался князем, а князь — это полководец, руководитель, прежде всего. Между тем, после захвата Корсуни никаких больших походов он не возглавлял, если не считать походов на печенегов, которые разбойничали на его границах. Да и то в основном занимался строительством оборонительных крепостей, а не нападением. Это уже были не захватнические походы. Больше он сосредоточился на государственном строительстве. При нём вышел «Церковный устав князя Владимира» и, вероятно, «Закон судный людем» — предтеча «Русской правды». Также он наладил финансовую систему, введя свою валюту, так называемый золотник князя Владимира. При нём строились храмы, появились начатки образования.
— А то, что он отменил смертную казнь, это исторический факт?
— Да, в «Повести временных лет» есть такой сюжет — князь Владимир отменяет казнь разбойников, а епископ, присланный из Византии, просит её восстановить. Лично я сомневаюсь, что такое было возможно. Князь Владимир принимал христианство и приобщался к византийской цивилизации в том числе для того, чтобы в его государстве появилось уголовное право. Все те правовые памятники, которые известны в Древней Руси, так или иначе являются памятниками уголовного права, а не государственного, как ни странно. Но думаю, что этот сюжет появился в «Повести временных лет» не случайно. Это намёк на то, что Церковь учила правителя православной страны праведному отношению к окружающему миру. Что правитель должен проявлять некий баланс мудрости. Кто-то нуждается в милосердии, а к кому-то необходимо проявить строгость.
— Это напоминает учительное послание святителя Стефана Пермского Великому князю Димитрию Донскому: «Нужно со вниманием смотреть, как лучше действовать: строгими ли мерами, производящими раздражение, или кроткими и смягчающими… Ты, как ветроградарь, должен обрезывать железом дерево от чуждых наростов». И там же: «Если потребуют обстоятельства, должен положить и душу свою».
— Да, одно должно сочетаться с другим. Вообще же по всему видно, что князь Владимир после крещения искренне, всей душой хотел утвердить христианство на Руси. Примечательный факт: вся литература Древней Руси XI века исключительно христианская, в ней вообще не упоминается язычество. В XII и XIII веках упоминания о язычестве много, а в XI — нет. Такое ощущение, будто русские верили, что смогут создать христианскую цивилизацию мгновенно, и верили в это целый век после князя Владимира.
Историки могут спорить о разных частностях. Но неоспоримо то, что после Крещения князь Владимир стал словно другим человеком. Это показывает, что христианство — не от людей, и что вера наша действенна.
