6 утра. Водитель заводит автобус. Мотор недовольно ворчит, как будто его разбудили слишком рано. Картина за окном начинает двигаться. То и дело мелькают таблички с названиями населённых пунктов: Лядино, Городец, Лудони… В этих словах есть что-то русское, родное. Периодически сознание проваливается в дорожный сон, который прерывается на каждой кочке. В моменты пробуждения взгляд выхватывает какой-нибудь домик у дороги. Краска на его покосившемся фасаде уже выгорела, а в оконных рамах, как бельмо в глазу, стоит мутное стекло. Следующие минуты воображение рисует недостающие элементы: резные ставни, ажурный тюль на веранде и столик с самоваром на балконе. От этих домов когда-то веяло уютом, но сейчас они лишь тень былого русского быта, позабытого на обочине истории.
Долгожданный указатель – Печоры. Глаза начинают оживленно бегать и искать главки монастырских храмов. Но их усилия остаются напрасными: обитель находится в низине, сокрытая от праздных взглядов мира. Наконец-то автобус останавливается. Какое замечательное чувство – распрямиться после пяти с половиной часов, проведённых в кресле.
Когда подходишь к монастырю, вид на него открывается постепенно: боевые башни, высокие толстые стены, глубокий ров вокруг них. Это средневековая крепость. Проходя под надвратной башней, ощущаешь, как шум и суета остаются за воротами обители. Только куранты каждые четверть часа напоминают о том, что время не остановилось.
Первым делом группу паломников провожают в Успенский храм, который похож на лабиринт с несколькими ходами между приделами. В конце одного из них главная святыня обители – чудотворная икона Успения Богородицы. Здесь каждое утро насельники служат молебен и получают благословение на послушания. Монах-экскурсовод делится собственным опытом: «Перед этой иконой лучше молиться не заученными формулировками, а своими словами, от чистого сердца». Студенту Петербургской Духовной школы это понятно, ведь он ежедневно обращается к своей академической Матери – Царскосельской иконе Богородицы.
Покинув храм, семинаристы собираются у входа в «Богом зданные пещеры». Прежде чем зайти, каждый зажигает свечу – это единственный источник света под землёй. Из темноты веет влажной прохладой. Через несколько метров ноги чувствуют песок. Он очень мелкий и мягкий. Когда встаешь на него, кажется будто босиком идешь по мху. Спустя минуту, глаза привыкают к темноте и начинают различать мраморные плиты по обе стороны – это захоронения насельников и благотворителей обители. Всего их здесь больше десяти тысяч.
Один за другим по подземным «улицам» паломники выходят к пещерному храму, на горнем месте которого белеет скульптура Воскресшего Христа. «Похоже на катакомбную Церковь в первые века», – раздаётся шёпот среди ребят. «Только сейчас не мощи мучеников, а гробы подвижников последних времён», – отвечает кто-то. Тенор тихо запевает: «Со святыми упокой…, – мгновенно остальные ребята подхватывают знакомую мелодию, – Христе, души раб Твоих … в месте, где жизнь бесконечная». Звук проходит сквозь стенки каменного грота и растворяется без эха или призвуков. Заупокойное пение без остатка впитывается в горную породу, наполненную людским прахом.
В этот момент спрашиваешь себя: «А имеет ли значение время и место: подземелье Рима двадцать столетий назад, Афон, вершины Синая или восемнадцать метров под Печорами сегодня?» Ответ очевиден – нет. Века безжалостно стирают величие империй и предают забвению культуры, обычаи и личности. Но основа мироздания остаётся всё та же – Воскресший Христос, который «вчера, и сегодня, и во веки Тот же» (Евр 13:8). Поэтому массивность стен и архитектура храмов представляют собой лишь реакцию на эпоху – форму, которая выстраивается вокруг стержня, обращённого к вечности. И если ты прикоснулся к нему, то уже не столь важно, держишь ли ты свечу в этих пещерах или твой прах ожидает пробуждения от трубы архангела. Здесь оба мира – и живых, и мёртвых – ожидают вечности.
В этот момент пальцы обжигает пламя свечи – она почти догорела. Сколько времени прошло? Удаляющиеся голоса напоминают, что пора возвращаться на поверхность, но так не хочется покидать это место. Почему-то именно здесь почти осязаемо ощущаешь, что человеческая жизнь укоренена вне времени. На выходе из пещер этому чувству вторит тоскливый запах лилий, которые стоят у одной из могил. «Сюда надо обязательно вернуться», – промелькнула мысль и тут же исчезла под свежим порывом мартовского ветра.
Дмитрий Янкин, студент 2 курса бакалавриата
