Все, наверное, уже слышали популярную фразу «истина для вас, но не истина для меня». Она используется, почти исключительно применительно к вопросам веры — «Православие истина для Вас, но не истина для меня», и служит, фактически, для прекращения дискуссии. Что можно ответить на такую фразу? Прежде всего, попробуем разобраться с тем, что она может означать.
Она может означать, что Ваш оппонент убеждён в своих религиозных (или антирелигиозных) воззрениях не менее глубоко, серьёзно и искренне, чем Вы — в своих. Он видит как истину что-то другое. Что же, нам следует уважать искренние убеждения — но признание того, что человек смотрит на мир иначе, это начало дискуссии, а не ее конец.
Эта фраза может означать просто нежелание говорить о вере; в этом случае, нам, конечно, стоит уважать чужое право уклониться от беседы.
Но она (довольно часто) используется во вполне буквальном значении. Воскресение Христово, например, есть «истина для вас но не истина для них/нас». Есть целое философское направление — постмодернизм, который именно это и провозглашает. Недавно мне попалась фраза, которая описывает именно такое отношение к истине: «как проповедовал, например, Ричард Рорти: ни у кого не может быть серьезной претензии на финальную истину, иначе перед нами просто недоумок».
Почему нам стоит обратить на это внимание? Очень часто атака на нашу веру разворачивается даже не со стороны старого доброго «научного» атеизма, а со стороны постмодернизма, и очень часто постмодернистские речевки, ушедшие в народ — «ни у кого нет права на финальную истину! Это истина для Вас, но не для меня!» — подхватывают люди, которые не знают самого слова «постмодернизм».
Чем же плох постмодернистский подход? Тем, что он философски ложен и нравственно порочен.
Начнём с ложности. Во-первых, любое высказывание в стиле «и у кого не может быть претензии на истину» немедленно подпадает под собственную анафему — ведь говорящий претендует на то, что его высказывание истинно. Если всякий, претендующий на истину — недоумок, то тот же Ричард Рорти тоже недоумок, потому что он претендует на то, что его высказывание истинно.
Во-вторых, вы никогда не станете употреблять фразу «истина для вас, но не истина для меня» в отношении чего-то, что представляет для вас хоть малейший реальный интерес. Например, я одолжил у Вас пять тысяч, а когда приходит время отдавать говорю — «то, что я Вам должен пять тысяч, есть истина для Вас, и я ничуть не возражаю против того, чтобы Вы в нее верили. Но это не истина для меня. Для меня истина то, что это не пять тысяч а пятьсот рублей, и не в долг, а в подарок. Я не могу принять Ваших попыток монополизировать дискурс. Ваши притязания на финальную истину носят недопустимо авторитарный характер». Вряд ли на Вас произведёт большое впечатление эта риторика. Пять тысяч — это не очень много, но несколько больше, чем ничего.
Когда речь идёт о чем-то, для Вас важном, Вы отлично понимаете, что существует истина по делу о займе пяти тысяч, и истина о том, какие таблетки лежат в этой банке и истина о том, куда идёт этот автобус. И что фраза «истина для меня но не истина для Вас» попросту бессмысленна. В третьих, истина — это утверждение, соответствующее реальности. Утверждение «Иисус воскрес из мёртвых» есть некое описание реальности. Это описание либо соответствует реальности, либо нет. Оно истинно или ложно в том же самом смысле (соответствует действительности или нет) как и утверждение о том, что я занимал у Вас пять тысяч а в этой банке лежит аспирин, а не крысиный яд.
Христианство выдвигает ряд утверждений о реальности. Они не могут быть «истиной для вас, но не истиной для меня». Они либо истинны, либо нет, совершенно независимо от меня, Вас, или кого бы то ни было ещё.
Иногда от этой очевидности пытаются уйти, говоря о неоднозначности языка — одно и то же высказывание может быть истинным в одном смысле (метафорическом) и ложном в другом (буквальном). Например, когда человек говорит о том, что «этот случай разбил моё сердце», метафорически это может быть правдой, но буквально его сердце не разбито, иначе бы он просто умер на месте. Но использование метафорического языка совершенно не отменяет того, что сообщение, передаваемое этим языком, истинно или ложно. Человек имеет в виду «этот случай причинил мне глубокое горе», и это утверждение правдиво или нет.
Некоторые слова могут быть довольно неопределёнными — например, «светловолосый» или «пожилой». Начиная с какого оттенка человек перестаёт считаться светловолосым? Начиная с какого момента он признается пожилым? Но, несмотря на это, если Вам опишут человека как «пожилого блондина», Вы не станете искать молодого брюнета — любые осмысленные утверждения о реальности соответствуют ей или нет.
Иногда путают «истину» с «проверяемостью». Мол, религиозные утверждения непроверяемы. Это часто так — но это так не только в отношении религиозных утверждений. Мы не можем проверить, стрелялся ли Пушкин с Дантесом — мы можем полагаться (как и в случае с Воскресением Христовым) только на воспоминания свидетелей. Но, в любом случае, утверждение «Пушкин был смертельно ранен на дуэли с Дантесом» истинно или нет.
Однако главная беда с постмодернизмом не только в том, что он ложен — мир, в конце концов, полон ложных философий. Но за всеми этим ложными философиями стоит сбившееся с курса правильное желание — знать истину и следовать ей. Наш человеческий долг — искать истину; без этого немыслима никакая нравственность. Невозможно творить добро, не желая знать, в чем это добро состоит. Постмодернизм вообще предлагает предать наше человеческое призвание и отказаться от поисков истины.
Итак, Христос умер за наши грехи и воскрес из мёртвых; Он создал Церковь, в которую мы входим через Крещение и в которой мы пребываем через Евхаристию. Он вернётся, чтобы даровать вечную жизнь всем, кто уповает на Него. Это истина. Таково реальное положение дел. Вы, конечно, можете это оспорить, и мы это можем обсудить — только, давайте, пожалуйста, воздержимся от бессмыслицы вроде «это истина для Вас, но не истина для меня». Это просто Истина.
