Православная Вера догматична; однако здесь мы сталкиваемся с одним из тех культурных недоразумений, которые постоянно возникают между людьми церковными и светскими. Для светских людей слова «догмат», «догматический» носят отчетливо негативный оттенок. Время от времени доводиться слышать, как атеисты-академики говорят о том, что «наука опровергла религиозные догматы»; однако они обычно затрудняются ответить на вопрос, какие именно из догматов опровергла наука и каким именно образом. Более того, они обычно затрудняются назвать догматы, о которых идет речь, и указать, в чем они состоят. Примерно так же обстоит дело с приверженцами эзотерики или «Нового века» — они порицают христианство за догматичность, но едва ли могут назвать какие-нибудь из церковных догматов. Что же такое «догматичность» для внецерковных людей? Насколько можно понять, под ней понимается отказ думать; отказ принимать в рассмотрение что-либо, что может поколебать устоявшиеся мнения. Можно согласиться, что в области науки, или, скажем, политики, в догматизме нет ничего хорошего.
Однако, когда мы говорим о Православии, мы говорим о другом типе знания. Мы можем знать что-то — мы можем знать, что вода при обычном атмосферном давлении закипает при 100 цельсия, мы можем знать, что Волга впадает в Каспийское море — и мы можем знать кого-то, близкого родственника или старого друга. Церковь знает Бога не как природное явление — Церковь знает Бога как Отца, Отца Господа нашего Иисуса Христа, Бога, к Которому мы взываем и на Которого полагаемся в надежде вечной жизни.
Догматы ограждают это, личное знание; ересь, лжеучение, искажающее догматы, создает совершенно другой образ Бога,
Иногда люди противопоставляют “веру как приверженность определенным догматам” и “веру как личное отношение”. Это ошибка; личное отношение христианина к Богу, его личное доверие и надежда неразрывно связана с верой в определенные истины о Боге. Личное доверие и надежда – и как жизненная позиция, и как эмоциональное переживание – стоит на определенном, догматически четком, представлении о Боге; если мы разрушаем это представление, мы разрушаем все – доверие, надежду, духовную жизнь и этику.
Бог есть любовь
Наверное, самый известный отрывок из Библии – слова Апостола Иоанна “Бог есть любовь”. Эти слова охотно очень многие люди, в том числе нехристиане, и они хорошо известны в том числе и тем, кто никогда не открывал Библию. Этому можно только порадоваться, ибо если мы задумаемся над этими словами, нам откровется все Евангелие – все учение о Творении, Грехопадении и Искуплении. Библия говорит, что в основе бытия мира лежит Божия любовь – бескорыстное желание Создателя поделиться той полнотой жизни, любви, радости, которой обладает Он Сам. Из любви он творит мир, Ангелов, Людей – чтобы разделить с ними Свою вечную радость.
Сопоставление этой вести с миром вокруг нас – и с тем, что из себя представляем мы сами – убедит нас в реальности греха. Мир полон зла и страдания, а люди далеки от того счастья, которое предназначено им Творцом. Корни этого, корни всего мирового зла, от распадающихся браков до мировых войн – в том, что часть ангелов, а потом и люди решили отвергнуть замысел Создателя и предпочли мятеж и своеволие. То разрушение, которое мы видим вокруг (и в себе самих) – результат этого мятежа; его конечным результатом является ад, “тьма внешняя” – окончательная утрата всякой любви и всякой радости.
Своим противлением Богу люди ввергнули себя в очень большую беду – а в этом случае справедлива поговорка “друг познается в беде”. Божия любовь явилась не в декларациях, не в словах, но в Поступке. Евангелие от Иоанна, 3:16, стих, который часто называют “золотым стихом Библии”, гласит:
Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. (От Иоанна 3:16)
“Бог есть любовь” – это вывод, который Апостол Иоанн делает из факта крестной Жертвы Христа
Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. (1-е Иоанна 4:8-10)
Божия любовь открылась именно в смерти Христа за наши грехи; об этом говорит и Иоанн, и другие Апостолы:
Ибо Христос, когда еще мы были немощны, в определенное время умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника; разве за благодетеля, может быть, кто и решится умереть. Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. (К Римлянам 5:6-8)
Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. (1 Иоанна 3:16)
Эти слова Писания вызывают законный вопрос — как смерть человека Иисуса может быть жертвой со стороны Бога, проявлением Его любви? Если Бог просто послал на смерть человека Иисуса, то почему Апостолы с таким изумлением говорят о Божьей любви, которая проявилась в этом событии? Ответ на этот вопрос — в свидетельстве Апостолов о Боговоплощении, о том, кто такой Иисус.
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть.
И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу, как Единородного от Отца. (От Иоанна 1: 1-3,14)
Во Христе пришел к нам и умер за нас не ангел, не какое-либо иное существо, сколь угодно высококе – но Сам Творец, Сын Божий, равный Отцу и совечный Ему. Подробное рассмотрение учения о Троице сейчас не входит в наши задачи; но мы должны отметить, что для христианской веры принципиально, что Отец, по Своему замыслу и воле, послал Сына в Жертву за наши грехи, а Сын добровольно исполнил это служение; в этом явилась спасительная любовь Бога к грешникам.
Есть разные пути, которыми можно изобразить эльфов — в виде мудрых и прекрасных существ, как эльфы Толкина, существ глуповатых и некрасивых, как домашние эльфы у Роулинг, в виде остроухих девочек с луками, как в японских комиксах, или как-то иначе. Любой человек, который станет горячо уверять, что подлинные эльфы такие и только такие, а любые попытки изобразить их как-то иначе, есть трагическое и гибельное заблуждение, покажется просто сумасшедшим.
Большинство людей согласны, что эльфов не существует — какой смысл спорить о форме ушей вымышленных существ? Даже если человек, в определенном смысле, верит в эльфов — то есть его согревает мысль о том что где-то, в глухих местах или в иных измерениях, эльфы существуют — какой-либо догматизм в этой вере покажется ему неуместным. Вера в эльфов — совсем не вопрос жизни и смерти; даже если сам человек относится к ней очень трепетно, он понимает, что другие люди без нее отлично обходятся. Если у них есть какие-то мечты, согревающие душу, то это могут быть совсем другие мечты. Если Вы впали в неправильные воззрения относительно эльфов, Вам это ничего не грозит; если с верностью держитесь правильного — Вам это ничего не обещает. Да и имеет ли вообще смысл говорить о правильных или неправильных взглядах на эльфов? Каждый волен выбирать, что ему больше нравится. Вера в эльфов адогматична.
Когда мы говорим не об эльфах, а, скажем, о токе высокого напряжения, наши взгляды становятся гораздо более жесткими; как известно, инструктор по технике безопасности есть зануднейший из людей. Вы не можете верить относительно тока во что Вам больше нравится. Есть правильные и неправильные взгляды на ток. Неправильные взгляды могут стоить Вам жизни.
Почему мы можем позволить себе адогматический подход к эльфам, но не к электричеству? Дело в том, что электричество существует на самом деле. Оно относится к реальному миру. В отношении вымышленных существ мы свободны фантазировать; реальность — такова, какова она есть, независимо от того, что мы о ней думаем. Как говорит школьный учебник физики, «реальность — это то, что существует независимо от нас и наших мыслей об этом». У реальности есть некая упрямая несговорчивость; она никак не зависит от наших верований. Это означает, что некоторые представления о реальности верны, некоторые — ошибочны. Когда нам приходится действовать в реальном мире, мы прекрасно понимаем, что руководствоваться неверными представлениями опасно. Не стоит разубеждать человека, который неправильно мыслит об эльфах; но нам определенно стоит попытаться переубедить человека, который неправильно мыслит о токе высокого напряжения. Если люди придерживаются разных представлений о таком месте, как Москва, то некоторые из этих представлений истинны, некоторые — нет. Если человек уверен, что по заснеженным улицам Москвы белые медведи ходят в поисках развесистой клюквы, он ошибается. Москва реально существует и белых медведей по ее улицам не ходит.
Реален ли Бог? Если правы атеисты, и Бог не более реален, чем эльфы или Дед Мороз, а вера — просто мечтание, вымысел, сказка, которая может принести немного утешения и, может быть, нравственного наставления, то в догматах, действительно, нет никакого смысла. Но если Бог реален — и, как полагает Церковь, более реален, чем что бы то ни было, то некоторые утверждения о Нем истинны, а некоторые — ложны. Бог реален; это значит, что некоторые суждения о Нем истинны, а некоторые — ложны. Одни люди придерживаются глубоко ошибочных представлений о Нем, другие — менее ошибочных, взгляды третьих, при возможных непринципиальных ошибках, в целом истинны. Признавая это, мы не впадаем в узость; мы просто признаем, что Бог существует на самом деле.
Важно ли это?
У карты могут быть разные достоинства — она может быть прекрасно издана (или даже тщательно нарисована от руки); она может изображать прекрасную местность с захватывающей историей; мы можем вглядываться в нее, как в интересную книгу, пытаясь представить себе горы, реки, дороги и города, которые на ней обозначены. Но если мы в самом деле собираемся в путешествие, нас, прежде всего, будет интересовать не это. Нас будет интересовать, верна ли эта карта.
Читая одну из сетевых дискуссий, еще раз столкнулся с противопоставлением «догматов» и «следования Христу». Проблема тут в том, что значение догматов открывается при реальных попытках следовать. Пока я разговариваю о «следовании Христу», как о вещи красивой, возвышенной и абсолютно теоретической, вопросы «кем именно я должен Его считать» «как именно я должен чтить Его Отца», «что Он от меня хочет» остаются совершенно теоретическими, и ответ на них не нужен, как не нужна карта тому, кто не собирается отправляться в путь.
Если Вы собираетесь идти, обливаться потом под тяжестью рюкзака, терпеть сбитые в кровь ноги, жару, холод, комаров — для Вас очень важна карта. Если вы хотите дойти в определенное место, для Вас важно знать правильный путь. Карта, правильный путь, четкие ориентиры не интересны Вам только в том случае, если Вы просто не собираетесь никуда идти.
Если Вы решитесь «следовать за Христом» у Вас неизбежно возникнут вполне догматические вопросы. Например, могу ли молиться Ему? Он покойный учитель или я могу взывать к Нему как к живому Спасителю? Вопрос о молитве тут же поднимает вопрос о том кто такой Иисус Христос и как Он соотносится с Богом.
Правда ли, что Он умер за меня? Важно знать, опять же, кто Он — проповедник, пострадавшимй за свои убеждения, или Спаситель, умерший за грешников, и, в частности, за меня лично; знает ли Он меня, ищет ли спасти именно меня? Да и подлинно ли Он умер — реальна ли Его человеческая природа, человеческое страдание и человеческая смерть? Некоторые считают, что нет.
Верно ли Евангелисты передают Его слова — Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее(Матф.16:18)? Относится ли ко мне Его повеление о Евхаристии — сие творите в Мое воспоминание. (Лук.22:19)?
Все эти — и другие догматические вопросы неизбежно возникнут при первой же попытке действительно последовать за Христом.
Подобно этому любая реальная попытка последовать приведет к прекращению плюрализма в одной отдельно взятой голове — если Вы идете, Вы выбираете какую-то одну карту. Идея же, что противоречащие друг другу карты одинаково хорошо указывают путь, никогда не придет в голову практикующему путешественнику.
Догматы — это сторожевые посты на границе между жизнью и смертью, смыслом и абсурдом, надеждой и отчаянием.
Догматы — это вероучительные определения, принятые Церковью и обязательные для всех ее членов. Они касаются, прежде всего, Творения, личности и деяний Господа нашего Иисуса Христа,
- Догматы появляются как только Вы пытаетесь как-то проявлять Вашу веру.
- Догматы ограждают нашу духовную жизнь.
Почему столько споров идет о том был ли Иисус Богом, сыном Бога или просто человеком? Ведь суть его Учения совсем не поменяется от этого.
Суть учения Иисуса как раз резко поменяется — она попросту окажется полностью утрачена. В Евангелии проповедуется не спасительное учение; в Евангелии проповедуется Спаситель. Наша беда не в том, что мы не знаем, как себя вести — на самом деле, знаем, Бог каждому дал совесть. Наша беда в том, что мы грешны — то есть, во-первых, виновны перед Богом и людьми как в злых словах и поступках, так и в пренебрежении долгом, а во-вторых, испорчены — то есть склонны ко всякому злу и неспособны исправиться самостоятельно.
В истории человечества было много учителей, которые напоминали людям нравственные истины — но они не могли избавить людей от их главной беды, греха. Греха, который не только приводит к многим бедам здесь, на земле, но и, что важнее, ведет к окончательной гибели в вечности.
И вот Христос приходит не столько для того, чтобы напомнить нам о том, как мы должны себя вести, но для того, чтобы реальным, живым, действенным образом спасти нас от греха, снять с нас осуждение и дать нам новую жизнь. Эту новую жизнь мы обретаем через веру — мы должны покориться Христу как Господу и довериться Ему, как Спасителю. Не «Его учению», а Ему лично.
Поэтому для нас так важно, что Иисус — Бог. Человеческая жизнь глубоко трагична. Всякий человек, который этого еще не понял, непременно поймет. Евангелие провозглашает надежду перед лицом ужаса, отчаяния и неизбежной смерти; оно говорит о том, как Бог стал человеком и погрузился в ужас, муку и смерть глубже любого из нас, восстал из мертвых, победив все это. Победив для каждого, кто обратится и уверует. Это надежда над гробом близкого и любимого человека, надежда на собственном смертном одре. Вот эта надежда и погибает, если Иисус — не Бог. Потому, что если Иисус — просто учитель любви, никакой надежды у нас нет — давайте отдавать себе в этом отчет. Смерть не побеждена. Никакой небесный Иерусалим нас не ожидает. Слова Апостола Иоанна “Бог есть любовь”, слова, которые он произносит, имея в виду Бога, который стал человеком и принял муку и смерть ради спасения своих мятежных творений, не имеют никаких оснований — коль скоро тот, кто умер на кресте, не Бог.
Поэтому проповедь Божественности Христа так важна — верим ли мы, что Христос — победитель смерти? Верим ли мы в то, что Он ожидает нас за порогом земной жизни? Можем ли мы быть уверены в том, что Он имеет власть освободить нас от греха и ввести в Царство Божие? Если Он — Бог, то у нас есть твердая надежда; мы знаем, Кому мы вверяем нашу жизнь. Если нет — значит надежды у нас нет.
