К началу революционных потрясений 1917 г. Воскресенский Новодевичий монастырь оставался крупнейшим в Петроградской епархии, в нем пребывало более 400 насельниц: 75 монахинь, 58 штатных послушниц и около 280 находившихся «на испытании» сестер; имелось восемь храмов и две часовни. В плане экономической деятельности обитель представляла собой большое хозяйство, куда входили девять флигелей (семь каменных и два деревянных), общей площадью 2204, 5 кв. сажень, конюшня, коровник, птичий двор, свинарник, квасоварня, пчельник и ферма. Площадь отведенной под огороды земли превышала 20 десятин, монастырь снабжал себя овощами, и даже имел доход от продажи капустной рассады и цветов. В обители действовали пользовавшиеся общероссийской известностью иконописная, золотошвейная и ковровая мастерские. Значительная часть составлявшего около 1 млн. рублей монастырского капитала шла на благотворительную деятельность, в частности на содержание больницы, детского приюта, богадельни для сестер.
С 1914 г. при монастыре существовал лазарет на 140 раненых и больных воинов, увеличенный затем до 204 коек – 34 офицерских и 170 солдатских. Лазарет состоял из пяти отделений и обслуживался насельницами монастыря, окончившими курсы сестер милосердия. В течение 1917 г. в лазарете находилось на излечении в общей сложности свыше одной тысячи воинов, и монастырь затратил на его содержание более 100 тысяч рублей. Официально лазарет закрылся в июле 1918 г., но некоторые тяжело раненые офицеры оставались жить в обители до 1922 г. После устройства лазарета, несмотря на недостаток помещений, в монастыре смогли сохранить и содержать на свои средства церковно-общежительную школу, в которой обучались и воспитывались на полном содержании обители 85 детей, в основном сироты.[1]
С первых дней Октябрьской революции стал завязываться трагический конфликт Церкви с новой властью. Религиозные организации начали усиленно вытесняться из социально-политической и экономической жизни страны. Уже первые постановления советской власти непосредственно затронули большинство сфер жизнедеятельности Церкви (и Новодевичьего монастыря в частности). Так, декрет о земле II съезда советов и основанный на нем декрет о земельных комитетах от 4 декабря 1917 г. касался и наделов храмов и монастырей. Национализация частных банков повлекла утрату хранившихся там вкладов духовенства.
23 января 1918 г. в газетах был опубликован декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», первоначально называвшийся «О свободе совести, церковных и религиозных обществах». Именно он заложил основы будущего, почти бесправного положения Церкви. В декрете были пункты, не связанные прямо с его основным смыслом: запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация всего церковного имущества.[2] Эти ограничения не вытекали из принципа, что религия есть частное дело граждан (частные общества имели соответствующие права), и были вызваны, прежде всего, политическими и идеологическими соображениями. Именно указанные запреты наиболее тяжело отразились на существовании монастырей.
С начала 1919 г. стремление советских властей «поживиться» за счет имущества обителей особенно усилилось. 26 января был опубликован декрет Совета комиссаров Союза коммун Северной области о переходе с 1 февраля всех кладбищ в ведение Комиссариата внутренних дел. И сразу же после начала действия декрета по требованию властей состоялась передача кладбища Новодевичьего монастыря по акту назначенному комиссаром этого кладбища Захарову. Последний принял кладбищенскую контору с обстановкой, книгами учета, канцелярскими принадлежностями, а кладбищенский капитал в размере 216650 рублей. Захаров оставался комиссаром кладбища до 1920 г., однако монастырская кладбищенская контора сохранилась, хотя объем ее работы и уменьшился. В начале 1919 г. был назначен и комиссар всего Новодевичьего монастыря – П. Смирнов, правда, занимал он эту должность недолго.
Летом 1919 г. дело дошло до реквизиции всех капиталов обители. 14 февраля по требованию властей казначея монахиня Серафима (Реут) представила сведения о капитале монастыря, содержавшемся в ценных бумагах Госбанка на сумму 604515 руб. 24 июня 1919 г. Петроградский отдел юстиции известил, что весь хранившийся в Госбанке капитал обители — 605165 руб. перечислен в доход казны, а счет монастыря в банке аннулирован. Все расписки о приеме частных вкладов были проверены и конфискованы вместе с ценными бумагами. Таким образом, вместе с уже изъятыми кладбищенским капиталом и капиталом Свято-Владимирской школы (22900 руб.) почти весь миллионный капитал обители перешел к отделу юстиции. Монастырю оставили лишь небольшую сумму наличных денег, которая на 24 июня составляла 6100 руб. Из финансового отчета игумении Феофании (Рентель) в отдел юстиции от 7 октября 1919 г. видно, что наличный капитал к этому времени уменьшился до 1562 руб., доход же за предшествующий год составил 190,9 тыс. руб., а расход – 113, 7 тыс. руб.[3]
9 апреля в районный совет была в первый раз представлена опись имущества обители, через два-три месяца изъяли метрические книги. Передавая отчеты и различные сведения о монастырском хозяйстве органам советской власти, настоятельница фактически сдавала дела монастыря: после передачи документов, потребовали и монастырскую печать. 17 июля 1919 г. помещения монастыря на Забалканском проспекте, д. 90 были переданы в ведение и управление районного жилищного отдела. Ему указали срочно осмотреть все здания, произвести их оценку и сдать в аренду. Теперь насельницы обители должны был арендовать собственное здание и платить за это немалые деньги.
Отобрав у монастыря почти все имущество и деньги, власти, казалось, обрекали живущих в нем на голодную смерть, но никто из монахинь этих трудностей не испугался и не покинул родную обитель. «Все друг друга поддерживали, и из моей комнаты ни одна монахиня не ушла из монастыря», — вспоминала позднее на допросе 1932 г. инокиня Александра.[4]
После революции обитель фактически существовала еще 15 лет под разными названиями: «сельскохозяйственное общежитие Воскресенского Новодевичьего монастыря», «колхоз «Труд» общежития Новодевичьего монастыря», а первоначально — артель «Воскресенское трудовое братство». Вскоре после образования этого трудового братства его члены 30 августа 1919 г. выбрали игумению Феофанию уполномоченным лицом для подписания контракта с центральным жилищным отделом Комгорхоза на долгосрочное арендное использование жилых помещений по адресу: Международный (переименованный незадолго до этого бывший Забалканский) проспект, дома № 90, 92, 94.[5]
Под этим адресом числились монастырские флигели и два дома для священников. Пока контракт находился в органах власти, и ожидалось его подписание, игумения продолжала сдавать дела и 6 сентября 1919 г. предъявила описи церковного имущества в отдел по отделению Церкви от государства. 25 ноября специальная комиссия проверила сохранность имущества – все оказалось в порядке.
В это время райсовет уже посягал на дома священников, предлагая в один из них переместить занимающий монастырский флигель ясли, а второй передать под жилье служащим Заставной части городской пожарной команды. В отчете за 1919 г. игумения писала: «По Забалканскому пр. [находятся] два каменных дома причта, тоже в этом году отнятые у духовенства пожарной организацией и социальным обеспечением». Правда, отдел юстиции Петросовета вскоре рекомендовал один дом оставить духовенству, а второй – передать под ясли, переселив священнослужителей в бывшее помещение яслей, что и было сделано.[6]
Чтобы спасти церкви монастыря от закрытия и разграбления, верующие должны были образовывать «двадцатку», то есть, подать заявление с приложением списка из 20 человек, желающих принять в свое пользование церковное имущество и здания, и зарегистрировать общину. С такой «двадцаткой», как с общественной организацией и заключался договор на аренду инвентаря и помещений. 30 мая 1919 г. районные власти указали настоятельнице к 10 июня представить список верующих, желающих взять в свое ведение церковное имущество.
27 ноября 1919 г. был подписан договор с Московским районным советом о принятии верующими в «бессрочное» и «бесплатное» пользование церквей Новодевичьего монастыря. При этом договор обязывал прихожан и монахинь платить государству налоги, самим производить ремонт зданий, оплачивать отопление, освещение и т. п. Со стороны монастыря договор подписали свыше тысячи человек.[7] 7 декабря 1919 г. общее собрание верующих избрало церковно-приходской совет из 35 членов и 11 кандидатов под председательством игумении Феофании.[8]
Хотя в приходской совет действующих церквей входили прихожане, его основу составляли монахини. Они не представляли своей жизни без монастыря, не собирались никуда уходить и готовы были умереть в любимой обители. В артели «Воскресенское трудовое братство» насельницы числились садовницами, стекольщицами, огородницами, белошвейками, сторожихами, дворничихами, швеями, золотошвейками, конторщицами, а в монастыре продолжали нести свое монашеское послушание. Так, например, член приходского совета монахиня Варсонофия (Воймазерова) в артели числилась конторщицей, а в монастыре несла послушание делопроизводителя.[9]
Все здоровые монахини работали, в частности, именно они в основном обслуживали 5-й детский дом, 4-ю молочную ферму, районную прачечную и Новодевичье кладбище. Несмотря на то, что монастырские угодья к тому времени были конфискованы и превращены в колхоз, монахини продолжали работать и там, на огородах и пастбищах. Работа была очень тяжелая, тем не менее, ночами они вышивали в золотошвейной мастерской большое знамя для артиллерийских курсантов.[10]
11 октября 1920 г. президиум Петрогубисполкома принял решение о «предоставлении Московскому району помещения в Новодевичьем монастыре для организации родильного приюта». В осенью того же года монастырские огороды у Московской заставы были национализированы, и почти весь урожай подлежал сдаче в Петрокоммуну.[11]
После начала кампании изъятия церковных ценностей якобы для нужд голодающих Поволжья, 16 февраля 1922 г. приходской совет храмов Новодевичьего монастыря, признал необходимость провести пожертвование части церковных ценностей и решил ряд серебряных вещей (весом около 2 пудов) и два золотых кольца передать в фонд помощи голодающим. Это решение требовалось утвердить на общем собрании верующих. Но состоявшееся 5 марта собрание решило отложить рассмотрение вопроса до получения инструкций от епархиальной власти. 16 марта была проведена проверка церковного имущества, не выявившая какой-либо недостачи.[12]
18 апреля 1922 г. между настоятельницей и правительственной комиссией было подписано соглашение о том, что игумения к 20 апреля представит список предметов церковного обихода, которые приходской совет считает необходимым выкупить, после чего они будут в течение недели заменены равными по весу изделиями из драгоценных металлов.[13]
Составленный игуменией список, в который вошли 16 Евангелий, 16 крестов, 8 дарохранительниц и 8 комплектов богослужебных сосудов (общим весом 3,5 пуда серебра), был 21 апреля утвержден на собрании приходского совета. Кроме того, совет решил ходатайствовать об оставлении в монастыре риз на особо чтимых иконах, общим весом 7, 5 пудов серебра с заменой их равным по весу драгоценным металлом в месячный срок.
Изъятие церковных ценностей в Новодевичьем монастыре началось 26 апреля. В этот день из храмов монастыря было изъято 313 серебряных риз (многие из которых были украшены драгоценными камнями) общим весом 28 пудов 31 фунт (почти полтонны серебра). Прихожане внесли 3, 5 пуда пожертвованных ими драгоценных предметов (в основном серебряных столовых приборов) взамен оставленной по списку игумении утвари, однако для выкупа второй группы предметов им разрешили собирать пожертвования только одну неделю.
Собрать за такой короткий срок 7, 5 пудов (120 кг) серебра оказалось невозможно, и внесенных 4 мая 17 кг хватило лишь на выкуп риз с четырех чтимых икон и 11 комплектов священных сосудов. В этот день были изъяты оклады с престолов и две ризы из иконостасов общим весом 8, 5 пудов. Кроме того, члены комиссии сняли большую часть драгоценных камней с окладов чтимых икон (в том числе Ватопедской) – 547 бриллиантов, много других камней (сапфиров, рубинов, изумрудов, аметистов), 18 золотников жемчуга.[14]
В тот же день настоятельница получила повестку: в течение 24 часов под угрозой трибунала сдать все инвентарные книги в органы власти для проверки ценностей. Изъятых ценностей оказалось так много, что вызвало подозрение у представителей власти; по инвентарным книгам числилось 27 пудов 26 фунтов серебра, а изъяли свыше 40 пудов. Всего в Московском районе из храмов было вывезено 85 пудов 26 фунтов серебра и золота и 800 драгоценных камней (большей частью из Новодевичьего монастыря). И хотя власти остались довольны проведенной операцией, они решили проявить «большевистскую твердость». Заведующий районным отделом управления обратился в ГПУ с просьбой «привлечь администрацию Новодевичьего монастыря и приходской совет такового к ответственности за небрежное ведение инвентарных книг по монастырю и невнесение в таковые свыше 12 пудов серебра».[15] 27 мая из монастыря было изъято еще полтора пуда серебряных кладбищенских венков, а в начале августа настоятельницу заставили сдать золотой крест с украшениями. При этом следствие ГПУ по делу игумении продолжалось до ноября 1922 г., пока не было прекращено за недоказанностью обвинения.[16]
На общежитие монастыря начали претендовать рабочие Московского трамвайного парка им. Коняшина, которые на своем собрании 1 июня решили, что оно им подходит. Осмотрев монастырь, они посчитали, что сестер надо выселить и объявили им об этом. 6 июня президиум райисполкома постановил передать «вопрос о ликвидации Новодевичьего монастыря, как общежития» на разрешение губернских властей. Уже через три дня президиум Петрогубисполкома обязал отдел коммунального хозяйства немедленно принять в свое ведение все жилые помещения монастыря, «с тем, чтобы были приняты все меры к заселению общежитий монастыря рабочими заводов и фабрик районов».[17]
В то время в монастыре проживала 301 сестра, они размещались в 152 келиях и занимали площадь 873 кв. сажени. Еще в январе 1922 г. эти помещения были официально закреплены за «колхозом общежития Новодевичьего монастыря», о чем районные власти выдали соответствующий мандат. Узнав о претензиях рабочих, игумения Феофания 30 июня обратилось в президиум райисполкома с просьбой избавить сестер «от посягательств частных граждан, претендующих на наше общежитие, ибо мы занимаем жилое помещение по существующим нормам, предусмотренным обязательными постановлениями, оплачивая за таковые, как и все граждане. Кроме всех полагающих с нас повинностей, которые мы оплачиваем своим физическим трудом на огороде и в мастерских, содержим на иждивении престарелых сестер, не обременяя государство, и, не прося ниоткуда помощи».[18]
Стойкость и мужество сестер все-таки победили. Власти не решились на массовую акцию их принудительного выселения и, в конце концов, пошли на компромисс. 16 июля губернский отдел коммунального хозяйства написал в райисполком о необходимости временно оставить верхний этаж главного здания в распоряжении трудовой общины, «так как освободить все три этажа части здания, предназначенной для рабочих трамвайного парка, по заявлению монахинь, представляется затруднительным». 18 июля и президиум райисполкома был вынужден принять соответствующее постановление. Сестры остались в монастыре еще на девять лет, но часть их помещений к началу августа заняло общежитие рабочих трампарка.[19]
В первой половине 1923 г. в зданиях монастыря (до вселения рабочих трампарка) проживало 457 человек: 322 женщины, 27 мужчин и 108 детей. Насельницы обители занимали 151 комнату, детский дом № 159 – 36, родильный приют – 7 комнат, еще несколько – служащие кладбища, дворники и привратники. Кроме того, в части монастырских помещений размещались: 4-я городская молочная ферма, две конюшни, коровник и свинарник.[20]
В феврале 1926 г. в списке членов сельскохозяйственной артели (Воскресенского трудового братства) числилась 291 монахиня и послушница: садовницы, скотницы, коровницы, огородницы, пчеловоды, золотошвейки, белошвейки, закройщицы, чулочницы, конторщицы, стегальщицы, сапожницы, художницы, маляры, монтеры, сестры милосердия, сиделки, сторожихи, повара, пекари, дворники, уборщицы. Заведовала артелью игумения Феофания, казначеей была монахиня Серафима (Реут).
С каждым годом сестры испытывали все большие материальные трудности. Иногда деньги им жертвовали прихожане, но средств все равно не хватало. Со временем инокини помимо сельскохозяйственной артели стали искать другие заработки, так как из артели их постепенно увольняли. Некоторые сестры по благословению игумении начали подрабатывать в миру. Они устроились в больницы, детские сады, ясли, домработницами.
В 1925 г. Новодевичий монастырь был официально упразднен, однако первоначально это практически не отразилось на жизни сестер. Доходы приходской общины Афонской церкви обители постоянно росли. Так в 1930 г. они составляли около 8 тыс. рублей, а в 1931 г. – 12, 5 тыс. (для сравнения доходы Епархиального совета в этом период составляли около 30 тыс. рублей в год). Правда, при этом повысились и налоги – с 612 до 902 рублей; в конце 1932 г. ЖАКТ увеличил ежемесячные коммунальные платежи с 75 до 145 рублей и т.д. Кроме того, 15 июня 1932 г. «двадцатке» Афонской церкви пришлось сдать серебряные ризы с части икон в Госфонд.
В 1929 г. была ликвидирована сельскохозяйственная артель (трудовая коммуна) сестер. Арендованные артелью конюшни, коровники, прачечная, баня и т.п. постройки оказались переданы Ленинградскому союзу потребительских обществ под овощехранилища. С монахинь стали брать повышенную плату за жилплощадь, различные налоги и сборы, позднее дело дошло до лишения хлебных карточек. Потеряв работу в артели, многие сестры устроились уборщицами, санитарками, медсестрами, чернорабочими трамвайного парка и т.п. Однако около 80 престарелых и больных насельниц остались без средств к существованию, их содержание другими сестрами и прихожанами сильно осложнилось.[21]
Почти все оставшееся в Ленинграде монашество было арестовано в ночь с 17 на 18 апреля 1932 г. В Новодевичьем монастыре агенты ОГПУ схватили 126 сестер. В результате репрессий монастырь опустел. Лишь в нескольких келиях осталось около 40 тяжело больных, престарелых сестер. С арестами сестер было связано закрытие еще действовавших храмов монастыря. Уже в ноябре 1931 г. в списке намеченных к закрытию церквей города появился собор Воскресения Христова, который собирались снести. Узнав о планах властей, «двадцатка» в начале январе 1932 г. написала заявление в районный стол регистрации обществ и союзов с просьбой сохранить храм: «Кроме большого прихода, пользующегося собором, последний имеет и особое значение, как храм, состоящий при городском кладбище. Ежедневно совершаются богослужения и утром и вечером… Собор обслуживается монахинями Новодевичьего монастыря, которые из своего скромного заработка, как певчие, сторожа, церковницы, уделяют для содержания своих инвалидов-сестер, которые состоят на полном иждивении монахинь — 66 человек. При закрытии храма эти инвалидки останутся без средств к существованию. Существование наряду с собором Афонской церкви не может, в сущности, считаться двумя храмами в одном месте».
В свою очередь и приходской совет Афонской церкви подал заявление о необходимости ее сохранения: «Афонский храм имеет свое религиозное общество, которое только что произвело полный ремонт храма, исправило его отопление, исправно в исполнении налоговых и других обязательств».[22] Этот призывы к человеколюбию не были услышаны. 13 января 1932 г. президиум Московского райсовета принял постановление о пуске здания Воскресенского собора на снос с использованием кирпича для нужд строительства района. Вскоре после закрытия собор был разграблен различными районными службами. В это же время погибли и 11 монастырских колоколов, общим весом 16, 5 тонн, в том числе весивший 9 тонн большой колокол.[23] В 1938 г. была закрыта последняя Афонская церковь, всех монахинь к тому времени уже выселили из здания монастыря.
Новодевичий монастырь вновь приняла насельниц в свои стены в середине декабря 1996 г. Сестры временно поселились в двухэтажном здании 1937 г. постройки (корпусе М) вблизи Казанской церкви. Здесь отсутствовали системы отопления, водоснабжения и канализации, протекала кровля, фасады и интерьер требовали капитального ремонта. Однако два других официально передаваемых монастырю корпуса еще меньше подходили для размещения сестер. Здание монастырского лазарета было освобождено от аренды решением Арбитражного суда от 28 февраля 1996 г. в аварийном состоянии и с тех пор пустовало, а паломнический дом не использовался, постепенно разрушаясь с начала 1990-х гг. В этих трех небольших обветшалых зданиях в первые годы существования обители размещались не только кельи сестер, но и трапезная, библиотека, мастерские, открытые в 1997 г. воскресная школа и богадельня.[24]
На заседании от 17 апреля 1997 г. Священный Синод Русской Православной Церкви постановил: «Благословить открытие в г. Санкт-Петербурге Воскресенского Новодевичьего женского монастыря для возрождения в нем монашеской жизни».[25]
По мере восстановления монастырской жизни все острее стала ощущаться необходимость устройства подворья обители в сельской местности, где насельницы могли бы заниматься сельскохозяйственными работами. 16 сентября 1999 г. митрополит Владимир издал указ о передаче Новодевичьему монастырю в качестве подворья храма Происхождения Честных Древ Честного и Животворящего Креста Господня в поселке Лисино-Корпус Тосненского района Ленинградской области. Постепенно там было создано большое хозяйство, существующее и в настоящее время.
Активно велись восстановительно-реставрационные работы в Казанской церкви и трех соседних зданиях. Руками сестер осуществлялись поновление и реставрация икон в иконописной мастерской, в швейной мастерской они шили церковные облачения. По архивным документам воссоздавались храмовые росписи. В Казанской церкви и келейных корпусах были вставлены окна и двери, создана отопительная система, на куполах храма восстановлены исторические четырехконечные византийские кресты.
Первоначально восстановительные работы шли преимущественно на пожертвования прихожан, но с 1998 г. благотворительную помощь стал оказывать банк «Санкт-Петербург», а затем и другие коммерческие организации.
В 2000-2001 гг. обители были возвращены основные здания монастырского комплекса. 7 сентября 2001 г. вышло распоряжение КУГИ о передаче епархии в безвозмездное пользование всего комплекса исторических зданий монастыря на Московском пр., 100, а через два месяца – 6 ноября был подписан акт приема-передачи этого комплекса между Санкт-Петербургской епархией и НИИ электромашиностроения. Хотя здания являлись памятником истории и культуры федерального значения, их состояние было признано неудовлетворительным, отсутствовали наружные и внутренние инженерные сети; водопровод, отопление и электричество не функционировали; фасады главного корпуса находились в аварийном состоянии.[26]
После возвращения зданий началась многолетняя, очень трудоемкая и дорогостоящая реставрационная работа при финансовой помощи правительства Санкт-Петербурга, компаний «Мосстройтрансгаз», «ТНК-ВР» и ряда других благотворителей.
Московские и петербургские реставраторы к осени 2005 г. восстановили купола Ватопедской церкви и расположенную в южном корпусе звонницу. 3 сентября 2005 г., осмотрев ведущиеся в монастыре работы, губернатор Санкт-Петербурга В.И. Матвиенко подчеркнула, что у города «есть возможность и средства на восстановление Новодевичьего монастыря». При этом она дала поручение выделить 15 млн. рублей из Резервного фонда на ремонт крыши и укрепление фундамента Воскресенского собора. В ходе этого посещения глава КГИОП В.И. Дементьева заявила, что восстановление монастыря потребует три-четыре года и около 100 млн. рублей; из федерального бюджета выделено 3,5 млн., остальная сумма будет собрана за счет городского финансирования и средств инвестеров.[27]
К осени 2006 г. была завершена реставрация интерьеров Афонского храма и прилегающих помещений главного корпуса, в том числе игуменских покоев. 4 октября 2005 г. начались восстановительные работы в соборе Воскресения Христова, где пришлось убрать пять железобетонных межэтажных перекрытий. Но это является лишь началом осуществления грандиозного замысла воссоздания исторического облика обители. 4 мая 2006 г. митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир известил губернатора Санкт-Петербурга о начале разработки проектной документации по восстановлению монастырского комплекса, в том числе возведении утраченных зданий и сооружений. К этому времени уже была в полном объеме готова и согласована с соответствующими ведомствами документация по воссозданию снесенных в начале 1930-х гг. колокольни со Святыми вратами, монастырской ограды и двух часовен.
Также 4 мая 2006 г. митрополит Владимир обратился к правительству Российской Федерации с ходатайством о передаче уже не в безвозмездное пользование, а в собственность Санкт-Петербургской епархии комплекса зданий Воскресенского Новодевичьего монастыря и его подворья в пос. Лисино-Корпус с прилегающими земельными участками, что и было сделано.[28]
К лету 2006 г. была полностью завершена реставрация Казанской церкви. К началу 2007 г. в Воскресенском соборе был восстановлен исторический архитектурный объем, убраны все перегородки, восстановлены оконные заполнения, отремонтированы полы в нижнем приделе свт. Григория Нисского, заканчивались работы по кровле и отопительной системе. Полностью реставрация собора завершилась в 2009 г.
В настоящее время главное послушание сестер – молитва за богослужением в храме, насельницы также убирают церковь, пишут иконы, шьют облачения, выполняют сельскохозяйственные работы. В последние годы насельницы вновь стали ухаживать за могилами Новодевичьего кладбища. Сильно пострадавшее в советский период монастырское кладбище и сегодня остается одним из наиболее ценных исторических некрополей Санкт-Петербурга. В 2001 г. по проекту архитектора О.Н. Башинского, выполненному с использованием исторических аналогов, была установлена новая ограда кладбища.
4 июля 2001 г. в связи с ходатайством митрополита Владимира КУГИ издало распоряжение о передаче в безвозмездное пользование Новодевичьего монастыря помещения Введенской церкви на втором этаже дворового флигеля здания бывшей Свято-Владимирской церковно-учительской школе (Московский пр., 104, литер А). После завершения ремонтных работ в историческом церковном зале был устроен храм. 4 декабря 2003 г. в церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы была совершена первая литургия. В соседних с церковным залом помещениях разместилась переведенная из основного монастырского комплекса воскресная школа на 50 учащихся и благотворительный социальный дневной приют (центр) для детей «Радуга надежды» из неблагополучных семей, опекающий около 40 человек.
Распоряжением КУГИ от 11 ноября 2005 г. в безвозмездное пользование епархии передали все двухэтажное здание дворового флигеля (первый этаж которого ранее занимала столовая). Здесь были устроены Православный Духовный центр монастыря; пищеблок, медицинский кабинет, магазины «Церковные ткани» и изделий художественных мастерских Свято-Троицкого братства Курской епархии; Православный духовно-просветительский детский профилакторий «Благодать»; столярная, швейная мастерские и художественный класс воскресной школы.[29]
С конца 1997 г. при Новодевичьем монастыре существует небольшая богадельня для больных и престарелых женщин (не имеющих жилья и не получающих пенсии) на девять мест. Здесь за одинокими немощными женщинами преклонного возраста ухаживают насельницы обители, сестры милосердия.[30]
Воскресенская обитель принимает многочисленных паломников, сирот из приютов и детских домов. При ней существуют библиотека, видеотека, аудиотека, паломническая служба, монастырская гостиница (Дом паломника), различные мастерские (просфорная, швейная, иконописная). Рукодельная мастерская проводит занятия по традиционной церковной вышивке (вышиванию бисером, по канве, аппликации, элементам золотого шитья). В дни школьных каникул организуется летний отдых для детей с проживанием в монастыре, паломнические поездки для детей и взрослых. Обитель обеспечивает себя сельскохозяйственной продукцией, которую сестры выращивают на подворье в пос. Лисино-Корпус. Таким образом, существующий в мегаполисе возродившийся Новодевичий монастырь вновь стал одним из хозяйственных центров Санкт-Петербургской епархии.
Доклад М.В. Шкаровского, прочитанный на научной конференции «Экономическая культура мегаполиса» в Санкт-Петербургском государственном университете 21 мая 2016 г.
[1] Максимов Ю.В. Дом у Московской заставы. СПб., 2002. С. 25, 31; Очерки истории Санкт-Петербургской епархии. СПб., 1994. С. 127; Антонов В.В., Кобак. А.В. Святыни Санкт-Петербурга. Т. 1. СПб., 1994. С. 70-71.
[2] Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. № 18. Ст. 263.
[3] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 8378. Оп. 1. Д. 66. Л. 1, 18, 98.
[4] Архив Управления Федеральной службы безопасности Российской Федерации по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (АУФСБ СПб ЛО). Д. П-85346. Т. 3. Л. 878; Соколова Л.И. Никто молитвы не отнимет. СПб., 2000. С. 82.
[5] ЦГА СПб. Ф. 8378. Оп. 1. Д. 66. Л. 91.
[6] Там же. Л. 90, 100-101, 109.
[7] Там же. Л. 12-17.
[8] Там же. Л. 122, 196-198.
[9] Соколова Л.И. Указ. соч. С. 84-85.
[10] ЦГА СПб. Ф. 104. Оп. 2. Д. 25. Л. 2-6.
[11] Максимов Ю.В. Указ. соч. С. 31-32.
[12] ЦГА СПб. Ф. 104. Оп. 2. Д. 25. Л. 9-10, 23, 42.
[13] Там же. Л. 24-28, 31.
[14] Там же. Л. 13, 37, 40, 46-48.
[15] Там же. Л. 36, 51-52, Д. 5. Л. 33.
[16] Там же. Ф. 8778. Оп. 1. Д. 72. Л. 13.
[17] Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 53. Л. 29.
[18] Там же. Ф. 8778. Оп. 1. Д. 72. Л. 54, Ф. 8575. Оп. 3. Д. 2424. Л. 1-4.
[19] Там же. Ф. 8778. Оп. 1. Д. 72. Л. 61-63, Ф. 104. Оп. 1. Д. 53. Л. 79-81.
[20] Там же. Ф. 104. Оп. 2. Д. 25. Л. 78, Ф. 8575. Оп. 3. Д. 2424. Л. 1.
[21] АУФСБ СПб ЛО. Д. П-78702. Л. 12-14.
[22] ЦГА СПб. Ф. 7384. Оп. 33. Д. 173. Л. 54, 66.
[23] Там же. Ф. 1000. Оп. 51. Д. 26. Л. 30-35, 87, 99; Максимов Ю.В. Указ. соч. С. 30-31.
[24] Соколова Л.И. Указ. соч. С. 150, 175-176, 193, 215-217.
[25] Там же. С. 174.
[26] Канцелярия митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. Д. Воскресенский Новодевичий монастырь. С. 56, 67, 70, 101-102, 105.
[27] Санкт-Петербургский церковный вестник. 2005. № 10. С. 10.
[28] Канцелярия митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского. Д. Воскресенский Новодевичий монастырь. С. 2-3, 20.
[29] Там же. С. 10, 25, 28-29, 32, 36, 53, 72-73.
[30] Матыцина Т. Богадельня – это, прежде всего, Бог // Пчела. 2000. № 24-25. С. 32-34.
