Значительную роль в истории Болгарской Православной Церкви и Болгарии в целом в 1920-1940-е гг. играла многотысячная русская послереволюционная эмиграция, среди которой заметную часть составляли священнослужители, преподаватели богословия и церковные активисты – миряне, многие из которых были выдающимися духовными деятелями. Массовое прибытие белоэмигрантов в страну началось в конце 1920 г. На 1 февраля 1921 г. в Болгарии уже находилось 6855 русских беженцев, а летом 1922 г. их число достигло максимальной цифры – по подсчетам болгарских исследователей – от 34 до 40 тыс.[1] Ряд историков Русской Православной Церкви называют цифру в 50 тыс.[2], но она, скорее всего, завышена.

Уже в начале 1920-х гг. в Болгарии стали возникать многочисленные русские общества, культурные, учебные, благотворительные заведения; действовали три госпиталя Российского общества Красного Креста; выходило почти 100 русских газет и журналов; художники-эмигранты писали иконы и фрески в самых известных болгарских храмах и т.д.[3] В 1920 г. 55 % населения страны было неграмотно, и русская интеллигенция (насчитывавшая около 7 тыс. человек) играла большую роль в интеллектуальной жизни Болгарии.[4] Русские преподаватели с 1920 г. по 1953 г. опубликовали 26 учебников и учебных пособий, в том числе Н.Н. Глубоковский и М.Е. Поснов были авторами трудов, связанных с историей  христианства.

Значительный вклад в развитие болгарского духовного образования внесли русские богословы. Так бывший заслуженный ординарный профессор Петроградской Духовной Академии Н.Н. Глубоковский стал одним из создателей в 1923 г. Богословского факультета Софийского университета и основателем новозаветного богословия в стране; в период эмигрантской деятельности он опубликовал около 50 своих научных работ. Николай Никанорович пользовался исключительным авторитетом в христианском мире. Многие известные иерархи Болгарской, Сербской и некоторых других Православный Церквей были его учениками. Он в значительной степени влиял на церковную политику Болгарии – как внутреннюю, так и международную, выступая официальным представителем не признанной автокефальной Болгарской Церкви и ходатаем за Болгарское государство перед знакомыми ему зарубежными политическими деятелями и организациями. Во многом благодаря усилиям Глубоковского удалось спасти от закрытия Богословский факультет Софийского университета при сокращении государственных ассигнований на образование в первой половине 1930-х гг.

Большое внимание Н.Н. Глубоковский уделял подготовке нового поколения русских священнослужителей и сотрудничал как со Свято-Сергиевским Богословским институтом в Париже, так и с Ученым комитетом, учрежденным в Сремских Карловцах при Архиерейском Синоде Русской Православной Церкви за границей (в 1934 г. он стал его членом). Комитет возглавлял Первоиерарх РПЦЗ митрополит Антоний (Храповицкий), а в его состав помимо Глубоковского входили архиепископ Берлинский и Германский Тихон (Лященко), профессора М.В. Зызыкин, А.П. Доброклонский, С.В. Троицкий и Н.С. Арсеньев, большинство которых некоторое время проживали и работали в Болгарии.[5]

В число первых четырех избранных профессоров Богословского факультета Софийского университета, кроме Н.Н. Глубоковского, входил также бывший профессор Петроградской Духовной Академии протопресвитер Александр Рождественский. С 1931 г. профессорскую кафедру Богословского факультета занимал бывший профессор Киевской Духовной Академии М.Е. Поснов, с 1924 г. доцентом кафедры Священного писания и Ветхого Завета (позднее профессором) являлся бывший протопресвитер российского военного духовенства, член Святейшего Синода в 1915-1917 гг. Георгий Шавельский. Преподавали на Богословском факультете Софийского университета также архимандрит Тихон из Киевской Духовной Академии, профессор М.В. Зызыкин, профессор А.П. Доброклонский и доцент С.В. Троицкий из Новороссийского университета. Один из современных болгарских историков отмечал, что «среди богословской профессорской коллегии в первые годы преобладали белоэмигранты».[6]

В Пловдивской Духовной семинарии преподавали 6 русских эмигрантов: Н. Никитюков, профессор М. Поснов, протоиерей Михаил Шишкин, М. Калнев, И. Чаусов и В. Иваницкий, причем два первых из них преподавали также в Софийской семинарии (вместе с филологом Ф.Г. Александровым), а два последних – в Бачковском священническом училище и т.д. С помощью болгарского государства уже в 1921-1923 гг. были открыты семь русских гимназий с 1 тыс. учащихся. Во всех гимназиях в обязательном порядке священники преподавали Закон Божий, при некоторых из них существовали детские сады.[7] Кроме того, действовали: сельскохозяйственная школа-колония и 7 военных училищ, в которых обучалось около 2500 человек. Также в 1920-е гг. были созданы 14 русских начальных и подготовительных школ, 5 детских домов, более 5 инвалидные домов.[8]

Многие русские учебные и благотворительные учреждения имели домовые церкви или часовни, например, созданное в г. Ямболе военное училище Войска Донского, гимназия им. Врангеля, русский инвалидный дом в Шумене, Русская смешанная гимназия новых языков В.П. Кузминой в Софии. В Ямболе появились и два русских воинских кладбища, на одном из которых в 1921 г. воздвигли памятник погибшим воинам. В 1929 г. была устроена часовня-памятник на русских могилах Велико-Тырновского кладбища. Русские домовые храмы возникли также в Руссе, Пловдиве, Варне, Пернике и некоторых других местах.

Духовным центром русской эмиграции в Болгарии была Церковь, при храмах возникали братства, сестричества, молодежные и детские группы, которые активно занимались просветительской, культурной и благотворительной деятельностью. Болгарская Православная Церковь сильно страдала от нехватки священников, особенно образованных, и ее Священный Синод охотно назначал русских священнослужителей настоятелями болгарских приходов или преподавателями Духовных учебных заведений. Согласно православным канонам все русское духовенство в Болгарии требовалось зачислить в ведомство Болгарского Экзархата, однако по «братской церковной благосклонности» (как выразился протопресвитер Стефан Цанков), правда, без принятия специального письменного решения, Священный Синод позволил создание и самостоятельных в юрисдикционном отношении общин и монастырей, вошедших позднее в состав Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ).[9]

Деятельность русской церковной эмиграции развернулась не на пустом месте — в Болгарии и до 1917 г. имелись два русских храма — Рождества Христова на Шипке и свт. Николая Чудотворца в Софии, а также расположенный в 14 километрах от г. Ямбол – у с. Черган русский мужской монастырь Святого Спаса (Александро-Невский). Правда, после вступления Болгарии в октябре 1915 г. в Первую мировую войну на стороне Германии и Австро-Венгрии русские храмы были закрыты, а насельники монастыря интернированы. Вновь русские монахи появились в монастыре Святого Спаса в 1919-1921 гг.[10] Последний довоенный настоятель храма-памятника Рождества Христова на Шипке, имевшего статус монастыря, – иеромонах Максим уехал осенью 1915 г., а оставшиеся два послушника были арестованы в 1918 г. Когда через год они вернулись в обитель, то нашли ее разоренной, но в храме вновь начались богослужения.[11]

1 января 1920 г. российская посольская Никольская церковь в Софии была торжественно открыта новым настоятелем архимандритом Тихоном (Лященко), будущим архиепископом Берлинским и Германским. В это же время Совет послов в Париже выдвинул идею создания при ней самостоятельного русского прихода. Она не вызвала особого сопротивления у болгарских церковных и гражданских властей. Правда, посланник антибольшевистского правительства Юга России в январе 1920 г. выражал опасения, что встреча представителей различных политических групп на учредительном собрании прихода может привести к негативному кипению политических страстей в русской колонии.[12] Осенью 1921 г. при Никольской церкви все же был образован самостоятельный приход, и она стала центром русской церковной жизни в Болгарии.

Учредительное собрание Свято-Николаевского прихода при церкви Российской миссии в Софии состоялось 21 сентября 1921 г. Эта община была создана по приказу Высшего Церковного Управления Русской Церкви за границей на принципах приходского устава 1918 г. Членами приходского совета оказались избраны 12 мирян и 4 тогдашних члена причта: протопресвитеры Георгий Шавельский и Александр Рождественский, известный богослов протоиерей Георгий Флоровский и иеромонах Сергий. Председателем общины был выбран настоятель Никольского храма и управляющий русскими православными общинами в стране епископ Серафим (Соболев).[13]

Этот выдающийся архиерей и богослов вскоре после хиротонии во епископа Лубенского – 4 ноября 1920 г. с частями белой армии уплыл из Севастополя в Стамбул, а 19 февраля 1921 г. переехал из Турции в Болгарию. В конце апреля 1921 г. управляющий русскими приходами в Западной Европе митрополит Евлогий (Георгиевский) назначил епископа по ходатайству прихожан (вместо уехавшего в Берлин архим. Тихона) настоятелем посольской Никольской церкви в Софии, хотя первоначально хотел доверить этот пост о. Георгию Шавельскому.[14]

Также в апреле 1921 г. Владыка Серафим был назначен Патриархом Тихоном управляющим русскими приходами в Болгарии с титулом епископ Богучарский, в мае постановлением Высшего Русского Церковного Управления за границей (ВРЦУ) – настоятелем храма свт. Николая в Софии и русского Ямбольского монастыря, а 31 августа этого года новым постановлением ВРЦУ – управляющим всеми русскими общинами и монастырями в Болгарии с правами епархиального архиерея. В качестве административного и финансового органа при Владыке был образован Епископский совет. Решением Архиерейского Синода РПЦЗ от 31 декабря 1929 г. титул епископа Серафима по его просьбе, в соответствие с указом Патриарха Тихона 1921 г., был изменен с Лубянского на Богучарский. В 1934 г. Владыка Серафим был возведен в сан архиепископа Богучарского.[15]

Архиепископ Серафим был духовным сыном оптинского старца Анатолия (Потапова) и неоднократно встречался со святым отцом Иоанном Кронштадтским, от которого получил благословение на монашеский путь. Об этих встречах Владыка сказал в своем слове, произнесенном 19 февраля 1921 г. в софийском храме свт. Николая: «Мы сами наблюдали благодатную радость и силу, которыми исполнялся о. Иоанн после Св. Причастия».[16]

Архиепископ объезжал все подведомственные ему приходы, посещал русские учебные заведения в Болгарии, а в Пещерской Крестовоздвиженской гимназии был попечителем и принимал участие в изыскании средств для ее существования. Живя в тяжелых материальных условиях и лишениях, Владыка Серафим постоянно заботился о бедных и больных русских беженцах, он также создал Комитет для сбора помощи голодающим русским инокам на Афоне. До сих пор Владыка состоит почетным членом Союза русских инвалидов в Болгарии. Правда, со многими болгарскими архиереями и болгарским правительством отношения у него не сложились; недружественные и даже порой враждебные отношения были у архиепископа Серафима и с двумя другими видными представителями русской церковной эмиграции в стране – протопресвитером Георгием Шавельским (который сам хотел занять пост настоятеля софийской церкви свт. Николая, так как раньше – еще осенью 1920 г. поселился в Болгарии) и архиепископом Дамианом (Говоровым).[17]

Владыка Дамиан до революции 1917 г. служил епископом в г. Царицыне и по свидетельству эмигрантского церковного писателя В. Маевского «был исключительно мудрым, достойным и благостным архипастырем». Возведенный 13 мая 1930 г. в сан архиепископа Царицынского Владыка много сделал для установления хороших отношений между Православной и Англиканской Церквами и был известен своими богословскими работами.[18] Именно он в начале 1923 г. основал старейшее образовательное богословское учреждение русской эмиграции — единственное Богословско-пастырское училище РПЦЗ в Европе – при монастыре свв. Кирика и Иулитты в с. Горни Воден Станимакского (с 1934 г. Асеновградского) округа, переданном в 1922 г. Болгарским Синодом русским насельникам в безвозмездное пользование. 29 сентября 1922 г. русский Архиерейский Синод в Сремских Карловцах постановил разрешить еп. Дамиану создать училище при монастыре.[19]

Болгарский Синод также в конце 1922 г. специальным решением позволил открыть Богословско-пастырское училище с тем, чтобы его учащиеся подготавливались в качестве священников и для Болгарской Православной Церкви. Впрочем, в стенах монастыря свв. Кирика и Иулитты обучались и русские студенты из других стран Европы и даже Северной и Южной Америки. Обучение проводилось по программе дореволюционных русских Духовных семинарий и продолжалось три-четыре года, преподавателями были старые русские богословы (первоначально и епископ Лубенский Серафим), а начальником училища – сам архиепископ Дамиан.[20]

Несмотря на постоянную нехватку средств (Епископский совет выделял ему лишь 2400 левов в год), училище за 15 лет существования подготовило около 50 священнослужителей и преподавателей Закона Божия, из них 25 приняли священный сан (19 русских и 6 болгар); из 20 его выпускников до 1930 г. 5 были пострижены в монашество. Кроме руководства училищем Владыка Дамиан с разрешения Архиерейского Синода периодически устраивал летние Богословско-пастырские курсы. Скончался архиепископ 19 апреля 1936 г. в Софии. После смерти Владыки Дамиана Архиерейский Синод по представлению архиепископа Серафима (Соболева) 26 мая 1936 г. назначил начальником Богословско-пастырского училища иеромонаха Николая (Зданевича), но с кончиной основателя деятельность училища постепенно стала замирать, и в начале 1938 г. решением Синода РПЦЗ оно было закрыто.[21]

Так же в 1938 г. перестал быть русской обителью и монастырь свв. Кирика и Иулитты. Его насельники в основном перешли в различные болгарские монастыри. Так, например, иеромонах Авксентий (Приходько) в 1925-1938 гг. был насельником обители свв. Кирика и Иулитты, а затем перешел в болгарский монастырь свв. Апостолов Петра и Павла в местечке Бяла черква.[22]

15 ноября 1940 г. Болгарский Священный Синод заслушал доклад синодального секретаря об итогах работы, учебной программе русского училища и постановил приравнять аттестаты его выпускников к аттестатам Бачковского и Черепишского священнических училищ, а также выплачивать одинаковую зарплату священникам, закончившим одно из этих трех училищ.[23]

Помимо двух указанных архиереев, в 1925-1931 гг. в Болгарии также проживал имевший много духовных детей архиепископ Полтавский и Переяславский Феофан (Быстров), входивший сначала в состав Высшего Церковного Управления за границей, а позднее — Архиерейского Синода РПЦЗ. Он приехал в страну из сербского монастыря Петковице по приглашению Болгарского Синода, некоторые члены которого были его учениками по Санкт-Петербургской Духовной Академии, ректором которой одно время служил Владыка Феофан. Архиепископ поселился в здании Синодальной палаты в Софии, а летом проживал на даче в Варне (которую ему предоставил митрополит Варненский Симеон); при этом он часто служил в русской варненской церкви св. Афанасия Александрийского. У архиеп. Феофана были дружеские отношения с еп. Серафимом (Соболевым), которого но когда-то рукоположил во епископа Лубенского – викария своей епархии.

В апреле 1926 г. Владыки Феофан и Серафим вместе решительно выступили против учения митр. Антония (Храповицкого) о догмате искупления (так называемого лжеучения об искупительной жертве Христа). Они подали в Русский Зарубежный Архиерейский Собор заявление о недопустимости решения Архиерейского Синода от 9 апреля 1945 г. о замене «Пространного Катехизиса» митр. Московского Филарета «Опытом Катехизиса» митр. Антония в качестве учебного пособия в русских школах за границей. 15 апреля Владыки также выслали членам Синода свои богословские работы, объяснявшие их позицию. Главный труд «Об Искуплении (в понимании митрополита Антония): 1. Гефсиманское моление, 2. Голгофская жертва, 3. О гневе Божием» (объемом 62 страницы) написал архиеп. Феофан. Владыка Серафим послал 9-страничную работу «О клятве». После того, как Архиерейский Синод подтвердил свое прежнее решение, архиеп. Феофан в знак протеста вышел из его состава.[24]

Владыка жил в Болгарии до 29 апреля 1931 г., а затем по приглашению своего старого друга генерала Ф.В. Прохорова уехал во Францию, — в г. Кламар под Парижем, где оставался до 1936 г. В 1936-1939 гг. архиепископ Феофан проживал в городке Моун на Луаре, скончался он 19 февраля 1940 г. в местечке Лимерэ на Луаре вблизи г. Амбуаза, где и был похоронен.[25]

К середине 1930-х гг. в Болгарии существовало два русских мужских монастыря: Ямбольский Святого Спаса (настоятель – архим. Сергий (Соболев), наместник – иеромонах Кирилл) и Асеновградский свв. Кирика и Иулитты (настоятель – архиепископ Дамиан), а также девять приходов: в Софии при храме свт. Николая; на Шипке при храме Рождества Христова (настоятель – иеромонах Сергий (Чернов)); в Варне, где русская колония из 7 тыс. человек использовала переданный ей болгарский храм (настоятель – протоиерей Иоанн Слюпин); в Пловдиве русскому приходу предоставили в пользование болгарскую церковь св. Димитрия (настоятель – протоиерей Александр Недельский); в г. Пернике община в определенные дни использовала болгарскую церковь (настоятель – протоиерей Адриан Мышаков); в г. Пестере и г. Цареброде ситуация была похожей (в Цареброде община состояла из инвалидов русского дома призрения); в г. Руса приход также в определенные дни использовал болгарскую церковь; в с. Княжево под Софией имелся свой храм при русском инвалидном доме.[26]

Важнейшим русским приходом был софийский при храме свт. Николая. Его настоятелем до 1929 г. служил епископ Серафим (Соболев), а затем – протоиерей Николай Владимирский. До революции отец Николай был настоятелем придворной церкви в императорском Ливадийском дворце в Крыму и Александро-Невского собора в Ялте, осенью 1920 г. покинул Крым с войсками генерала П.Н. Врангеля, через Константинополь приехал в Болгарию, с начала 1920-х гг. служил в Никольской церкви Софии и состоял членом Епископского совета при управляющем русскими приходами в Болгарии.[27]

В храме свт. Николая пел замечательный хор – один из лучших в стране, которому в 1931 г. митрополит Антоний (Храповицкий) присвоил имя архиерейского, и в 1921 г. было образовано многочисленное церковное братство, занимавшееся главным образом церковно-просветительной и благотворительной деятельностью. Особенно активно оно заботилось о материальном обеспечении нетрудоспособных прихожан: обеспечивало больным эмигрантам бесплатные койки в больнице Русского Красного Креста и других клиниках, проводило специальный тарелочный сбор на бедных и т.д.[28]

Архиереи Синода Русской Православной Церкви за границей были первыми иерархами Поместных Православных Церквей, которые вступили в евхаристическое общение с Болгарским Экзархатом и этим совершили прорыв в его изоляции от православного мира. Для участия в Русском Всезарубежном Соборе 21 ноября – 3 декабря 1921 г. в г. Сремски Карловцы решением Высшего Церковного Управления была приглашена и Болгарская Церковь, которую на Соборе представлял епископ Маркианопольский Стефан (будущий экзарх). В одном из своих определений Собор позволил русским священникам сослужить болгарским епископам и иереям, однако совместные богослужения русских и болгарских архиереев были, как и раньше, запрещены.[29]

И все же в 1922-1923 гг. в различных городах Болгарии состоялось несколько совместных богослужений епископов Серафима (Соболева), Дамиана (Говорова) и Североамериканского архиепископа Александра с болгарскими архиереями, а в 1923 г. епископ Лубенский участвовал и в хиротонии Знепольского епископа Паисия (будущего митрополита Врачанского). После этого Владыка Серафим настойчиво просил Архиерейский Синод РПЦЗ об официальном разрешении вопроса о взаимном молитвенном и богослужебном общении Русской и Болгарской Церквей. Протопресвитер Георгий Шавельский в 1922 г. в газетной статье «Русско-болгарские церковные отношения» также писал, что Болгарская Церковь «и в схизме сохранила всю неприкосновенность православной догматики, нравственности и обряда. Никто не сможет обличить ее в чем-либо не православном».[30]

Царь Борис III на церемонии освящения храма Александра Невского. 1924. Фотограф неизвестен.

В результате, в октябре 1924 г. Архиерейский Собор в Сремских Карловцах разрешил русским архиереям совершать литургию совместно с болгарскими. Наглядным проявлением окончательного восстановления евхаристического общения стало совместное торжественное освящение архиереями двух Церквей кафедрального собора св. кн. Александра Невского в Софии 12-13 сентября 1924 г. Следует отметить, что и управляющий западноевропейскими приходами Русской Церкви митрополит Евлогий (Георгиевский) 29 апреля 1928 г. служил литургию в соборе св. кн. Александра Невского вместе с Софийским митрополитом Стефаном.[31]

В 1934 г. Болгарская Православная Церковь помогла русским общинам и монастырям в стране пережить очень тяжелое потрясение. Пришедшее к власти 19 мая 1934 г. правительство Кимона Георгиева решило установить дипломатические отношения с СССР, однако в ходе предварительных конфиденциальных переговоров советская сторона потребовала передать ей все русское церковное имущество в Болгарии. Прогнозируя такую возможность, Болгарский Синод еще 30 марта 1934 г. по просьбе архиепископа Серафима (Соболева) назначил специальную комиссию, которая занялась юридическим положением этого имущества. Высказанные Владыкой Серафимом Синоду опасения о возможности закрытия русских церквей после передачи их зданий СССР были небезосновательны, так как после установления дипломатических отношений Австрии и Советским Союзом русская церковь в Вене была превращена в Музей атеизма. Чтобы эта судьба не постигла русские храмы в Болгарии Синод обратился за содействием в Министерство иностранных и религиозных дел (по просьбе Владыки Серафима от 22 июня 1934 г.). Под давлением церковной общественности болгарское правительство выдвинуло одним из условий нормализации отношений с СССР сохранение прежнего статуса русского церковного имущества в стране, что вызвало своеобразный шок у членов советского правительства.

В результате долгих и трудных переговоров было достигнуто компромиссное решение, зафиксированное в протоколе от 5 августа 1934 г. храм-памятник на Шипке и Александро-Невский Ямбольский монастырь будут подарены болгарскому народу при условии, что там будет осуществляться исключительно болгарское управление, без всякого участия русских эмигрантов; софийская же церковь свт. Николая временно останется в ведении дипломатического представительства СССР, пока советский посол не решит практические вопросы, связанные с отделением здания церкви от представительства и обеспечением безопасности советских дипломатов.

По предложению Советского Союза эта часть протокола была временно засекречена. 15 сентября 1934 г. Никольский посольский храм был передан советским полпредом Ф.Ф. Раскольниковым во временное пользование болгарскому государству в лице Министерства иностранных дел, а 18 декабря того же года министерство передало церковь со всем ее имуществом Софийской митрополии. С этого момента храм на 12 лет перестал быть русским. 6 июля 1940 г. был составлен протокол о предоставлении Никольской церкви во временное пользование болгарскому правительству на 15 лет, и в конце того же года ее передали Софийскому университету св. Климента Охридского.[32]

Архиепископ Серафим был выселен из квартиры при посольстве. При этом Владыка еще почти год управлял храмом Рождества Христова на Шипке и Александро-Невским Ямбольским монастырем. Только летом 1935 г. Ф.Ф. Раскольников выступил против того, что архиепископ продолжает служить в этом храме и в монастыре, нарушая договор. Хотя Болгарский Синод не возражал против подобного служения русского духовенства, бороться против заключенных правительством договоренностей он не мог.[33]

Идея болгарских дипломатов о передаче русских храмов в ведение болгарских церковных властей была негативно встречена русской эмиграцией в целом и духовенством в частности. Архиепископ Серафим, который с трудом пережил тяжелый внутренний кризис, обратился в Болгарский Синод с просьбой о заступничестве, но ничего сделать уже было нельзя. Архиепископ Дамиан также болезненно воспринял случившееся – 6 октября 1935 г. он с возмущением писал Архиерейскому Собору РПЦЗ, что в Болгарии не приняты меры «к сохранению русского достояния за народом и Церковью».[34]

Болгарская Церковь смогла лишь смягчить последствия случившегося. Митрополит Стефан предоставил русской общине Софии древний болгарский Никольский храм на ул. Царя Калояна (в самом центре города), куда перешел причт посольской церкви: протоиереи Николай Владимирский, князь Андрей Ливен и Георгий Голубцов, а также хор и многочисленное церковное братство. Уже в новом храме община в 1935 г. торжественно встретила прибывшую из Югославии чудотворную Курско-Коренную икону Божией Матери «Знамение».[35]

Весной 1936 г. русским монахам из Ямбольского монастыря митрополит Стефан предоставил в пользование здание Какалянского монастыря св. Архангела Михаила вблизи Софии, здесь поселилось 10 насельников. Передавая этот монастырь, Болгарский Синод выдвинул условие, что в обитель будут принимать не только русских, но и болгар «с целью иметь их, как рассадник истинного иночества для болгарских монастырей». Вместо храма Рождества Христова на Шипке Священный Синод в 1935 г. официально передал русской общине в Варне в пользование древний византийский храм св. Афанасия Великого.[36] В 1937 г. в Варне начали действовать курсы по борьбе с безбожием, которые возглавил протоиерей Иоанн Слюнин.

К этому времени численность русской эмиграции в Болгарии в результате возвращения на Родину (в первой половине 1920-х гг. в СССР вернулось около 11 тыс.), переезда в другие страны и естественной убыли заметно сократилась: в 1926 г. их насчитывалось 28340, а в 1940 г. по официальной статистике — 18397.[37]

Несмотря на уменьшение паствы, церковная жизнь не замирала. Более 100 русских священников и диаконов служили в приходах Болгарского Экзархата, только в Пловдивской епархии их до 1944 г. было около 35, и подавляющее большинство высоко оценивалось в рапортах архиерейских наместников.[38] Свидетельством достойного служения русских священников в Болгарии было их частое награждение Архиерейским Синодом РПЦЗ.[39]

Очень активную преподавательскую, научную и церковно-общественную деятельность, несмотря на преклонный возраст, вплоть до конца II Мировой войны вел протопресвитер Георгий Шавельский. В частности, 19 декабря 1938 г. он писал редактору выходившего в Белграде журнала «Церковное обозрение» Е.И. Махараблидзе о том, что вышли его книги: о Боге, о монастырях (часть будущего труда «Русская Церковь перед революцией») и вызвавший восторженные отзывы курс лекций «Православное пастырство», по которому учатся на Богословском факультете Софийского университета. В это время о. Георгий заканчивал еще одну книгу – беседа деда с внуком «О молитве Господней или о том, что нужно человеку», а затем планировал написать большую статью на болгарском языке «Юдаистический национализм в свете учения ветхозаветных пророков» для академического журнала.

Кроме того, протопресвитер служил в храме, читал лекции в Софийском университете, вел 15 уроков в неделю в русской гимназии (директором которой одно время являлся) и председательствовал в трех обществах: Софийской Академической группе (с 1926 г.), Союзе учителей и Обществе почитателей императора Николая II. В другом письме Махараблидзе от 11 января 1941 г. о. Георгий сообщал, что ему, вероятно, вскоре удастся написать на болгарском языке еще две книги: «Литургия» и «Жить – служить». При этом протопресвитер, для которого была характерна большая скромность в личной жизни, категорически не хотел праздновать предстоящее 50-летие своего служения в священном сане.[40]

В 1927 г. о. Г. Шавельский перешел из РПЦЗ, где не смог прижиться, прежде всего, из-за либерализма и широты его богословских взглядов, в Болгарскую Православную Церковь. Выдающиеся организаторские способности, яркий проповеднический и педагогический талант протопресвитера вскоре были высоко оценены руководством Болгарского Экзархата. Софийский митрополит Стефан предложил о. Георгию место почетного священника в храме Святых Седмочисленников (равноапостольных Кирилла, Мефодия и пяти их учеников), где пастырь служил до своей кончины.

Фактически ко всем иерархам, входившим в Архиерейский Синод РПЦЗ, о. Георгий испытывал неприязнь, что во многом объясняется свойствами его личного характера.[41] Очень болезненно он переживал опубликование в газетах письма митр. Анастасия Адольфу Гитлеру от 12 июня 1938 г. с благодарностью за постройку русского собора Воскресения Христова в Берлине. По воспоминаниям Ф. Бокача, протопресвитер «никак не мог понять, как этот уважаемый им иерарх мог дойти до такого унижения Православной Церкви. Этот акт о. Георгий считал столь же позорным, как и раскол Зарубежной Церкви».[42]

В 1937 г. русское богословие в Болгарии понесло тяжелую утрату – скончался Н.Н. Глубоковский. В надгробном слове, сказанном Софийским митрополитом Стефаном при отпевании профессора в кафедральном соборе св. кн. Александра Невского 21 марта 1937 г. говорилось: «Николай Никанорович не имел себе равного в сфере всесторонней и разнообразной культуры, которой он достиг усердным трудом и систематическим совершенствованием богатых своих дарований… Профессор доктор Н.Н. Глубоковский поистине был феноменом. Он имел классическое духовное равновесие, законченный характер, гениальный ум с гениальным сердцем и памятью».[43]

Архиепископ Серафим (Соболев), как и Н.Н. Глубоковский, о. Георгий Шавельский, активно занимался научной богословской работой. Наиболее полно его мировоззрение нашло отражение в двух книгах: «Русская идеология» (София, 1934) и «Об истинном монархическом миросозерцании» (София, 1941). Оставаясь до конца своих дней искренним монархистом, Владыка рассматривал Православие и самодержавие в неразрывном единстве, как основные постулаты и святыни русской идеологии. Среди богословских трудов архиеп. Серафима особое место занимает опровержение «софианской ереси» в работах протоиерея Сергия Булгакова. В 1935 г. Владыка написал в этой связи книгу «Новое учение о Софии Премудрости Божией», а затем другой труд – «Протоиерей Сергий Булгаков как толкователь Священного Писания». Для взглядов архиеп. Серафима была характерна и непримиримая позиция в отношении экуменического движения.

При всем своем антикоммунизме Владыка никогда не отождествлял советскую власть с Московским Патриархатом, уже в 1930-е гг. он поддерживал связь с его иерархами за границей – архиепископом Вениамином (Федченковым) и митрополитом Елевферием (Богоявленским) и не сомневался в полномочиях Заместителя Патриаршего Местоблюстителя (с 1937 г. – Патриаршего Местоблюстителя) митрополита Сергия (Страгородского). Именно для митрополита Сергия архиепископ Серафим в 1935-1936 гг. переправил в СССР три экземпляра своей книги о новом лжеучении в трудах протоиерея Сергия Булгакова. Следует отметить, что когда в 1934 г. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя запретил в священнослужении большинство архиереев РПЦЗ, Владыки Серафима в их числе не было.[44]

Хотя архиепископ Богучарский состоял членом Архиерейского Синода, его отношения с другими архиереями РПЦЗ не были простыми. Так 18 сентября 1939 г. Архиерейский Собор, рассмотрев ходатайство Владыки Серафима о поставлении ему викарного епископа в лице его брата архимандрита Сергия (Соболева) с приложением соответствующего ходатайства Софийского митрополита Стефана, отклонил просьбу.[45] В результате архиерейская хиротония о. Сергия так никогда и не состоялась. Ко времени вступления Болгарии во II Мировую войну архиепископ Серафим по-прежнему единолично управлял мужским монастырем с примерно 10 насельниками и восемью приходами.

Нападение Германии на СССР 22 июня 1941 г. существенно изменило положение русской эмиграции в Болгарии, местная полиция установила над ней жесткий контроль. Архиепископ Серафим, как и большинство русских священников, горячо желал участвовать в возрождении Русской Православной Церкви на Родине и с первых месяцев войны начал предпринимать различные действия для скорейшего возвращения вместе с подведомственном ему духовенством в Россию. 15 октября 1941 г. он писал председателю Архиерейского Синода РПЦЗ митрополиту Анастасию: «Какие у Вас планы: когда Вы и как перенесете деятельность [в Россию]?.. [Когда] придется ехать в Россию и в какой город, если освободится Москва? Соберете ли Вы нас в последний раз и где? Я здесь начинаю налаживать отправку русских священников в Россию через германское командование. Остро стоит вопрос с антиминсами».[46]

В ответе Владыки Анастасия от 23 октября 1941 г. говорилось, что он уже давно ведет сношения с германскими властями о переносе работы в Россию, одновременно регистрирует желающих ехать священнослужителей и просит предоставить список зарегистрированного в Болгарии русского духовенства. Первоиерарх также просил приехать в Белград на заседание Синода и спрашивал о возможности получить через Болгарский Синод Требник, Священное Писание и антиминсные платы, так как хорватские усташи закрыли церковную типографию в Сремских Карловцах.[47]

Получив одобрение его инициативы от Первоиерарха РПЦЗ, архиепископ Серафим 28 октября 1941 г. обратился к наместнику-председателю Болгарского Синода митрополиту Неофиту с обширной докладной запиской, в которой просил оказать разнообразную помощь в организации церковной жизни в России.[48] Митрополит Неофит очень сочувственно отнесся к обращению Владыки Серафима и сразу же после его получения написал положительную резолюцию. 4 ноября 1941 г. сокращенный состав Болгарского Синода решил, что при отъезде в Россию архиепископ может взять с собой всех русских священников, служащих по ведомству Болгарской Церкви, в том числе принявших болгарское подданство. В тот же день Синод известил об этом архиеп. Серафима и разослал окружное послание епархиальным архиереям с указанием представить сведения обо всем русском духовенстве и освободить от службы священников, желающих уехать в Россию.[49]

8 ноября Владыка Серафим написал митрополиту Анастасию о беседе в конце октября с митрополитом Неофитом и сообщил о своем запросе в германское посольство относительно получения из Берлина разрешения русскому духовенству выезда в Россию, на который еще не было ответа. Богучарский архиепископ также выслал Архиерейскому Синоду 8 тыс. левов из епархиальных сумм и указал, что о Требнике, возможности напечатать в Болгарии антиминсы и Священное Писание сообщит позднее. Архиерейский Синод с большим удовлетворением принял к сведению эту информацию, правда, приехать на его заседание в Белград, несмотря на личную просьбу митрополита Анастасия, архиепископ Серафим из-за противодействия болгарских властей не смог, о чем он с прискорбием уведомил Первоиерарха.[50]

Казалось бы, русское духовенство должно было вскоре вернуться из Болгарии на Родину. В ходе переговоров со служащими германского посольства в Софии в конце октября – начале ноября 1941 г. Владыку Серафима на словах заверили, что немецкие власти «охотно пойдут навстречу» и архиепископ может на первое время остановиться в Одессе. Правда, на просьбу представителей РПЦЗ в Берлине о получении денежного займа на организацию религиозной жизни русского народа последовал отказ. Им было обещано проведение международной подписки по сбору соответствующей помощи через Красный Крест и организацию «Про Део», но и это не состоялось. По вопросу разрешения выезда русского духовенства из Болгарии архиеп. Серафим обратился и к болгарскому правительству, которое сообщило о необходимости выяснить мнение Священного Синода, но дало согласие отправить в Россию миссию Болгарского Красного Креста и посоветовало архиепископу установить связь с Красным Крестом. Волна энтузиазма охватила русское духовенство. В частности, протопресвитер Г. Шавельский в те дни сказал Софийскому митрополиту Стефану о своем желании в ближайшее время вернуться в Россию и заверил Владыку, что все русские священники думают также.[51]

К середине ноября архиепископ Серафим установил письменную связь с православным духовенством на Украине. По утверждению митрополита Стефана на заседании Болгарского Синода 14 ноября 1941 г., в Софии (видимо, болгарское правительство) решили направить протоиерея Николая Владимирского помощником коменданта Киева, а архиепископ Серафим (Соболев) сообщил Софийскому митрополиту, что он готов выехать в Россию «в любую минуту». Согласно информации Владыки Стефана эмигрантское русское духовенство хотело сделать Киев центром духовной жизни, именно там организовать церковную власть, и поэтому обратилось к Болгарскому Синоду с просьбой помочь отцам Н. Владимирскому и Г. Шавельскому до Нового года выехать в Киев.

23-24 ноября эти два священника посетили митрополита Неофита и попросили включить их в состав санитарной миссии Болгарского Красного Креста, подготовка которой к тому времени была завершена. В эти же дни протоиерей Андрей Ливен встретился с митрополитом Врачанским Паисием и от имени архиепископа Серафима (Соболева) попросил не отправлять священников в Россию без одобрения Владыки, получив заверение, что Болгарский Синод «не будет пренебрегать законной церковной властью». 25 ноября Священный Синод в полном составе решил включить в миссию Болгарского Красного Креста трех священнослужителей: болгарина архимандрита Евгения в качестве руководителя группы, а также отцов Н. Владимирского и Г. Шавельского.[52] При этом Синод еще раньше обещал русскому духовенству разнообразную материальную помощь. К 5 декабря он собрал 4250 икон и Библий, и митрополит Анастасий, узнав об этом из газет, в письме от 16 декабря просил архиепископа Серафима выразить благодарность за помощь руководству Болгарской Православной Церкви. На заседании от 14 ноября Болгарский Синод даже решил подготовить для отправки в Россию свою собственную церковную миссию.[53]

Однако к 1942 г. ситуация коренным образом изменилась. Нацистское руководство Германии негативно относилось к Православной Церкви вообще и Зарубежной Русской Церкви в частности, считая ее потенциально опасной националистической и монархической организацией, стремящейся к возрождению великой, единой и неделимой России. Поэтому руководящие органы власти III рейха не поддержало позицию немецкого посольства в Болгарии, и категорически запретили въезд всех без исключения русских священников – эмигрантов на оккупированную территорию СССР. Еще 5 декабря 1941 г. болгарский министр иностранных дел и исповеданий И. Попов под нажимом германских властей в свою очередь в чрезвычайно резкой форме запретил Болгарскому Синоду не только отправлять какую-либо миссию в Россию, но и вообще оказывать материальную помощь возрождению церковной жизни в занятых немцами областях СССР (этот запрет полностью выполнен не был).[54]

Переезд Богучарского архиепископа с подведомственным ему духовенством на Родину так и не состоялся из-за противодействия германских, а под их давлением и болгарских властей. Но весь период войны он, все же, пытался оказать ту или иную помощь возрождению церковной жизни на оккупированной территории СССР. Так весной 1942 г. по заказу Владыки Серафима в Болгарии напечатали 10 тыс. молитвенников для распространения в России (объемом 40 страниц, по 1 леву за экземпляр).[55] Летом 1943 г. его заботами на собранные пожертвования были изданы еще 12 тыс. подобных молитвенников.[56] Архиепископ активно помогал и печатанию богослужебной литературы для России в монастырской типографии братства прп. Иова Почаевского в Словакии. Вся изготовленная или собранная церковная утварь, литература, иконы, крестики и т.п. различными, зачастую нелегальными путями, переправлялись на территорию СССР.

Вплоть до осени 1944 г. архиепископ Серафим входил в Синод РПЦЗ, хотя, несмотря на неоднократные просьбы митрополита Анастасия, из-за противодействия болгарских и германских властей в течение войны ни разу не смог приехать на заседания Синода в Белград.[57] Первые серьезные расхождения у архиепископа Серафима с другими членами Архиерейского Синода начались еще в сентябре 1943 г., после избрания Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия (Страгородского). Митр. Анастасий, как и большинство архиереев РПЦЗ, это избрание не признал и уже 28 сентября переслал Владыке Серафиму в Софию свое официальное заявление по этому поводу.[58]

Относительно позиции Владыки Серафима в это время в научной литературе можно встретить прямо противоположные утверждения. С одной стороны известный историк РПЦЗ о. Георгий Зайде писал, что архиепископ участвовал в Венской Архиерейской конференции 21-25 октября 1943 г., подписал ее декларацию о признании неканоничности выборов Патриарха Сергия, а после 1945 г. назвал свою принадлежность к Синоду РПЦЗ и свое участие в Венской конференции «внешним» и «формальным». С другой стороны российская исследовательница А.С. Новикова отмечала: «Во время второй мировой войны он не давал своего благословения русским эмигрантам, жившим в Болгарии, поступать в Русский корпус, добровольческие части которого входили в состав германской армии, дабы не пролилась русская кровь в братоубийственной войне. В годы второй мировой войны владыка Серафим фактически был в разрыве с Заграничным Синодом Русской Православной Церкви, так как не был согласен с прогерманской позицией св. Синода».[59]

Эти две точки зрения являются крайностями. В годы II Мировой войны архиеп. Серафим действительно отказался благословить русских эмигрантов на борьбу в СССР, так как об этом после войны писал даже недоброжелательно относившийся к Владыке протопресвитер Г. Шавельский,[60] но ни о каком разрыве с Архиерейским Синодом (членом которого архиепископ оставался до занятия советскими войсками Болгарии) и речи быть не могло, да и позиция Синода далеко не всегда была «прогерманской». На Венскую конференцию архиеп. Серафим не приехал, но не потому, что категорически отказался участвовать в нем.[61]

Во всяком случае, никакого отказа Владыки на приглашение митрополита Анастасия приехать в Вену в архивных документах Архиерейского Синода и самого совещания не имеется. Более того, 19 октября митр. Анастасий просил германские ведомства пригласить по своим каналам на конференцию архиеп. Серафима из Софии.[62] Помешали Богучарскому архиепископу приехать в Вену, скорее всего, все те же препятствия со стороны болгарских властей. Другое дело, что Владыка Серафим, по всей видимости, действительно внутренне признал избрание митрополита Сергия Патриархом уже осенью 1943 г. На него могла повлиять не только контакты с архиереями Московского Патриархата в 1930-е гг., но и позиция фактически всех болгарских архиереев, особенно наиболее лично близкого архиепископу Софийского митрополита Стефана, который сразу выразил согласие с избранием Московского Патриарха.

В первой половине 1944 г. софийские прихожане РПЦЗ вместе с болгарской паствой понесли тяжелые утраты в связи с англо-американскими бомбардировками. 10 января бомба упала на прежний русский посольский храм свт. Николая, была повреждена южная часть здания, уничтожена роспись стен.[63] Несмотря на военные испытания и эвакуацию значительной части населения Софии, богослужения в Никольской русской церкви на ул. Царя Калояна продолжались ежедневно, утром и вечером при лампадах и свечах.

Рядом с этой церковью находились болгарские военные склады, что трагическим образом отразилось на ее судьбе. 30 марта 1944 г. в церковь попало несколько зажигательных бомб, и она сгорела почти полностью, — «как большая свеча». Перед этим в храме шло богослужение, которое не прервалось и после начала бомбардировки. Настоятеля протоиерея Николая Владимирского и некоторых прихожан засыпало обрушившимися обломками здания, второй священник — протоиерей Георгий Голубцов чудом остался жив.[64]

Тело отца Николая лишь через полгода смогли извлечь из-под развалин и похоронить на русском участке Центрального кладбища Софии, где в разное время нашли свое упокоение архиепископ Дамиан (Говоров), профессор Н.Н. Глубоковский, его скончавшаяся 15 февраля 1945 г. супруга А.В. Глубоковская – дочь епископа Виссариона (Нечаева), протопресвитер Георгий Шавельский, протоиерей князь Андрей Ливен и некоторые другие известные церковные деятели.[65]

Также 30 марта 1944 г. было разрушено пятиэтажное здание Русской смешанной гимназии новых языков В.П. Кузминой на ул. Ивана Вазова, д. 16, погибла и домовая церковь гимназии. Ее настоятель служил престарелый протоиерей Георгий Голубцов (бывший член Всероссийского Поместного Собора 1917-1918 гг.), уже отметивший 50-летие своего священнослужения.[66] Отец Георгий ненадолго пережил свой разрушенный храм. Он скончался в  том же 1944 г. и был похоронен  на русском участке Центрального кладбища Софии. Архиепископ Серафим (Соболев) после начала бомбардировок Софии переселился в Какалянский монастырь. После мартовской катастрофы русской общине Софии предоставили для богослужений кладбищенский храм св. Екатерины в пригородном с. Княжево, а затем небольшую церковь прп. Параскевы в центре города – на бульваре Княгини Марии-Луизы.[67]

В начале сентября 1944 г. в Болгарию вступили части III Украинского фронта, а 9 сентября в стране произошел переворот, в результате которого к власти пришло прокоммунистическое правительство Отечественного фронта. Владыка Серафим не пожелал оставить свою паству и уехать из Болгарии на Запад и уже через несколько месяцев выразил желание перейти в юрисдикцию Московского Патриархата. Это лишь частично объясняется желание спасти оставшихся в Болгарии русских эмигрантов от репрессий, указанный шаг отвечал и внутренним убеждениям архиепископа.

2 марта 1945 г. Владыка Серафим отправил Патриарху Московскому и всея Руси Алексию I поздравление с его избранием, а 15 апреля 1945 г. – еще одно письмо с просьбой принять его в юрисдикцию Московского Патриархата, оставив патриаршим представителем в Болгарии, где он «сроднился со своею паствою, со своими духовными детьми, не только русскими, но и болгарами», указывая, что к советской власти будет относиться лояльно. При этом архиепископ выразил желание включить в юрисдикцию Московского Патриархата все русское духовенство, которое находилось в его ведении. В результате Владыка Серафим был оставлен в Болгарии и 30 октября 1945 г. вместе с 7 управляемыми им русскими общинами (в Софии, Пловдиве, Варне, Русе, Шумене, Пернике и при возвращенном храме-памятнике на Шипке) принят в юрисдикцию Московского Патриархата.[68]

Таким образом, к концу Второй мировой войны русское епископство в Болгарии прошло сложный путь развития. Возникнув в 1921 г. в результате миграции из России нескольких десятков тысяч участников Белого движения, оно быстро достигло значительных размеров. Русская церковная эмиграция также оказала значительное воздействие на все сферы деятельности Болгарской Православной Церкви. Однако затем в результате давления советского правительства, сокращения численности российских беженцев в стране и определенных внутренних конфликтов сфера влияния русского епископства заметно сократилась: оно лишилось некоторых храмов, одного из монастырей и Богословско-пастырского училища. Тяжелые испытания русские общины в Болгарии пережили и в годы Второй мировой войны, но к ее окончанию все вошли в состав Матери-Церкви. Таким образом, за свою столетнюю историю русская церковная эмиграция в Болгарии знала разные периоды, в том числе расцвета и упадка. Но она всегда оставалась заметным явлением в церковной жизни страны, подарив ей целую плеяду выдающихся богословов, пастырей и архипастырей.

Доклад на конференции русском богословско-пастырском училище в Болгарии.

[1] Киосева Ц. Русская посольская церковь // Новый журнал. Нью-Йорк. 2006. Кн. 243. С. 300; Бойкикева К.-А. Болгарская Православная Церковь. Исторический очерк. София, 2005. С. 167; Бялата емиграция в България. Материали от научна конференция. София, 23 и 24 септември 1999 г. София, 2001. С. 52, 87; Даскалов Д. Бялата емиграция в България. София, 1997. С. 13-24.

[2] Епископ Никон (Рклицкий) Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т. V. Нью-Йорк, 1959. С. 31; Seide G. Verantwortung in der Diaspora. Die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. München, 1989. S. 270; Русские храмы и обители в Европе. С. 31.

[3] Йованович М. Русская эмиграция на Балканах 1920-1940. М., 2005. С. 339.

[4] Матвеева И.В. Из жизни русской эмиграции в Болгарии: отрывки воспоминаний // Славянский альманах. 2003. М., 2004. С. 511, 514; Велева М. Българската съдба на проф. П. М. Бицилли. София, 2004. С.  21-22, 28-30.

[5] Клементьев А.К. «…человек без лицемерия» // Новый журнал. 2007. Кн. 249. С. 327-328.

[6] Димитров И. Професор Николай Никанорович  Глубоковский – основател на новозаветного богословие в България // Бялата емиграция в България. С. 366-367.

[7] Йованович М. Указ. соч. С. 315-317.

[8] Централен държавен архив – София (ЦДА), ф. 166к, оп. 3, е. х. 1; Шавельский Г. Русская школа в Болгарии // Труды V–го съезда русских академических организаций заграницей. Ч. 1. София, 1932. С. 3; Матвеева И.В. Указ. соч. С. 511.

[9] Цанков С. Българската православна църква от Освобождението до настояще време. София, 1939. С. 191.

[10] Русские храмы и обители в Европе / Авт.-сост. В.В. Антонов, А.В. Кобак. СПб, 2005. С. 335-336; Руската църква Св. Николай Чудотворец в Софии. София, 1995. С. 14-16.

[11] Российский государственный исторический архив, ф. 819, оп. 1, д. 3, 21, 114, 121, 124; Русские храмы и обители в Европе. С. 33-36; См.: Цанов Э. Храм-памятник на Шипке. София, 1967; Христов И. Памятники Шипки: Путеводитель. София, 1987.

[12] Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5680, оп. 1, д. 116, л. 1-3; Киосева Ц. Русская посольская церковь // Новый журнал. Нью-Йорк. 2006. Кн. 243. С. 299; Игумен Иннокентий (Павлов). Русский храм в Софии // Славяноведение. 1994. № 4. С. 64-66.

[13] ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 116, л. 12-13; Игумен Иннокентий (Павлов). Русский храм в Софии // Славяноведение. 1994. № 4. С. 64-66; Руската църква Св. Николай Чудотворец в Софии. София, 1995. С. 2-12..

[14] Митрополит Евлогий (Георгиевский). Путь моей жизни. Воспоминания Митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994. С. 345.

[15] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 103, л. 1; Краткое жизнеописание архиепископа Серафима (Соболева). Джорданвилл, 1951. С. 18-21.

[16] Архиепископ Серафим (Соболев). Проповеди. София, 1997. С. 2.

[17] Маевский В. Русские в Югославии 1920-1945 гг. Т. 2. Нью-Йорк, 1966. С. 140-141.

[18] Там же. С. 141; Митрополит Мануил (Лемешевский). Русские православные архиереи периода с 1893 по 1965 годы (включительно). Т. 3. Эрланген, 1984. С. 19.

[19] Церковные Ведомости. 1922. № 18-19. С. 4-5.

[20] Историческая записка о Пастыро-богословском училище в монастыре «Св. Кирика» в Болгарии. София, 1932. С. 3.

[21] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 106-109, 136; ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 65, л. 43; Seide G., а.а.О., S. 270.

[22] Паралингов Э. Русские священники-эмигранты, служившие в Пловдивской епархии после 1920 года (по документам архива и библиотеки Пловдивской митрополии // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. II. 2006. Вып. 4 (21). С. 59.

[23] ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 65, л. 87.

[24] Бэттс Р. (Ф.), Марченко В. Духовник царской семьи. Святитель Феофан Полтавский (1874-1940). М., 1994. С. 77-81, 104-105.

[25] Там же. С. 105-112; Митрополит Мануил (Лемешевский). Указ. соч. Т. 6. Эрланген, 1989. С. 376-377.

[26] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 113.

[27] Православная Русь. 1944. № 9-10. С. 15.

[28] Говорухин В. Русский Свято-Николаевский храм в Софии // Русский Свято-Николаевский храм в Софии. София, 1995. С. 15-17.

[29] ГАРФ, ф. 5680, оп. 1, д. 116, л. 14-14об.

[30] Свободная речь. София. 1922. 12 января.

[31] Бойкикева К.-А. Указ соч. С. 167-168; Елдъров С. Православието на войне. Българската православна църква и войните на България 1877-1945. София, 2004. С. 265.

[32] ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 53, л. 169; Киосева Ц. Указ. соч. С. 300-305.

[33] Кострюков А.А. Архиепископ Серафим (Соболев): жизнь, служение, идеология. М., 2010. С. 70.

[34] The Archives of the Orthodox Church in America – Syosset. Box 1.

[35] Русские храмы и обители в Европе. С. 30-31.

[36] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 12, л. 11об, д. 136, л. 1-2; Къосева Ц. Указ. соч. С. 292-299.

[37] Бялата емиграция в България. С. 52, 87, 433; Серапионова Е.П. Российская эмиграция в Чехословацкой республике (20 — 30-е годы). М., 1995. С. 18-19; ЦДА, ф. 166к, оп. 3, е. х. 175.

[38] Паралингов Э. Указ. соч. С. 54-59.

[39] ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, д. 107, л. 3, д. 108, л. 2.

[40] Архив Германской епархии Русской Православной Церкви за границей (АГЕ), д. Разная переписка. Военные годы, л. 1, 23.

[41] Там же, л. 14-15.

[42] Бокач Ф. Протопресвитер Георгий Шавельский // Церковно-исторический вестник. 1998. № 1. С. 103.

[43] Клементьев А.К. Указ. соч. С. 328-329.

[44] Кострюков А.А. Преодолевший разделение. К жизнеописанию архиепископа Серафима (Соболева) // Церковь и время. 2006. № 3 (36). С. 108.

[45] Синодальный архив Русской Православной Церкви за границей (СА), д. Архиерейские Соборы 1921-1949 гг.

[46] Там же, д. 15/41.

[47] Там же.

[48] ЦДА, ф. 791к, оп. 2, е. х. 166, л. 20.

[49] Там же, л. 22-23.

[50] СА, д. 17/41.

[51] ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 67, л. 189-190.

[52] Там же, л. 210, 227, 233, 241.

[53] Там же, оп. 2, е. х. 166, л. 10; СА, д. 17/41.

[54] СА, д. 34/42; ЦДА, ф. 791к, оп. 1, е. х. 67, л. 284.

[55] Православная Русь. 1942. № 9-10. С. 8.

[56] Церковное обозрение. Белград. 1943. № 8. С. 5.

[57] СА, д. 23/40, д. 24/42, д. 29/43.

[58] Там же, д. 36/43.

[59] Новикова А.С. Владыка Серафим (Соболев) и болгарская церковная жизнь // Бялата емиграция в България. С. 358-359

[60] Кострюков А.А. Преодолевший разделение. С. 108.

[61] Там же. С. 109.

[62] Politisches Archiv des Auswärtigen Amts Bonn, Inland I-D , 4797.

[63] Киосева Ц. Указ. соч. С. 306.

[64] Церковная жизнь. 1944. № 5-6. С. 53.

[65] Православная Русь. 1944. № 9-10. С. 15

[66] Церковная жизнь. 1943. № 12. С. 1.

[67] Русские храмы и обители в Европе. С. 31-32.

[68] Кострюков А.А. Преодолевший разделение. С. 119-111; ГАРФ, ф. 6991, оп. 1, д. 16, л. 72, 89, д. 132, л. 54.