В советский период все старообрядческие толки и согласия чрезвычайно сильно, больше чем другие конфессии, пострадали от антирелигиозной политики государства. В это время со старообрядцами произошло то, что не могли сделать ни гонения, ни пытки прошлых веков: многие отошли от веры отцов. Были уничтожены целые социальные слои, традиционно служившие опорой старообрядчества: торговцы, промышленники, кустари, мелкие предприниматели, кооператоры, зажиточное крестьянство, казачество. При самодержавии, не ставившем своей целью разрушение быта и социальной структуры, являвшихся стержнем старообрядческой религиозной жизни, староверы сравнительно легко переносили дискриминацию и открытые гонения. Полное же разрушение быта и общественных связей в СССР самым трагическим образом сказалось на состоянии старообрядчества. Антирелигиозная государственная политика во много раз ускорила и усилила процесс секуляризации в среде староверов.
В 1934 г. скончался глава Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия архиепископ Московский и всея Руси Мелетий, и Местоблюстителем архиепископского престола был определен епископ Кавказский Викентия (Никитина). Однако после его ареста в 1937 г. и смерти 12 апреля 1938 г. в Бутырской тюрьме первосвятительская кафедра Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия пустовала около трех лет. Во всем старообрядчестве на свободе оставался единственный архиерей – епископ Калужский и Смоленский Савва (Ананьев), больной и престарелый. Часть Белокриницкой иерархии погибла в годы гражданской войны, некоторые священнослужители вынуждены были эмигрировать. Еще два епископа, хотя и были живы, находились в заключении – епископ Самарский Иринарх (Парфенов) и епископ Ленинградский Геронтий (Лакомкин). Координацию деятельности сохранившихся общин согласия в 1937-1940 гг., по мере возможности, осуществлял настоятель Покровского собора столицы на Рогожском кладбище протоиерей Василий Королев. В 1940 г. Владыка Иринарх вышел на свободу, и в 1941 г., после получения разрешения советских властей восстановить старообрядческую архиепископию, был возведен епископом Калужским и Смоленским Саввой в сан архиепископа Московского и всея Руси. Он служил, в основном, в Покровском соборе на Рогожском кладбище[1].
В Ленинграде во второй половине 1930-х гг., после закрытия храмов Громовского кладбища, все требы поповцев-окружников Белокриницкого согласия совершались в домах и квартирах в обстановке глубокой конспирации и страха, часто по ночам. Верующие приглашали к себе как вернувшихся из заключения священников города (о. Василия Космачева и о. Самуила Фомичева), так и иногородних по принципу «кто кого лучше знает». Перед войной потеряли свою последнюю церковь в Ленинграде и поповцы-неокружники. 2 февраля 1939 г. Верховный Совет РСФСР принял решение о закрытии их деревянной церкви Покрова Пресвятой Богородицы на Волковом кладбище, и в том же месяце храм был опечатан и вскоре снесен.[2]
С первых дней войны иерархи Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия обратились к пастве с воззваниями, в которых призывали всех верных патриотов встать на защиту Родины от «аспида и василиска Тевтонскаго». Глава этой Церкви архиепископ Иринарх в Рождественском послании 1942 г. призвал старообрядцев, немалое число которых воевало на фронтах, доблестно служить в Красной Армии и оказывать противодействие врагу на оккупированной территории в рядах партизан: «Возлюбленные чада старообрядческой Христовой Церкви, находящиеся в немецком пленении и оккупации… Из центра старообрядчества — из достославной Москвы, с Рогожской заставы, я, ваш архипастырь и богомолец, обращаюсь к вам со словами утешения и надежды и призывом оказывать всяческое противодействие врагу.
Помогайте партизанам, вступайте в их ряды, будьте достойны своих предков, бившихся за свою святую Русь. Вспомните, как наши достославные предки, движимые любовию к Родине, все как один вилами и рогатинами истребляли и гнали со своей земли двунадесять языков гордого завоевателя. И сколько же их ушло из России? Жалкая кучка! Освобождение нашей матери-родины от исконного врага и губителя русского народа — немца — всенародное святое дело. Помогайте нашей армии истреблять и гнать врага с священной земли нашей и тем самым приближать радостный час соединения с вами. Мы же здесь возносим Господу Богу непрестанные молитвы, чтобы он сохранил вас от зла и губительства и дал вам силы предков наших в борьбе за освобождение нашей отчизны от захватчиков».[3]
Его паства откликнулась на эти призывы, активно участвуя в борьбе с общим врагом и на фронте, и в тылу. Проведя сбор средств, старообрядцы Белокриницкого согласия пожертвовали в Фонд обороны более одного миллиона рублей. Только в г. Горьком к декабрю 1941 г. религиозные объединения собрали 1, 2 млн. рублей, из которых около половины внесли старообрядцы различных согласий. Многие староверы отдали свои жизни за победу на полях войны. Даже председатель Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский в своей статье 1941 г. «Почему религиозные люди против Гитлера» был вынужден положительно оценить патриотическую позицию архиепископа Иринарха.[4]
Значительное количество старообрядцев-фронтовиков впоследствии стало священнослужителями: епископ Волжско-Донской и Кавказский Александр (Чунин), священник храма с. Егоровка Фалештского района Молдавии Лазарь Семенов и т.д. Епископ Киево-Винницкий Иринарх (Вологжанин), архиепископ Ярославский и Костромской Иоанн (Витушкин), протоиереи Маркел Кузнецов (Калуга), Лазарь Турченков (Иваново, Ржев) и другие были награждены медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Среди выходцев из старообрядческих семей, воевавших на фронте, был дважды герой Советского Союза генерал армии Афанасий Павлантьевич Белобородов, впоследствии командующий Московским военным округом.
Когда 14 октября 1941 г. церковное руководство различных конфессий эвакуировали из Москвы в Ульяновск с целью не допустить возможности его захвата германскими войсками, среди них была и часть старообрядческого духовенства, в том числе архиепископ Иринарх, настоятель Покровского собора протоиерей Владимир Королев и ответственный секретарь Белокриницкой архиепископии Константин Абрикосов. При этом богослужения продолжались и в осажденной Москве. Их участник, Мариничева, позднее так вспоминала о службе в честь Владимирской иконы Божией Матери 8 Сентября 1941 г.: «Мы поем на клиросе богородичные стихиры, а нам аккомпанирует «оркестр» зениток, стоящих рядом с храмом и на стадионе… Выходим из храма. В небе яркие вспышки от выстрелов зениток. Слышно, как рядом шлепаются на землю осколки снарядов».[5]
Архиепископ Иринарх вернулся в Москву из эвакуации осенью 1942 г., а за несколько месяцев до этого — 4 июля 1942 г. вышел на свободу после десятилетнего заключения епископ Ленинградский и Тверской Геронтий (Лакомкин). В то время Ленинград находился во вражеской блокаде, а большая часть территории Ленинградской и Тверской епархии была оккупирована немецкими войсками. Епископ Геронтий не имел никакой возможности узнать, что стало с его паствой.[6]
Между тем к началу Великой Отечественной войны на Северо-Западе России были закрыты все храмы и молельни старообрядцев (как поповцев, так и беспоповцев). Последняя их действующая церковь – в с. Ротково Гатчинского района оказалась ликвидирована 7 июня 1941 г. Репрессии в отношении староверов со стороны органов НКВД продолжались даже в первые месяцы войны. Так, 29 июня 1941 г. был арестован проживавший в д. Вольное Заборовье Солецкого района Новгородского округа старообрядческий священник Демьян Гаврилович Кузнецов. 17 октября 1941 г. он был приговорен к 10 годам заключения и скончался 12 августа 1942 г. в исправительно-трудовой колонии № 7 г. Березняки Пермской области.
В период же немецкой оккупации старообрядческие общины вышли из подполья. В Пскове староверам была даже предоставлена для проведения богослужений не действовавшая православная церковь св. Василия Великого на горке в центре города. Ее община, вероятно, получала помощь от многочисленных старообрядцев Латвии и Эстонии. Так, только на эстонском побережье Чудского озера в 1945 г. проживало около 10 тыс. русских старообрядцев (главным образом беспоповцев), в г. Калласте они даже составляли 95% населения. Группа староверов существовала и в отошедшем в конце войны к Псковской области г. Печоры. В информационной записке уполномоченного Совета по делам религиозных культов по Эстонской ССР И. Киви от 18 ноября 1945 г. говорилось: «Широкие массы старообрядцев, особенно причудских, характеризуются в политическом отношении во время оккупации на 90% враждебными немцам. Как иллюстрацию их теперешнего политического настроения привожу фразу одного из их деятелей: «Хотя советская власть и плохая, но все же это наша власть».»[7]
Впрочем, некоторые старообрядцы все же сотрудничали с немцами. Один из свидетелей тех событий Д. Каров позднее в своих воспоминаниях писал: «Можно смело утверждать, что в самой среде староверов немецкой контрразведке делать было нечего – советских агентов там не было… Староверы, жившие в лесах, чрезвычайно точно информировали абвер обо всем происходящем у партизан и их передвижениях».[8] Об этом же говорится в монографии И.Г. Ермолова: «…в октябре 1941 г. в тылу 18-й немецкой армии при абвере из староверов был создан русский вооруженный отряд. К концу 1941 г. он разросся в роту, численностью в 200 человек, которая участвовала в бою под Тихвином, дислоцировалась в селе Лампово — одном из северо-западных центров староверов-федосеевцев. По данным абвера, старообрядцы стали для фронтовой разведки особо ценным материалом, в отличие от священников РПЦ и протестантов. По данным А.В. Посадского, именно старообрядцы оказывали оккупантам большую помощь в борьбе с партизанским движением. В частности, точно информировали абвер о дислокации партизанских отрядов, их передвижениях, в то же время среди старообрядцев не было советских агентов. Попавший в немецкий плен советский майор госбезопасности на допросе показал, что в течение 1941-1942 гг. множество переброшенных за линию фронта советских агентов погибли либо от рук староверов, либо были выданы ими врагу, что объясняется большим количеством староверов в северо-западной части России, их враждебностью к советской власти».[9]
В годы войны на территориях нескольких деревень под Полоцком, населенных преимущественно старообрядцами, возникла так называемая «республика Зуева», названная по имени старосты д. Заскорки Зуева. Его семья, как и многие его односельчане, перед войной пострадали от репрессий, поэтому после отступления советской армии Зуев осенью 1941 г. организовал в деревне самоуправление и создал отряды самообороны. Немецкая оккупационная администрация в обмен на уплату фиксированного натурального налога и недопущение на свою территорию советских партизан признала фактическую автономию территории с центром в д. Заскорки. В республике была восстановлена частная собственность на землю, открыты старообрядческие храмы. При отступлении немецкой армии Зуев с частью своих сторонников ушел на Запад. Некоторые оставшиеся староверы, используя полученное от немцев оружие, еще больше года вели партизанскую борьбу против советской армии.[10]
Помимо Пскова известны случаи открытия молитвенных домов и в других местах Ленинградской области: в Гатчинском районе, Хотыгощской молельни в Волотовском районе Псковского округа, церкви в Пожеревицком районе и т.д. Какие-либо конфликты старообрядцев с Православной Псковской Духовной Миссией не известны. Более того, происходило даже определенное их сближение. Так, в одном из номеров газеты «Православная Русь» за 1942 г. отмечалось: «В Псковской области, а также и всюду в Прибалтике и Литве много старообрядцев. В настоящее время произошло отраднейшее явление: старообрядцы перестали чуждаться Православной Церкви и во многих местах произошло фактическое их объединение с Православной Церковью. Много этому способствовал своею умелой и разумной политикой Рижский экзарх – митрополит Сергий, которого старообрядцы теперь очень почитают».[11] С приходом советских войск почти все открывшиеся в период оккупации старообрядческие церкви и молитвенные дома были вновь закрыты, за исключением церкви св. Василия Великого на горке в Пскове и двух сельских церквей поповцев Белокриницкого согласия в Псковской области.
Особая ситуация была на оккупированной румынскими войсками территории Молдавии и ряда юго-западных областей Украины. Здесь в период Великой Отечественной войны действовала существовавшая в Румынии с XIX века Белокриницкая митрополия. Накануне начала войны — 8 мая 1941 г. ее главой – был избран митрополит Иннокентий (Усов).[12] У него были большие планы: создать в митрополии центр просвещения, развернуть широкое школьное строительство во всех заграничных старообрядческих приходах, создать свою типографию, издавать журнал и разнообразные книги: богослужебные, поучительные, апологетические. Но этим намерениям не суждено было сбыться.
В июле 1941 г., после ухода советских войск из с. Белая Криница (Северная Буковина) Владыка Иннокентий перенес туда митрополичью кафедру в Белую Криницу. Однако он был неожиданно, как иностранец и русский, выслан из г. Тульчи в Яссы, откуда настойчиво просил румынское правительство разрешить ему, как Белокриницкому митрополиту, занять свою кафедру. Эти старания не имели никакого успеха, находившемуся под надзором полиции Владыке не разрешили даже выехать из Ясс в более безопасное место. Тем временем город оказался подвергнут советскими войсками сильнейшему обстрелу и бомбардировке, одинокий и бесправный митрополит был так потрясен своим безвыходным положением, что заболел психически. Только в таком состоянии правительство разрешило епископу Тихону перевезти Владыку Иннокентия в старообрядческое с. Писк вблизи Браилова. Здесь митрополит более 40 дней не принимал никакой пищи и 16 февраля 1942 г. скончался. Он был отпет епископами Тихоном и Арсением и погребен в Браилове.[13]
Состоявшийся 10-12 апреля 1942 г. в с. Писк Освященный Собор Старообрядческой Церкви избрал Белокриницким митрополитом епископа Тихона (Качалкина). Собор также избрал кандидатов во епископы для Кишиневской, Транснистровской (охватывавшей Приднестровье и Одесскую область) и объединенной Васлуйско-Браиловской епархий. Так как Владыка Тихон был румынским подданным, он получил разрешение выехать в с. Белая Криница и устроить там свою резиденцию.[14]
При этом митрополиту пришлось столкнуться с гонениями румынских властей на старый церковный календарный стиль. Причем теперь им стали активно подвергать проживавших в Северной Буковине, Румынии и Бессарабии русские старообрядцы, о чем осенью 1942 г. писал секретарь митрополии Ф.Е. Мельников: «Воздвигнутое в Румынии гонение на старый стиль, закрытие церквей, прекращение богослужений, ссылки священнослужителей, в том числе и митрополита, в лагеря, действительно наносят вред всему христианству, и запечатывает уста его апологетам».[15]
Живя свыше 10 лет в Румынии, Ф.Е. Мельников осенью 1941 г. возбудил ходатайство о разрешении ему переехать в Тирасполь (Приднестровье). Лишь 27 августа 1942 г. он смог, наконец, поселиться в этом городе, устроиться уставщиком при старообрядческой церкви и начать произносить проповеди по обличению безбожия. В то же время Мельников подал прошение о включении его в состав Румынской Православной Миссии в Транснистрии. Но неожиданно последовали репрессии. 18 октября 1942 г. в Тирасполе были запечатаны две восстановленные с большим трудом старообрядческие церкви, а 20 октября Ф. Мельникова вызвали в полицию, арестовали и без всякого допроса и обвинения заключили в концлагерь Новые Онешты. Перед праздником Рождества румынские власти повсеместно потребовали от старообрядцев перехода на григорианский стиль, сообщив, что в противном случае все их церкви будут закрыты, а священники отправлены в лагеря.[16]
Это требование было с негодованием отвергнуто, и репрессии усилились. В заключении оказался даже Белокриницкий митрополит Тихон. Принадлежавший к Румынскому Патриархату Кишиневский архиепископ Ефрем (Тигиняну) испытывал к нему личную ненависть и в июне 1942 г. уже попытался организовать убийство Владыки. По настоянию румынского архиерея 11 января 1943 г., накануне Нового года по старому стилю, митрополит Тихон был взят под стражу «вследствие его враждебного отношения к официальному календарю». Согласно докладу полиции целью ареста было стремление «окончательно ликвидировать липованский стилизм».[17]
Вскоре Белокриницкий митрополит, как и Ф. Мельников, написал обращение к маршалу Антонеску: «Правительство Румынии принуждает нас старообрядцев, во что бы то ни стало, принять в церковную практику новый календарный стиль. Принятием этого стиля мы подпадаем под грозные проклятия и анафемы целого ряда свв. Соборов Вселенской и Русской Поместной Православной Церкви, мы нарушаем и разрушаем Апостольские и Вселенских Соборов каноны и вековечные уставы св. Церкви о службах церковных, о постах и мясоедах. Кроме того, местные власти запрещают нам совершать богослужения даже в такие праздники богородичные и святых Божиих, каковых нет в румынских календарях, но которые имеются в русских богослужебных книгах, и которые мы до сих пор совершали свободно».[18]
Стойкость старообрядцев заставила румынские власти летом 1943 г. временно смягчить свою религиозную политику, были освобождены многие арестованные священнослужители и миряне. Владыка Тихон вышел из тюрьмы немного раньше. В апреле 1943 г., стремясь наладить отношения с русскими старообрядцами, начальник Православной Миссии в Транснистрии митрополит Виссарион (Пую), ссылаясь на их просьбы, обратился к маршалу Антонеску с ходатайством об освобождении Белокриницкого митрополита, и в мае духовный лидер липован был освобожден.[19] По другим сведениям Владыка Тихон находился в концлагере до 1944 г. и был освобожден только после вступления на территорию Румынии советской армии (он возглавлял Белокриницкую митрополию до свой кончины в 1968 г.).[20]
В значительной степени из-за гонений на них в оккупированной румынскими войсками Молдавии старообрядцы приняли активное участии в движении сопротивления. Там почти все население некоторых старообрядческих сел ушло в леса, где была развернута широкомасштабная партизанская война. При этом скиты нередко были местом базирования партизанских отрядов.[21]
После окончания войны Белокриницкая митрополичья кафедра была перенесена из Белой Криницы в г. Браилов (Брэила), сохранив прежнее название, а проживавшие в Бессарабии (на 1946 г. — 22 общины и 1 монастырь) и Северной Буковине старообрядцы вошли в состав Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия на территории СССР, возглавляемой архиепископом Иринархом. При этом женский Куничский Казанский монастырь в Молдавии оказался единственным старообрядческим монастырем в Советском Союзе (он был закрыт в 1958 г.). На территории же Румынии в послевоенные годы имелось 40 приходов и 4 монастыря (2 мужских и 2 женских) Белокриницкой митрополии.[22]
Одним из направлений в старообрядчестве было единоверие. Его представители подчинялись архиереям Русской Православной Церкви, но сохраняли старые обряды. Все храмы единоверцев на Северо-Западе России к началу войны были закрыты, но вскоре после начала оккупации открылась и до осени 1943 г. действовала единоверческая Николаевская церковь в с. Кубасово Лужского благочиннического округа. Сначала в ней служил священник Илия Виноградов, затем в 1942 – начале 1943 гг. – иеромонах Амфилохий (Егоров), а с 21 февраля до 20 октября 1943 г. – священник Илия Богданов. Все они подчинялись Псковской Духовной Миссии. Однако в конце октября 1943 г. церковь была сожжена немцами, и единоверцы утратили единственный действовавший храм.[23]
Правда, уже в начале 1944 г. единоверческая община с. Немятово Волховского района Ленинградской области подала ходатайство об открытии своего не действовавшего с 1930-х гг. храма, но Ленинградский митрополит Алексий не поддержал это ходатайство перед органами власти из-за отсутствия у епархии средств на восстановление церкви и свободных священников. Также в начале 1944 г. к Владыке поступило заявление старообрядцев и об открытии Дубской церкви на ст. Веребье. Резолюция митрополита Алексия была краткой: «Старообрядческие церкви не входят в состав православных церквей, находящихся в ведении митрополита Ленинградского».[24] В конце концов, храм на ст. Веребье так и не был открыт.
Несмотря на закрытие в Ленинграде до войны всех храмов и молитвенных домов староверов, известно, что в период блокады в городе существовало как минимум две собиравшиеся по домам старообрядческие общины. Одна – поповцев по воспоминаниями ее участников в годы войны собиралась в пригородном с. Рыбацкое. Другая община – беспоповцев существовала в центральной части города, она была легализована вскоре после окончания войны. 21 мая 1946 г. Совет Министров СССР разрешил в здании на Коломенской ул., д. 12 (где до июля 1936 г. была старообрядческая молельня) открыть молельный дом беспоповцев поморского согласия.
В начале 1944 г. — когда фронт отодвинулся на запад, появилась возможность оценить масштабы разорения, которому подверглась в предвоенные годы Ленинградско-Тверская епархия Белокриницкого согласия. Если в 1920-е гг. в ней действовало более 25 приходов, то к 1945 г. из них оставались действующими лишь храм Покрова Пресвятой Богородицы в г. Ржеве и указанные церкви в Псковской области. Множество храмов было уничтожено, остальные здания экспроприированы и в основном перестроены. Из более чем 40 довоенных священнослужителей в живых остались лишь четверо, включая и самого епископа Геронтия. Таким образом, его епархия практически перестала существовать.
В этой обстановке Московская старообрядческая архиепископия приняла решение поручить Владыке Геронтию в управление Ярославско-Костромскую епархию, что епископ делал до своей кончины. Кроме этого, в конце 1943 г., архиепископ Иринарх добился от Совета по делам религиозных культов разрешения привлечь епископа Ярославского и Костромского Геронтия к работе в архиепископии в качестве своего помощника. В это время Владыка переехал в Москву и до своей смерти постоянно проживал при Рогожском кладбище, активно занимаясь восстановлением разгромленной в 1930-е гг. жизни епархий. Все свободное от поездок и богослужений время он отдавал написанию воспоминаний, в том числе о годах заключения, и работ по различным вопросам церковной жизни. Как и раньше, епископ продолжал активно проповедовать. За семь лет его служения при Покровском кафедральном соборе в Москве слушать проповеди Владыки Геронтия приезжали тысячи верующих из разных мест.[25]
В 1945 г. советские власти в связи с общей либерализацией религиозной политики вновь разрешили старообрядческой архиепископии выпустить церковный календарь (выходящий с тех пор ежегодно), и до 1949 г. изданием календаря руководил епископ Геронтий. Постановлением Совнаркома СССР от 27 февраля 1945 г. старообрядческим служителям культа (как и представителям ряда других конфессий) предоставили отсрочки от призыва по мобилизации в армию.[26] В это время еще продолжалось освобождение из лагерей священнослужителей, однако, большинство из осужденных в довоенный период уже погибло. Так в 1945 г. епископ Геронтий получил официальное извещение, что его сын, Геннадий Лакомкин, скончался в лагере (на самом деле за открытое исповедание христианской веры он был в 1937 г. вторично осужден — приговорен к смертной казни и расстрелян).[27]
Количество официально действующих старообрядческих общин первое время после окончания войны увеличивалось. Уже в декабре 1945 г. по данным Совета по делам религиозных культов на всей территории СССР их насчитывалось 308 (всех толков и согласий), в том числе 215 Белокриницкого согласия. На 1 января 1947 г. общее число старообрядческих общин в стране составило 418 (численность верующих составляла несколько сот тысяч человек).[28] Количество архиереев в Старообрядческой Церкви Белокриницкого согласия также постепенно росло, к 1948 г. их уже было пять. При этом возникла новая проблема – не хватало священников. Одни погибли в лагерях и тюрьмах, другие еще не вернулись из заключения, третьи были рассеяны на различных гражданских работах.
Используя временное смягчение курса советской религиозной политики в годы Великой Отечественной войны, группа приемлющих священство ленинградских старообрядцев 10 июня 1945 г. обратилась в Ленгорисполком с письменной просьбой передать им здание бывшей Греческой церкви св. Димитрия Солунского, а до его восстановления разрешить собираться для совершения молитвы в Смирновской часовне: «Просим Лен. Совет разрешить нам совершение богослужения по старопечатным книгам, для каковой цели просим предоставить нам свободное ныне религиозное здание по Лиговской улице, против улицы Жуковского. Убедительно просим также оказать нам помощь в получении необходимых для ремонта здания материалов, а также церковного инвентаря: книг и облачений, которых мы достать не можем. Впредь до производства необходимого ремонта и восстановления просимого нами здания по Лиговской улице просим разрешения нам собираться для молитвы в сохранившейся часовне (бывшей Смирновской) на Громовском старообрядческом кладбище».[29]
Однако уполномоченный Совета по делам религиозных культов по Ленинграду и Ленинградской области Н.М. Васильев в своем заключении от 20 ноября 1945 г. отказал старообрядцам в предоставлении им здания Греческой церкви.[30] Официального разрешения собираться в Смирновской часовне верующие также не получили, но власти, вероятно, смотрели на это «сквозь пальцы». Летом 1945 г. попытку зарегистрировать церковную общину предприняла М.Я. Петунова, независимо от которой примерно в то же время подали заявление в Ленгорисполком Т.З. Акутин и Н.А. Зевакин. Все они являлись бывшими громовскими прихожанами.
Начиная с 1945 г. ленинградские старообрядцы Белокриницкого согласия (к середине этого года их проживало в городе уже около 900 человек) несколько десятилетий подавали ходатайства в различные инстанции о предоставлении им того или иного храма в городе, но неизменно получали отказ. Не помогли и личные обращения архиепископа Московского и всея Руси Иринарха, который, например, 23 декабря 1946 г. писал Н.М. Васильеву: «Старообрядческая Архиепископия Московская и всея Руси, поддерживая ходатайство верующих старообрядцев гор. Ленинграда об открытии церкви, обращается к Вам с просьбой об ускорении этого дела и одновременно ставит Вас в известность о том, что по получении разрешения на открытие храма, назначение священника – настоятеля храма в Ленинград с нашей стороны не задержится».[31] Только в 1960 г. ленинградским старообрядцам Белокриницкого согласия передали в пользование бывшую православную церковь Казанской иконы Божией Матери в пригородном с. Рыбацкое (ул. Юннатов, 34).
В последние годы священноначалие Старообрядческой Церкви призывает к церковному поминовению христиан, погибших на полях сражений, а также умерших от голода и ран. В частности, состоявшийся в апреле 2010 г. Совет ее митрополии призвал настоятелей общин совершать 8 мая в храмах и на братских захоронениях поминовение погибших в Великой Отечественной войне. Участвуют в траурных мероприятиях и старообрядцы-беспоповцы. Так по приглашению администрации Санкт-Петербурга в возложении цветов на мемориальном Пискаревском кладбище принимает участие делегация от Невской старообрядческой поморской общины. В составе делегации также входят представители общин Новгорода и Риги.
[1] Данилушкин М.Б., Никольская Т.К., Шкаровский М.В. и др. История Русской Православной Церкви. Новый Патриарший период. Т. 1. 1917–1970. СПб., 1997. С. 705; Панкратов А.В. Белокриницкая иерархия // Православная энциклопедия. Т. 4. М., 2002. С. 554.
[2] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб). Ф. 7384. Оп. 33. Д. 1. Л. 90-98.
[3] Российский государственный архив социально-политической истории. Ф. 17. Оп. 125. Д. 188. Л. 3.
[4] Алексеев В.А. «Штурм небес» отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М., 1992. С. 184.
[5] Мариничева Г. В ожидании благовеста // Церковь. 1992. № 1. С. 9.
[6] Иерей Геннадий Чунин. Святитель Геронтий, епископ Петроградский и Тверской. СПб., 2009. Рукопись. С. 5-6.
[7] Одинцов М.И. Религиозные организации в СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. М., 1995. С. 193-194.
[8] См.: Карпов Д. Партизанское движение в СССР 1941-1944 гг. Мюнхен, 1954.
[9] См.: Ермолов И.Г. Три года без Сталина. Оккупация: советские граждане между нацистами и большевиками. 1941-1944. М., 2001.
[10] Elliott Mark R. Pawns of Yalta: Soviet refugees and America’s role in their repatriation. University of Illinois Press, 1982. P. 16; Соколов Б.В. Оккупация. Правда и мифы. М., 2005. С. 205..
[11] Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 1. Оп. 4. П. 11. Д. 3; Православная Русь. 1942. № 21–22. С. 5.
[12] Церковное обозрение. Белград. 1941. № 10-12. С. 9; 1942. № 1-3. С. 12.
[13] Мельников Ф.Е. Краткая история древлеправославной (старообрядческой) Церкви. Барнаул, 1999. С. 312-313.
[14] Там же. С. 313-314.
[15] Православная Русь. 1944. № 5-6. С. 16.
[16] Там же.
[17] Шорников П.М. Крестовый поход против Молдавии. Раунд второй: 1941-1944 годы // Эл. ресурс: patriot.md (дата посещения 12 марта 2014 г.).
[18] Православная Русь. 1944. № 5-6. С. 16.
[19] Старообрядцев Молдавии живое слово Материалы международной научно-практической конференции «Старообрядчество Молдавии: истоки и современность». 14-16 декабря 2002 г. Кишинев, 2003. С. 84-86.
[20] Панкратов А.В. Указ. соч. С. 555.
[21] Малафеева М.А. Старообрядчество в годы Великой Отечественной войны Церковь и война: роль конфессий в защите Отечества. Сборник материалов. СПб., 2014. С. 145.
[22] Панкратов А.В. Указ. соч. С. 542.
[23] Архив Санкт-Петербургской епархии. Ф. 1. Оп. 4. П. 11. Д. 3.
[24] ЦГА СПб. Ф. 9324. Оп. 1. Д. 10. Л. 2об, 4.
[25] Иерей Геннадий Чунин. Указ. соч. С. 5-6.
[26] Одинцов М.И. Евангельские церкви в Советском Союзе. 1941-1945 гг. // Свобода совести в России: исторический и современный аспекты. Вып. 10. Сборник статей. СПб., 2014. С. 293-294.
[27] Данилушкин М.Б., Никольская Т.К., Шкаровский М.В. и др. Указ. соч. С. 712.
[28] Религии России. Календарь-справочник на 2015 год / Авт.-сост. М.И. Одинцов. СПб., 2014. С. 30.
[29] ЦГА СПб. Ф. 9620. Оп. 3. Д. 41. Л. 1-1об.
[30] Там же. Л. 2.
[31] Там же. Л. 19.
