К десятилетней годовщине со дня кончины преподавателя Санкт-Петербургской Духовной Академии Петра Александровича Дудинова мы предлагаем вам воспоминания его коллег и преемников по преподавательской деятельности: иеромонаха Варфоломея (Магницкого) и священника Владимира Гончаренко.
Добрый день, отец Варфоломей и отец Владимир. В этом месяце исполняется 10 лет со дня кончины одного из профессоров Санкт-Петербургской Духовной Академии – Петра Александровича Дудинова. Мы знаем, что вы были с ним знакомы, можете ли вы сказать, что вы являетесь его учениками?
О. Владимир: К счастью, я могу назвать себя его учеником Петра Александровича, потому что я непосредственно обучался у него, когда был студентом Духовной Академии. Он преподавал у меня греческий язык и текстологию, по этим предметам я сдавал ему экзамены. Но я могу также назвать себя его учеником потому, что на протяжении восьми лет обучения в Семинарии, а потом и в Академии я был его помощником как заведующего архивом. И в этом плане я тоже многому от него научился, много нового узнал и перенял, ведь он был очень эрудированным человеком, разносторонне образованным в разных областях как науки. Но помимо этого он действительно многому мог научить и в обычной жизни.
О. Варфоломей: Впервые я увидел Петра Александровича в профессорской. Мы не были знакомы лично, но я знал его в лицо. Он внимательно посмотрел на меня и спросил: «Вы будете преподавать у нас латынь или греческий?» Я ответил, что по образованию филолог-классик, и уже приступил к преподаванию латинского и греческого языка в семинарии. Продолжая разговор, Петр Александрович стал рассказывать, какие еще языки у нас преподаются, и кто ведет занятия. Сказал также, что он обучает студентов древнегреческому в Академии. Потом мы часто встречались и в профессорской, и во время трапезы, и он всегда интересовался, как идут дела. Сказать однозначно, что я был его учеником, не могу. Но я всегда видел и ощущал в нем старшего наставника, тем более, что к нему можно было обратиться за советом. Ведь он уже давно работал в наших духовных школах и хорошо знал специфику преподавания древних языков. Кроме этого мы взаимодействовали во время экзаменов по древнегреческому языку – меня назначали ассистентом к Петру Александровичу. Во время экзаменов я присматривался к тому, как он спрашивает, на что обращает внимание. Для меня это было очень полезным опытом и пригодилось в дальнейшей преподавательской работе.
Петр Александрович много лет преподавал древнегреческий язык в нашей Академии. Ощущаете ли вы как преподаватели данной дисциплины преемственность педагогической традиции?
О. Варфоломей: Поскольку Петр Александрович преподавал в Академии, а я в Семинарии, наши программы отличались. Отличалась, у каждого по-своему, и методика преподавания. Но когда мне однажды пришлось его заменять, я стал задавать какие-то вопросы по грамматике текста Нового Завета, который читался на практических занятиях в Академии, его студенты не растерялись и показали свои высокие навыки комментирования текста. Мы шли в одном русле – в русле той традиции преподавания древних языков, которая сложилась, во многом, благодаря многолетнему труду Петра Александровича. И особенно это почувствовалось, когда пришло скорбное известие о его кончине.
О. Владимир: Что касается преемственности, то Петр Александрович много лет преподавал в Академии греческий язык. И он, зная особенности духовных школ и студентов, заложил определенную традицию преподавания и некий курс следования, по которому пошли и мы, его ученики. Его традиции, в своё время перешли ко мне. Он задал вектор, которым мы сейчас следуем. И в этом отношении мы определенно чувствуем преемственность.
Наша Академия славится открытыми и довольно доверительными отношениями между преподавателями и студентами. Какое отношение студентов было к Петру Александровичу? Легко ли было найти возможность пообщаться с ним в неформальной обстановке?
О. Варфоломей: В то время, когда преподавал Петр Александрович, отношения между преподавателями и студентами были несколько иными – время было другое. Студенты, зная о некоторой медлительности и основательности, даже какой-то наивности Петра Александровича не всегда правильно относились к этим чертам его характера, но пользовались ими в своих интересах. Но при этом, видя в нем и образованность, и ученость, уважали его как специалиста и знатока своего дела. Что касается неформальной обстановки, то Петр Александрович всегда был открытым, доброжелательным человеком, и общаться с ним было легко, думаю и студентам тоже.
О. Владимир: Конечно же у меня была возможность пообщаться с Петром Александровичем как с преподавателем. На уроках и после них он был человеком очень открытым. К нему всегда можно было подойти и задать какой-то вопрос. Он и во время занятий не избегал отвечать на задаваемые вопросы, чем студенты порой пользовались в своих интересах. Он всегда был открытым человеком и охотно общался несмотря ни на какие трудности. В последние годы у него были проблемы со здоровьем, но он и тогда не избегал возможности помочь, ответить на вопрос и пообщаться.
Был ли он строгим преподавателем?
О. Варфоломей: Я думаю нет, скорее снисходительным. Но его снисходительность была направлена не столько на то, чтобы показать студенту, что тот чего-то не знает, сколько на то, что следует понимать и знать по предмету.
Знаете ли вы как складывались его отношения с администрацией и другими преподавателями? Был ли он активным деятелем научного сообщества?
О. Владимир: Насколько я знаю и могу судить, ведь я тогда был еще студентом, предполагаю, что у него были хорошие отношения с другими преподавателями. В корпорации его уважали и относились с почтением. И он по мере сил и насколько это было возможно в то время являлся членом учебного сообщества.
О. Варфоломей: Отношения Петра Александровича и с администрацией, и с другими преподавателями были основаны на том уважении, которое к нему неизменно проявлялось. И со стороны администрации, и со стороны преподавателей. Что касается его активности как деятеля научного сообщества, то эта сторона жизни Петра Александровича мне, к сожалению, не известна.
Рассказывал ли Петр Александрович о трудностях, связанных с давлением советских властей? Как он оценивал современное ему состояние духовного образования?
О. Владимир: Что касается трудностей советского времени, он, как и многие, не очень, так сказать, распространялся. Даже потом, когда уже было можно открыто говорить и писать об этом в газетах, он мало рассказывал сам. Хотя, когда мы с ним обсуждали дела новомучеников и какие-то моменты истории Церкви советского периода, в его объяснении ситуации чувствовалось, что он именно своим опытом переживал нечто подобное.
О. Варфоломей: Я не помню, говорил ли что-то Петр Александрович о трудностях, связанных с давлением советских властей. Как и многие, кто прошел годы явных и скрытых гонений на Церковь и преподавателей Академии, он предпочитал не вспоминать об этом открыто. Разговоры в духе либерализма «перестройки» были ему не свойственны.
Если говорить об оценке Петра Александровича состояния современного ему духовного образования, то ведь именно в последние годы его жизни начали происходить кардинальные изменения в системе. И в связи с этим приходит на память одно образное сравнение, которое употребил Петр Александрович в разговоре о предстоящих изменениях: «Вот, если вынуть один кирпич, а потом еще один, то может рухнуть все здание».
В 1976-1979 годах Петр Александрович учился на Богословском факультете Афинского университета. Не кажется ли Вам странным, что профессор с десятилетним стажем преподавания в Академии отправляется дальше учиться, еще и за границу, еще и в «советское время»?
О. Варфоломей: Соглашусь, что довольно удивительно было в советское время преподавателю поехать учиться в далекое иностранное государство. Но стоит понимать эту естественную мировую практику обмена студентами и преподавателям для обмена навыками и поддержания актуальности исследований. Так что преподаватель, обучающийся за границей, – это был большой плюс для Ленинградской Академии. Возможность получить грамотного специалиста в области древнегреческого языка безусловно способствовала образовательному потенциалу нашего учебного заведения.
Как вы в общем охарактеризуете современное состояние богословского образования? Стоит ли в наше время Академии отправлять своих преподавателей или студентов на учебу заграницей?
О. Варфоломей: В наше время много студентов ездят заграницу и это правильно, все таки изучение многих богословских вопросов происходит за пределами нашего Отечества. Наши студенты и преподаватели, а в их лице и вся Православная Церковь должны находиться в авангарде богословской мысли, изучая и давая осмысленные ответы в соответствии с принятым вероучением. Бесспорно, полемическая сторона богословия является стимулом к более глубокому осмыслению и изучение христианских вопросов и истин, что в свою очередь и дает нам возможность осмысленно идентифицировать свою веру.
Замечу еще раз, что время, в которое преподавал Петр Александрович, было другим, и была другая эпоха. Некоторые события, произошедшие, казалось бы, давно, воспринимаются так, словно они произошли вчера. Со дня кончины Петра Александровича прошло 10 лет, а кажется гораздо больше. Многое изменилось. Изменилась эпоха.
Служение преподавателя
К десятилетней годовщине со дня кончины преподавателя Санкт-Петербургской Духовной Академии Петра Александровича Дудинова мы предлагаем вам воспоминания его коллег и преемников по преподавательской деятельности: иеромонаха Варфоломея (Магницкого) и священника Владимира Гончаренко.
Добрый день, отец Варфоломей и отец Владимир. В этом месяце исполняется 10 лет со дня кончины одного из профессоров Санкт-Петербургской Духовной Академии – Петра Александровича Дудинова. Мы знаем, что вы были с ним знакомы, можете ли вы сказать, что вы являетесь его учениками?
О. Владимир: К счастью, я могу назвать себя его учеником Петра Александровича, потому что я непосредственно обучался у него, когда был студентом Духовной Академии. Он преподавал у меня греческий язык и текстологию, по этим предметам я сдавал ему экзамены. Но я могу также назвать себя его учеником потому, что на протяжении восьми лет обучения в Семинарии, а потом и в Академии я был его помощником как заведующего архивом. И в этом плане я тоже многому от него научился, много нового узнал и перенял, ведь он был очень эрудированным человеком, разносторонне образованным в разных областях как науки. Но помимо этого он действительно многому мог научить и в обычной жизни.
О. Варфоломей: Впервые я увидел Петра Александровича в профессорской. Мы не были знакомы лично, но я знал его в лицо. Он внимательно посмотрел на меня и спросил: «Вы будете преподавать у нас латынь или греческий?» Я ответил, что по образованию филолог-классик, и уже приступил к преподаванию латинского и греческого языка в семинарии. Продолжая разговор, Петр Александрович стал рассказывать, какие еще языки у нас преподаются, и кто ведет занятия. Сказал также, что он обучает студентов древнегреческому в Академии. Потом мы часто встречались и в профессорской, и во время трапезы, и он всегда интересовался, как идут дела. Сказать однозначно, что я был его учеником, не могу. Но я всегда видел и ощущал в нем старшего наставника, тем более, что к нему можно было обратиться за советом. Ведь он уже давно работал в наших духовных школах и хорошо знал специфику преподавания древних языков. Кроме этого мы взаимодействовали во время экзаменов по древнегреческому языку – меня назначали ассистентом к Петру Александровичу. Во время экзаменов я присматривался к тому, как он спрашивает, на что обращает внимание. Для меня это было очень полезным опытом и пригодилось в дальнейшей преподавательской работе.
Петр Александрович много лет преподавал древнегреческий язык в нашей Академии. Ощущаете ли вы как преподаватели данной дисциплины преемственность педагогической традиции?
О. Варфоломей: Поскольку Петр Александрович преподавал в Академии, а я в Семинарии, наши программы отличались. Отличалась, у каждого по-своему, и методика преподавания. Но когда мне однажды пришлось его заменять, я стал задавать какие-то вопросы по грамматике текста Нового Завета, который читался на практических занятиях в Академии, его студенты не растерялись и показали свои высокие навыки комментирования текста. Мы шли в одном русле – в русле той традиции преподавания древних языков, которая сложилась, во многом, благодаря многолетнему труду Петра Александровича. И особенно это почувствовалось, когда пришло скорбное известие о его кончине.
О. Владимир: Что касается преемственности, то Петр Александрович много лет преподавал в Академии греческий язык. И он, зная особенности духовных школ и студентов, заложил определенную традицию преподавания и некий курс следования, по которому пошли и мы, его ученики. Его традиции, в своё время перешли ко мне. Он задал вектор, которым мы сейчас следуем. И в этом отношении мы определенно чувствуем преемственность.
Наша Академия славится открытыми и довольно доверительными отношениями между преподавателями и студентами. Какое отношение студентов было к Петру Александровичу? Легко ли было найти возможность пообщаться с ним в неформальной обстановке?
О. Варфоломей: В то время, когда преподавал Петр Александрович, отношения между преподавателями и студентами были несколько иными – время было другое. Студенты, зная о некоторой медлительности и основательности, даже какой-то наивности Петра Александровича не всегда правильно относились к этим чертам его характера, но пользовались ими в своих интересах. Но при этом, видя в нем и образованность, и ученость, уважали его как специалиста и знатока своего дела. Что касается неформальной обстановки, то Петр Александрович всегда был открытым, доброжелательным человеком, и общаться с ним было легко, думаю и студентам тоже.
О. Владимир: Конечно же у меня была возможность пообщаться с Петром Александровичем как с преподавателем. На уроках и после них он был человеком очень открытым. К нему всегда можно было подойти и задать какой-то вопрос. Он и во время занятий не избегал отвечать на задаваемые вопросы, чем студенты порой пользовались в своих интересах. Он всегда был открытым человеком и охотно общался несмотря ни на какие трудности. В последние годы у него были проблемы со здоровьем, но он и тогда не избегал возможности помочь, ответить на вопрос и пообщаться.
Был ли он строгим преподавателем?
О. Варфоломей: Я думаю нет, скорее снисходительным. Но его снисходительность была направлена не столько на то, чтобы показать студенту, что тот чего-то не знает, сколько на то, что следует понимать и знать по предмету.
Знаете ли вы как складывались его отношения с администрацией и другими преподавателями? Был ли он активным деятелем научного сообщества?
О. Владимир: Насколько я знаю и могу судить, ведь я тогда был еще студентом, предполагаю, что у него были хорошие отношения с другими преподавателями. В корпорации его уважали и относились с почтением. И он по мере сил и насколько это было возможно в то время являлся членом учебного сообщества.
О. Варфоломей: Отношения Петра Александровича и с администрацией, и с другими преподавателями были основаны на том уважении, которое к нему неизменно проявлялось. И со стороны администрации, и со стороны преподавателей. Что касается его активности как деятеля научного сообщества, то эта сторона жизни Петра Александровича мне, к сожалению, не известна.
Рассказывал ли Петр Александрович о трудностях, связанных с давлением советских властей? Как он оценивал современное ему состояние духовного образования?
О. Владимир: Что касается трудностей советского времени, он, как и многие, не очень, так сказать, распространялся. Даже потом, когда уже было можно открыто говорить и писать об этом в газетах, он мало рассказывал сам. Хотя, когда мы с ним обсуждали дела новомучеников и какие-то моменты истории Церкви советского периода, в его объяснении ситуации чувствовалось, что он именно своим опытом переживал нечто подобное.
О. Варфоломей: Я не помню, говорил ли что-то Петр Александрович о трудностях, связанных с давлением советских властей. Как и многие, кто прошел годы явных и скрытых гонений на Церковь и преподавателей Академии, он предпочитал не вспоминать об этом открыто. Разговоры в духе либерализма «перестройки» были ему не свойственны.
Если говорить об оценке Петра Александровича состояния современного ему духовного образования, то ведь именно в последние годы его жизни начали происходить кардинальные изменения в системе. И в связи с этим приходит на память одно образное сравнение, которое употребил Петр Александрович в разговоре о предстоящих изменениях: «Вот, если вынуть один кирпич, а потом еще один, то может рухнуть все здание».
В 1976-1979 годах Петр Александрович учился на Богословском факультете Афинского университета. Не кажется ли Вам странным, что профессор с десятилетним стажем преподавания в Академии отправляется дальше учиться, еще и за границу, еще и в «советское время»?
О. Варфоломей: Соглашусь, что довольно удивительно было в советское время преподавателю поехать учиться в далекое иностранное государство. Но стоит понимать эту естественную мировую практику обмена студентами и преподавателям для обмена навыками и поддержания актуальности исследований. Так что преподаватель, обучающийся за границей, – это был большой плюс для Ленинградской Академии. Возможность получить грамотного специалиста в области древнегреческого языка безусловно способствовала образовательному потенциалу нашего учебного заведения.
Как вы в общем охарактеризуете современное состояние богословского образования? Стоит ли в наше время Академии отправлять своих преподавателей или студентов на учебу заграницей?
О. Варфоломей: В наше время много студентов ездят заграницу и это правильно, все таки изучение многих богословских вопросов происходит за пределами нашего Отечества. Наши студенты и преподаватели, а в их лице и вся Православная Церковь должны находиться в авангарде богословской мысли, изучая и давая осмысленные ответы в соответствии с принятым вероучением. Бесспорно, полемическая сторона богословия является стимулом к более глубокому осмыслению и изучение христианских вопросов и истин, что в свою очередь и дает нам возможность осмысленно идентифицировать свою веру.
Замечу еще раз, что время, в которое преподавал Петр Александрович, было другим, и была другая эпоха. Некоторые события, произошедшие, казалось бы, давно, воспринимаются так, словно они произошли вчера. Со дня кончины Петра Александровича прошло 10 лет, а кажется гораздо больше. Многое изменилось. Изменилась эпоха.
