Античное общество и христианство находились между собой в сложных отношениях: они противостояли друг другу и в то же время взаимодействовали. В своей монографии «Раннехристианская община в античном полисе», вышедшей в Издательском доме «Познание», священник Алексий Волчков с помощью социологического подхода разбирает, как жили, создавали экклесии и взаимодействовали с другими сообществами христиане I-II веков.

— В чем особенность социологического подхода, который вы используете в своей работе?

— Социологический подход к исследованию раннего христианства был очень популярным во второй половине XX века. Прежде ученых интересовали преимущественно вопросы глобального порядка — отношение Церкви и империи, вероучительные споры, взаимосвязи зарождающегося христианства и, к примеру, такого же молодого и «зарождающегося» иудаизма. Для социологического же подхода интерес представляет собой «просто жизнь», обыденное существование представителя какой-либо общественной группы, ее гендерный и этнический состав, демография и прочие статистические данные, социальные функции коллектива. Иногда для исследования религиозных сообществ античности используются модели, созданные в результате социологического анализа современных нам зарождающихся религиозных групп. Множество исследователей использовали социологические методы для анализа античного христианства (М. Вебер, В. Френд, В. Микс, Р. Старк, Г. Тайссен и другие).

Когда мы перестаем рассуждать о реалиях прошлого в категориях разнообразных «оппозиций» (язычник — христианин, Церковь — синагога, ортодоксия — ересь), но обращаемся к непосредственной социальной фактуре жизни, перед ученым открывается совершенно новый мир. Этот мир состоит уже не из абстрактных «христиан» и «язычников», а из тысяч сообществ, каждое из которых обладает своей спецификой.

К слову о сообществах. У книги есть главный герой — это античное микросообщество. Этот термин обозначает добровольное объединение взрослых людей, созданное во имя осуществления определенных функций. Члены этих объединений регулярно собирались вместе для того, чтобы делить общую трапезу, поклоняться богам, сохранять чувство общности и единства. Эта общность могла быть основана на принадлежности к одной профессии, на верности определенным божествам. Сама древность не знала какого-то общего и универсального термина, которым можно было бы обозначить эти союзы.

— Касались ли вы в книге взаимоотношений раннехристианского движения и прочих религиозных объединений (иудаизм, языческие культы)?

— В отличие от традиционного в научной литературе противопоставления «христианства» и всего, что им не является, в своей книге я уделяю основное внимание поиску того общего и типичного, что одинаково характерно и для синагоги, и для экклесии, и, к примеру, для общества поклонников Митры. Как выяснилось, этого общего очень много. Для всех микросообществ античного мира был характерен одинаковый комплекс практик. Один из важнейших выводов, к которому я прихожу в своем исследовании, — раннехристианская экклесия существовала в I–II веках как одно из античных микросообществ. Во всех этих объединениях практиковались трапезы, которые одновременно имели и религиозный, и непосредственно «кулинарный» аспект (сакральные трапезы). Иногда экклесия воспринималась как философская школа, иногда — как «погребальное товарищество». Подчас для обыкновенного горожанина она мало чем отличалась от синагоги. Так что период I–II веков — крайне интересный промежуток истории, когда христианское движение проходило пору своего становления, поиска оптимальных форм для своей организации.

— Какова история этой книги? Как она появилась?

— Основная часть текста монографии представляет собой мою диссертационную работу, которую я подготовил в 2010 году, но по ряду обстоятельств не защитил. Два года назад я вновь обратился к тексту моей диссертации, существенно переработал текст и попытался превратить его в книгу, переписав в крайне востребованном жанре «научно-популярная литература».

— На какие источники вы опирались?

— Основной источник для изучения языческих микросообществ — эпиграфический материал. Частные сообщества античности были склонны к тому, чтобы фиксировать важнейшие вехи своего существования в виде надписей. По своему жанру эти надписи чаще всего представляют собой эпитафии, посвятительные надписи, в которых сообщество выражает благодарность какому-либо человеку, или списки имен членов сообщества (alba). Часто в виде надписи сохранялся устав (lex) товарищества. Микросоюз создавался в результате коллективного желания ряда лиц, условившихся стать частью одного социального объединения (corpus) на конкретных условиях, которые оговаривались в уставе сообщества, своеобразной конституции товарищества. Наука об античности второй половины XIX — XX веков приложила большие усилия по изучению, систематизации и научной публикации надписей, созданных в античный период. Современный исследователь античных частных сообществ имеет прекрасную возможность обращаться к многотомным изданиям надписей с тем, чтобы получать оттуда ценную информацию относительно внутренней жизни микросоюзов греческого и римского обществ.

Существенно дополняют картину данные, полученные в ходе археологических раскопок. Некоторые ассоциации были настолько состоятельны, что могли позволить себе обладать некрополем или собственным зданием (schola).

Раскопки этих археологических объектов позволяют по-новому взглянуть на жизнь античного товарищества. Например, перед ученым открывается, что центральное положение в schola занимало место для трапез — триклиний, что указывает на исключительно важную роль застолий во внутренней жизни микросообществ. Найденные в зданиях коллегий статуи богов, алтари и рельефы информируют нас о специфике религиозной жизни частного товарищества.

При исследовании античной синагоги приходится опираться на гораздо более богатый в жанровом отношении источниковый материал. Помимо упомянутых инскрипций и археологических данных, можно упомянуть большой дошедший до нашего времени литературный материал. Лучше всего, безусловно, представлено время I века христианской эры. Это и сочинения Филона, Иосифа Флавия, и литература кумранитов, сведения языческих и христианских авторов, а также литература формирующегося раввинистического иудаизма (Мишна).

Источниковая база истории раннехристианского движения I–II веков обладает значительной спецификой. Своеобразие это проявляется в том, что историк, изучающий экклесию христиан эпохи Принципата, не имеет возможности опереться на археологические или эпиграфические данные. Древнейшим христианским храмом, известным науке, является церковное здание, построенное в городе Дура-Европос в середине III века. Катакомбы Каллиста, где находятся самые ранние из известных науке христианских погребений, также стали использоваться христианами лишь в первых десятилетиях III века. Подобное положение дел ставит историка античного христианства в зависимость от литературных источников. К счастью, до нашего времени дошло множество сочинений христианских авторов I–III веков. Ортодоксальные общины, а также те, кого мы сейчас называем гностиками, были крайне активны в литературном отношении.

— Насколько в отечественной науке разработана эта тема?

— В Советском Союзе исследования в области античного христианства по понятным причинам были затруднены. Впрочем, отдельным авторам удавалось публиковать работы, посвященные истории первых христиан. Некоторые сочинения сохранили актуальность и доныне. Прежде всего, можно упомянуть Ирину Сергеевну Свенцицкую и ее книги. Нина Викторовна Пигулевская и Елена Никитична Мещерская, один из моих научных руководителей, активно занимались апокрифами и, шире, восточной христианской культурой. Иосиф Давидович Амусин опубликовал несколько трудов, посвященных истории кумранской общины. В настоящее время раннехристианскими сюжетами активно занимается преподаватель СПбГУ Алексей Дмитриевич Пантелеев. Александр Леонович Хосроев (Институт восточных рукописей РАН) публикует интересные работы, посвященные гностикам, манихеям и ранней истории египетского монашества.

— Что можно сказать о современном состоянии той области науки, которая изучает античное христианство?

— Науке о раннем христианстве исторически не повезло. Приведу пример из собственной жизни. Регулярно приходится получать приглашения и выступать на различных научных конференциях, как теологических, так и исторических.

Так вот для доклада, посвященного какому-нибудь сюжету из христианской истории II–III веков, как правило, не находится секции. Такой доклад чаще всего ставят в секцию «общецерковная история», где он теряется среди других докладов, посвященных проблемам церковной истории посленикеевского периода (IV–XI века). Не худшим вариантом будет попасть на секцию специалистов по Новому Завету. В последний раз мой доклад про иудеохристиан II века попал на «ветхозаветную» секцию. Иначе говоря, в современной рубрикации наук о христианской древности наука об античном христианстве занимает совершенно неопределенное положение: это уже не Новый Завет, но еще и не славная эпоха святых отцов. Подобное, правда в меньшей степени, характерно и для западной науки. Там, впрочем, имеется и несколько специализированных ассоциаций, также издаются специальные журналы.

— Что, как вам кажется, из установлений и обычаев раннехристианской Церкви может быть взято на вооружение сегодня, а что нет?

— Основное, что можно взять на вооружение, — способность ориентироваться на «собственные ресурсы» в деле церковной жизни. В мире первых христиан не существовало грантов, не было специальных государственных программ. Напротив, государство и городская власть были источником угрозы и инициаторами жестоких гонений. Долгое время у первых христиан не было возможности заниматься капитальным строительством. При этом раннехристианское движение было очень успешным, к началу IV века экклесия победила всех: империю, философию, синагогу, восточные и местные языческие культы. Причина успеха — правильно расставленные акценты. Первые христиане смогли создать тот способ общинной жизни, который был наиболее востребован со стороны представителей языческого общества, иначе говоря, обыкновенных людей. Людям нравилось то, как устроена общинная жизнь, какие отношения существовали среди членов экклесии. Царивший на собраниях дух братства и взаимной поддержки был самым эффективным миссионерским инструментом.

Впрочем, одними христианскими трапезами и социальной поддержкой сирот и вдов, практикуемой общинами, дело тоже не ограничивалось. Экклесия очень рано увидела своего союзника в культуре античной рациональности, в философии. У христиан быстро появился слой очень образованной и литературно активной интеллигенции. Эти авторы активно занимались философским творчеством, сочетая в разной пропорции библейское наследие и современные (мы бы сейчас назвали их «актуальные») философские течения. Лично для меня античное христианство — это такая интересная эпоха, когда христианская теория (богословие) ничуть не уступала практике (Литургии и диаконии).

Притом что я вижу в доникейском христианстве лучшие три века христианской истории, я прекрасно понимаю, что и в этом периоде были свои недостатки и «болезни роста». К последним я бы отнес отсутствие уравновешенного отношения к вопросам, связанным с семьей и деторождением. Не секрет, что в то время обращение в христианство, крещение часто воспринималось как отказ от семейной жизни. Там, где единственным Женихом был Христос, других женихов (и невест) быть не могло. Идеалы девства, полного отказа от сексуальной жизни

были крайне распространены не только в «еретических» течениях, но и в совершенно ортодоксальных общинах. Впрочем, подобное критическое отношение к семейным институтам было свойственно многим философским и религиозным движениям I–III веков.

— Часто приходится слышать, что не нужно ставить в пример раннехристианскую Церковь, поскольку сейчас люди живут совершенно по-другому. Как вы относитесь к подобным утверждениям?

— Я отношусь к этим заявлением с пониманием. Во многом эти люди правы. Те вызовы, с которыми сталкивалась раннехристианская экклесия, свойственны исключительно тому времени. Даже мученичество XX века имеет мало общего с римскими мучениками. Те трапезы, о которых я много писал в своей монографии, невозможно возродить в наше время. Причина проста — сейчас отсутствует культура совместных застолий, также нет социальной нужды в этом явлении. Евхаристия появилась в мире, где людям не только нравилось встречаться и трапезничать вместе, но для многих людей эти застолья были условием самого выживания. Очевидно, что в современном российском обществе дело с трапезами обстоит иначе.

Мне кажется, что каждый человек нуждается в идеалах и примерах. Это касается и общественных движений. Если эпоха мучеников и апологетов не идеал, то где он? Конечно, прочие эпохи христианской истории тоже можно воспринимать как идеальные. Эпоха отцов, Святая Русь, синодальный период — эти исторические фазы позволили проявиться отдельным сторонам церковного организма в максимальной степени. Хуже всего обстоит дело там, где торжествует принцип «я сам себе идеал». В данном случае критерием верности служит комфорт и мирская «целесообразность».

— Вы говорите, что христиане первых веков в образе жизни и соблюдении обычаев во многом походили на представителей других общин того времени. Но что же тогда оригинального, неповторимого внесло в общество именно христианство?

— Во время презентации в Москве меня поставил в тупик подобный вопрос. Слушатель попросил сформулировать три главные свойства, делавшие раннехристианскую экклесию феноменом античного мира. Признаться, я никогда не рассуждал в категориях «топ-3» или «10 горячих фактов об античном христианстве». Но тогда мне этот вопрос вдруг показался очень уместным. Действительно, если античное христианство было так похоже на современную ему синагогу, на философские клубы или союзы земляков, то чем же оно не было похоже? Наверное, ответив на этот вопрос, мы сможем узнать, почему Римская империя стала в IV веке христианской, а не митраистской или иудаистической.

Синагога познакомила античную цивилизацию с религиозностью, которая не исчерпывалась ритуалами, но подразумевала и философскую практику. То, чем прежде занимались философы, — пение гимнов, чтение текстов, их комментирование, публичные выступления и споры — все это было обычным делом для синагогального собрания. Недостаток у синагоги один — вступить в число полноправных членов союза почитателей иудейского Бога было очень непросто. К тому же после неудачи в иудейских войнах (66–73 годы и 132–136 годы) синагога постепенно отходит от принципов культурной открытости и делается все более этнически ориентированным, замкнутым движением. Из моего повествования ясно, что экклесия выиграла именно в этих двух моментах: к ней легко было примкнуть, и она была открыта культуре и обществу в большей мере. Далее, в отличие от синагоги экклесия была озабочена созданием «союза общин». Экклесии, рассеянные по всей Римской империи, ощущали сильную необходимость в том, чтобы поддерживать регулярные контакты друг с другом. Эти контакты подразумевали обмен письмами, дарами, приверженность принципам взаимного гостеприимства. В итоге к началу III века мы имеем дело с союзом общин (Ecclesia Magna, Великая Церковь), стоящим на консервативных позициях в этике (в отличие от гностиков), отказавшимся от изъятия Ветхого Завета из числа священных книг (в отличие от Маркиона) и сделавшим ставку на создание унифицированной организации, центром которой был епископ (в отличие от монтанистов).

— Вы упомянули, что христианское сообщество дистанцировалось от окружающих. А как же «Послание к Диогнету», где говорится, что христиане внешне ничем не отличаются от прочих людей?

— В этом памятнике содержится мысль, описывающая положение экклесии в античном мире. Анонимный автор-апологет пишет о христианах II века: «Живут они в своем отечестве, но как пришельцы; имеют участие во всем как граждане, и все терпят как чужестранцы. Для них всякая чужая страна есть отечество, и всякое отечество — чужая страна». Все это касается и Церкви в целом. С одной стороны, экклесия была чем-то «своим» для античного общества. Ведь сама экклесия также испытывала симпатию ко многим элементам античной культуры. Обратим внимание на то, что слова «экклесия», «литургия», «хиротония» — все это были термины, взятые из мира полисной жизни. Идеология полиса, сообщества равных граждан, разделяющих ответственность за будущее своего социального организма, способного к решению важных вопросов демократическим путем, — эти вещи были очень близки раннехристианскому движению. Не случайно экклесия нередко именуется в научной литературе микрополисом.

С другой стороны, сам автор цитируемой апологии указывает на то, что христиане — чужаки в том мире, где им приходится жить. На эту «контркультурность» я указываю в своей работе как на одну из наиболее характерных для античного христианства черт. Для жителя Римской империи основной формой демонстрации своей лояльности по отношению к обществу в целом являлось участие в культе императора. Возведение статуй в честь императора, посвящение религиозных построек императорской фамилии, создание посвятительных надписей — все это характерно для всех микросообществ античности, включая синагоги. Христианам же это было несвойственно.

Беседовал Иван Петров

Священник Алексий Волчков, родился 5 июля 1981 г. в Ленинграде. Обучаясь в 4-м классе Санкт-Петербургской духовной семинарии, поступил в Санкт-Петербургский государственный университет на исторический факультет, на кафедру истории Древней Греции и Рима. Магистр лингвистики. Закончил аспирантуру в Общецерковной аспирантуре и докторантуре им. свв. равноапп. Кирилла и Мефодия. Кандидат теологии (ВАК). Клирик храма Феодоровской иконы Божией Матери. Сотрудник Информационного отдела Санкт-Петербургской епархии. Преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии.

Женат, имеет троих детей.